Обман Маршалла

Дома Соня сразу уснула и проспала почти сутки, не отреагировав даже на настойчивые звонки забытого в прихожей телефона — к следующему утру на нем обнаружилось почти два десятка пропущенных вызовов от помощницы и клиентов. Плохо, конечно, непрофессионально, кто знает, что срочного она успела пропустить — но в календаре хотя бы заседаний на ближайшие несколько дней не стояло, иначе ее незапланированный отдых грозил обернуться катастрофой. Соня вздохнула, перезвонила в офис и, вытерпев поток ожидаемых вопросов: где она второй день пропадает, когда приедет и куда положила документы, которые обещала отдать — обрадовала помощницу, что ее не будет и сегодня, про старых клиентов помнит, а новых в обозримом будущем не берет, пускй обратятся к кому-нибудь другому. Отзвонившись еще нескольким людям, в первую очередь — Аркадию Семеновичу, и заверив, что жива, в порядке, просто неважно себя чувствует, но через пару дней вернется к работе, набрала номер Олега и долго смотрела на экран, не решаясь нажать кнопку вызова. Глупо было вообще так поспешно уезжать вчера: Соня сразу понимала, что Олег и его таинственный друг, кем бы он ни был — не воплощение добродетели и законопослушности, и с этим пониманием согласилась на них работать. Окажись они простыми криминальными авторитетами, легче бы не стало: если человек осознанно идет против закона ради достижения своих целей, а не защиты себя или близких, способ значения уже не имеет и кровь с рук не стирает. В конце концов, ее ни разу не просили делать то, что шло бы вразрез с ее принципами, а нынешние идеи Разумовского казались куда более верными, чем у многих деятелей-пустословов. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Соня с устало потерла лоб. Пожалуй, на месте Олега она бы тоже перестраховалась и отключила телефон, а лучше сломала и выкинула симку, благо достать новую сейчас не проблема. Или он просто занят. Или… Этих «или» могут быть десятки. Отложив телефон, она вытащила из кресла плюшевую акулу и в обнимку с ней упала на кровать, укрывшись одеялом до самой макушки и чувствуя себя маленькой девочкой, спрятавшейся в кажущемся надежным убежищем. Раз уж решила устроить себе выходной, стоит воспользоваться этим до конца. Весь день Соня провалялась в постели, вставая только ради того, чтобы сначала убедиться в привычной пустоте холодильника, а потом встретить курьера из доставки. Есть не хотелось, но она подозревала, что иначе станет совсем плохо. Днем спать удавалось урывками, а ночью мучали кошмары — то абстрактные, ни к чему не относящиеся, то возвращался тот, недавний, про охоту на волка; утром Соня проснулась вконец разбитая, плохо ориентирующаяся в пространстве, и первое пришедшее на телефон сообщение показалось продолжением дурного сна. «Можем поговорить? — без привычной велеречивости написал прячущийся за отсутствующим ником Разумовский. Сразу же отправил еще одно, такое же лаконичное. — Это касается Олега». «Я слушаю», — набрала Соня, но он удивил еще больше. «Лично. Не бойтесь, я не собираюсь причинять вам вред. Мне нужна помощь человека со стороны. И Олегу». Упоминание Олега ей очень не понравилось, еще и дважды. Разумовский — умелый манипулятор, многие люди дорого заплатили, позволив себя зацепить, вспомнить хотя бы того следователя. С другой стороны, сейчас он находится в более выигрышном положении просто потому, что знает, где она находится, и избавиться может в любой момент, не переводя красноречия. Сообщил ли ему Олег про недавний разговор? Что-то подсказывало — нет, иначе бы не отнесся так спокойно. Он не похож на человека, который стал бы на пустом месте разворачивать некую сложную интригу, если вопрос можно закрыть здесь и сейчас. Разумовский да, но не он. Что могло произойти, чтобы писать ей напрямую, а не через Олега? «Что случилось?» «Просто поверьте, вам этого лучше не видеть, — пришло минут через пять. Судя по надписи, что собеседник набирает сообщение, он что-то писал, потом стирал и снова писал, пока, наконец, на чем-то не остановился. — Сможете приехать, если я скину адрес? Или я сам до вас доберусь, поговорим в машине, но пожалейте пешеходов». Соня представила, как в закрытом дворе-колодце ее встречает давно мертвый террорист на радость всем сплетникам — она, правда, их еще не встречала, не лучшее время года для долгого сидения на улице, но в существовании не сомневалась. Или еще лучше: Разумовский заявится к ней в офис, окончательно похоронив репутацию. «Я приеду». В ответ пришла отметка геолокации с припиской из номера квартиры, и Соня с удивлением узнала адрес квартиры, куда ее привозил Олег. Точно, он же говорил, что квартира вроде служебной, значит, оба там бывают. «Часа хватит?» Соня решительно откинула одеяло и встала. В душу упрямо лезло беспокойство, но разумом пока удавалось понимать, что без информации накручивать себя не стоит. Разумовский сказал только о том, что нужна помощь, но ни слова — зачем и в чем именно, а значит, на деле оказаться может что угодно. «Да». Инстинкт самосохранения упрямо кричал, что подниматься в квартиру — сомнительная затея, лучше вернуться в машину, развернуться и уехать, желательно действительно из страны, как шутил Олег. Прислушивайся Соня к доводам разума, не ехала бы сюда вообще. Выкинула бы симку и уехала на другой конец России после разговора с Олегом. Не ввязывалась бы в полукриминальную затею с участием таинственных, но явно давно разругавшихся с законом людей. Бросила бы юридический на втором курсе, когда на судебной медицине первый раз сводили на вскрытие трупа. Вообще бы пошла в филологи. Дверь открылась еще до того, как она успела нажать на кнопку звонка. — Рад, что не ошибся, и вы не сбежали на полпути. — Не уверена, что не ошиблась я, — вздохнула Соня, устраиваясь на знакомом диване. — Так что вы хотели? — И никаких эмоций о том, что ожидали увидеть кого угодно, но точно не меня? — Разумовский сел в кресло напротив, закинув ногу на ногу и сложив из пальцев рук домик. Судя по тому, как домик дергался, его спокойствие было показным, а голос звучал рассеяно, как будто думал он совсем о другом. — Для упрощения разговора предлагаю обойтись без них. Или хотите увидеть полную версию моей истерики? Она займет часа три, но сомневаюсь, что свое… хм… инкогнито вы нарушили ради этого. — Хороший подход, — одобрил Разумовский и все-таки не выдержал, расцепил руки и взъерошил ладонью волосы. — Из-за меня Олег попал в неприятности. Кто-то хотел достать меня, но промахнулся, и теперь мне нужна помощь, чтобы его вытащить. Если тоже говорить коротко. — И какую помощь я могу дать? — искренне удивилась Соня и шарахнулась, когда он неожиданно вскочил. — Силовую, — Разумовский нервно прошел через всю квартиру, остановился, прислонившись к стойке. — У одного петербургского полицейского есть ко мне глубоко личные счеты, уверен, он не откажется меня поймать, желательно в сопровождении спецназа. Особенно если я пообещаю сдаться. — Подсказать адрес ближайшего отделения? — предложила Соня только потом поняла, о чем он говорил. — Сдаться? Серьезно? — Пообещать, София, не значит сделать, — наставительно заметил он. — Но да, я готов удовлетворить жажду мщения Грома, если он устроит облаву и вытащит Олега. — И зачем нужна я? — Видите ли, если бы надумал оказаться за решеткой, я бы уже сам к нему пришел, но на вечер у меня другие планы. Передадите ему маленькое сообщение и проследите, чтобы он направил группу в нужное место к нужному времени. Соня непонимающе посмотрела на него. Разумовский казался на удивление… нет, не нормальным, это слово к нему не применимо, но обычным человеком, расстроенным и выбитым из колеи, мало похожим на тот образ эксцентричного миллионера, который любил брать в руки чужие жизни и который за словом в карман не лез. Ехидства ему хватало и сейчас, но словно неохотного, по инерции. На всех видео, которые удалось найти в сети, он выглядел самоуверенным отличным оратором, а не путающимся в словах рассеянным мужчиной, и это сбивало с толку гораздо сильнее, чем сам факт наличия в квартире живого Разумовского. — То есть мне надо заявиться в полицию и определенному следователю передать, что Сергей Разумовский жив, затевает какое-то злодейство и очень хочет его видеть, верно? — переспросила Соня, ощущая себя героиней дурацкого произведения, в котором персонажи по мановению руки автора соглашаются на разные глупости. — И он поверит даже несмотря на то, что после последних событий о вас вспомнили буквально все? — За вашу проницательность вас и ценим, — как-то нехорошо улыбнулся Разумовский. — Могу наговорить короткое сообщение для него. — Еще предложите на видео спросить, скучал ли он, — пробормотала Соня. — И меня из отделения не выпустят как сообщницу. Сочините лучше какую-нибудь речь, я запишу ее отрывок и скажу, что, рискуя жизнью, на встрече с сомнительным клиентом включила диктофон. — Постарайтесь справиться с первого дубля, на второй заход меня не хватит, — предупредил он и выдал проникновенную речь о бесчестности бандитов Петербурга минут на пять, больше напоминающую поток сознания. — Хорошо, что мне это не нужно пересказывать, — ошарашенно сказала Соня, отключив диктофон. Ладно, черт с ним, со смыслом, главное голос, да и полет фантазии, если верить все тем же сетевым заметкам, похож.— А Олег еще уверен, что у вас лучше получится рассказать про затею с наведением справедливости… Знаете, во времена «Вместе» вы справлялись лучше. — Специально для вас после всего подготовлю часовую лекцию, — криво усмехнувшись, пообещал Разумовский. — Только потом не жалуйтесь. Если, конечно, организуете полицию к складу. Адрес я скину в сообщении. — Спасибо, но можно без лекции, — вежливо отказалась Соня, поднимаясь. Лучше будет выехать прямо сейчас, дорога займет минут сорок, сколько времени уйдет на общение с Громом, вообще неизвестно, а если дело серьезное и все надо действительно срочно. За время дороги Соня так и не смогла осмыслить идею Разумовского. Для какого-то дела ему необходим спецназ — это ясно, но и только. Кто в своем уме отправит на неизвестный склад группу без адекватной мотивации, когда в городе черт знает что происходит? Сама по себе тема Разумовского морально устарела еще лет пять назад, чтобы сейчас бездумно кидаться на его поимку, не имея на руках доказательств, что это не фейк, не подстава и не попытка отвлечь внимание от главной проблемы. Да, возможно, его упоминание действительно заставит сорваться с места одного конкретного следователя, у которого он возглавляет список личных врагов, но что может один человек, когда нужен десяток вооруженных? К тому же что Гром не так давно, всего с полгода, как вышел на работу после длительного перерыва, громкого увольнения и психиатрической больницы — по дороге Соня позвонила Аркадию Семеновичу и слезно попросила в двух словах рассказать про следователя, к которому ее послал клиент и которого она раньше не встречала, взамен пообещав навечно отдаться в дачное рабство. Хорошо, что генерал был слишком занят и не соотнес ее недавний интерес к делу «Гражданина» с сегодняшним вопросом. Никто в здравом уме в такой ситуации не станет рисковать своей карьерой и добрым именем ради сомнительной охоты за призраком прошлого. Да Грома самого психом сочтут, который на одном зациклился. Соня свернула на парковку, заглушила двигатель и вздохнула, с трудом поборов желание постучаться головой о руль. Да она сама не нормальная — рассуждает о том, как бы подняли на смех какого-то следователя, и в то же время сует голову в петлю. «Постарайтесь, чтобы он поверил, что вы всего лишь моя жертва. При желании купите в каком-нибудь магазине ошейник или браслет с мигающим диодом и можете не сомневаться, его проймет», — напоследок сказал Разумовский, когда она уже выходила на лестничную клетку. Устраивать такое дешевое представление Соня не стала, но как дополнить изначальную идею, чтобы она выглядела хоть сколько-то вменяемо, придумала. В отделении возникла заминка: дверь кабинета, который назвал дежурный, оказалась заперта. Правда, он же уверял, что Гром никуда не выходил и должен быть где-то в здании, наверняка скоро освободится и вернется к себе, можно подождать на стуле в коридоре. Перспектива не радовала, получалась очередная бессмысленная трата времени, но выбора не было. А ведь сейчас Соня могла бы помогать тем, кто действительно нуждается — новым клиентам, которых помощница третий день вынуждена разворачивать. С другой стороны, среди них действительно безгрешных находились единицы, так что польза обществу от нее все равно сводилась лишь к тому, что портила жизнь Суркову, а все стоящие дела в последнее время только Разумовский и подкидывал. И из-за этого теперь стоит окончательно превратиться в ручного зверька, который бегает в нужном направлении по указке хозяина? Кидаться в омут просто потому, что кто-то — маньяк и террорист! — назвал волшебное слово: «Олег»? Соня схватилась руками за голову. Да! Разумовский мог не обольщаться — в другой ситуации она бы просто отказалась участвовать в этом цирке, даже если бы к горлу приставили нож. Жить ей хотелось, но и работать, занимаясь пусть сложным, зато любимым делом, тоже, а после некоторых поступков это будет просто невозможно хотя бы потому, что окончательно растеряет к себе. На мнение прижатых к стенке следователей по большому счету плевать, пока это помогает простым людям, но если становится просто развлечением для психопата… С Олегом же может быть все нормально. Он мог уехать за город, потерять телефон, просто исчезнуть — с таким-то другом и их общим прошлым удивительно скорее то, что он так долго продолжал работать на Разумовского. Проверять, рискуя жизнью Олега, совершенно не хотелось. — Вы ко мне? — Да, — Соня встрепенулась и поспешно встала, одергивая свитер. На встречу с Разумовским она не стала ни краситься, ни надевать костюм, и теперь выглядела не слишком презентабельно. — Вы Игорь Гром? Мы можем поговорить без посторонних? Не знаю, к кому еще могу обратиться со своим вопросом. Гром помедлил, окидывая ее пристальным, оценивающим взглядом, явно отмечая и растрепанные волосы, и бледность, и синяки под глазами; в чем-то для себя убедившись, повернул в замке ключ и пропустил ее в кабинет первой. — Конечно. Дверь захлопнулась, словно отрезая пути отступления — уйти-то всегда можно, но вряд ли заинтригованный Гром так просто от нее отстанет. Как и Разумовский. — Я адвокат, София Ядрина, — Соня, не раскрывая, выложила на стол удостоверение и села на свободный стул, разом ощутив, насколько от всего устала, и что сил на длинный разговор, игру в угадайку и недомолвки просто не осталось. — Но я не по поводу ваших дел. — Тогда для чего? — Может быть, это нарушает адвокатскую этику, но… У меня есть клиент, и я его боюсь, — почти честно сказала она. — Не знаю, что он собирается делать, но не хочу, чтобы страдали люди. — Почему вы уверены, что он что-то задумал? — спросил Гром, садясь за стол, и в его интонации действительно слышался интерес, а не желание убедить посетительницу, стоя спиной к взрыву, что все в порядке, просто дети балуются со спичками. — Он сказал прямым текстом. — Перескажете? — Я записала кусок разговора, — Соня вытащила телефон, но воспроизведение включила не сразу, замешкавшись. — Одно «но». Вы поймете, почему я пришла к вам, а не к кому угодно другому. «…не можете помочь юридическими методами, значит, придется заниматься самому, — Разумовский говорил почти в микрофон, и голос его был хорошо слышан, а судя по окаменевшему лицу Грома — еще и узнаваем. — Вы так трясетесь над жизнями этих отбросов, преувеличивая их ценность. Чем они так дороги обществу, которое вы представляете? Незаконной торговлей оружием, наркотиками, а может, рэкетом? Люди только благодарны будут, если из Петербурга исчезнет одна банда, и если для этого понадобится взрыв — значит, будет взрыв». — Это?.. — спустя минуту сквозь сжатые зубы спросил Гром, и от выражения его лица в этот момент стало страшно. — Не уверена, я никогда не видела Разумовского вживую, — Соня сжалась на стуле под взглядом, резко потяжелевшем при упоминании фамилии. — Может, двойник или подражатель.  — Подражателей сейчас много. Удачное совпадение после недавнего явления Чумного доктора. Вы знаете, о чем он говорит? Соня вздохнула. Знала, конечно — Разумовский на полном серьезе собирался изобразить, что добровольно сдается в руки правопорядку, вот только ни один вменяемый человек в искренность его намерений не поверит. Скорее, заподозрит ловушку (и нельзя с уверенностью сказать, что это не так), поэтому разбрасываться столь смелыми заявлениями точно не стоит. — Он хотел, чтобы я помогла прищучить каких-то бандитов, терроризирующих людей, а потом обставить их поимку с помпой. Даже предположить не могу, зачем это нужно, в добрые намерения и заботу о людях верится с трудом, — звучало все равно бредово, но хоть немного лучше. — Я отказалась, и он решил сам… вы слышали. — Как на вас вышел? — В интернете есть сайт, через него, вероятно, — Соня передернула плечами. — Я не скрываю свои услуги. Что мне делать? Гром шумно выдохнул, оперся лбом в сплетенные замком пальцы и минут пять молчал, а потом решительно сказал: — Адрес. Я должен проверить. — Собираетесь ехать в одиночку? Если все правда, то помимо Разумовского там будут еще и другие люди, скорее всего, вооруженные. — Против него отряд спецназа не всегда помогал, — мрачно ответил он. — Который мне ради бандитских разборок никто не выделит. Попробую договориться с парнями, кто не занят. Так дадите адрес? — При одном условии, — Соня послушно написала улицу на протянутом листе, но отдавать не спешила. — Я тоже хочу присутствовать. — Вы сами говорили про вооруженных людей, — напомнил Гром и сам забрал бумагу, просто выдернув из пальцев. — Нет. — Я все равно знаю, куда ехать, запирать меня у вас нет оснований, а без них проблем от этого станет только больше. — Если просто закрою в кабинете, за арест не сойдет, — он покрутил в руках допотопную «Нокию», как будто хотел кому-то позвонить, но потом передумал и встал, красноречиво звякнув ключами, не то пугая, не то и правда собираясь воплотить угрозу. Соня скрипнула зубами. Разумовский может быть доволен — Гром готов рвануть туда, куда сказали, даже не слишком разобравшись в ситуации; всем бы такое рвение… Но доберется он туда, и что? Все еще нет доказательств, что ее не использовали просто для достижения некой цели, прикрывшись Олегом, и слишком много вопросов осталось без ответа. Если явление полиции на склад окажется напрасным, Гром, разумеется, об этом скажет — как минимум возмутится, что просто так вытащил своих парней, которые вместо вечернего отдыха поперлись на окраины Петербурга. А если нет? Если от явления вооруженной группы людей действительно зависит жизнь Олега, как она сможет об этом узнать? Благородный Разумовский позвонит и сам обрадует, что все удалось? Смешно. Он что-то недоговаривал, и теперь из-за недомолвок логика событий рушилась, отказывая выстраиваться в ровную линию. — Слушайте, — Соня схватилась за голову, надеясь удержать последние остатки здравого смысла, который паковал чемоданы и готовился ее покинуть, и тоже вскочила. — Он сказал, что от этого склада и этой банды зависит благополучие близкого мне человека, поэтому и обратился ко мне. Понятия не имею, настоящая угроза или нет, блефует он или изучил не только страничку в интернете, но и мое окружение — я не могу сказать, что творится в голове психически больного человека! Но проверять не хочу. Равно как и сидеть в подвешенном состоянии, надеясь, что по итогу мне кто-нибудь что-нибудь скажет. — На него похоже, — тихо сказал Гром. — Оставьте свой номер и не уходите сильно далеко. Мне нужен хотя бы час, чтобы найти кого-то, я позвоню, как будем готовы. Обещанный час подзатянулся, и Соня начала подозревать, что про нее предусмотрительно забыли, найдя хорошую возможность тактично отвертеться от ее присутствия. В начале седьмого она уже почти выехала с парковки, чтобы самостоятельно добраться до чертова склада, когда позвонил очень недовольный и чем-то разозленный Гром и спросил, не сможет ли Соня захватить его от отделения. — Задержали по другим делам, — хмуро пояснил он, дергая ремень и никак не попадая застежкой в клапан. — А парни, которые согласились помочь, на другом конце Питера, им сюда ехать — терять время. Соня недовольно посмотрела на ремень, но промолчала. Оплатить штраф за непристегнутого пассажира вышло бы дешевле, чем ремонтировать машину, другое дело, что нервничающему мужчине под руку лучше не говорить, иначе вместо мелкой поломки есть риск лишиться половины салона. Время выезда оказалось неудачным — город встал в вечерних пробках, не помогло даже то, что Соня, презрев водительскую этику и глубоко себя за это презирая, крутилась между рядами и выиграла с десяток минут, создав, правда, пару аварийных ситуаций. Но вроде бы никто не стукнулся. Расслабиться смогла только на пустой дороге, где удалось немного ускориться, и с удивлением обнаружила, что так вцеплялась в руль, что пальцы начали ныть, а руки свело. И все равно приехали слишком поздно, почти в восемь, когда коллеги Грома уже вовсю шерстили склад. Полицейских машин видно не было, только потрепанный жизнью внедорожник. Больше ничего и почти никого. — Не знаю, Игорь, что у тебя за чудо чуйка на всякое дерьмо, но она тебя не подвела, — стоявший у внедорожника мужчина бросил на землю окурок и растер ногой. — Внутри картины разрушения и десяток трупов разной степени побитости. Кого-то задушили, кто-то с огнестрелом, одному вообще глаз выковыряли. А это кто с тобой? Я думал, у тебя другая напарница. — Добровольная помощница, — обтекаемо ответил Гром. — Давно лежат? Живые есть? — Да никого, — сплюнул мужчина. — А насчет давно… я не эксперт из сериала, чтобы сходу до минуты назвать. Час, может, пару. Но не дольше, чем с обеда. Надо наших вызывать и оформлять официально. — Можно посмотреть? — не выдержала Соня, отчетливо увидев перед глазами недавний кошмар. Устоять на ногах ей помогло только осознание, что иначе ее точно оставят в машине, пристегнув к ней наручниками. — Это не для женских глаз. Скорой, чтобы еще и вас откачивать, тут нет. — Я многое видела, трупами меня не испугать. Игорь… — она осеклась, сообразив, что не знает отчества. — Мне надо посмотреть самой. — Уверены? — с большим сомнением спросил Гром, хотя на его лице читалось полное понимание. Наверняка в такой ситуации он бы сам не довольствовался бы ролью наблюдателя. — Ладно, идемте. Только постарайтесь держать себя в руках, если станет плохо — выйдите сразу. От меня не отходить, руками ничего не трогать. Произошедшее внутри склада впечатляло: рухнувший подвесной балкон перегородил часть помещения, ощутимо его уменьшив, поднятая боем пыль клубилась в воздухе, не успев осесть, оружие и тела в неестественных позах, лежащие в крови. — Эффектно, — тихо пробормотал себе под нос Гром. — Мы быстренько пробежались, в других помещениях пусто, — сказал вошедший следом мужчина. — Тщательно не смотрели, но сдается, вся красота здесь. У одного из выходов, правда, какая-то вошкотня была, но чисто так, перила на лестнице помяли, без трупов и крови. — И никого не видели, чтобы выходил? — Машина на встречу проехала, но отсюда или нет, не скажу. Если что, возьми запись с регистратора, может, получится рассмотреть номер и водителя. — Думаешь, в семь вечера недалеко от склада с кровавой баней внутри может ехать случайный человек? — угрюмо возразил Гром, склоняясь над двумя телами с порезанным горлом, сложенными крестом. Вряд ли их так укладывали специально, скорее не повезло оказаться рядом в момент смерти. — Дай завтра флешку с записью, посмотрю. Соня предусмотрительно закрыла лицо перчаткой — от запаха замешанной на крови грязи начинало мутить — и огляделась, первым делом наткнувшись на тело с окровавленным лицом и кашей вместо одного из глаз. Это же каким извращенцем надо быть, чтобы так… С другой стороны, все убитые — крепкие вооруженные мужчины, против таких будешь использовать любую возможность. Правда, в представлении Сони, чтобы справиться с такими в рукопашную, надо быть среднестатистическим бойцом спецназа. Но если подумать, у Разумовского такой боец есть. Мда. — Ну что? — спросил Гром десять минут спустя. — Все нормально. В смысле… — Соня прикрыла глаза и поправилась. — Не нормально, конечно, но я увидела достаточно. — И можете ехать? — Думаю, да. — Тогда я провожу, — он подхватил ее под руку и настойчиво потащил на улицу, отпустив только у самой машины. — Вам лучше уехать, наверное, чтобы потом не было лишних вопросов. Я оформлю все как поступившее анонимное сообщение, вас упоминать не буду. — А Разумовский? — тихо уточнила Соня, чтобы другие не слышали. — Кажется, он не врал. — Руководство сочтет, что у меня от последних новостей поехала крыша на его тему, да и коллеги тоже. Но я запомню, что он жив и приложил руку к делу, — пообещал Гром, кивнув на склад, и в последний момент, когда она уже села в машину, придержал дверь, попросил. — Дайте знать, если он снова объявится. Вы правы, городу не нужны новые глобальные потрясения, а от вас он так просто не отстанет, раз нашел рычаг давления. — Хорошо, — кивнула Соня и, оставшись одна, откинулась на спинку кресла. Ничего не прояснилось, кроме того, что Разумовский на самом деле псих и маньяк, в груди неприятно жгло, сил хватало только на то, чтобы набрать короткое сообщение: «Вы где?» — но Гром был прав, задерживаться не стоило. Пришлось собраться, взять себя в руки и потерпеть с саможалением до дома. На сообщение он не ответил ни вечером, ни следующим утром, даже не прочитал, и Соня, глянув на экран телефона перед работой, отключила звук и со злостью засунула его подальше в сумку. Чего и следовало ожидать, Разумовский получил свое и не появится до тех пор, пока ему снова не понадобится что-нибудь столь же абсурдное. Или не объявится вовсе, но это только к лучшему, не велика потеря, не считая того, что вместе с ним наверняка придется забыть про Олега. О том, что с вероятностью больше с ним не увидится, Соня старалась не думать. Вообще ни о чем лишнем, кроме текущей работы: разобрать накопившиеся дела, с которыми не справилась помощница, сопроводить клиента на допросе, заехать в суд, а потом снова закопаться в бумагах. И потом, вечером, если останется время, поплакать о своей незавидной судьбе. Но вместо слез лучше заехать к ним на квартиру, вдруг есть смысл? Не факт, конечно, что туда кто-нибудь когда-нибудь придет, но вдруг. В обед Соня все-таки вспомнила о телефоне и неожиданно обнаружила пять непрочитанных сообщений, последнее — минут двадцать назад. «Гром вчера явился?» «Если да, жаль, что я пропустил». «София, у вас все хорошо?» «Вы не читаете сообщения, а телефон находится в полиции. Проблемы?» «Если вдруг попали в СИЗО, не стесняйтесь, мы поможем. У меня большой опыт в побегах из тюрьмы». Она хмыкнула. Какая трогательная забота. «Он разочарован, что не встретил вас. Собирается начать охоту на ведьм». Ждать ответа долго не пришлось, видимо, Разумовский смотрел в телефон: «Рад, что к нашим проблемам не добавился арестованный адвокат. Знаете хорошую частную клинику, в которой за хорошие деньги умеют хорошо закрывать глаза на личность пациента?» «Зачем?» «У меня на руках два тяжелых человека. Один упал с высоты, у другого порезана спина, вывернуты руки и выбит глаз. Самому искать в этом лазарете нет времени». Соня сжала телефон и на несколько секунд зажмурилась, стараясь отогнать подступившую дурноту и успокоить разошедшееся воображение. В конце концов, Разумовский же не сказал, с кем произошли эти… несчастья. Ответ она набрать не смогла, промазывала мимо букв, отправила геолокацию нужной клиники. Действительно отличная, сама там всегда лечилась, а персонал не болтливый. «Спасибо, — этим, впрочем, Разумовский не ограничился. — Хотите увидеть Олега, приезжайте туда через пару часов. Не уверен, что довезу их быстрее». Но раньше Соня не смогла бы и сама: сильнее всего ей хотелось встретиться с Олегом, но и снова откладывать работу было нельзя, пришлось собраться и выкинуть из головы лишние мысли, сосредоточившись на клиентах. — Добрый день, София Алексеевна, — сидевшая на ресепшене клиники девушка приветливо улыбнулась; Соня всегда поражалась ее способности при большом потоке клиентов запоминать имена если не всех, то многих, и иногда начинала подозревать, что место секретаря занимал киборг из фантастического фильма, а не живой человек. — Чем могу помочь? Вы на сегодня не записаны, произошло что-то экстренное? — Со мной ничего, хотела поддержать знакомого, которому вас посоветовала. — Он по записи? — участливо спросила девушка, глядя на монитор. — Сильно подозреваю, что нет, но обратился скорее всего… — Соня заглянула в переписку с Разумовским. — К травматологу или офтальмологу. Наверное. И недавно. — Попробуйте пройти в комнату ожидания, возможно, ваш знакомый там. Оба специалиста сейчас заняты, — девушка вышла из-за стойки и указала рукой на коридор, намечая направление. — До конца и направо. — Спасибо. По коридору Соня шла, едва переставляя ноги — с одной стороны, боялась, что никого не увидит, вдруг Разумовский решит вести своих раненных в другое место (интересно, кто второй?), с другой же не давал покоя последний разговор с Олегом, оставивший после себя сплошную неопределенность. Для себя она все решила, иначе бы не пошла ни на встречу к Разумовскому, ни к Грому, другое дело, что подумал Олег… Он сидел боком на диване, упершись плечом в спинку и положив на нее голову; один глаз был красноречиво заклеен, второй закрыт. Видимо, именно про него Разумовский говорил, что вывернуты руки и повреждена спина, иначе бы устроился удобнее. — Привет, — Соня села рядом, стараясь не потревожить, но Олег вздрогнул и дико уставился на нее целым глазом. — Наверное, глупо спрашивать, как ты. — Ты что здесь делаешь? — совсем уж хрипло спросил он с таким видом, как будто не до конца осознавал происходящее. — Я посоветовала сюда приехать, Сергей не сказал? — Все-таки не сбежала в Финляндию, — криво улыбнулся Олег, выпрямляясь. — И Серого не шугаешься. — Он не обманул о том, что ты попал в неприятности, а его предложение вытащить меня из СИЗО в случае чего выглядело… хм… мило. Думаю, я смогу смириться с его существованием, — от накатившего облегчения потемнело в глазах, и Соня хотела прислониться к Олегу, но не рискнула, побоявшись сделать больно, пришлось воспользоваться проверенной спинкой дивана. — Что он требовал такого, что ты могла попасть в СИЗО? — Давай потом? Главное, что ты… ну, хотя бы жив. Я ведь испугалась, что все совсем плохо. Он что-то ответил, но слова прошли мимо сознания. Накатилась усталость, как будто Соня несколько дней без отдыха провела на ногах, и все стало совершенно не важно — Олег жив и сейчас рядом, врачи в клинике хорошие и ему помогут, остальное несущественно. — Соня?! — София Алексеевна?! Кажется, ее легонько потрясли — а может, показалось, этого она уже не поняла; единственное, что успела почувствовать — резкая боль в груди, за которой наступила полная темнота.