* * *
Оставшись наедине с собой, Невилл первым делом действительно направился в ванную. Из зеркала на него смотрел семилетний мальчик с выпавшим передним зубом, взъерошенный и с покрасневшим от слез лицом. Невилл Лонгботтом собственной персоной. Но взгляд его глаз выделялся — это были не глаза испуганного страшным сном мальчика, а взгляд человека, повидавшего не самую приятную сторону жизни. Умыв лицо, Невилл стянул с себя пижамную рубашку и замер. На правой части груди был тонкий горизонтальный шрам, белёсый и слегка выделяющийся на слегка смугловатой коже. Он повернулся на сто восемьдесят градусов и, пытаясь оглянуться через плечо, увидел на спине, зеркально, такую же линию. Как от меча, который пронзил их с Луной. Дыхание снова сбилось. Это не сон. Это точно был не сон. Это была его, Невилла, жизнь. Ему не семь лет, а все семнадцать, и до этого странного пробуждения он несколько часов прыгал по полю боя, пытаясь выжить. Невилл сполз на пол, обхватив колени. Его трясло. Что же произошло? Вариант первый. Весь этот мир, который его окружает, это какая-то странная версия посмертия. Он умер, но продолжает жить в каком-то временном отрезке, где он был счастлив. Нет, это маловероятно. Но можно легко проверить завтрашним днём. Скорее всего, они будут повторяться или будут похожи один на другой, и он не будет стареть, а просто окажется замкнут в своем семилетнем состоянии и будет проживать счастливую жизнь снова и снова. Вроде бы звучало неплохо, но и врагу не пожелаешь. Вариант второй. Вся его жизнь была сном. И ему действительно семь лет, и он просто с очень богатым воображением придумал свою жизнь. Ночью и во снах время тянется по-другому, так что вариант возможен. Но этот вариант легко опровергнуть шрамом на груди. Или найти кого-то из своего сна, чтобы узнать, существуют ли эти люди. Надо напроситься с дедом в Косой переулок, вдруг встретится кто-то знакомый. Вариант третий. Самый нереалистичный, но самый возможный. Он каким-то образом переместился во времени. Но не его тело, а его разум — оказался в его младшей версии десятилетней давности, выместив собой маленького Невилла. Здесь проверка ещё проще — нужно просто вспомнить, что происходило в это время, и смотреть, как складываются события. Но непонятно, откуда шрам. Возможно, побочный эффект от перемещения во времени. Нужно будет разобраться, возможно ли это, и найти в домашней библиотеке всю информацию, какую можно. Рассуждения по поводу его текущего положения привели Невилла в чувство и помогли немного отрезвить голову. В любом случае, скорее он жив, чем мертв. И как бы то ни было, той реальности, что живёт в его воспоминаниях, больше нет. В ней он погиб, так что возможность вернуться исключается. Что же, адаптироваться так адаптироваться. И самое важное — записать всё, что сможет вспомнить, чтобы проверить все теории. Потому что на свою память Невилл полагаться не мог от слова "совсем" — она подводила его всегда, и он порой не мог запомнить элементарные вещи, если только не заучивал их до зубного скрежета. Поэтому в плане на ближайшие дни — записать всё, что только сможет вспомнить, а потом уже разбираться, что же с ним всё-таки произошло. И найти Луну. Он должен знать, что с ней всё хорошо и она правда существует, а не плод его воображения. При мысли о ней он искренне надеялся на невероятное, чтобы у него был второй шанс, чтобы всё исправить. Он сделает всё возможное, чтобы стать сильнее, чтобы защитить её.* * *
К завтраку Невилл спускался уже в приподнятом настроении. В шкафу нашелся его любимый домашний джемпер, с небольшим вышитым цветком каллы на груди. Джемпер был подарком от деда на его пятилетие, но после его смерти Невилл перестал его надевать, чтобы джемпер не сносился и он мог хранить его как память о дедушке. Но сейчас дедушка был жив, бабушка ещё не превратилась в железную леди, которой она была вынуждена стать, когда осталась одна, и поводов для грусти не было. Так что мальчик радостно надел любимую вещь и помчался по лестнице в малую столовую. Если уж сейчас ему семь лет и до трагичных событий, которые могут ожидать его в будущем, ещё далеко, можно насладиться моментом. В Лонгботтом-мэноре было два места для приема пищи. Большая столовая, богато украшенная зала, которая использовалась для приемов, с длинным столом, во главе которого неизменно сидел его дедушка, а по левую и правую руку — Невилл с бабушкой. Когда деда не стало, бабушке нужно было поднимать своё влияние в обществе, поэтому Невилл лишился места подле неё и обычно сидел среди остальных гостей, тогда как рядом с бабушкой размещали людей, с которыми она больше всего хотела наладить отношения. Он не любил эту залу, потому что всегда чувствовал себя в ней незаметным. После смерти деда бабушке стало не до возни со внуком, когда на её плечи свалилась забота о Роде, о поместье, о семейном бизнесе, и это ещё не считая кресла в Визенгамоте — пусть и только в полном составе. Так что Невилл был отдан на попечение домовым эльфам и гувернанткам, которые не хотели делать скидку на его плохую память и искать индивидуальный подход к его обучению, а шли по стандартной программе и отчитывались бабушке о его неудачах. И чем больше времени проходило — тем дальше его отсаживали на больших приемах в мэноре. Словно стыдясь своего непутёвого внука, Августа стремилась сделать его максимально незаметным, всегда кивком отпуская его с приема раньше времени. И мальчик тихонько выскальзывал из-за стола и скрывался в своей комнате. У него даже не было друзей среди своих ровесников, потому что бабушка редко приглашала своих партнёров со всей семьёй, и даже во время подобных приемов Невилл все равно сидел далеко от других детей и не контактировал с ними. Его бабушка боялась того, что ей может навредить наличие внука-сквиба, ведь первый выброс магии у Невилла произошел слишком поздно, и она не могла быть уверена, что её внук вообще маг. А она должна была быть идеальной, чтобы удержать семью Лонгботтомов на плаву. Но все негативные воспоминания о последних годах дома перед Хогвартсом легко вытеснялись положительными, которые у него хранились о времени их завтраков в малой столовой. Так что Невилл с долей предвкушения открыл дверь в комнату, где его уже ждали бабушка с дедушкой, и едва сдержал навернувшиеся на глаза слёзы от теплоты воспоминаний, которые сейчас разворачивались перед ним. Джером Мортимер Лонгботтом собственной персоной сидел в кресле у открытого окна. Ветер покачивал листы свежей газеты, которую он читал. И это был не "Ежедневный Пророк", а "Вестник Зельеварения" — его дед был известным зельеваром, вынесшим огромный вклад в науку и до сих пор занимающимся варкой зелий как по индивидуальным заказам, так и для больницы Святого Мунго. Помимо этого, именно он очень плотно занимался проблемой своего сына и невестки, которые в беспамятно-сумасшедшем состоянии находились на попечении больницы, пытаясь найти лекарство. Выпускник Рэйвенкло, он надеялся, что его сын пойдет по его стопам и тоже займётся наукой, но нет — Фрэнк поступил на Гриффиндор, а затем вместе с супругой подался в авроры и вступил в Орден Феникса, вопреки запрету отца. Семья Лонгботтомов всегда придерживалась нейтралитета во время беспорядков и войн. В юности Джером сам хотел поддержать Гриндевальда, поскольку тот обещал огромные перспективы, но Августа отговорила его, и это оказалось мудрым советом. Так что во время первой магической войны Джером отказался от щедрых предложений как Дамблдора, так и Волдеморта, и продолжил трудиться на благо страны, предоставляя зелья для больницы, в которой оказывались люди с обеих сторон конфликта. А потом там оказался и его собственный сын, причем в самом конце войны, прямо перед падением Волдеморта, и Джером остался с маленьким внуком на руках и с неразрешимой задачей перед собой. Но это не сломило его, и он остался в добром здравии, тем более у него было ради кого продолжать жить. И он верил, что если не он сам, то его внук сможет найти лекарство для родителей. Бабушка же стояла у небольшого круглого стола на трёх человек. Стол был зачарован магически и при необходимости мог увеличиться, чтобы вместить до шести человек. Его всегда использовали в узком кругу семьи, чтобы все сидели рядом, не выделяя кого-то особняком. Невилл и забыл, когда он последний раз ел за этим столом. После смерти деда они с бабушкой чаще всего ели порознь — каждому еду доставляли эльфы в их личные комнаты, либо же если хотя бы ужинали вместе, то делали это в большой зале. Насколько Невилл понял, бабушке было больно находиться в малой столовой, где они с мужем проводили каждое утро вместе. Августа Генриетта Лонгботтом была мудрой и сильной женщиной. Несмотря на всю её строгость и даже прозвище "Железная Августа", которым её наградили некоторые из её бизнес-партнёров, Невилл всё равно её любил и тайно надеялся, что она однажды сбросит эту железную маску и вновь оттает в его любимую и заботливую бабушку. И вот сейчас именно эта бабушка и стояла у стола, командуя эльфами, чтобы те накрывали завтрак для семьи, не забыв даже любимый джем Невилла — клубничный. Последние десять лет он знал только строгую и холодную бабушку, у которой единственными эмоциями в отношении внука были либо гордость, либо разочарование. И поэтому сейчас такая домашняя и лучащаяся теплом бабушка вызывала у него самые нежные воспоминания. Он подбежал к ней со спины и со смехом обнял за талию. — Ох, Невилл, ты меня сломаешь, — бабушка развернулась к нему и приобняла мальчика за плечи, — садись за стол, будем завтракать. Нехотя отпустив подол бабушкиного платья, Невилл забрался на свой стул и позвал деда, который сидел у окна, с теплой улыбкой глядя на свою семью. — Дедушка, давай к столу, без тебя не начнем! — Иду, малец, иду, — отложив газету на журнальный столик, Джером, весьма бодрый и подтянутый для своего возраста, встал и в пару шагов преодолел расстояние до стола, уже накрытого домовиками, и уселся рядом со внуком. Бабушка также устроилась на оставшемся стуле, оправляя складки на платье и кладя кружевную салфетку на колени. Невилл сидел и молча смотрел на своих бабушку и дедушку, которые фактически растили его как собственного сына. Конечно, он знал своих родителей и любил их, и очень надеялся, что однажды они придут в себя, но это бы не отменило того, что его первые слова, первые шаги и первый магический всплеск наблюдали именно бабушка с дедом. Они действительно были его семьёй, и только сейчас, когда они сидели перед ним, такие живые и счастливые, негромко переговариваясь, он понял, как ему их не хватало. Он сделает всё, что в его силах, чтобы защитить их. — Нев, о чём задумался? — голос Джерома вывел мальчика из транса, и он слегка мотнул головой, протягивая руку за тостом и джемом. — Ни о чем, дедушка! Просто думаю, как же сильно я вас люблю, — он чуть покраснел и потупил взгляд, когда дедушка потрепал его по голове. — И мы тебя, малец, — Невилл поднял голову, чтобы увидеть теплые улыбки своих самых близких людей, и расплылся в ответной широкой улыбке. — Ну что, ты у нас становишься совсем взрослым, — бабушка нарезала в тарелке омлет и по небольшому кусочку накалывала его на вилку. — Первый магический выброс — это замечательно! Очень надеюсь, что последующие будут не такими разрушительными. Хорошо, что Тилли быстро среагировала и позвала нас. Не забудь поблагодарить её! Кивнув бабушке, Невилл позвал домовика: — Тилли! — Да, молодой хозяин, — домовичка появилась из ниоткуда, с тихим хлопком. — Я хотел сказать спасибо тебе за то, что позвала бабушку с дедушкой и помогла потушить пожар, который я чуть не устроил. — Конечно, хозяин, Тилли была рада помочь! Тилли очень-очень рада магическому выбросу у хозяина. И это было правдой. Домовики, как известно, питались от магии хозяев и мэнора. И поэтому для них действительно проявление магии у детей волшебников являлось праздником. — Спасибо, Тилли, — Невилл улыбнулся эльфийке, — можешь возвращаться к работе, — и та, поклонившись, исчезла так же быстро, как появилась. Пару минут завтрак продолжался в тишине, прерываемой только тихим стуком вилок о тарелки. Доев свою порцию овсянки, Невилл потянулся за тостом, который щедро намазал клубничным джемом, под слегка неодобрительный взгляд бабушки — та считала, что много сладкого вредно, но сегодня не стала читать внуку нотации по этому поводу. — Бабушка, дедушка, а раз у меня был магический выброс, значит, мне можно теперь иметь волшебную палочку? — Невилл с горящими глазами переводил взгляд с одного из стариков на другого. — Боюсь, пока нет, Невилл, — мягко осадил его дедушка. — Как ты знаешь, палочку волшебникам покупают перед отъездом в Хогвартс, в одиннадцать лет, — увидев обиженный взгляд внука, он исправился: — Но это правило больше для магглорожденных. В чистокровных семьях палочку детям могут купить на год или два раньше. Невилл расплылся в счастливой улыбке. В прошлой жизни ему купили его собственную палочку только после битвы в Министерстве на пятом курсе; это было впервые, когда бабушка признала его и гордилась им. — Но не забывай, молодой человек, что прежде чем покупать палочку, ты должен научиться контролировать свою магию, — голос бабушки был строгим, но можно было отметить, что она всё равно довольна. — Конечно, бабушка, я буду учиться, — Невилл согласно кивнул, потому что понимал, что для того, чтобы не повторить своих прошлых ошибок, ему нужно стать сильнее и научиться гораздо большему. И как-то решить проблему со своей памятью. Остаток завтрака прошёл спокойно: дедушка рассказывал о статье подающего большие надежды зельеваре по фамилии Снейп, который недавно получил звание мастера и писал публикации для его любимого "Вестника Зельеварения". Обсуждал с бабушкой, возможно ли будет пригласить этого молодого человека к ним, чтобы подобрать лекарство для его сына и невестки. А Невилл тихонько хмыкал в тарелку, вспоминая Северуса Снейпа, который был одним из самых его нелюбимых учителей. Что же, если он вернулся во времени, можно попробовать всё изменить. Включая даже противного Снейпа. Эх, сколько дел, сколько планов.