чай, мем, ханьгуан-цзюнь

Лань Ванцзи ненавидит Ван Ибо. Он ни разу не встречался с ним лично, не видел его лица даже мельком, не слышал его голоса да и при всем желании не сумел бы определить род его деятельности. Как и в принципе оказаться там, где сейчас находился Ван Ибо — он же не умирал. А Вэй Усянь — да. Это чувство называется «ревность». Беспочвенная, возведенная в степень абсурдности. Вэй Усянь ни разу не контактировал с Ван Ибо, а если бы и контактировал, то это ни к чему бы не привело. Но Вэй Усянь находился рядом с Ван Ибо тринадцать лет, не имея возможности оторваться от него дальше, чем на десять метров, и Лань Ванцзи вдобавок завидовал — хотелось быть на месте Ван Ибо, если честно. Даже если бы он не смог осязать Вэй Усяня и взаимодействовать с ним. Простого осознания того факта, что он рядом, хватило бы для того, чтобы Лань Ванцзи чувствовал себя счастливым. Началось все в тот день, когда Лань Ванцзи заметил сигнальные огни из деревни Мо. Он курировал шестерых адептов Гусу Лань, вышедших на свою первую ночную охоту. Дело на первый взгляд было простым — пара ходячих мертвецов и какой-то неупокоенный дух, пугающие жителей с разных концов деревни. Адепты действовали согласно базовому плану. Выбрали удобное место — задний двор поместья, находившегося в сердце деревни Мо, установили в правильном порядке несколько флагов, привлекающих нечисть, предупредили всех, чтобы ночью никто не смел покидать покоев. Все как и задумывалось. Но после что-то пошло не так, потому что слабой нечистью дело не обошлось и на сцене возникла рука. Рука лютого мертвеца, расчлененного вместе с душой, рука с такой затаенной злобой, что никакие каноны нечисти ее не описывали. Рука Не Минцзюэ — как узнал потом Лань Ванцзи. Лань Ванцзи прибыл на подмогу растерянным адептам, ему пришлось остановить руку неоднократной мелодией смирения, и лишь когда пальцы, напоследок ласково огладив шелковые струны, отнялись от гуциня, Лань Ванцзи спустился со стены поместья Мо во двор. Навстречу ему кинулись потрясенные и обрадованные адепты без верхних одежд — те валялись вокруг обезоруженной руки и попахивали паленым — и наперебой заголосили «ханьгуан-цзюнь». А один голос — незнакомый, звонкий и звенящий от восторга, прокричал «Лань Чжань!» и вот тогда-то Лань Ванцзи и опешил. Только один человек звал его так — по личному имени, которого посторонние даже не знали. Всколыхнувшиеся воспоминания о том самом человеке захлестнули его, Лань Ванцзи даже не заметил, что на шею ему кинулся совершенно незнакомый человек и затараторил «Лань Чжань, там! Представляешь, где я был? Не представляешь, сейчас расскажу, ты только послушай!». Снизошло осознание на Лань Ванцзи махом — он резко оттолкнул от себя незнакомца и сделал широкий шаг назад. Что он себе позволяет!.. подумалось. А потом тот завопил «как же я мог запамятовать», шлепнул себя по лбу и начал тихонечко петь. Слова Лань Ванцзи были незнакомы, а вот мелодия… Адепты стояли, разинув рты, а еще больше оказались ошеломлены, когда Лань Ванцзи внезапно кинулся незнакомцу помогать, поднял его на ноги, прошептал «это ты» одними губами. А Вэй Усянь — и как Лань Ванцзи не смог узнать его сразу?! — снова кинулся с объятиями, на которые Лань Ванцзи пришлось робко ответить. Возбужденный, с горящими глазами и горячим лбом, Вэй Усянь говорил, как счастлив снова видеть его, Лань Ванцзи, как скучал и что совершенно не знал бы что делать, окажись все неправдой. Что именно — Лань Ванцзи не спросил. Вэй Усянь рассказал сам, когда они покинули деревню и остановились на постоялом дворе. Все еще не пришедшие в себя адепты собрались было подняться в свои комнаты, чтобы не мешать старшим обсуждать свои необсужденные дела за трапезой, как Вэй Усянь кинул им в спину: — Рад был наконец-то познакомиться, Цзинъи! А-Юань, я не забыл о тебе! Я так счастлив знать, что ты в порядке. Сычжуй споткнулся на последней ступеньке и едва не повалился кубарем вниз, но Цзинъи его подхватил и промямлил что-то невразумительное. А Лань Ванцзи впервые за вечер нахмурился: Вэй Усяня не было тринадцать лет, и, как он успел обмолвиться, воскрес только вчера. Он так сразу узнал в Сычжуе А-Юаня? Лань Ванцзи не собирался с ходу огорошивать Вэй Усяня этой новостью, но тот, похоже, и сам был в курсе. Когда принесли ужин, Вэй Усянь накинулся на еду так жадно, будто никак не мог насытиться. И, едва пережевывая, говорил: — Сначала нам надо разобраться с Пожирательницей Душ на горе Дафань. И Лань Ванцзи вновь вскинул брови: об этом он Вэй Усяню тоже не говорил, как до деревни Мо могли дойти слухи, о которых сам он своим адептам еще не поведал? — Я был мертв, но никто не мог призвать мою душу, потому что она не находилась в этом мире, — сказал вдруг Вэй Усянь, хлопнув по столу, когда допил кувшин вина. — Миров, как оказалось, целое множество, и после смерти мою душу потянуло на другую сторону. Перед смертью я думал, что мне так и не довелось увидеть твою улыбку… Наверное, поэтому я вдруг оказался перед кем-то, кто совершенно точно не ты. Этот человек действительно улыбался — у него такая милая улыбка, знаешь, Лань Чжань! Все вокруг звали его Лань Ванцзи и я не понимал, что происходит, пока другой не-ты не взял вдруг меч и не произнес так холодно «Вэй Ин». У меня аж мурашки пошли — ну, точнее наверняка бы пошли, будь у меня тело. …оказалось, что бесплотным духом Вэй Усянь оказался привязан к человеку по имени Ван Ибо. И тот был актером. Но не таким, как тут. Он действительно играл роль Лань Ванцзи. — Представляешь, Лань Чжань! Наш мир там описан в целой книге! И по ней снимали дораму! Я был в таком восторге, когда наконец-то ее завершили обрабатывать и показали по телевизору. Как бы занят ни был Ван Ибо, раз в неделю он садился на диван и смотрел, а я и вместе с ним. Там столько переврали, конечно! Придумали ерунду всякую, но это потому, что страна, в которой живет Ван Ибо, очень консервативная. Хуже даже, чем Облачные Глубины! То нельзя, это нельзя, жуть какая-то. Пока Лань Ванцзи сидел с совершенно бесстрастным выражением лица, Вэй Усянь объяснял, что такое «дорама» и как, по его мнению, она работала. — У них есть артефакты — камеры, которые запечатлевают то, что видят своим глазом — объективом. А потом получившиеся картинки вместе со звуком можно перенести на другой артефакт и… Как бы объяснить попроще? — почесал затылок Вэй Усянь. — В общем, это можно просмотреть несколько раз, добавить всяких штук, поменять цвета, укоротить и все такое. В итоге получается фильм. Совокупность движущихся картинок со звуком. Вот, про нас сняли такой фильм, в нем я был главным героем, — улыбкой Вэй Усяня можно было зажечь свечу. — Но фильм снимали по книге, которая оказалась… более правдивой, чем мне казалось до того, как я очнулся в деревне Мо и начали происходить те же самые события. Но тот я, из книги, ничего не знал. А я прочитал вместе с Ван Ибо и знаю все! Лань Ванцзи поначалу не понял, к чему это лукавство и что подразумевал Вэй Усянь своими подмигиваниями. А потом до него медленно дошло. Раз Вэй Усянь был главным героем, а книга описывала их мир, то значит и… — Я сначала подумал, что это была очень сильная, но неуверенная в себе заклинательница, — прошептал еле слышно Вэй Усянь и уставился взглядом в столешницу. Впервые за день Вэй Усянь смутился и даже неловко поерзал на месте. — И последние дни своей жизни я совершенно не запомнил. Я даже не понял, как очутился на Погребальных Холмах после Безночного города. И не слышал того, что ты мне тогда говорил. Скажи, Лань Чжань, — робко приподнял голову Вэй Усянь. — Скажи что я себе не надумываю. И что чертова книга в очередной раз оказалась права. И что… ты ждал меня эти тринадцать лет. В горле стало сухо и Лань Ванцзи с невероятным усилием сглотнул. — Прости, Вэй Ин, я не должен был… — начал было оправдываться Лань Ванцзи, но Вэй Усянь перебил: — Нет-нет, теперь я знаю! Особенно то, что значит ваша лента! И я согласен! Если ты… Я добровольно протяну руки. У меня был один год, в течение которого я знакомился… с летописью собственной жизни. И двенадцать лет ушли на то, чтобы принять, осознать и… понять, что я желаю того же. Я хочу стать твоим спутником на тропе совершенствования! — повысил вдруг голос Вэй Усянь и на них внезапно обернулись всей трапезной. — Хочу проводить с тобой каждый день своей жизни! Быть тебе верным другом и заботливым мужем! Сопровождать, куда бы ни пошел! И подарить нашему А-Юаню маленьких братиков и сестричек! Лань Ванцзи, пока Вэй Усянь не надумал сказать много чего еще, не предназначенного для лишних ушей, поднялся из-за стола, закинул Вэй Усяня в легком теле Мо Сюаньюя на плечо и молча направился в снятую комнату. *** Вэй Усянь думал, что сможет дотерпеть до момента, когда они останутся наедине, но ни черта не получилось. Чувства к Лань Ванцзи захватили его настолько, что вдруг он понял: не сможет пережить ни одной лишней минуты! Второе его признание оказалось таким же неуместным, как первое. То — в храме, при множестве свидетелей и под ехидными смешками Цзинь Гуанъяо, это — под взорами дюжины путников, среди которых оказались и заклинатели, направляющиеся на гору Дафань. Но теперь, когда Лань Ванцзи связывает его руки своей лобной лентой и преклоняет колени — Вэй Усянь думает, что лучшего момента в ближайшем будущем могло бы и не найтись.