The Name on my Cast

Среди теплого дерева старых книжных полок, а особенно под аккомпанемент хохота Тэхена под боком, Чонгук почти забывает о том, что на пороге уже зима. — Знаешь, кажется, ты реально заинтересовался чтением, — говорит Тэхен однажды в пятницу, когда они копошатся в научной секции библиотеки. Оказалось, что тот учится на физика в колледже неподалеку, поэтому Чонгук тратит уйму своего свободного времени, прочесывая научную секцию и слушая, как Тэхен рассуждает о новых теориях, которые он узнал на занятиях. — Я предполагал, что ты это скажешь, — отвечает Чонгук, бесцельно уставившись на диаграмму, изображающую метод измерения расстояния между Землей и Луной. Это «Краткая история времени» Хокинга, и он протягивает ее Тэхену: — Читал? Тот отвлекается от своей домашней работы и улыбается: — Ага, раз пятнадцать или шестнадцать. Затем встает со своего места, подходит к Чонгуку и садится с ним рядом бедро к бедру. Он тянется к книге, но не забирает ее, а нежно обхватывает ладонью обложку, чуть выше ладони Чонгука, и аккуратно переворачивает страницы вместе с ним. — Вот оно, — мягко выдыхает Тэхен и осторожно убирает руку. Там, на странице — изображение того, что Чонгук не может назвать ничем иным кроме как «вихрем из звезд». Картинка темная и зернистая, с белым оттиском, но ему абсолютно понятен благоговейный тон Тэхена. Он поднимает взгляд и видит, что Тэхен смотрит вовсе не на картинку. Они так близко друг к другу, что Чонгук может разглядеть, где пряди его челки касаются ресниц. — Знаешь, единственное, что я запомнил из всей книги... — начинает Чонгук, инстинктивно делая голос ниже — словно прямо сейчас, зажатые между двумя книжными полками в научной секции, они совершают свое собственное открытие, которое однажды может быть задокументировано в точно такой же книге. Тэхен гудит, чтобы он продолжил, а его взгляд бегает по лицу Чонгука. — ...Хокинг сказал, что люди находят успокоение в идее бесконечности вселенной. В том, что даже когда они покинут мир, вселенная будет продолжать жить, — Чонгук не знает, почему вдруг вспомнил именно это, но. — А я подумал, что мне бы скорее хотелось, чтобы вселенная умерла вместе со мной. Тэхен коротко кивает — и смотрит так пристально, будто хотел услышать именно это. — Я понимаю, о чем ты, — отвечает он, а его голос настолько низкий и тихий, что Чонгуку приходится читать по губам. И он не может оторвать взгляда от его губ: он знает, что сейчас произойдет. Какая-то часть внутри него знала об этом всегда — еще с того момента, когда несколько недель назад Тэхен спросил, не нужно ли ему что-нибудь подсказать. Поцелуй теплый и, так как Чонгуку не с чем сравнить, самый лучший. Становится так тепло, когда одна рука Тэхена находит путь к его шее, а вторая нежно ложится на колено. Только Чонгук не зна́ет, что ему нужно делать, поэтому столбенеет. Нутро окатывает холодной волной. Тэхен отстраняется и с опаской заглядывает ему в глаза. Его ресницы трепещут, лицо по-прежнему в интимной близости от Чонгука, и тот чувствует его вздох своими губами: — Ты... — тихо начинает Тэхен. Он облизывает губы и на мгновение закусывает нижнюю: — Это из-за него, да? Горло сжимается, и Чонгук понуро кивает. — Ничего, все нормально, — спешит утешить Тэхен. Как только с губ Чонгука срывается первый всхлип, он тянет его к себе и прижимается к нему лбом. — Все хорошо, все хорошо. Сжатый в крепких объятиях, Чонгук плачет ему в плечо, сражаясь с таким невыносимым удушьем, что впервые в жизни ему хочется лежать в снегу. НОЯБРЬ 1998 В следующий раз, когда Чонгук видит Хосока, траву во дворе покрывает слой снега, который продолжает сыпаться с неба. Это раннее утро: он выходит из комнаты, чтобы приготовить кофе, и, зайдя в кухню, находит Хосока, облокотившегося на стойку. Чонгук встает как вкопанный. Хосок мокрый, щеки и нос красного цвета. На нем куртка, но она тонкая, из хлопка, а все штанины в грязи. — Ты что, ехал на велосипеде? — вырывается у Чонгука. — Ага, — коротко отвечает тот. — Господи Иисусе, — бормочет он и бросается к Хосоку, чтобы снять с него куртку. — Хэй, — отталкивает его руку Хосок, — ты что делаешь? Чонгук скептично глядит в ответ. И вопреки всему, он не может не посчитать вид краснеющих щек Хосока прелестным: они такие розовые и гладкие, словно у девушек с полотен эпохи ренессанса, словно у куколки, только купленной в магазине. — На улице холодно, а ты в мокрой одежде, — говорит Чонгук, игнорируя свои мысли, — я знаю, у тебя на родине обморожений не бывает, а вот у нас бывают. Он тянется, чтобы расстегнуть его куртку, но Хосок перехватывает его руку у молнии. Они напряженно глядят друг другу в глаза — через мгновение тот медленно отпускает хватку. Не разрывая взгляда, Чонгук осторожно расстегивает молнию. Когда он проникает руками внутрь куртки, чтобы снять ее с плеч Хосока, тот медленно вытягивает руки назад, чтобы было легче. Стоит Чонгуку коснуться его локтей, с губ Хосока срывается маленький вздох. Сердце Чонгука начинает стучать быстрее — он знает, что сердце Хосока тоже: он видит, как его грудь стала вздыматься чаще, чем раньше. Тогда он разрывает взгляд и сосредотачивается на том, чтобы наконец снять с него эту вещь. Движения быстрые и уже не такие интимные — когда куртка снята, Чонгук отворачивается, чтобы положить ее на стол. Стоя спиной к Хосоку, он медленно закрывает глаза. Его осеняет, что этот момент, это острое преткновение между ними — ничто иное как борьба вожделения. Осознают они это или же нет, это вызов, кто первый поддастся этому искушению. И Чонгук чувствует себя проигравшим. Тем не менее, прежде чем он успевает повернуться и закончить это, чем бы оно ни было, раздается звонок телефона. Телефон висит на стене, ближе к Хосоку, поэтому когда Чонгук поворачивается, то машет ему взять трубку. Кажется, он и так уже знает, кто это. — Привет, Чжиэ, это Хосок. Я уже тут, — а затем тишина: Хосок слушает, что говорит Чжиэ. В какой-то момент он поднимает взгляд на Чонгука. — Ой, да? Уже... Нет, да, все нормально... Нет, правда! Не переживай, все хорошо. Позвоню, когда все прояснится, ок?... Хорошо, пока. Он вешает трубку и глубоко вздыхает. — В городе перекрыли улицы. Видимо, никто не ожидал сразу столько снега, поэтому дороги еще не посыпали. — Где Чжиэ? — Переночует у подруги. Застряла там. Выглянув в окно, Чонгук видит, что машины нет. — Наверное, мама сейчас на работе. Бля, извини. — Нет, ничего. Следует неловкое молчание, и Чонгуку кажется, что он должен его нарушить. — Ну, ладно, дам тебе что-нибудь теплое переодеться. У нас реально херовое отопление, — говорит он, прежде чем быстро ретироваться в свою комнату. Пытаясь выбросить лишние мысли из головы, Чонгук роется в шкафах, чтобы найти Хосоку что-нибудь подходящее. Несмотря на то, что у них похожее телосложение, Хосок выше, так что здесь нужен оверсайз. — Вот, — объявляет он, возвращаясь обратно в кухню, но останавливается, когда находит Хосока сидящим на полу без рубашки и пытающимся снять ботинки. — Извини, пальцы, — Хосок указывает на свои туго завязанные шнурки. Его щеки краснее, чем были до этого. — Онемели. Слишком трудно. Чонгук нерешительно опускается на колени и тянет ногу Хосока к себе. Он снова чувствует себя проигравшим. — Да уж, ты настоящий бегун, — пытается пошутить он при виде тугих узлов. Узлы вымокли и примерзли друг к другу, поэтому развязать их еще сложнее, однако Чонгуку все-таки удается стянуть ботинок. Сняв второй, он хочет приступить к носкам — хотя понимает, что уже совсем не обязательно продолжать. Он поднимает взгляд на Хосока, пальцы зависли над резинкой носка. Тот молчит, но через мгновение его адамово яблоко дергается: он сглатывает и тихо произносит согласное «ага». Чонгук стягивает носок, и от него не ускользает резкий вздох Хосока, когда его теплая рука касается онемевшей кожи. Наконец, когда обе стопы свободны, Чонгук позволяет себе провести руками по его замерзшим ногам. Дойдя до лодыжек, он колеблется, уставившись на свои пальцы, а затем решается провести ими выше, под грязные штанины, до голеней. Он не знает, какое выражение лица сейчас у Хосока, но его тихие вздохи кажутся поощрением. Чонгук медленно обхватывает одну лодыжку, затем движется ко второй. И теперь, как только его пальцы исчезают под штаниной, Хосок опускает свою дрожащую руку вниз, чтобы положить поверх руки Чонгука. Она ледяная. Чонгук поднимает голову и впервые за все время этого необычного ритуала глядит Хосоку в глаза: тот густо покраснел, его рот приоткрыт, а грудь непрерывно вздымается. Глаза Чонгука распахиваются, и он чувствует, как в животе что-то ухает вниз, скручивается спазм, и его дыхание учащается. — Что? — шепотом спрашивает он. За окном воет ветер. — Ты знаешь, что, — так же тихо отвечает Хосок. Чонгук продолжает смотреть ему в глаза, и тот убирает руку. Потом еле заметно кивает. Чонгук скользит рукой вверх, к поясу его брюк; сердце бешено стучит в груди. Дойдя до середины бедра, он останавливается, но Хосок робко подталкивает его вверх, и пальцы Чонгука цепляются за пояс. Реакция незамедлительна: Хосок поднимает вторую руку и хватается за ручку шкафа, на который он облокачивался. Чонгук пододвигается ближе и садится между его раскрытых ног. — Твои штаны промокли, — мягко говорит он, пока его пальцы соскальзывают с бедер и проникают в петли для ремня. Он глядит на Хосока, безмолвно прося разрешения — тот кивает. Чонгук поднимается на ноги, и Хосок, не в силах разорвать зрительный контакт, тут же вскакивает за ним. Уже стоя, Чонгук смотрит ему в глаза и аккуратно расстегивает пуговицы брюк. Затем отводит взгляд и концентрируется на молнии — как только она расстегнута, его пальцы касаются внутреннего шва. Хосок резко глотает воздух и хватает его за запястье. Чонгук поднимает голову, обеспокоенный тем, не перешел ли черту, но Хосок смотрит не на него, а вниз. Если бы он не знал Хосока, то сказал бы, что его взгляд подернут истомой. — Пожалуйста, — произносит тот. Его голос сухой и грубый. — Пожалуйста, поцелуй меня. И Чонгук тут же делает это. Он наклоняется, и его губы касаются губ Хосока. Первый поцелуй мягкий, он бережно греет его кожу своей. Второй поцелуй уже глубже, тепло становится общим. Третий поцелуй заставляет Чонгука неожиданно агрессивно толкнуть Хосока назад. Ноги Хосока тут же упираются в шкаф, их тела сталкиваются, и они оба стонут. Руки Чонгука дрожат, когда он подхватывает его и сажает сверху. Стоя вот так, между его разведенных ног, он как будто такого же роста. Он еще никогда не видел в Хосоке такого пыла, с каким тот льнет к его рту; Чонгук ахает, когда его талия сжимается в чужих руках и Хосок тянет его к себе, чтобы они прижались друг к другу пахом. — Хосок, — стонет он ему в рот, грубо хватая за пояс штанов. Тот понимает намек и приподнимается, чтобы Чонгук мог стянуть их с бедер. Рты не отрываются друг от друга. Хосок отбрасывает брюки в сторону, а затем делает то же самое: стягивает с Чонгука рубашку и бросает на пол. Но тут, вместо того чтобы моментально прижаться к нему обратно, Хосок делает паузу и глядит на его обнаженный торс. И в его взгляде снова горит истома. — Обычно я в лучшей форме, — тушуется Чонгук. Хосок встает на ноги и кладет руки ему на плечи. Ладони с мягким звуком скользят по коже, когда он разворачивает от себя Чонгука. Затем прикосновения следуют по спине, поднимаясь и опускаясь с каждой выемкой мышц и позвоночника. После этого он поворачивает Чонгука обратно, и тот с удивлением обнаруживает, что в глазах Хосока стоят слезы. — Прости, — напряженно шепчет Хосок. Чонгук хмурит брови и тут же притягивает его в объятия, с наслаждением зарываясь носом в шею. — Спасибо, — шепчет он в ответ. Когда они отрываются друг от друга, то Чонгук остается рядом, позволяя себе осторожно огладить правую щеку Хосока. Тот льнет к прикосновению и со вздохом прикрывает веки. — Я рядом, — говорит Чонгук. Хосок открывает глаза, чтобы перехватить его взгляд. — С тобой. И тогда — его губы растягиваются в небольшой улыбке, и он тянется к Чонгуку за очередным поцелуем. За окном воет ветер, а в кухне холодно, но Чонгуку кажется, будто он горит. Поцелуй становится глубже, и он чувствует, как рука Хосока вновь гладит его спину. Крепко прижатый к чужой груди, Чонгук издает еще один стон. Они оба по-прежнему в нижнем белье, однако он ощущает, что Хосок уже твердый. — Можно, — задыхается тот в поцелуй, — я потрогаю? Чонгук рычит и незамедлительно толкается в ответ. — Давай. Рука Хосока опускается вниз: когда Чонгук чувствует тонкие пальцы ниже пупка, его прошибает горячей волной. Спустив резинку боксеров, Хосок прекращает поцелуй, и они оба глядят на то, как он медленно опускает белье, пока член Чонгука не оказывается на свободе. От ощущения, как теплая рука оборачивается вокруг головки, Чонгук запрокидывает голову и хватает губами холодный воздух. — Я не знаю, как это делать, скажи мне, если что-то не так, — голос Хосока мягкий и успокаивающий, но за ним скрывается нервное напряжение. Чонгук пятится к ближайшей стене и прислоняется к ней затылком, а его руки беспорядочно гладят руки Хосока. — У тебя очень хорошо получается, — сорвано выговаривает он. Скользкий звук ладони Хосока на члене только усугубляет жар. Когда тот движется вверх и зажимает головку в кулак, Чонгук издает задушенный стон и с силой вцепляется в его плечи. — Что, нравится? — с искренним любопытством спрашивает Хосок. Тяжелые веки Чонгука приоткрываются лишь для того, чтобы он взглянул на это наивное лицо. — Ты никогда не мастурбировал? — улыбается он. Хосок краснеет, и его рука замедляется. — Да, но откуда мне знать, как это делают другие. Это мой первый раз, — он запинается и отводит взгляд, — кому-то. Чонгука захлестывают нежные чувства, и он улыбается, притягивая его в мягкий поцелуй. — Это тоже мой первый раз. Сначала Хосок молчит, но потом отвечает улыбкой, как будто мысль о том, что они оба пробуют что-то новое, что-то уникальное не только для них двоих, но для всего мира в целом, на мгновение ввела его в ступор. Никто и никогда на всем белом свете больше не проживет подобный момент. Он тянется за очередным поцелуем и возобновляет работу. Чонгук выдерживает этот поцелуй всего секунду, прежде чем громко стонет от удовольствия. — Хосок, — говорит он, вдыхая в такт с уверенными движениями руки Хосока, — дай я тоже тебя потрогаю. Хосок незамедлительно освобождает свой стояк, на который, очевидно, уже давила резинка боксеров. Чонгук копирует его движения, и тот падает вперед, упираясь лбом в стену, его рот оказывается рядом с ухом Чонгука. Чонгуку нравится, как легко его можно читать — словно открытую книгу. — Нравится? — шепчет он. Хосок кивает и стонет: — Очень хорошо. Тогда он ускоряет темп, и рука Хосока — и инстинктивно, и намеренно одновременно — делает то же самое. Хосок поворачивает голову и со стоном прижимается губами к месту между ухом и челюстью Чонгука. — Сейчас кончу, — шепчет он. — Я тоже, — кивает и хнычет в ответ Чонгук — а уже через мгновение глотает воздух от накрывающего оргазма. Он чувствует, как губы Хосока приоткрываются, когда тот следует за ним, и молчаливый момент напряжения завершается последним стоном. Сначала они остаются стоять вот так, тяжело дыша, с закрытыми глазами. Но затем холодная температура кухни дает о себе знать, и Хосок поеживается. Чонгук смеется и поднимает на него взгляд в попытке понять, о чем же тот сейчас думает. Сожалеет ли? Или напуган? Но Хосок наклоняется вперед и с улыбкой прижимается теплым поцелуем к его губам. — В душ? — спрашивает Чонгук. — А то. — Решив, что на улице слишком холодно, Чонгук пьет свой кофе дома, на диване. По телевизору идут новости, и голоса людей его успокаивают. — Ты не будешь ждать Чжиэ? — спрашивает Чонгук, надевая свитшот и боксеры и наблюдая за тем, как Хосок натягивает ботинки. Тот улыбается и делает шаг навстречу, втягивая его в нежный поцелуй. — Как я смогу посмотреть ей в глаза, когда только что кончил из-за ее брата? Чонгук смеется, но чувствует укол в груди. Ему не хочется, чтобы Хосок уходил. Кажется, Хосок замечает это. — Не волнуйся, — шепчет он, — я еще вернусь. Вот уже неделю от него ничего не слышно. Из кухни доносятся звуки того, как Чжиэ и Чжиен готовят завтрак. Они говорят о Хосоке, и Чонгук делает телевизор громче, чтобы заглушить разговор. Чуть позже, во время одной особенно раздражающей рекламы, где продают то, что они не могут себе позволить, Чонгук улавливает звонок телефона. Затем, размахивая полотенцем и задумчиво прижимая палец к губам, в гостиную входит Чжиен. Чонгук приглушает звук. — Тихо, — громко шепчет она, — сестра разговаривает по телефону. Он вздыхает и отпивает свой кофе. — Нет, он не появлялся в последнее время, — слышен голос Чжиэ, и Чонгук навостряет уши. — Может, он просто разнервничался, раз уж если соревнования такие важные, как вы говорите. А... Хорошо, хорошо, я понимаю... Звоните... Хорошо, спасибо, до свидания. Она кладет трубку и замолкает. К этому времени Чжиен уже сидит с другой стороны дивана. Чжиэ входит в комнату и медленно поднимает взгляд на Чонгука. — Хосок не появился на сегодняшних соревнованиях. Видимо, важных, региональных или около того. Чонгук ерзает на месте, сердцебиение ускоряется. — Хотя я не думаю, что мистер Чо удивлен, — продолжает она, а ее взгляд отрывается от Чонгука и упирается в пол. — Он сказал, что в колледже пошли слухи. В желудок Чонгука падает что-то тяжелое. Чжиэ делает шаг вперед и вновь поднимает голову. — Это правда? — спрашивает она, подходя все ближе, пока ему не приходится взглянуть на нее в ответ. Чонгук встает с дивана. Может, он и выше сестры, но в этот момент чувствует себя маленьким. — Что правда, милая? — спрашивает Чжиен, тоже поднявшись на ноги и опустив руку на ее плечо. — Просто скажи, — хмуро настаивает та. Чонгук бегло глядит в сторону и тихонько кивает: — Да. Выражение Чжиэ меняется: лицо искажает гнев, и кожа становится красной. Ее сжатый кулак разрезает воздух и приземляется на грудь Чонгука. Конечно, это не настоящий удар — но намерение говорит само за себя. — Как?! — вскрикивает Чжиэ, и Чжиен хватает дочь за руки, чтобы оттянуть назад. — Что случилось? — перекрикивает она. — Почему ты ей не расскажешь? — практически орет Чжиэ в попытке вырваться. — Расскажи ей, как ты поступил! — И что это значит? — сурово спрашивает Чжиен, уставившись на Чонгука. На мгновение воцаряется тишина. — Эм, мы с Хосоком... я... — он опускает голову, и к его щекам приливает краска. — Чонгук, — тихо произносит она, и ему не остается ничего кроме как посмотреть на мать. Ее глаза красные, из них вот-вот польются слезы. Чонгук чувствует, что и сам начинает плакать. — Мне пора идти, — говорит он безо всякой причины. — Чонгук, — повторяет она, но тот игнорирует, уже шагая к кухне. Он находит свои ботинки у стены, возле входной двери. Надевает их, игнорируя громкие протесты матери, пока та пытается пойти за ним. Он толкает дверь и хватает куртку, но когда Чжиен цепляется за нее, чтобы втянуть его обратно в дом, то просто оставляет куртку в ее руках. Чонгук вываливается на улицу: запыхавшийся, он оглядывается и видит свою упрямую мать, что по-прежнему пытается идти за ним. И тогда Чонгук делает единственное, что он умеет делать: он бежит. Он бежит по покрытому солью тротуару, и снежинки скапливаются на его волосах и покрывают ресницы. Он бежит и чувствует, как каждый удар стоп о землю отдается в бедрах. Он бежит, и каждый глоток воздуха наполняет его, раз за разом разрывая грудную клетку. Он бежит и чувствует, как улыбка растягивает его лицо. Вскоре он находит свой темп, который становится все более и более естественным с каждым шагом. Он пробегает мимо дома своего бывшего тренера и видит те же самые огни, которые много недель назад обрамили профиль Хосока и его красоту. Он пробегает целые километры, когда в поле зрения оказывается тот деревянный знак, возле которого Хосок сказал ему тогда повернуть. Добежав до того самого трейла в Блю Сейдж, он быстро находит объезд, и чем ближе Чонгук становится, тем быстрее бежит. Добравшись до опушки на берегу, он наконец останавливается. — Чонгук? — вскакивает на ноги Хосок. Он одет в свою зимнюю спортивную форму, и его лицо в слезах. Чонгук делает шаг навстречу, и еще, и еще, и несмотря на то, что он пытается отдышаться, его губы по-прежнему улыбаются, и он притягивает Хосока в объятия. Хосок не двигается, но через мгновение обнимает его в ответ, отчаянно сжимая в руках футболку Чонгука. Чонгук чувствует, как он всхлипывает ему в шею. — Они узнали, — влажно хрипит Хосок, — кто-то видел и всем рассказал. Я... я... это конец. Разорвав объятия, Чонгук обхватывает его лицо ладонями: — Посмотри на меня, Хосок, это не так, — мягко шепчет он, — все нормально, все будет хорошо. Тот поднимает блестящие от слез глаза. — Все будет хорошо, ладно? Знаешь, почему? — пауза. Хосок вопросительно качает головой. — Потому что я об этом позабочусь. С его ресниц снова катятся слезы, но он наклоняется вперед, чтобы прижаться губами к Чонгуку. И вот так, стоя под снегопадом, с теплой рукой Хосока, не позволяющей его спине замерзнуть, с его теплыми губами, что обнимают его поцелуем, как облака обнимают луну, Чонгуку кажется, что, возможно, зима не настолько плоха, как он думал.