Братство "Совёнка"

Зовите меня Андрей. Эта история началась случайно. Как сейчас помню, 8 июня 2009 года - в первый день моего отпуска. Я никогда раньше не брал отпуск в июне. Моей любимой порой была середина лета. Время расцвета природы, когда она наливается соками и скоро начнёт приносить плоды. Но в этом году все получилось по-другому. За полгода до этого, когда распределялись отпуска, моя коллега — красивая женщина чуть постарше меня, которую я шутя называл «черноглазой казачкой» в честь героини известной песни советских времён, спросила меня:  — Андрей, не мог бы ты мне дать возможность взять отпуск посередине лета? Мне хочется сына на море свозить. Сказать по правде, я сильно удивился. Раньше она никогда мне такого не предлагала. Но я по природе — человек, который никогда никому не отказывает, если попросят. В начале месяца мне позвонил двоюродный брат. Отношения с ним у складывались, говоря словами Станислава Ежи Леца, «так себе, средние». В детстве он часто хулиганил и сваливал вину на меня, за что мне доставалось — и я сильно его ненавидел. Но потом я помирился с ним. Точнее, помирила нас музыка. Однажды он пришёл в гости и принёс кассету.  — Послушаем? — сказал он. Он вставил её в магнитофон, и оттуда полилось. Эй, тореро, жизнь — как миг, Опять звучит трубы призывный зов. Эй, тореро, ты или бык? Качается чаша весов… Бог хранит тебя, Смерть щадит тебя… Неба белый платок, Кровь и жёлтый песок… Крик отчаянья, Бык — живая мишень. Под восторженный вой Ты играешь судьбой… Пусть не знает никто, Что творится в душе… Эй, тореро, сын вдовы, Твой красный плащ — твой траурный покров. Эй, тореро, ты будешь убит Под песню мадридских часов! Бог хранит тебя, Смерть щадит тебя… Неба белый платок, Кровь и жёлтый песок… Крик отчаянья, Бык — живая мишень. Под восторженный вой Ты играешь судьбой… Пусть не знает никто, Что творится в душе… Так я впервые познакомился с группой « Ария». В будущем она станет одним из моих любимых коллективов. А тогда она произвела на меня просто неземное впечатление. Я слушал её — и представлял себя тореадором на арене, за которым наблюдают тысячи глаз.  — А ты замечательную музыку слушаешь — сказал я двоюродному брату и пожал ему руку. В этот миг мы стали друг другу хорошими приятелями. Все прежние неприятности забылись, осталась только музыка, которая нас соединила. Потом наша судьба разошлась, но мы постоянно друг с другом общались и регулярно поздравляли друг друга с днём рождения и другими праздниками. Откровенно говоря, я сам оказался виноват в том, что у меня не оказалось настоящих друзей. Многие думают, что если человек считает себя не таким, как все, то он — пустышка и ничего собой не представляет. Это не так — люди, высказывающие это мнение, не понимают сути проблемы. Если честно, то на белом свете очень много людей, имеющих право о себе говорить, что они «не такие, как все». Я думаю, что если кликнуть клич, чтобы они собрались вместе, то их количество превысит население США — а, возможно, и Китая. Но также верно и то, что по большей части они — несчастливые люди. Для того, чтобы кардинально отличаться от большинства и при этом оставаться счастливым, нужно быть гением. В какой области — совершенно не важно, спор гуманитариев и технарей абсолютно надуман и не стоит выеденного яйца. Но условие гениальности — обязательно. И то не всегда оно срабатывает, если вспомнить, например, американский фильм «Игры разума». К сожалению, судьба не отвалила мне и малой толики гениальности. Хотя с детства я запоем читал книги по разным областям знаний. Я с превеликим удовольствием пользовался сокровищами библиотеки моих родителей. Так уж получилось, что книги мне заменили друзей и товарищей. Ребята во дворе играли в футбол — я читал за письменным столом очередной шедевр мировой литературы. «Дон Кихота» я прочёл в девять лет! Мои сочинения по литературе учителя ставили в пример другим, а одноклассники платили мне за это ненавистью и неприязнью. Чуть позже я увлёкся историей. Меня влекло желание разобраться в устройстве человеческого общества, уяснить вопрос, почему люди во время различных исторических событий вели себя именно так, а не иначе. По истории я точно так же стал первым учеником в классе. И точно так же одноклассники реагировали на мои успехи. Я признаю свою вину, ведь я вел себя отстранённо и не связывал себя ни с каким дружеским коллективом. Причин этого я сам не знаю. После уроков я спешил домой, где меня ждали любимые книги. А когда я в 15 лет стал обладателем нового компьютера «Самсунг», книги стали чередоваться с компьютерными играми, еще позже — с выходами в интернет. Студенческие годы картину не изменили. Одиночество стало одолевать меня всё больше. С одногруппниками я общался исключительно по делу, хотя в помощи ни разу не отказывал. После окончания университета долго не мог найти работу, и это ещё больше усугубило моё положение. Всё чаще и чаще, приходя домой, я вступал в споры с родителями. Повод мог быть любым, но чаще всего меня корили за то, что я сижу дома и не общаюсь ни с кем, кроме как по Интернету. Чтобы лишний раз никого не злить, я старался брать билеты на спектакли и концерты. Но нельзя же постоянно ходить на них! Я прекрасно понимал, что не стоит создавать семье лишние трудности, просаживая зарплату до копейки на зрелища и увеселения. Тогда же я полюбил музыку и начал пробовать петь «для души». Когда я считал, что необходимо отдохнуть от бесконечного чтения и интернет-сёрфинга, то запирался в комнате, чтобы никто не заходил, и пел по три часа кряду. Пел я всё, что угодно, но предпочитал советскую эстраду и русский рок. В эти мгновения я забывал обо всём, что меня тревожило. Но время песен проходило — и моя жизнь, жизнь мало кому нужного неудачника, снова продолжала свой бег. Но однажды всё изменилось. И возможно, причиной этому стало то, что я отправился в отпуск не тогда, когда привык. Утром того дня я проснулся от звонка телефона. Чертыхаясь про себя, я спросил:  — Слушаю! Кто говорит? Из трубки раздался сердитый голос:  — Андрей, это я. Ты не забыл, что у меня завтра день рождения?  — Не просто день рождения, а 25 лет. Четверть века. Можно сказать, юбилей — усмехнулся я.  — Верно говоришь, старик. И по этому поводу мы решили собраться всем нашим кругом. Приезжай, я тебя с друзьями познакомлю.  — Куда приезжать? Домой к тебе?  — Зачем домой? На дачу приезжай. Бабушку мы уже предупредили. Всё готово для веселья. Я с радостью согласился, обещав быть на бабушкиной даче уже через два часа. Вот так и начались эти удивительные события. Возможно, если бы я ехал на автомобиле, этого бы не произошло, но родители с трудом накопили на квартиру, и на личное транспортное средство денег у нашей семьи не нашлось. Я дошёл до трамвайной остановки. Рядом с ней стояли люди. Они ждали автобуса, который довёз бы их до деревни, рядом с которой располагались их дачи. Оделся я по-парадному в серый полосатый костюм, который всегда надевал на концерты и другие важные мероприятия. Это бросалось в глаза. Ехавшие на садово-огородные участки дачники, в основном пенсионеры, смотрели на меня осуждающе. Один дед, стоявший под побелённым деревом и куривший, открыто возмутился:  — И куда ты так вырядился? На свидание? Я ответил ему немного дерзко:  — У меня нет девушки. Я свободен, словно птица в небесах.  — А друзья у тебя есть? — спросил дед, хитро улыбнувшись.  — Друзей нет, только приятели. Вот я еду отмечать их день рождения. — Эх, молодёжь. Вы там наверняка бухать будете, под столом валяться, пьяные песни орать. Мы в наше время по-другому себя вели — вздохнул дед, посмотрев на меня, как учитель на нерадивого ученика. Советский Союз я уважал, но брюзжащих о «лучшем прошлом» стариков не терпел. Поэтому я с ним заспорил:  — Наше время лучше. Нынешние компьютеры уделывают в хвост и в гриву ваши громоздкие ЭВМ. Об Интернете вы даже не знали. За границу мало кого выпускали. Тоска зелёная. Единственное, что было хорошего в СССР — это кино, книги и песни. И футбол ещё. На самом деле я утрировал, но поймите меня правильно. Я любил спорить, а тут для спора - полное раздолье. Тем более, что советский строй, при всём уважении к нему, проиграл соревнование с западом, а значит, примером для подражания его считать нельзя. Но дед упорно стоял на своей точке зрения:  — Ваше время лучше, говоришь? Эх, ты в наше время не жил и не знаешь, как тогда хорошо жилось. В наше время все относились друг к другу, как к верным товарищам, все друг другу помогали. На свадьбах все вместе гуляли, за детьми все вместе присматривали. А сейчас вы в своей скорлупе сидите. Вот ты говоришь, что в СССР за границу мало кого выпускали. А сам ты бывал за границей? — Задолбал ты, дед, со своей ностальгией. Слышишь, задолбал! — не выдержал я и закричал, не обращая внимания на остальных пассажиров Ответить он мне не успел, потому что подъехал автобус. Пенсионеры быстро там разместились. А вот мне места не нашлось.  — Молодой человек, слезайте — приказал водитель.  — Я спешу к двоюродному брату на день рождения — попробовал я ему возразить. Он сказал сурово:  — А мне плевать! Сказано, мест нет. Вы же не хотите, чтобы вас затоптали, а торт, который вы кузену везёте, раздавили? Он говорил так убедительно, что я вылез из автобуса. И только тогда понял, что натворил. Следующего автобуса не будет до завтра. Придётся возвращаться. Я взял мобильник и позвонил двоюродному брату. Услышав мои объяснения, он грустно вздохнул и сказал:  — Эх ты, горе луковое. Ладно, жди меня. Я через два часа доеду на машине и подберу тебя. На том и порешили. Началось томительное ожидание. Солнце палило так, что я стоял отупевший и ничего не соображал. Даже удивительно, что всего за несколько минут до этого я спорил с этим дедом. И хватало же у меня сил на пустяки! А на полезные дела их не всегда хватает. Когда я в последний раз делал что-то полезное? Ещё в студенческие годы, на педагогической практике. А потом — как отрезало. В школу я не пошёл, боялся посадить нервы. Как итог — устроился в одну мелкую контору на самую низшую должность. Не жизнь, а боль. И, что самое паршивое, конца этому безрадостному существованию не предвидится. — Что Артём скажет, когда приедет. Олух у него, а не кузен — чертыхнулся я про себя. Я заметил, что на небо наползает туча. Ещё чуть-чуть, и дождь пойдёт. Господи, только промокнуть мне и не хватало! Но тут случилось непредвиденное. К остановке подъехал автобус. К моему удивлению, я увидел перед собой венгерский "Икарус". словно вышедший из старых фильмов. Водитель вышел из автобуса и сказал:  — Автобус до деревни. Поедете?  — Сколько билет стоит? — спросил я.  — Десять рублей.  — Поеду. Под дождём мокнуть не хочется. Несмотря на жару, он был одет в овчинный тулуп и шапку-ушанку. В любое другое время это бы меня оттолкнуло от него. Но я вспомнил деда, с которым спорил, и подумал: «Старшее поколение все — сумасброды, ничего с ними не поделаешь.». А водитель сам был старик с седой бородой лопатой и густыми бровями. Я сел на одно из мест, и водитель, осмотрев меня со всех сторон, обратился ко мне голосом, в котором оптимизм смешивался с насмешкой:  — Ну что, поехали. Я радио включу. Хотя такому голосистому человеку, как вы, радио не нужно.  — С чего вы взяли, что я голосистый? — удивился я.  — Твой голос за версту слышно — усмехнулся водитель.  — Вы уже переходите со мной на «ты»? Ничего себе! Моё удивление нарастало в геометрической прогрессии. А вот странный водитель по-прежнему вел себя невозмутимо.  — Ну, ты же мой пассажир. Впрочем, я могу и на «вы», если тебе неприятна моя манера разговора. Я не успел ответить, потому что он внезапно предложил мне:  — Сегодня жарко. Выпей сока.  — Спасибо, не откажусь — сказал я, хотя его забота казалась мне какой-то странной. Вдруг в этом соке что-то подмешано? Я посмотрел на водителя. Нет, он не похож на человека, плетущего коварные планы. Ему можно довериться. Тем более, что на улице действительно жарко. Он налил мне стакан яблочного сока. Сок почему-то показался мне горьковат, но я не стал привередничать и выпил залпом. Водитель всё-таки включил радио. Вот только вместо хитов из него полилась незнакомая мне песня. Точнее, мелодию я узнал сразу — она была точь-в-точь такая же, как у песни «Прекрасное далёко», но слова отличались: Слышу голос из прекрасного далёка, Незнакомый, но как будто бы родной. Слышу голос, голос спрашивает строго: «Милый мой дружок, пойдёшь ли ты со мной? Судьба к тебе жестока, тебе одиноко, Печально твоё сердце, тоскует душа, Я покажу дорогу в Прекрасное Далёко — Лишь согласись за мною идти не спеша. В том краю счастливом станешь ты добрее, Дружбу и любовь научишься ценить. Ты меня боишься? Ну же, будь смелее! Я должна тебя в «Совёнок» проводить. Судьба к тебе жестока, тебе одиноко, Печально твоё сердце, тоскует душа, Я покажу дорогу в Прекрасное Далёко — Лишь согласись за мною идти не спеша.» Я решился. Незнакомке дал я руку И сказал: «Согласен я идти с тобой. В те края ты поведёшь меня, подруга, Где я стану, наконец, самим собой.» Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко, Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь. От чистого истока в прекрасное далёко, В прекрасное далёко я начинаю путь. «Странная песня. Никогда раньше я её не слышал» — подумал я и сам не заметил, как заснул. Сколько мы ехали, не помню, но, когда я проснулся, на дворе уже заходило солнце. «Артём меня убьёт» — подумал я. Водитель тряс меня за плечи и говорил:  — Вылезай, парень, мы прибыли.  — Куда прибыли? — спросил я сонным голосом. Ответ его меня удивил.  — В пионерский лагерь. Я еле сдержал смех.  — В какой пионерский лагерь? Их сейчас нет.  — Как нет? А это что? — спросил водитель, усмехнувшись. Я вышел и стал озираться по сторонам. Передо мной стояли ворота, на которых красовалась надпись:

Пионерский лагерь

«Совёнок»

 — Странное название для пионерского лагеря — сказал я водителю, но он вместо ответа огрызнулся:  — Заходь сюды. А мне пора. Прощай. Увидимся через три недели. Не успел я спросить его о чём-нибудь, как автобус пропал из виду. Я долго стоял, не решаясь войти. Вдруг из ворот вышла какая-то фигура и устремилась ко мне. Это оказалась девушка в парадной пионерской форме с галстуком. Я подошёл к ней, но с каждым шагом двигался все медленнее и медленнее. Её красота прямо-таки завораживала. Я — старый солдат, не знавший слов любви и ни разу в жизни не написавший ни строчки, но даже я не мог не отметить миловидное лицо, которое украшали синие, как лесные озёра, глаза и две золотистые, словно созревшая пшеница, косы, перевязанные красными лентами. Мне никак не удавалось оторвать глаза от её кос. Поняв это, она пришла мне на помощь:  — Привет, ты, наверное, только что приехал? Во мне боролись два различных чувства. С одной стороны, меня с детства учили тому, что с незнакомцами разговаривать нельзя. С другой стороны, если один человек спрашивает другого человека, значит, это для чего-то необходимо. Особенно, если это красивая девушка. Конечно, внешность может быть обманчивой, но на её лице не было ни единой неприятной чёрточки, которые, как мне казалось, должны были свидетельствовать о сердитом характере или злодейских намерениях. Я ответил ей:  — Привет. Да, я только что приехал. Всё равно я волновался, как волнуется каждый человек, попавший в незнакомое место. А вот моя собеседница оставалась спокойной:  — Рада видеть тебя в пионерском лагере «Совёнок». Тебе стоит пойти сначала в административный корпус, где тебе забронируют дом. Дойдёшь до площади — поверни налево. Понял? Я кивнул головой.  — А мне пора. Сегодня дел много. Она вошла на территорию лагеря и вскоре скрылась за поворотом. Я же продолжал путешествие в одиночку. Тем не менее, площадь я нашёл быстро. Помог памятник, расположенный в её центре. Он виднелся издалека, словно маяк на морском берегу. А вот дальше со мной случилось что-то странное. Я забыл, что мне был дан приказ идти на запад, и почему-то пошёл в другую сторону. Вскоре меня окружили деревья. К счастью, между ними отчётливо просматривалась тропа. Я шёл по этой тропе примерно четверть часа, пока, наконец, не вышел на пристань. Три или четыре лодки мерно покачивались на воде около пирса. Я стоял и наблюдал за игрой волн, как вдруг раздался знакомый уже голос:  — Я же сказала тебе — повернуть налево, а ты направо повернул. Это оказалась та самая девушка, стоявшая у ворот. В руках она держала тряпку. Видимо, девушка собиралась протереть лодки от грязи. Но теперь она направилась в мою сторону, забыв о предыдущих планах. Она подошла ко мне и улыбнулась:  — Слушай, а я представиться забыла. Меня Славя зовут. Вообще-то, полное имя — Славяна, но все меня Славей зовут. И ты тоже зови! Я — руководитель кружка домоводства.  — Очень приятно, а я Андрей.  — Мне тоже очень приятно. Подожди, я сейчас руки вымою, а потом тебя отведу в административный корпус. Ждать пришлось недолго. Пока мы шли к месту назначения, ничего особенного не происходило. Хотя, когда мы дошли до площади, у меня созрел вопрос:  — Послушай, а сколько здесь пионеров? Она остановилась и стала загибать пальцы: — Костя, Серёжа Панов, Серёжа Соловьёв, Саша Гогоберидзе, Саша Данченко, Вася, Богдан, Ростислав, Антон, Илья, Игорь, Андрей Мкртчян, Вика, Юля и Маша. Ну и ты. Я удивлённо посмотрел на неё:  — Так мало? На что Славя усмехнулась и сказала:  — Меньше народу — больше кислороду. В самый раз. Тем более, что в передаче «Последний Герой» участвовало 16 человек. Я продолжал удивлённо таращиться:  — Вы на что намекаете? Что я попал в реалити-шоу?  — В административном корпусе тебе всё объяснят. Кстати, вот и он. Она показала мне на небольшое белое здание в два этажа. Над дверями был приколот плакат:

К борьбе за дело трудового народа будь готов.

Мы подошли к нему, и я тронул массивную дверь. Мы вошли в помещение с несколькими дверьми, подписанными: «Вожатый первого отряда Игнатьев В. Г.», «Вожатая второго отряда Миронова О.Д.», «Завхоз Шматко О. Н.», «Руководитель физкультурного кружка Ворошилов К.П.», «Руководитель кружка кибернетиков Сыроежкин С. С.».  — Нам на второй этаж — сказала Славя. Ничего не поделаешь, пришлось подниматься по лестнице. На втором этаже двери гласили: «Руководитель музыкального кружка Теодораки М.П.», «Руководитель кружка рок-музыки Двачевская А. Г», «Руководитель кружка домоводства Ясенева С.Ф.», «Руководитель художественного кружка Тихонова Е.В.». Интересно, для чего он нужен? Для лекций или партсобраний?  — Нам сюда — сказала Славя, указывая на главную дверь с надписью: «Директор Дроздов Л.В.» Мы зашли в комнату. Обстановка внутри оказалась скудной, совсем спартанской. Рабочий стол с кучей папок и компьютером, несколько стульев, раковина в углу. Правда, на окнах висели красивые жёлтые шторы и росли цветы. Около окна стоял высокий мужик в белой рубашке и чёрных брюках и рассматривал пейзаж. Заметив шаги, он обернулся в нашу сторону. Его взгляд остановился на мне. Некоторое время он пристально рассматривал меня, пока наконец не улыбнулся.  — Я могу идти? — спросила Славя.  — Можешь. Мы должны поговорить с молодым человеком с глазу на глаз. Славя подмигнула и удалилась, а директор обратился ко мне. Я обратил внимание на то, что он говорил совершенно спокойным голосом. Удивительно для человека, который видел меня в первый раз.  — Садитесь за стол, молодой человек. Я не знал, как себя вести — и решил вести себя дерзко. Я сказал грубо:  — Могу и постоять. Чай не старик. Мужик в ответ только лишь улыбнулся:  — Будешь грубить — я распоряжусь, чтобы тебя увезли. Нам грубияны не нужны. Писать ты как будешь? Ты должен на себя характеристику заполнять. Это меня полностью вывело из себя:  — Какую характеристику? Что вы возомнили? Директор пошуровал на столе и вытащил тетрадь, обёрнутую в клеёнку.  — Вот такую. На титульном листе тетради было написано:

Характеристика на Рябцева Константина

Алексеевича

Рябцев, Константин Алексеевич. Год рождения — 1992. Место рождения — город Москва. Пессимист, мрачно, меланхолически смотрит на жизнь. Иногда проявляет зачатки мизантропии. В то же время одержим желанием переделать мир и жаждой творческого самосовершенствования. Пишет стихи и рассказы. Дружелюбен, хотя друзей имеет мало. Холост. Любимые книги — Александр Волков, Артур Конан Дойль, Дмитрий Глуховский, Сергей Лукьяненко, Стивен Кинг, Дэн Браун, Александр Мазин, Бернард Корнуэлл, Джордж Мартин. Любимая музыка — легенды рока «Алиса», «Ария», «Агата Кристи», «Кино», «ДДТ», «Сплин», «Мельница», «Чёрный Обелиск», не исключая и заграничных, так и более молодые — Noize MC, Louna, Lumen, Корsика.  — Вот по такому образцу и заполняй — сказал директор. Тут я заметил, что он похож на футбольного тренера Леонида Слуцкого, о чём я ему и сказал. На эту реплику он ответил, не теряя самообладания:  — Сам знаю, что я похож на него. Меня даже зовут Леонидом Викторовичем. Ирония судьбы. Но внезапно он прервал лирическое отступление и обратился ко мне: — Вы остаётесь? Пока вы не написали характеристику, вам никто не мешает уехать. Я позвоню водителю, он приедет за вами и отвезёт вас. Я начал размышлять Может, действительно стоит уехать, пока не поздно? Я решил выяснить обстановку поподробнее:  — А много уехало, не написав характеристику?  — Много. Человек десять — отрезал директор.  — Пожалуй, многовато — не удержался от комментария я. Я вспомнил об Артёме, который, наверное, на меня сердится. Если я останусь, как я буду объяснять потом, почему я не приехал на его день рождения? Дроздов же, видимо, считал, что я уже согласен остаться, и никуда отсюда не уеду ни при каких обстоятельствах. По крайней мере, его следующие слова уже выглядели скорее как производственный инструктаж, нежели как попытка убеждения.  — Наш лагерь — не совсем настоящий. Он — симуляция, киносъёмка. Вас будут снимать скрытой камерой. Но тем не менее, атмосфера настоящего лагеря должна соблюдаться. И поэтому первое правило — за всё время смены не пользоваться телефонами вообще. Не звонить, не писать СМС. Последние слова меня сильно поразили, и я полюбопытствовал:  — А сколько смена будет длиться?  — Двадцать дней, не считая этого — коротко бросил мой собеседник. Я решил использовать последний довод:  — Но ведь я на это не подписывался. Я ехал на день рождения к двоюродному брату. Дроздов усмехнулся:  — Никто не подписывался. Мы отобрали абсолютно случайных людей с улиц. Так уж получилось, что в их число попал и ты. Он говорил таким спокойно-безразличным тоном, что я занервничал так сильно, что из моих уст вырвался крик, словно у американского пилота, попавшего в плен к вьетнамским партизанам:  — Отпустите меня! Родители умрут от горя, если я не вернусь!  — За родителей переживаешь. Значит, ты добрый. Мне очень хотелось бы, чтобы ты остался. В эту минуту директор лагеря вёл себя как само воплощённое добродушие. Он долго смотрел на меня, и наконец я сдался. Чем чёрт не шутит! Я останусь! Это же приключение на всю жизнь! Появятся внуки — внукам буду рассказывать!  — Дайте ручку — сказал я решительно и стал писать характеристику. Когда я написал её, он бегло проглядел её глазами.  — Хм. Честно говоря, мне она не очень нравится. В твоих интересах очень мало современного. Такое ощущение, что ты — пришелец из прошлого. Современных книг в твоём списке нет вообще. — В наши дни так сложно найти хорошего писателя — развёл я руками. Дроздов в ответ на мои слова улыбнулся и погладил меня по голове:  — Почему же, вот один — этот самый Костя. Стихи у него наверняка хорошие. Он посмотрел на меня и сказал:  — А у тебя талант есть? Я смутился и покраснел. Не хотелось рассказывать ему о караоке. Он заметил это и попытался подбодрить меня:  — Ну же, смелее. Наконец, я решился:  — Пою вроде хорошо. Дроздов посмотрел на меня и сказал задумчиво:  — Тогда завтра отправляйся в музыкальный кружок к товарищу Теодораки, пусть она тебя послушает. Он прервался и пристально посмотрел на меня:  — Кстати, на будущее. В пионерском лагере все всем говорят «ты». Даже мне. Ты это понял? Это выглядело странно, но я кивнул головой.  — В остальном можно жить спокойно. Особого расписания, как в настоящих лагерях, у нас нет. Единственное требование — постоянно носить униформу и время от времени дежурить по лагерю, но думаю, ты привыкнешь. Я снова кивнул головой.  — Осталось тогда решить, в каком ты будешь отряде. Впрочем, это мы определим завтра на линейке. А пока ответь мне — ты хочешь жить один или с товарищем?  — Вопрос сложный. С одной стороны я привык быть один, но с другой стороны иногда хочется с кем-то поделиться своими переживаниями.  — Ладно, решай сам. Завтра на линейке ты скажешь, что ты решил. После этих слов он оглянулся в окно:  — Ах я идиот! Ночь на дворе, а я с тобой лясы точу! Ты же не жрамши! Честно говоря, я после всего, что произошло, решил не сопротивляться и покориться судьбе. Раз так уж получилось, что не удалось поужинать — ничего не поделаешь. Одну ночку придётся поголодать. Дроздов тоже отнёсся к этому факту с философским смирением.  — Ладно, придётся тебе спать голодным. Я бы тебе посоветовал заселиться в дом номер 17. Он стоит свободный. С этими словами он протянул мне ключи от дома. Мы попрощались друг с другом. Настала пора искать дом номер 17. Я вышел из административного корпуса, так до сих пор и не отошедший от потрясения. Вот тебе и съездил в гости к двоюродному брату! Кстати, а с какого рожна здесь темно. Июнь же на дворе. Темнеть должно поздно. Неужели сейчас реально десять часов вечера? А может быть больше? Спать мне не хотелось — видимо, я выспался в автобусе, и я решил прогуляться по лагерю. Я сам не заметил, как вышел на площадь. Что ж, судя по всему, линейки проходят здесь, а значит, нужно внимательно рассмотреть это место. На площади стоял памятник какому-то человеку с бородой. Приглядевшись поближе, я увидел, что на памятнике изображён Фидель Кастро. «Ничего себе» — подумал я. Конечно, он — великий политик, но зачем в пионерском лагере, пусть и подставном, ставить памятник именно ему. Особенно, если учесть, что он всё ещё жив и местность здесь, мягко говоря, на Кубу совсем не похожа». Довольно долго я ходил около памятника. Команданте был изображён так, словно он вот-вот встанет с постамента, взойдёт на трибуну и начнёт зажигательную речь. Его было не отличить от реального — такая же военная форма, такая же борода, даже сигару ухитрились сделать. Но вот я стал ощущать, что мои ноги устали. Пора было передохнуть. Вокруг памятника стояли скамейки. Я сел на одну из них. Хотелось побыть в одиночестве и немного отрешиться от странных мыслей, которые всё лезли и лезли в голову. Но в скором времени я заметил, что я не один. Рядом со мной сидела красивая девушка лет восемнадцати с бледным, как мрамор лицом. Её волосы были чёрными, но в ночной темноте казались фиолетовыми. Сам не знаю, зачем я к ней подсел. Хотелось любоваться её красотой. А внешностью её природа не обделила. Распущенные до плеч чёрные волосы, глаза непонятного цвета — не то карие, не то зелёные, немного длинный нос, сложенные в полуулыбку губы. Она напоминала мне на греческую богиню, одну из муз — возможно, Талию или Мельпомену. Впрочем мне казалось, что я где-то уже её видел. Но я не мог понять, где. Она читала какую-то книжку. Заголовок на обложке гласил: «Унесённые ветром».  — Хорошая книжка — непонятно зачем изрёк я, хотя никогда её не читал. Девушка покраснела, смутившись, и кивнула головой. Ещё несколько минут мы сидели и молчали. Я не знал, о чём с ней разговаривать. Более того, боялся, что мешаю ей читать своим назойливым присутствием. Но всё же, как я считал, начать разговор было необходимо. Хотя бы из вежливости. Я сказал первое, что пришло в голову:  — Смотри, какая красивая ночь! Она ответила, подняв глаза:  — Да, красивая. И спокойная какая! Ни единого дуновения ветерка! В такую ночь хорошо читать книги… Она не договорила и снова смутилась.  — Ладно, пора спать! Спокойной ночи — сказала она после того, как две минуты мы просидели молча. Внезапно она спросила:  — А ты новенький? Слова никак не хотели вылезти с языка. Я с трудом разомкнул губы:  — Можно и так сказать.  — А почему я тебя раньше не видела? — удивилась она.  — Я приехал поздно, и в административном корпусе задержался. Лицо моей спутницы сразу же стало раздосадованным.  — Задержался? Ты, наверное, есть хочешь, поужинать-то не вышло?  — Есть немного — признался я. Она приняла строгий вид и скомандовала мне:  — Ко мне домой шагом марш!  — А где твой дом? — спросил я смущённо. Она хитро улыбнулась: — Так уж и быть, покажу. Мы пошли на север. В скором времени моему вниманию предстали дома. И, если честно, их вид меня сильно удивил. В фильмах я привык видеть, что пионерские лагеря состояли из общежитий — по одному на каждый отряд. А мы с моей спутницей проходили мимо индивидуальных домов самых разных цветов – красных, жёлтых, зелёных, синих, даже бежевых. Если здесь будет сниматься кино про пионеров, то кино ужасно нереалистичное. Хотя с другой стороны, здесь отрядов всего два, так что зачем огород городить. Наконец, мы добрались до нужного дома — круглого, очертаниями похожего на шоколадную конфету или старинную шляпу. Моя провожатая подошла к двери и постучалась. — Открыто — раздался тонкий голос. Мы зашли в дверь и увидели следующую картину. Всё было чисто и прибрано. Сразу стало ясно, что хозяйка этого дома — пунктуальная и обязательная. Впрочем, хозяйка дома находилась не одна. На одной из кроватей сидела и что-то напевала необычная девушка . Внешность её напоминала китайскую или японскую. Лицо её светилось добротой, и этим она казалась похожей на служанку Лиу – героиню оперы композитора Пуччини «Турандот».Большие чёрные глаза с любопытством смотрели на окружающий мир. Вот только волосы были светло-зелёными, как весенние листья, и заплетены в косы, доходившие ей до колен. Даже для китаянки или японки такая причёска выглядит странно. Девушка между тем лукаво улыбнулась и заговорила:  — Лена, ты что, кавалера привела на ночь? Лена аж вспыхнула от такого намёка. Оказывается, она тоже умеет краснеть и смущаться.  — Тише ты, Мику. Человек есть хочет, а ты его Казановой обзываешь. После этих слов она стала рыться в шкафу, а я начал рассматривать комнату. Над одной кроватью висели картины. Я невольно залюбовался ими. Красивые пейзажи, в которых чувствовалась рука мастера. Интересно, кто их автор? Я бы с удовольствием пожал ему руку. А над второй кроватью висели портреты певцов. Я узнал Фёдора Шаляпина, Сергея Лемешева, Муслима Магомаева, Георга Отса, Людмилу Зыкину, Анну Герман, Джо Дассена и каких-то незнакомых мне японских певиц. К моему удивлению, висел там и портрет мужчины с непокорными кудрявыми волосами, стоявшего на сцене, расставив руки. Я узнал великого греческого композитора Микиса Теодоракиса. Если кого и можно назвать моим кумиром, то его. У меня до сих пор перед глазами стоят его слова: «Мои жизнь и творчество опираются на три категории: Греция, Родина, Свобода. И все мои действия, усилия были направлены на их защиту, во что бы это мне не стало. Те же самые принципы исповедую и сегодня». Я вспомнил вывеску на двери: «Руководитель музыкального кружка Теодораки М.П.». Не выдержав, я спросил:  — Это вы — Теодораки М.П.? Девушка с зелёными волосами улыбнулась:  — Не М.П., а Мику Пантелеевна.  — Мику? — удивился я. Моя собеседница недовольно нахмурила брови:  — А что такого? У меня мама японка. По-японски «Мику» означает «будущее». А отец у меня из понтийцев, то есть русских греков. Я заворожено уставился на портрет Теодоракиса. Мику не осталась равнодушной и подколола меня:  — Что ты смотришь, как баран на новые ворота? Естественно, греческую музыку я знаю с детства, как и японскую. Приходи завтра в музыкальный кружок, я научу тебя играть на бузуки. Тут её соседка закончила рыться в шкафу и протянула мне пачку печенья «Юбилейное»:  — Ешь — предложила она решительно. Я съел три печенья из шести. Для утоления голода этого хватило. Я вытер рот тыльной стороной ладони и протянул хозяйке остаток пачки.  — Спасибо.Что бы я без тебя делал?  — сказал я, искренне благодаря девушку. Я уже собирался уходить, как вдруг вспомнил, что не знаю, где дом номер 17.  — Подруги, вы не знаете, где дом номер 17? — спросил я.  — У нас дом номер 13, так что дом номер 17 совсем рядом. Выйдешь от нас — и пойдёшь налево. Он будет недалеко. Тебя проводить? — спросила Мику. Я задумался. Предложение помочь, судя по всему, было искренним, но утруждать их лишний раз не стоит.  — Спасибо, я сам. Спокойной ночи! — сказал я и вышел из дома. Дом номер 17 я действительно нашёл быстро. Вот только уставшие руки меня не слушались. Прошло десять минут, прежде, чем я повернул ключ в замке. Мне подумалось: «Если первый день в этом странном месте сопряжён с такими трудностями, то что же будет дальше? Наконец, я всё же открыл дверь и включил электричество. Дом выглядел обыкновенно: кровать в одном углу, шкаф и этажерка в другом. На окнах стояли цветы и рассада. Перед тем, как лечь спать, я решил подойти к зеркалу и осмотреть себя. Сам не знаю, почему это произошло. На зеркале скопилось много пыли. Но даже в запылённом зеркале я смог после некоторых усилий увидеть своё отражение. Вот только отражение оказалось не моё. У меня учащённо забилось сердце — так сильно, словно я только что пробежал марафонскую дистанцию. Я подошёл к подоконнику, взял тряпку, намочил её в раковине и протёр зеркало. Но ничего не изменилось. Я оцепенел и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой — так мне стало страшно. В зеркале отражался парень лет семнадцати. При этом его лицо выглядело знакомым. Прошло две минуты. Хотя я не мог сказать точно, поскольку секунды шли очень медленно, а специально за временем я не следил. Оцепенение потихоньку прошло, но мне стало только хуже. Ступор сменился приступом истерики. Я отошёл от зеркала — и тут же резко побежал в его сторону, намереваясь разбить его своей головой. Не избежать бы мне черепно-мозговой травмы, если бы, на моё счастье, у меня не поехала нога. Я упал на спину, больно ударившись об пол затылком. Этот удар помог сознанию проясниться. Я вспомнил, где видел своё отражение. Встав с пола, я громко вымолвил:  — Это же я сам, только в семнадцатилетнем возрасте! — и резко засмеялся, причём так громко, что в окне начали дрожать стёкла. Успокоившись, я начал размышлять. Мне вспомнились слова деда на остановке автобуса. Неужели эти слова послужили предсказанием моей судьбы? Я бы долго ещё размышлял, если бы мне вдруг не захотелось спать. Как будто свинцовая тяжесть на меня навалилась. Неужели причиной этому был тот выплеск энергии? А может быть, я в глубине души понимал, что спать лучше ночью, а не днём. В любом случае я разделся и выключил свет. Я провалялся в постели полтора часа, пока наконец не заснул. Снилось мне, что я — Афанасий Никитин и нахожусь в Индии. Интересно, как он себя чувствовал в незнакомом месте? Если вернусь домой живым, надо будет обязательно прочесть «Хождение за три моря».