Братство "Совёнка"

Но, прежде, чем уйти назад, вожатые устроили нам линейку. Хотя линейкой назвать это было очень сложно. Скорее это напоминало инструктаж по технике безопасности, который обычно делают на предприятии или в офисе раз в году. Валерий Геннадьевич обратился к нам с такой речью: Сейчас мы возвращаемся в лагерь. Доберёмся как раз к обеду. После обеда мы посидим за чаем и доедим оставшиеся пироги. Дальше отправимся в административный корпус, где вы сможете задать Дроздову свои вопросы. Если, конечно, они у вас есть. Потом у вас будет два часа на сборы. А затем прибудет автобус, на котором вы отправитесь домой. Вернее не домой, а до Москвы. А там уже по домам разъедетесь. — Интересно, а деньги на обратную дорогу нам предоставят? — спросил Ростислав. Для него как для гражданина дальнего зарубежья этот вопрос был самым актуальным.  — Должны. Их вам вручат перед отправлением автобуса Ольга Дмитриевна прервала коллегу:  — Ладно, всем всё понятно. Пора собираться в путь. Мы должны добраться до обеда. И, не говоря больше ни слова, все стали собираться. Вчерашний оптимизм, который у меня возник, когда я рассказывал друзьям о Туле и слушал их рассказы об их родных городах, сменился грустью. Не верилось, что я в последний раз иду по лесным дорогам мимо деревьев, в последний раз обдуваюсь волшебным летним ветром. Конечно, я за свою жизнь ещё не раз побываю в других лесах — возможно, даже и в тропических. Но такого впечатления, как за эти летние дни, у меня не будет нигде. Мы отправились назад. Несмотря на бессонную ночь, старались идти быстро. Но произошла непредвиденная задержка. Примерно на полпути к лагерю внезапно перед нами по одной небольшой берёзе спустилась белка. Мы опешили. Единственная, кто не потерял присутствия духа, была Славя.  — Чего удивляетесь? Белочка тоже решила попрощаться с нами. Она опустилась на колени и погладила белку.  — Белки, как и все животные, чувствуют добрых людей — отозвалась Алиса. Мы ещё постояли некоторое время и посмотрели на белочку. Наконец, словно чувствуя, что нам необходимо дальше идти, она полезла вверх по дереву и скрылась в ветвях.  — Жалко. Мы бы с ней поиграли– вздохнул Рома. Славя улыбнулась:  — Слишком поздно вам с ней играть будет. Вы уезжаете вечером. Раньше надо было в лес приходить. А кроме того — зачем вам с ней играть? Разве вам нравится животных мучить?  — Не нравится — сказал Рома, виновато повесив голову.  — Так чего вы тогда печалитесь? Идём назад в лагерь. Белок в своей жизни вы ещё много увидите. Они в каждом городе есть, в каждом парке. Они спорить не стали, и возвращение в лагерь снова пошло своим чередом. Больше не было никаких заминок, и мы спокойно дошли до лагеря. Периодически я по пути посматривал на небо. Шедший рядом со мной Игорь даже спросил меня:  — Что ты дивишься на небо? Не видел что ли его никогда? Я ответил:  — Да, дивлюсь, какое оно яркое и чистое. Мне очень не хочется, чтобы в день нашего расставания с лагерем прошёл дождь.  — Не беспокойся, вряд ли это случится — усмехнулся мой спутник. Больше никаких приключений не было. Приключения начались, когда мы добрались до лагеря. На площади нас уже ждал Дроздов. Директор ужасно нервничал, словно он был юношей, которому девушка обещала свидание, но не пришла. Мы не ждали, что вожатые получат от него выволочку, но нам пришлось быть свидетелями этому.  — Вы чем себя возомнили! Что за самоуправство! — кричал он сердито.  — Что вам не нравится? — спросил Валерий Геннадьевич.  — Всё не нравится! Вы знаете кто? Вы — варвары, нелюди, бараны, овцебыки, кретины, дебилы, олигофрены, имбецилы, дауны, скоты, быдло, удоды тоскливые, олени, дятлы! Вот вы кто!  — Мы не понимаем, к чему претензии? — спросил Валерий Геннадьевич. По его выражению лица было видно, что он не врёт, и действительно не понимает, что к чему.  — Товарищ вожатый, вам запретили самодеятельность. Поход был обговорён заранее, это да. Но какого рожна вы оставались в лесу на ночь. Зачем? Для чего? Нельзя было этим заранее в библиотеке заняться?  — Мы не думали, что это повредит участникам проекта. Последний день они здесь, пусть хоть вместе побудут! — удивлённо сказала Ольга Дмитриевна. Дроздов сердито крикнул на неё:  — Пионерам отъезжать через несколько часов, а они до сих пор не в курсе задач нашего эксперимента! Вы меня удивляете. И призывным голосом позвал нас:  — Давайте в административный корпус, и поживее! У меня от этих слов душа в пятки ушла. Причём здесь эксперимент? Нас приглашали на телевизионное шоу, разве нет? Неужели вся его задача состояла лишь в этом? Наблюдать за нами, как за подопытными кроликами? Даже как-то обидно, честное слово. За всеми этими размышлениями я и не заметил, как мы добрались до административного корпуса. С тех пор, как я там побывал в первый день, я две недели не заходил сюда. Думаю, и остальные мои товарищи тоже обходили это место стороной. Только потом начались конференции и просмотры кинофильмов. И всё это время, пока нас здесь не было, Дроздов регулярно заходил в какую-то потайную комнату и следил за нами. Но я ошибся. Он подвёл нас к двери, на которой было написано: «Руководитель кружка кибернетиков Сыроежкин С. С.». Ребята из кружка кибернетики удивлённо переглянулись.  — Это здесь ваша аппаратура находится? — спросила Маша. Директор ухмыльнулся:  — Да, здесь. Где же ей ещё располагаться, как не здесь? Самое удобное место. Электроник постоянно находился в вашем кружке, руководил вами, вы там делали не то робота, не то Машину времени из романа Уэллса, не то ещё какую-то фигню. А тем временем здесь находится аппаратура, с помощью которой я и вожатые следили за лагерем. Электроник горделиво подбоченился и сказал:  — Программу, на которой эта аппаратура работает, я сам создал. И горжусь этим. Если бы не присутствие здесь девушек, я бы обругал его матом. Нашёл чем гордиться, сука кучерявая! Филёр недоделанный! Но я не стал высказываться вслух. В конце концов, не всё ли равно, кто был конструктором? У нас здесь съёмочная площадка, а не патентное бюро. Мы зашли в комнату Электроника. Там была расположена самая настоящая инженерно-техническая лаборатория. Вернее, главную роль в ней играли десять небольших экранов, расположенные по периметру стен вокруг большого экрана, как лучи вокруг солнца. На полу же располагалась специальная аппаратура, с помощью которой, видимо, можно было приближать и удалять изображение. Компьютеры гудели, а, значит, находились в рабочем состоянии. Он подошёл к ним и включил мониторы.  — С чего начнём, пионеры? — спросил он.  — Нам всё равно — философски заметил Андрей Мкртчян. Но тут в разговор влезла Ульяна:  — Давайте дома посмотрим. Я мало у кого была в гостях, а так хоть виртуально гляну. Дроздов усмехнулся:  — Что ж, ради Ульяны мы устраиваем виртуальную экскурсию по домам пионеров. Впрочем, смотреть было не на что. Дома были все на одно лицо. Выделялись на общем плане только дома вожатых и персонала лагеря. В первую очередь тем, что на стенах висели разные плакаты. Дом Лены и Мику, дома Алисы и Слави я уже видел, поэтому сконцентрировался на остальных. Самым прикольным был дом Ольги Дмитриевны. На окне её почему-то лежал молоток, а на стенах были постеры Фантомаса и какого-то человека с ящиком на голове.  — Это дом Ольги Дмитриевны? — поинтересовалась Алиса. Когда Дроздов подтвердил ей это, Сергей Соловьёв решил пошутить:  — Не ходите, дети в класс. Ваш учитель — Фантомас. Все засмеялись. Я засмеялся вместе со всеми, хотя в моём смехе были нотки удивления. Походу здесь он, а не я — любитель ретро. В моём детстве у этой присказки последнее слово было немного другим. А вот Мику пробило на сентиментальные воспоминания. Она восхищённо сказала: Ух ты! У неё над кроватью Человек-ящик висит! — А откуда ты знаешь, кто это такой? — удивился Дроздов. — Мне мама давала книгу почитать. Она мне говорила, что это — её любимая книга. Вот бы её сейчас перечитать. Вот только я не знаю, переведена ли эта книга на русский. У меня комок застрял в горле. Стыд мне и позор! Я за всё время здесь не вспомнил ни о родителях, ни о двоюродном брате. А вот Мику всегда помнит о родителях. Она — молодец. На неё семья может положиться. У Виолы на стенах были санитарные плакаты, вырезки из отрывных календарей, а также почему-то постер группы «Сектор Газа».  — Эх, знать бы мне, я бы спел для неё «Лирику», «30 лет» или «Колхозный панк», а то и частушки бы сбацал — усмехнулся я. Алекс хлопнул меня по плечу:  — Поздно уже, браток. Отъезжаем скоро. Я грустно вздохнул, поскольку и сам это понимал. Более того, я вдруг понял, что я не успею спеть и песню Яака Йоалы про солнечные часы. Что-то с этим надо было делать. Но я так ни к какому решению не пришёл. У Климента Петровича на стенах висели постеры разных советских спортсменов. Глядя на них, хотелось спеть голосом Магомаева: «Мы хотим всем рекордам наши звонкие знать имена». У завхоза вместо спортсменов были актёры. Тоже в основном советские. Исключение составлял лишь Алексей Маклаков в своём самом известном образе прапорщика. Но не у всех было так красиво. У Электроника и у Валерия Геннадьевича обстановка была такая же спартанская, как и у пионеров. На вопрос Ульяны, почему так произошло, Валерий Геннадьевич ответил:  — А мне зачем? Я привык жить по-армейски.  — Аналогично Я — как философ. У меня нет особого имущества. К чему брать с собой лишнее, особенно, если учесть, что я прихожу домой только ночевать — поддержал его Электроник. Но директору вопрос Ульяны не понравился. Он сердито посмотрел на неё:  — А ты вообще молчи, трепло рыжее! Это что за шалман вы тут устроили? — огрызнулся Дроздов и переключил на их дом с Алисой.  — Это не шалман. Нам так нравится жить — обиженно сказала Ульяна. Но мне бросились в глаза валявшиеся на кровати игрушки. И подаренная Славей кукла, и танк, и найденный мной Жёлтый медвежонок!  — Это всё тебе подарили? Я игрушки имею в виду — спросил я Ульяну.  — Да — сказала она радостно.  — Жёлтого медвежонка я нашёл — сказал я, решив похвастаться. Это было лишней идеей. Она посмотрела на меня озорным взглядом и вдруг прыгнула. В прыжке она ухитрилась дотронуться губами до моей щеки и поцеловать меня. Я смутился. Смутил меня не сам поцелуй от маленькой девочки, а то, каким комичным он вышел.  — Ты как так ухитрилась? — спросил я. Она показала на Ростислава.  — Это он на баскетбольной площадке научил меня таким трюкам. На лице Ростислава было написано удивление.  — Я тебя этому не учил. У тебя это как-то само собой получилось. Ты прямо циркачка.  — Не отвлекайтесь — скомандовал Дроздов, нажал какие-то кнопки, и а экранах стали мелькать площадь, лодочная станция, пляж, библиотека, спортивная площадка, кружки. Мы стояли и глядели как заворожённые. Никто не задавал вопросов. Но вот Дроздов посмотрел на часы. — Сейчас должен быть звук горна. Думаю, наш сеанс можно считать оконченным. Но мы ещё немного задержались. Илья не удержался и задал вопрос:  — А это правда, что чаепитие будет? Нам вожатые так говорили. Директор хитро улыбнулся:  — Будет, но недолгое. Вам ещё нужно всё разъяснить, а вопросов, судя по всему, у вас накопилось много. Пресс-конференция может затянуться до самого вечера. Он внимательно посмотрел на нас.  — Может, провести её в кинозале? Или лучше в библиотеке?  — Давайте проголосуем — предложил Вася. Голосование закончилось с перевесом в один голос в пользу библиотеки.  — Это вы правильно решили. От столовой до библиотеки идти ближе — поддержал нас Дроздов. Больше ничего нас не задерживало. Директор и Электроник выключили компьютеры, и пионеры покинули офис руководителя кружка кибернетики. Дроздов не сопровождал нас. Он остался с вожатыми и отдавал им какие-то распоряжения. Мы же отправились на обед. Я обычно ем очень быстро, за что регулярно получал насмешки от родственников и знакомых. Здесь, в «Совёнке», никто надо мной за это не насмехался, но по выражению лиц многих пионеров было видно, что они это как минимум не одобряют. Но сегодня, к моему удивлению, я видел, что все окружающие меня пионеры — как юноши, так и девушки, едят очень быстро. Судя по всему, мы все очень торопились узнать цель своего пребывания здесь. Но нам пришлось вытерпеть чаепитие, которое вожатые устроили-таки для нас. Правда, вожатые вошли в наше положение и предложили:  — Если кто хочет, то может взять пироги на дорогу, когда отправится возвращаться домой. Выпив чай, мы отправились в библиотеку. Вне общего строя шёл только я. Моя дорога вела меня к дому, где в шкафу меня дожидалась синяя тетрадь. Забрав своё сокровище, я поспешил в библиотеку. На меня ложилась важная миссия — я должен был передать Дроздову наши вопросы. Интересно, какой будет его реакция? Спокоен он будет или же разозлится? От него можно ожидать любого поступка. Чем быстрее я приближался к библиотеке, тем больше волновался. Я не боялся Дроздова, просто мне было непривычно. Обычно я приходил в библиотеку на свидание с самой дорогой для меня девушкой, а сейчас. А сейчас, перефразируя известную песню времён Великой Отечественной войны — «нам целоваться рановато, есть у нас поважнее дела». Волнение всё не утихало. К Лене я обычно входил без стука, потому что знал, что она будет меня ждать и зимней ночью, и в июльский зной. А сейчас я постучался, как бы оттягивая время появления в библиотеке. Дроздов встретил меня ироничными словами:  — Тебя уже заждались. Когда ты вчера читал товарищам книгу, ты так же опаздывал?  — Нет — бросил я коротко. Он посмотрел на мою тетрадь и усмехнулся:  — Синяя тетрадь, как у Ленина в Разливе. Ладно, давай её сюда, и поскорее. Я отдал её и сел на один из передних рядов. Там уже находились Алекс, Вася, Лена и Юля. Словно неосознанно я потянулся к землякам. Вся наша тульская колония сидела рядом. Интересно, спросит ли кто-нибудь из них Дроздова о том, почему так много пионеров представляет Тулу? Мне вспомнились слова Ленина про то, что «значение Тулы для Республики огромно». Я усмехнулся про себя. Ленин писал это во время Гражданской войны. С тех времён прошёл уже почти век, и многое изменилось. Но, когда я задумывался над тем, почему в лагере «Совёнок» много туляков, ничего, кроме этой фразы, мне в голову не лезло. Если бы я был организатором этой передачи, я бы постарался заманить в «Совёнок» представителей всех регионов России и всех бывших республик СССР, включая Прибалтику. В советских «Песнях года» участвовали представители почти всех республик — Песняры, София Ротару, Яак Йоала, Роза Рымбаева, ансамбль «Ялла» — и это только те, что вспоминаются навскидку. И это было хорошо. Сейчас Союза уже нет, но нынешние фестивали тоже собирают певцов с большого пространства. На «Нашествии» выступают «Вопли Видоплясова», «Ляпис Трубецкой», «Здоб ши Здуб», «Brainstorm» — и дай бог, чтобы так всегда продолжалось. А у нас? Симулятор пионерского лагеря с точки зрения географии ни к чёрту не годится. Неужели нас действительно собирали, грубо говоря, с бору по сосенке? Дроздов во время первой встречи мне на это намекал. И в это можно было бы поверить, но рассказ Ростислава про то, как его уговаривали, словно капризную эстрадную звезду, с этим не вяжется. Или всё же нас подбирали по какому-то принципу? Но по какому? Мне вспомнились наши вчерашние посиделки у костра и рассказы про родные города. Кстати, о родных городах. Ростислав рассказал всё-таки про Николаев. Мне было интересно слушать этот рассказ. По сравнению с 80-ми годами, когда мой отец приезжал туда в командировку, в городе многое изменилось, и в основном не в лучшую сторону. Мне даже жалко Ростислава стало. Дроздов, к нашему удивлению, не приступал к пресс-конференции. Хотя тетрадь он держал в руках и изучал с самым внимательным видом. Изучал он её долго. В конце концов, все уже стали терять терпение.  — Что вы остановились? — спросил Костя. Дроздов отвлёкся и сказал нервно:  — Да вот читаю, что этот парень написал. И лукаво, словно сатана, посмотрел на меня. Все обернулись на меня. А я, к своему удивлению, понял, что не чувствую ни волнения, ни страха. Видимо, всё волнение осталось за дверью.  — И как? — спросил я спокойно. Директор лагеря вздохнул:  — Ну, содержание нашей встречи ты передал верно. А то, что у тебя до этого в голове творилось — пусть остаётся на твоей совести. Я сказал раздражённо:  — Вы пришли дело делать или лясы точить? Дроздов, к моему удивлению, отреагировал спокойно:  — Прости, пожалуйста, но я зачитался твоей книгой. Она меня сильно отвлекла. Я решил поинтересоваться.  — А вы вчера не слышали, как я читал в библиотеке свою книгу? Директор виновато развёл руками.  — Вчера звук был очень слабый. Мне даже пришлось Электроника просить, чтобы он сигнал исправил. Сам я, к сожалению, в технике не разбираюсь. По его выражению лица можно было понять, что он не хочет дальше об этом говорить. Внезапно он усмехнулся и посмотрел на меня.  — Первые вопросы ты составлял? Почерк чересчур сильно похож на тот, которым написан текст первой главы.  — Да, я, а что такого? — удивился я. Дроздов укоризненно покачал головой.  — Ты задаёшь вопросы, которые, на мой взгляд, уместнее в конце. Я бы начал с того, как вы сюда попали и зачем. А ты — судьба детей, гонорары какие-то. Для чего это тебе? Я был разозлён этими словами. Казалось, что они задели меня за живое и оскорбили все мои надежды и мечты.  — Если вы действительно следили за тем, как мы себя вели, то вы были бы в курсе моего проекта — сказал я дерзко.  — О твоём проекте мы поговорим позже. А пока не отвлекай меня — ответил директор мне в тон. Со своего места поднялась Маша. Она сориентировалась раньше остальных. Всё-таки она — умная девушка, хоть она и старалась быть незаметной.  — Вчера вы говорили, что этот британский фильм, который мы смотрели, связан как-то с нашим попаданием сюда. Дроздов посмотрел на неё с пониманием. — Именно с этого фильма и началась идея, которая привела меня к этому лагерю. Но сначала позвольте мне сказать вам один секрет. Мне о нём говорить неудобно. Поэтому простите меня, если я буду волноваться. Он и в самом деле начал говорить взволнованно. Это у меня вызвало изумление, которое потом перерастало в гнев. Человек так волнуется тогда и только тогда, когда признаётся в любви предмету воздыхания — и то не всегда. Но он всё же решился, хоть и раздумывал долго.  — Я не отношусь ни к телевидению, ни к кино. И «вожатые» тоже не относятся. Мы переглянулись недоумённо.  — Тогда кто же вы такой? — спросил Вася.  — И как с этим связан вчерашний фильм? — добавила Маша.  — И куда вы ездили из лагеря? — добил его я. На его лице возникло удивлённое выражение.  — А ты откуда знаешь, что я отъезжал? Я только вожатым об этом и говорил.  — Вожатые рассказали нам об этом, когда мы решали, что с детьми делать — объяснил Ростислав.  — Впрочем, некоторые о вашем отсутствии знали ещё раньше. У вашего отъезда были свидетели. Юля, например. И она по дружбе рассказала всё мне. Если вы не связаны с кино, то что вы делали на кинофестивале? Или это враньё? Дроздов начал говорить тоном оскорблённой невинности:  — А почему мне нельзя было отъехать в Москву? Кино я люблю с детства. Билеты приобрёл заранее. На Московский кинофестиваль может любой желающий попасть. Там в этом году были хорошие фильмы. «Палата № 6» по моему любимому рассказу Чехова, например.  — Ближе к делу. Кто же вы такой? — сурово сказал Илья. Дроздов посмотрел на него и заговорил уже спокойнее.  — Позвольте, я начну издалека. Мы стали внимательно слушать его рассказ. «Знахарь» и «Банковский билет в миллион фунтов стерлингов» были любимыми фильмами директора лагеря. Посмотрев их он стал задаваться вопросом — как бы он поступил в похожей ситуации, когда жизнь приходится по сути начинать заново? Он старался рассказать всю жизнь максимально подробно:  — Я окружил себя книгами, в которых говорится примерно об этом, и соответствующими фильмами. Я читал «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина, записки венецианца Марко Поло, книгу Сигизмунда Герберштейна, руководившего посольством в дикую и варварскую, как он сам считал, Московию. Не проходил я и мимо художественной литературы. Мной были от корки до корки прочитаны «Сёгун» Джеймса Клавелла, «Лекарь. Ученик Авиценны» Ноя Гордона. Потом я перешёл на книги о путешествиях во времени. Начав с классики — произведений Марка Твена, Уэллса и Бредбери, я в старом советском журнале «Зарубежная фантастика» обнаружил повесть американца Джека Финнея «Меж двух времён», а потом от деда узнал о повести Лазаря Лагина «Голубой человек».  — Лагин — это тот, который Хоттабыча написал? — удивился Илья.  — Да, а ещё он написал повесть о том, как советский человек 50-х годов попал в прошлое, в дореволюционный период. Попрошу не смеяться. «Голубой» — раньше означало возвышенный, благородный мечтатель, а вовсе не представитель сексуальных меньшинств. Эти обе книги были весьма годные, но потом я начал читать современные российские романы про попаданцев. Правда, после второго, к счастью, меня отпустило. Но я нашёл цель в жизни. Я засел за книги, с отличием сдал все необходимые экзамены и поступил на факультет психологии МГУ, стал там одним из лучших студентов. Моей специализацией была кафедра психологии личности. Там я снова был одним из лучших студентов. Но были двое, которые были лучше меня. Я их любил, я к ним тянулся — и в конце концов мы стали друзьями. Вы их знаете уже.  — Это Ольга Дмитриевна и Валерий Геннадьевич? — спросила Маша. Дроздов кивнул головой.  — Я с ними поделился своим планом. План состоял в том, чтобы подобрать с улицы случайных людей, и без их ведома отправить в незнакомое место, где они проведут несколько недель.  — Такие вещи нельзя делать просто так. Вы должны были заручиться согласием научного руководителя — возмутился Вася.  — А мы и заручились. Нашим руководителем на кафедре был профессор НН. Ох, сколько нам трудов стоило уломать его! Сказать, что мы были поражены — значило не сказать ничего. Судя по выражению лиц моих товарищей — они с трудом могли переварить новую информацию. Дроздов же продолжал спокойно, как будто ничего не произошло.  — Надеюсь, вы не были разочарованы тем, что вас не покажут по ТВ?  — Нам нечего делать на Первом канале, оттуда никакой пользы. — отозвался Костя. Большинство ребят с ним согласились. Но я задал новый виток дискуссии, решив спросить про нюансы исторической реконструкции. Как нас ни называй, но мы — люди другого поколения. Мы звоним по мобильникам и слушаем в лучшем случае Арию, а в худшем — рэп. Для чего нас послали в пионерский лагерь?  — Кстати, вы только моим родителям написали или всем? — вступила в разговор Маша. Дроздов был погребён под валом вопросов.  — Подождите, товарищи. Я буду по частям отвечать. А то вы меня в гроб вгоните. И он начал говорить «по частям». Цель оказалась простой, как всё гениальное. Наблюдать за тем, как вы живёте, как налаживаете контакт, с кем дружите, в кого влюбляетесь — и делать выводы. Его прервал Серёжа:  — А что, если бы мы просто так просидели по домам, выходя только в столовую и, извиняюсь за выражение, по нужде? Дроздов рассмеялся:  — Вот задачей нашего эксперимента и было выяснить — будете ли вы друг с другом взаимодействовать, и если будете, то как?  — Вы удовлетворены результатом? — спросил Вася.  — Мы — вполне удовлетворены. Хотя, если бы мы вас проинструктировали, мы были бы вправе ждать другого. Но вы — случайные люди. Мы даже города из списка выбрали случайно. Он посмотрел на своих слушателей, сделав особый акцент на Косте, Вике, Шурике и Илье.  — Столичных жителей прошу меня простить, но так и было. Единственным исключением из этого списка является Тула, но тут сыграл роль мой патриотизм. Тула — моя малая родина. Я сам там родился и прожил до 18 лет. Мне хотелось облагодетельствовать побольше людей из родного города. Вася продолжал задавать вопросы так въедливо, словно он был следователем, а Дроздов — подозреваемым:  — Как был устроен этот механизм? Автобусы ездили и всех подбирали? И что это за вещество было, от которого впадали в детство?  — Вещество это было разработано профессором Воробьёвым с химического факультета МГУ. Он любезно согласился проверить его на вас, и первую неделю наблюдал за вами здесь. Но потом попал под сильный дождь, простудился и был вынужден уехать лечиться в близлежащий город. Кстати, насчёт географии. «Лагерь» действительно находится в Тверской области. Виола, Шматко, и физрук — его сотрудники.  — А Электроник? — спросил Шурик.  — Электроник — хороший друг Ольги Дмитриевны, студент Бауманки. Кроме них, все остальные — условно «подопытные». И за всеми ездили нанятые автобусы одной транспортной компании. Обычно они возят туристов по Золотому кольцу России, но нам удалось посулить неплохие гонорары. Единственные исключения — Ростислав, Богдан и Вика. Шурик, услышав это, ехидно ухмыльнулся:  — Ну ладно я. Я к друзьям в Москву приехал, и вы меня вместе с Ильёй сюда привезли. Но как вам удалось украинских участников уломать? Тут Ростислав встал и рассказал историю, которую в своё время рассказывал мне. Я слушал внимательно, и снова ещё раз всё переживал. Но теперь этот рассказ не вязался с тем, что нам рассказывал Дроздов, на что ему не преминул указать Костя. Но Дроздов честно признался:  — Я отправился на научную конференцию в Лондон. Там обнаружил двух ребят, один из которых согласился приехать, а второй — нет. Остальное — дело техники.  — А что с украинцами случилось? Как они здесь оказались? Неужели вам пришлось за ними ехать и подбирать? — не унимался Шурик.  — Я был в Киеве на одной конференции, ради этого даже досрочно экзамены сдал. Эх, мне бы билеты на поезд взять, дураку. Вместе со мной, кстати, другой Игорь ехал. Тоже крымчанин. Только он из Севастополя– буркнул Игорь.  — Вику мы подобрали в Киеве, она собиралась к родственникам во Львов — продолжил тем временем директор. Вика, выслушав это, грустно улыбнулась  — Жалко, что я не обратила внимание на то, что в автобусе сидят только Богдан и Игорь, и что они находятся словно в анабиозе. У меня тогда словно мозги отшибло. Верно говорят, что когда Бог хочет кого-то наказать, он его разума лишает. — Вы мне говорили, что можно отказаться, и что многие отказывались — напомнил я.  — Я тебе тогда не врал. Многие действительно отказались. Например, тот, второй Игорь. Как было обидно их терять, вы не представляете! Но никак их уломать не получилось– сказал Дроздов, усмехнувшись. Он стал перечислять эти имена. Но я эти имена не слушал. Я думал о другом. Вспоминая о том, первом дне, я понимал, что даже всерьёз не задумался о своих родителях и о том, что они чувствуют. Какой ужас они в самом деле испытали, когда выяснили, что на празднике у двоюродного брата я даже не побывал. Вспомнив об этом, я спросил:  — Вы всем написали письма или только родителям Маши?  — Всем, всем, успокойся. Там написано, что вы участвуете в съёмках передачи и вернётесь в целости и сохранности.  — А вы не боялись, что на вас милицию наведут? Дроздов посмотрел на меня как на дурака:  — Какую милицию? Точный адрес мы не указали. Вообще, что ты такой мнительный? Тебя здесь пытали, резали? Может быть, над тобой ставили опыты, как в фашистских концлагерях? Нет, тебя и твоих товарищей никто не контролировал. Наоборот, вам дали возможность обрести новых друзей, найти дело по душе, некоторым — даже любовь отыскать. Хотя изначально, надо сказать, это не закладывалось. Закладывалось — просто смотреть, какие склонности вы в себе разовьёте, станете эгоистами или будете сотрудничать. Именно в этом состояла цель эксперимента. Впрочем, об этом, я кажется, уже говорил.  — Да, здесь нам было хорошо. Мы все друг другу помогали. Я так много картин написала, как никогда раньше. Такого вдохновения никогда не чувствовала– ответила за меня Вика. Алекс всё это время смотрел влюблёнными глазами на Алису. Костя переглядывался с Серёжей, а я поочерёдно перегонял взгляды с одного пионера на другого. Действительно, как ни крути, а это место — счастливое. За то, что мы здесь побывали, можно простить тот блеф, который затеяли он и «вожатые». Но всё же какие-то вопросы всё ещё оставались. И самые главные были исторического свойства. Поэтому я спросил:  — Всё же почему вы решили сделать именно пионерский лагерь, и при этом не делать никаких мероприятий, которые должны в настоящем пионерском лагере быть? Я, правда, в настоящие по возрасту не попал, но читал много книг и смотрел порядочно фильмов. Так что я знаю, как всё должно быть в настоящем пионерском лагере. А у нас — полная свобода, никакой дисциплины, три счастливых недели. И почему лагерь называется «Совёнок»? Директор усмехнулся: -Сова — символ мудрости. «Совёнком» лагерь назвали для того, чтобы показать, что, несмотря на то, что вы будете отыгрывать роль детей, вы в любом случае выберете самый удачный, самый мудрый вариант вашего пребывания здесь. А что касается остального? Нам не хотелось искусственно создавать проблемы. Всем и так понятно, что, оказавшись в незнакомом месте и в незнакомых условиях, все испытают сильнейший стресс. Наоборот, надо было создать вам ощущение радостного места, чтобы вы спокойно осознали своё положение и не начали бузотёрить. Можете назвать это «Золотой клеткой», можете цветущим садом, можете — пионерским лагерем. В настоящем пионерском лагере все выбирали — ходить строем или заниматься тем, что тебе по душе. Здесь у вас тоже был такой выбор. А почему пионерский лагерь? Потому что это ассоциируется с беззаботным детством. По крайней мере, я так сужу по рассказам своего отца. Ольга утверждала, правда, что её родители кляли пионерский лагерь последними словами. Мы с ней даже поспорили перед отъездом сюда. Она всё никак от этого предубеждения не хотела отказываться. Но в итоге мы сотрудничали и с ней, и с Валерием довольно уверенно. Они хорошо меня заменили, пока я отъезжал. Он сделал паузу, и несколько раз оглядел нас, словно оценивая, как мы изменились за это время. Видимо, он был удовлетворён нами, потому что его дальнейшая речь была весьма оптимистичной:  — Но я вижу, что вам здесь понравилось. Вы не стали сидеть сложа руки, а наладили контакт, помогали друг другу, занимались исследованием окрестностей. Даже незнакомым детям, которых прежде не видели, помогали. Можно сказать, пребывание в лагере вам в любом случае принесло пользу. Хотелось бы, чтобы вы остались друзьями и после этого приключения.  — Мы постараемся — сказал Костя. А Шурик добавил, усмехаясь:  — У нас в любом случае будет повод вместе проводить время. Мы же договорились турниры по 7-40 проводить. Начнём в интернете, а там, если судьба позволит, встретимся и ещё раз. Дроздов вздохнул, глядя на нас.  — Я вижу, что вам радостно здесь было находиться. Но пора расставаться. Идите, собирайте вещи. В скором времени приедут автобусы, каждый из которых довезёт вас, как говорится — до дома, до хаты. Вот и кончилось наше пребывание в «Совёнке». Кончилось как-то рутинно. С другой стороны, на что я рассчитывал? Я же не в сказке живу, а в реальности. Ещё два часа — и я уже буду на пути к возвращению домой. Но осталось ещё несколько нерешённых вопросов. И я их, конечно же, задал:  — А что будет с нашими гостями? Куда они денутся? Не будут же они так по-прежнему бродить по дорогам? Вы мне так и не ответили Дроздов, уже замолчавший, вынужден был начать издалека:  — Недалеко от Твери есть посёлок Эммаус. Наверняка многие о нём слышали.  — Да, слышали. Там в прошлом году фестиваль «Нашествие» проводился. Я даже съездить планировал, но не свезло — подтвердил Сергей Соловьёв.  — Очень приятно, что вы слышали об этом месте. А ещё там есть много всего интересного. Например, музей художника Владимира Серова, написавшего картину «Ходоки у Ленина». А кроме того — детский дом. Возвращаясь из Москвы, я связался с его руководством и договорился, что дети некоторое время поживут у них, а потом мы будем искать им приёмные семьи. Думаю, это будет самый хороший вариант. Алиса посмотрела на него и сказала задумчиво:  — Согласятся ли они там быть? Может быть, им там будет некомфортно? Ульяна обернулась к ней, и всем стало видно, как в глазах девочки — атаманши бродяг заплясали озорные искры.  — В случае чего мы оттуда убежим и снова начнём путешествовать. Но сначала дождёмся — вдруг этот добрый человек нам поможет и найдёт нам приёмную семью.  — Я сделаю всё, что в моих силах — обещал Дроздов. Я смотрел на детей и думал: «А Дроздов оказался достойным человеком. Не знаю, сдержит ли он обещание или нет, но ему хочется верить». Хоть бы у него всё получилось, и дети нашли бы приёмные семьи. Директор тем временем продолжал решительно, словно полководец, который рассказывает солдатам план битвы или директор завода на планёрке.  — Дети останутся здесь ещё на ночь. Завтра утром они поедут со мной и с «вожатыми» до детского дома в Эммаусе. Потом я вернусь и мы все — я, вожатые и остальной персонал — отъедем отсюда. Нам предстоит провести ещё сутки здесь. Он пристально посмотрел на нас.  — Собирайтесь. Вам осталось всего два часа. Униформу оставьте в домах. Завхоз её потом соберёт. Тут со своего места встал Илья.  — А зачем нам её отдавать завхозу? Почему нам нельзя её с собой отвезти? Пусть хоть память об этом останется, как от наших предшественников осталась эта пластинка, которую мы слушали несколько дней назад. Я согласился с другом.  — Илья прав. Если мы не привезём, нам не поверят. Хоть вы и утверждаете, что написали всем нашим друзьям, вряд ли это посчитают доказательством. Директор хотел было возразить, но тут же расхохотался:  — Вы меня подловить хотите? Ладно, если кто хочет, пускай берёт униформу себе, на память, как Колумб взял себе на память кандалы, в которых его держали после возвращения из третьего путешествия.  — Ну у вас и аналогии — не выдержал я.  — Аналогии нормальные. А вы собирайтесь. И мы отправились по домам. Правда, перед тем, как я ушёл, меня подозвала Ольга Дмитриевна:  — Андрей, я видела, как ты читал «Парус». Книга эта — моя. Позволь мне её тебе подарить.  — Ничего себе, я и думать о нём уже забыл. Но спасибо вам большое — сказал я, искренне растрогавшись, и отправился к дому. Сказать по правде, я был искренне ошеломлён этим предложением. Но не отказываться же от подарка! В последний раз я заходил в тот дом, в котором прожил три недели. Три недели, которые сложно было представить. Три недели, за которые я, сам того не желая, снова окунулся в детство. На минуту мне подумалось: «А что, если бы мне остаться здесь ещё на несколько дней?» Но нет, сказка закончилась, начинается новая жизнь. Жизнь, которую я посвящу пользе людям и перестану быть заучкой, у которого знания лежат мёртвым грузом. Да, в этом лагере было много странного. Не просто много, а очень много. Если всё описывать как есть — то не знаю, зайдёт ли читателям. Ладно, попытаться в любом случае стоит. Тщательно, по-солдатски, заправив кровать, я снял с себя красный галстук. Сколько мучений мне в своё время из-за него предстояло! И вот мы с ним прощаемся. Прощаемся с внеочередным приступом детства. Я ещё раз посмотрел на свою униформу. Она останется мне вечным напоминанием о том, что со мной произошло здесь. А в будущем моя задача — самому дарить детям счастливое детство. Такое, которое позволит им быть счастливее нас. Под эти мысли я начал упаковывать вещи. Хотя личных вещей у меня особо не было — только верхняя одежда, мобильник, которым я так и не воспользовался, подаренный Ольгой Дмитриевной альманах «Парус», который я нашёл на лодочной станции, и подаренную картину Виктории Ветощук. Я тщательно упаковал мобильник, книгу и портрет в сумку, недолго посетовав на то, как она запылилась от времени, и стал одеваться. Вот он, мой серый выходной костюм. Костюм, в котором я должен был гулять на дне рождения. Теперь, одетый в него, я возвращаюсь домой. И всё-таки жаль расставаться с этим местом. Я поймал себя на мысли, что много где я ещё не был. Например, на острове «Длинном». Или как он там называется? Но теперь уже поздно. Хотя, может быть, и к лучшему, что надо покинуть это волшебное место. Жить надо так, чтобы вокруг тебя мир сам был волшебным. А в изоляции это сделать не выйдет. Я снова стал думать о людях, с кем я провёл три недели, и тут вспомнил о наших гостях. С товарищами я попрощаться успею, а с ними — вряд ли, если сейчас же не начну. Я отправился к ним. Мне хотелось ещё раз взглянуть в глаза тем, кто указал мне цель жизни. Я отправился в южную часть лагеря. Дошёл я до неё быстро. Рядом с домами я осмотрелся. Вдали змеилась дорога, которая вела в старый лагерь. Сколько раз мы по ней бродили, пытаясь добраться до исторической реликвии. Вряд ли кто-то ещё по этой дороге пройдёт. Вообще, это удивительное дело. Пионеры 30-х годов вряд ли думали, что там, где когда-то был их лагерь, будет стилизованная под съёмочную площадку экспериментальная психологическая лаборатория. Порой, выверты судьбы бывают очень чудными. Вдруг я понял, что не знаю, в каком доме они находятся. Не стучаться же во все подряд? А если ребята находятся на пляже или футбольном поле? Наудачу я решил постучаться в дом с Весёлым Роджером. И мне повезло. Все «неуловимые мстители» сидели дома у Ульяны и играли в карты. Вместе с ними была и Алиса.  — О, привет, народ! — поздоровался я.  — Смотрите, кто пришёл! Что ты здесь делаешь? — изумлённо спросила Алиса.  — Вот, попрощаться решил. А ты, я так полагаю, тоже? Алиса кивнула головой.  — Действительно, расставаться жалко. Хотелось бы проводить их до того Эммауса, но к сожалению, не выйдет. Тут Володька гордо сказал:  — Не надо нас провожать. В случае чего мы вам напишем, хорошо ли нас там встретили или нет. Мы вам доверяем. Ульяна отложила карты в сторону и взяла с кровати Жёлтого медвежонка, лежавшего вместе с куклой.  — Я сначала была недовольна тем, что вы все игрушки из старого лагеря вынесли, но теперь по-другому думаю. Это подвиг, настоящий подвиг! Мне Алиса рассказывала. Только одного не понимаю. Вы же тогда нас не знали. Для кого вы старались? Я стал объяснять ей про детский дом, находившийся недалеко от моей родной квартиры.  — Вот как получается! Хорошее дело вы сделали. Но жёлтого медвежонка и куклу, не обессудь, я себе оставлю– усмехнулась она, выслушав меня.  — Мы тоже часть игрушек себе взяли. Нам Славя отдала. Мы к ней в кружок пришли и выбирали. Надеюсь, ты на нас за это не обидишься? — спросил меня Рома. Он посмотрел на меня. От этого взгляда у меня комок в горле застрял.  — Как я могу обижаться на мальчика, который так душевно исполнил песню «От зари до зари». Игра шла своим чередом. Правда, откровенно говоря, играть было неинтересно. Алиса всё время выигрывала. Наконец, ей это надоело и она сказала довольно сердито:  — Попрошу мужскую часть почтеннейшей публики выйти из дома. Мне нужно переодеться перед отъездом. Она действительно ещё не успела переодеться. Мы с Володькой и Ромой вышли из дома и начали прогуливаться. Тут Рома спросил меня:  — Послушай, а ты в книге нас упомянешь? Я удивлённо посмотрел на них. Так вот что их волнует больше всего!  — Упомяну, конечно! Вы за неделю успели стать частью пионерской семьи. Услышав слово «семья», Рома грустно вздохнул.  — «Семья». У меня нормальной семьи никогда не было. Я взглянул ему в глаза. В них отражалась печаль. Получается, вот о чём он думает в глубине души. Мне захотелось помочь ему.  — Я найду тебе семью, обещаю.  — Правда? — спросил он удивлённо.  — По крайней мере, приложу все силы. Пусть даже в ущерб книге.  — Спасибо — сказал Рома и пожал мне руку. Мне было очень грустно расставаться с ними. Но что-то подсказывало, что они мне ещё встретятся.  — До свидания, мои маленькие друзья. Я буду скучать по вам.  — Мы тебе обязательно напишем — обещал Володя.  — Смотрите, я буду ждать — сказал я, шутливо погрозив им пальцем. Они оценили шутку и заливисто засмеялись. Я чувствовал, что у меня на лице тоже возникла улыбка.  — Ладно, как говорят украинцы, до побачення, хлопцы! Но они не уходили, а внимательно смотрели на меня.  — Что вы на меня зырите? — спросил я нетерпеливо.  — Ты как-то взрослее стал. И Алиса тоже — отозвался Володька.  — Да и другие пионеры — добавил Рома. Я не стал их ни о чём спрашивать. Этого следовало ожидать. Действие омолаживающего препарата кончалось. Я в суете отъезда не обратил на это внимания, а они? Дети — существа более чуткие, чем взрослые. Они заметили сразу.  — Да, вы правы — бросил я коротко, не став вдаваться в подробности. Посмотрев на них примерно с минуту, я отправился домой. Времени до отъезда было ещё довольно много, а что делать, я не знал. Всё мое (не такое уж и большое) имущество было убрано и собрано. Но лучше напоследок всё же заглянуть домой. Есть хорошая примета о том, что нужно «посидеть на дорожку». Я не суеверный, но следовал ей много раз. Только два раза я её проигнорил — в первый раз перед сложным экзаменом, который в итоге сдал всего лишь на тройку, хотя мог ответить и лучше. И второй раз — перед отправлением сюда. Нельзя сказать, что я был здесь несчастлив, скорее наоборот. Но всё же, возможно, именно это стало сигналом к тому, что я в итоге вместо попадания в гости к двоюродному брату оказался здесь. Впрочем, это смелое утверждение проверить в любом случае не получится. Дома меня уже ждали. Гостьей оказалась Лена. Она уже была одета в повседневную одежду — рубашку голубого цвета и юбку с орнаментом из листьев. Её волосы струились по плечам, как морские волны. С тех самых пор, как мы оказались в лагере, я никогда не видел её взрослой. Несколько минут я стоял и любовался ей, а потом не выдержал.  — Ты — такая же красивая, как была тогда, когда мы учились. Лена улыбнулась:  — А ты — всё такой же безалаберный. Помнишь, как ты после экзамена по истории 19 века учебник в здании корпуса оставил, а сам умчал на каникулы? И как тебе потом при всём честном народе его возвращали.  — Ничего страшного. Это же был мой собственный учебник, а не библиотечный. Мне его перед выпускным вечером в школе подарили. Каждому был персональный подарок. Мне — вот этот учебник.  — А тетрадь ты почему забыл взять? Только тут я заметил, что я не взял с собой тетрадь с первой главой книги.  — Спасибо. Что бы я без тебя делал! — сказал я, упаковывая её в сумку. Внимательно посмотрев на Лену, я продолжил:  — Может быть, я ещё забыл что-нибудь?  — Ты забыл про гонорар спросить. Я за тебя спрашивала. Я почувствовал, как у меня учащённо забилось сердце.  — И что тебе ответили?  — Ответил Дроздов, что гонорар каждому будет вручён при посадке в автобус. Но он предупредил, что гонорар будет небольшим. Слишком они поистратились на аренду помещений. МИФИ заломил очень большую цену. Удивительно, но я воспринял эту новость спокойно. Я не стал лезть на стену, не стал орать, как Киса Воробьянинов, после того, как узнал о том, что бриллианты пошли на строительство клуба железнодорожников. Я только сказал разочарованно:  — Вот моя эпопея и завершилась. Я теперь не смогу организовать свой детский дом. С другой стороны, на что я рассчитывал? Рассчитывать на деньги за этот эксперимент было чистым сумасбродством. Уже спасибо за то, что вообще их заплатят. Но Лена принялась меня утешать.  — Не беспокойся, всё у тебя выйдет, пусть и не сразу. Считай, что твоя мечта будет только отложена. Находясь под ласковым взглядом её глаз, я почувствовал, что успокаиваюсь.  — Ты права. Тем более, что здесь я обрёл то, что для меня дороже всех денег на земле. Друзей и любимую девушку. На минуту её лицо просияло, но тут же она стала более серьёзной.  — Насчёт друзей. Можно взять с тебя обещание?  — Какое? — удивился я.  — У нас два раза в году проходят встречи нашей группы. Осенью и весной. Ты никогда на них не ходил.  — Знаю, опасался многого. Например, что вернусь оттуда пьяным и по пути набедокурю. Лена засмеялась и потрепала меня по голове.  — Дурачок! Сказал бы, мы бы тебе не наливали! Вообще, мы там и не выпивали почти. Что за дурацкие предрассудки. Так вот, обещай мне, что будешь ходить на наши встречи. Тем более, ты теперь — интересный собеседник. Писатель без пяти минут. Предложение Лены застало меня врасплох. Я только сейчас понял, как сложно избавляться от застарелых привычек. Поэтому я сказал:  — Постараюсь, но обещать не могу.  — Ладно. Об этом поговорим потом, когда 19 октября настанет. 19 октября — это же традиционная дата наших встреч. В честь Пушкина и его лицейских товарищей. Я обещал ей ещё раз об этом подумать. Мы некоторое время ещё посидели, глядя друг на друга, пока она не сказала:  — Ну, я пойду. Мне надо книги относить. Встретимся возле автобуса. Я проводил Лену взглядом. Всё-таки здорово, что я повстречал её здесь. У итальянцев есть сказка «Сны Гуалтьеро». Она про то, как один парень забрал из царства снов девушку, которая ему приснилась, и за это правитель этого царства запретил своим подданным показывать ему сны. Примерно то же самое случилось со мной, с той лишь разницей, что это не сон, а реальность. Да, это реальность. Но в жизни нельзя без чудес. С той лишь разницей, что чудеса нужно делать своими руками. А пока надо ещё раз пройтись по лагерю, который для меня стал, говоря словами Пастернака, живым чудом. В последний раз я прошёл вдоль домов, погулял на площади. На площади я увидел Васю и Алекса, двигающихся к кружку домоводства.  — Давай с нами. Помочь надо — позвал меня Вася. Не говоря ни слова, я двинулся за ними. Зайдя в кружок домоводства, мы увидели там упакованные мешки. Вася объяснил:  — В этих мешках — игрушки для детей из твоего детского дома Мы должны их до автобуса дотащить. На минуту мне подумалось, что можно эти игрушки отправить и завтра в Эммаус, благо он ближе. Но, как говорит поговорка: «Не дав слова — крепись, а дав — держись». И мы потащили игрушки. Было тяжело, но я успокаивал себя тем, что отдохну в автобусе. Впрочем, по сравнению с тем расстоянием, что мы несколько раз проходили по пути к старому лагерю, это — цветочки. Постепенно к лагерным воротам подходили и остальные пионеры. Не было только гостей. Их можно было понять. Всем грустно прощаться с теми, с кем ты провёл три недели под одной крышей. Мы положили мешки на землю, встали и стали ждать товарищей. Вика и Ростислав о чём-то разговаривали.  — Спасибо тебе, Вика. Если вдруг в Англии окажешься, то я приглашаю тебя в гости — донёсся голос Ростислава. Это не укрылось от Алекса, который услышал это и обратился к ребятам:  — Друзья, а как вы смотрите на то, чтобы раз в году собираться в каком-нибудь городе в гостях друг у друга? Я недоуменно посмотрел на Алекса. Он что, говорил с Леной? Или это у него само собой возникло? Вика сразу же откликнулась на это.  — Я предложу Львов, если вы мне разрешите. Заодно я вас познакомлю с моим лучшим другом Андреем Луцюком. Я очень жалею о том, что он так и не оказался здесь. Здесь ему бы понравилось. В разговор вступил Сергей Соловьёв:  — Это, конечно, замечательно, но для первой встречи я бы предложил город покрупнее. Скажем, Петербург. Вы видели белые ночи? — Почему вы не принимаете в расчёт небольшие города, товарищи? Тула ничуть не хуже. Алекс вступил в разговор так горячо, словно мы были в суде, а он был адвокатом. Возможно, разгорелся бы спор, но на помощь пришла Алиса. Она подошла к Алексу и протянула ему гитару.  — Не горячись, Саша. Ты мне не таким нравишься. Вот, держи от меня подарок на память о счастливых днях. С Алекса вмиг слетела вся его горячность. Он посмотрел на неё влюблённым взглядом, не обращая внимания на то, что на него могут смотреть другие.  — Мы с тобой расстаёмся ненадолго, ведь так?  — Ненадолго. Мне осталось дома кое-какие дела уладить. Я звонила родителям. Они поддержали моё решение. Я в Москву поеду, в школу имени Гнесиных поступать. Деньги на проживание у нас есть.  — Значит, у нас будет рок-группа? — Алекс просиял от волнения.  — Будет, обязательно будет — улыбнулась Алиса. Глядя на неё, я вспомнил о песне, которую мы с неё репетировали.  — Прошу слова! Друзья, товарищи! Не надо спорить о городах! Вчера мы уже узнали, что каждый из городов, где мы живём, красив сам по себе. Главное — не города, а люди, которые в них живут. А люди мы все достойные. Я уверен, что мы останемся друзьями до конца дней. Я не привык много говорить, я лучше спою одну очень хорошую песню. Песню про то, что надо жить так, чтобы в вашей душе светило солнце, и дарить солнечный свет другим. Я дал знак Алисе, и полились первые аккорды песни. Когда музыка началась, я незаметно посмотрел на небо. Оно было нежно-голубым, и только вдали виднелись небольшие облачка. Прекрасно. Для этой песни — как раз та атмосфера, которая нужна. И песня полилась. Солнце! Ты посмотри, какое Солнце в вышине! Солнце! Оно тепло своё несёт тебе и мне! Солнце! Над непогодой и невзгодами взошло, Птичьи стаи лугам вернуло, спелость вишням дало… А если удивляться, удивляться, удивляться чудесам, Распахнутого сердца не жалея. А если жить, а если жить по солнечным часам, То станет на Земле ещё светлее! Солнце! В ребячьем смехе колокольчиком звенит, Солнце! В глазах любимых жарким пламенем горит. Солнце! В письме солдату из далёкой стороны. Золотые колосья хлеба До краёв им полны… А если удивляться, удивляться, удивляться — чудесам, Распахнутого сердца не жалея. А если жить, а если жить по солнечным часам, То станет на Земле ещё светлее! Солнце! Я знаю, солнце есть у каждого из нас. Солнце! Я так хочу, чтобы огонь его не гас! Солнце! Дарите Солнце, как весенние цветы, И увидите — к вам вернётся Свет его доброты! Давайте удивляться, удивляться, удивляться чудесам, Распахнутого сердца не жалея. Давайте жить, давайте жить по солнечным часам, И станет на Земле ещё теплее! И станет на Земле ещё теплее! Когда я пел, то старался смотреть в лица тех людей, с которыми связала меня судьба. Их лица казались мне отражением солнечного света. Я был уверен в том, что наша дружба никогда не закончится, а тот заряд радости, который мы получили в этом «внеплановом лете детства», останется с нами на всю жизнь. Правда, жизнь ещё может внести свои коррективы. Но теперь мы будем держаться друг за друга и помогать друг другу. Теперь у нас есть к кому обратиться за поддержкой. Я вспомнил первый день моего пребывания в «Совёнке». Какая песня утром изливалась из моего горла? Та, в которой пелось про серые, тесные и грустные трущобы, в которых невозможно свободно дышать. А теперь я пою весёлую, оптимистичную и солнечную песню про то, как радостно жить на белом свете. Даже не верится, что такие изменения возможны меньше, чем за месяц. Тем ценнее они для меня, и тем больше я должен в жизни ценить то, что произошло в этот солнечный июнь. Надеюсь, что остальные мои вновь обретённые друзья тоже запомнят это лето на всю жизнь. А будем ли мы жить по солнечным часам? Не знаю. Но во всяком, случае постараемся. Когда музыка смолкла, зрители начали аплодировать мне. Не аплодировала только Вика. Но зато она сказала такие слова, от которых у меня потеплело на душе.  — Які б хмари не збирались у нас над головою, пам’ятайте — попереду завжди сонце. Я хотел было ответить ей, но тут раздался голос.  — Отличные слова, замечательные. И песня замечательная. Из ворот выходили Дроздов и «вожатые». Голос принадлежал Дроздову. В руках у пана директора были несколько конвертов.  — Глядя на неё вспоминается другая песня, в которой есть такие слова: «Попрощаться надо бы, расставаться жалко». Услышав это, Антон не удержался от издёвки.  — Мы же для вас были подопытными кроликами. Вернее, даже не кроликами, а микроорганизмами. Но Дроздов спорить не стал, лишь заметив философски:  — Любой учёный привязывается к тем, за кем следит, как бы он ни старался утверждать обратное. Тем более, что вы — не куклы-марионетки из песни Макаревича. Вы оказались способны на смелые и самоотверженные поступки. Я бы, честно вам признаюсь, ни за что не полез в старый лагерь, ни за какие миллионы долларов. Он запнулся.  — Тут некоторые о гонораре спрашивали. Вот каждому по 10 000 рублей. Конечно, многие скажут, что этого мало, но думаю, что вы на нас не обидитесь. — Отдельно — стоимость билета на поезд для большинства из вас и на самолёт — для Ростислава.  — Желательно бы побольше, конечно, но спасибо и на том — отозвалась Алиса. Но деньги всё же взяла. Взяли и остальные. Всё же отказываться от них — большая роскошь в наши дни. В её голосе чувствовалась досада, но Дроздов словно не обратил внимания на это.  — Кто хочет, тот может созвониться со мной. Адрес и телефон я могу вам дать — сказал он спокойно. В разговор вступила Ольга Дмитриевна:  — Сегодня вы покидаете наш лагерь, и на прощание мне кое-что хотелось бы вам сказать. Она заметно нервничала, и никак не могла подобрать нужные слова.  — Надеюсь, что у вас останутся от нашего эксперимента только самые приятные воспоминания. Надеюсь, что ваша дружба не зачахнет вдали отсюда. Она отвернулась, и, казалось, пыталась сдержать слёзы.  — Были бы вы настоящими пионерами, я бы сказала вам: «Возвращайтесь в следующем году». Но у нас был всего лишь научный эксперимент. Поэтому я просто скажу вам: До свидания! Не поминайте лихом! — Мы будем о вас помнить и постараемся описать вас в нашей работе в наилучшем виде. И вы тоже о нас помните — ответил Валерий Геннадьевич. Не успел он закончить свои слова, как вдали послышался знакомый шум мотора. Автобус подъезжал, и все стали загружаться. Алекс и Вася занесли в автобус мешок с игрушками и с трудом положили наверх.  — Это что ещё такое? — удивился водитель. Но, выслушав их объяснения, он смягчился:  — Дело благородное. Тогда мы должны трогаться как можно скорее. Когда все зашли, автобус тронулся в путь. Я сел рядом с Леной. Но смотрел не на неё, а на ворота лагеря. Те самые ворота, за которыми полтора десятка безвестных людей со всех концов СНГ смогли хоть немного почувствовать тебя счастливыми.  — Из этого места уходить не хочется — признался я.  — В этом мире много мест не хуже. И мы ещё там побываем — рассмеялась она. Я посмотрел ей в глаза.  — Но этот лагерь мы никогда не забудем. Ведь именно здесь мы повстречались. И именно отсюда начнётся та дорога, по которой мы пойдём вместе. И мы крепко обнялись и просидели так несколько минут. А когда Лена наконец разомкнула объятия, она напомнила мне:  — Причём не только мы с тобой, а весь наш отряд. Отряд, который связан узами дружбы навсегда. Мне оставалось только с ней согласиться. Пересчитав всех нас, водитель закрыл дверь и нажал на педаль газа. Автобус отправился в путь. Три недели назад я тоже ехал в автобусе. Но я тогда был один. А теперь меня окружают много дорогих мне людей. Тогда я спал, а теперь я бодрствую. Тогда я ехал против своей воли в неведомый мне эксперимент, а теперь я возвращаюсь домой, где постараюсь прожить жизнь лучше, чем она была прежде. Мы с товарищами переговаривались, делились мечтами и планами. Каждый из нас находил для другого добрые слова. — Удачи тебе. Хоть бы ты смог написать свою книгу! — пожелала мне Вика. Я в ответ пожелал ей, чтобы она поскорее устроила свою выставку. Она улыбнулась и сказала весело.  — Когда я устрою её, жду вас с Леной в гостях. Я обомлел от изумления. Она знает про мои чувства? Хотя почему она должна не знать? Лена ей наверняка рассказывала обо всём.  — Обязательно приедем, куда угодно. Хоть в Киев, хоть во Львов.  — Хорошую девушку ты выбрал. Она мне говорила, что её мечта — путешествовать. Мы с ней словно сёстры. Я не знал, что и ответить. Только смотрел и смотрел Вике в глаза. Глаза, светившиеся огнём доброты.  — Спасибо. Мы обязательно побываем в гостях у тебя. А если повезёт, то и своих подопечных я свезу. Тепло попрощался со мной и Серёжа. Правда, он немного посетовал: — Жаль, что мы с тобой мало общались. На футбольном поле ты практически не бывал. Ты прекрасно играешь.  — Ничего, потом наверстаем. Ты — хороший товарищ. И знаешь ты много, особенно про свои родные края. Я про Карелию узнал столько, что, разбуди меня ночью и спроси про неё — без запинки отвечу. Серёжа ответил философски.  — Может, это и к лучшему. С тем же Костей мы часто спорим. Глядишь, и с тобой бы спорили. Я протянул ему руку, и он с чувством её пожал. Костя, прощаясь со мной, говорил несколько иронично.  — Ну что, товарищ, посмотрим, кто из нас перещеголяет друг друга в писательстве. А пока до свидания. Ты — хороший человек. Оставайся таким и впредь.  — И ты таким же оставайся — сказал я в ответ. Его соседа не было. Когда я спросил о нём, Костя ответил, что он уже в автобусе. С Ильёй мы договорились найти того самого Когана, который надиктовал пластинку. Алиса и Алекс, а также Славя и Вася сидели рядом и нежно ворковали друг с другом. Скоро им придётся расстаться. Надеюсь, что ненадолго. Но пока они этого не замечали. Кибернетики находились рядом и обсуждали какие-то свои технические дела. Правда, у Маши находились и другие слова. Она непрестанно говорила о Дмитрии, который руководил творческой мастерской под названием «Афина Паллада». Я на минуту подумал, что хорошо было бы повстречаться с этим Дмитрием. Если она упомянула его на нашей пластинке, то он — человек достойный. Костя, Илья и Серёжа обсуждали игру московского «Спартака». Сергей Соловьёв пытался что-то напевать. Вика и Ростислав обсуждали жизнь в Англии. Некоторые спали. Спал Богдан, спал Мкртчян, спал Игорь. Некоторое время я старался наблюдать за пейзажем, но потом не выдержал, и заснул сам. В этом не было ничего страшного. Сон для меня был прощанием со старой жизнью. А впереди была новая, лучшая жизнь.