Братство "Совёнка"

Мне приснился странный сон. В нём Дроздов устроил творческий конкурс, и Лена и Вика должны были написать картину. Лена написала к этому конкурсу пейзаж острова «Ближний», а Вика — пейзаж родных Карпат. Всё бы ничего, но Дроздову и вожатым эти рисунки не понравились, и на девчат вылился такой поток ругани, что обе заплакали и собрались уйти. И тут случилось чудо. Все пионеры «Совёнка» всем миром выступили против вожатых. И в итоге заставили их дать картинам Вики и Лены первую премию. Это было странно. Обычно, если мне сны и снятся, я их вообще не запоминаю. А тут сон запомнился отчётливо. Я помнил каждую фразу из сказанных нами в этом сне. Проснувшись, я не сразу встал с кровати. Для чего мне был показан этот сон — я решительно не понимал. Это же бред! Наши вожатые совсем не такие! Их, наоборот, можно скорее считать пассивными, включая Дроздова. Они скорее склонны доверять нам, чем мешать и вставлять палки в колёса. Но с другой стороны, сон мне понравился. Он говорил мне о том, что мы в лагере стали настоящими соратниками, готовыми сопереживать друг другу и вставать друг за друга горой. Или, может быть, я так думаю об окружающих меня людях, а на самом деле они не такие? Нет, не похоже, что они хуже, чем я о них думал. Будь мы злыми и нелюдимыми — то сидели бы по домам, как сычи и отказывали друг другу в самом необходимом. А мы не просто наладили контакт — мы именно что сопереживали друг другу. Никто нас не заставлял дарить Васе песню на день рождения. А Вике — мольберт просто так, без всякого повода. Но мы помогли и Васе, и Вике. Нашим маленьким гостям мы тоже помогаем по мере сил. Да и не только в лагере за нами тянется этот импульс. Как мы с Васей собрались помочь Илье найти того же Илью Когана из прошлого — ведь это отнимет у нас много сил! И ничего нам не даст, кроме удовлетворения амбиций и, возможно, научного интереса. Но мы согласились ему помогать — просто так, без всего. В этом лагере ты ведёшь себя так, словно попал в сказку. Сказку, из которой не хочется уходить. Мне вспомнилась песня группы «Круиз». Как скучно жить без светлой сказки, С одним лишь холодом в груди. Без обольстительной развязки, Без упований, Без упований впереди. Как жизнь вредна без увлечений, Как жизнь без подвигов мертва. И без высоких отречений, Душа как храм, Душа как храм без божества. Не знаю, скучно ли мне было жить без сказки, но эту сказку я здесь получил сполна. И всё же нельзя назвать это место сказочным в чистом виде. Здехние чудеса мы делаем своими руками. Интересно, сможем ли мы продолжить делать чудеса потом, когда уедем отсюда? Найдут ли Костя, Лена, Вика, Мику, Антон, группа «Весёлые Негодяи» применение своим талантам? Очень хотелось бы, чтобы это получилось. Я вышел из дома и отправился умываться и поливать цветы. В глубине души я надеялся на то, что встречусь с кем-нибудь и можно будет рассказать о том, что я написал уже первую главу своей книги. Меня посетила шальная мысль о том, что в книгу надо будет включить вчерашний сон. Но, поразмышляв подольше, я понял, что это не дело. В моей книге не должно быть никакой фантастики, никаких снов и галлюцинаций. Она должна всё показать, как было. Мне вспомнились слова Че Гевары, которые я говорил Васе. Может быть, их стоит сделать эпиграфом? Вот это дело. Мне кажется, они здесь будут весьма уместны. Умывшись, я вернулся домой и быстро написал эпиграф. И, словно по заказу, раздался звук горна, призывающий на линейку. Что ж, теперь можно спокойно идти. Нужно узнать, что готовит нам предпоследний день. На линейке на сей раз присутствовал Дроздов. Директор сразу же взял в свои руки инициативу, не дав никому сказать больше ни слова. Впрочем, его речь была краткой:  — Вам остался то отъезда всего лишь один день. Лучше провести его так, чтобы он надолго запомнился. В доверительной и душевной атмосфере. В эту тему ложится старая пионерская традиция под названием «костёр». Ольга Дмитриевна и Валерий Геннадьевич уже рассказали мне о том, что вы с этим согласны. Тут Дроздова перебил крымчанин Игорь:  — Что-то мне этот лагерь не кажется воплощением пионерских традиций, а кажется никому не нужной съёмочной площадкой. Директор вздохнул, но продолжил серьёзно:  — И, тем не менее, от этой традиции отказываться не стоит. Костёр — это та вещь, которая поможет вам побыть некоторое время всем вместе, сказать друг другу то, что вы забыли сказать и сделать то, что вы забыли сделать. Ощутить себя друзьями и товарищами. Он посмотрел на нас и ухмыльнулся:  — Наш ВИА может песни подготовить, чтобы остальным было не так скучно. А если не подготовят, ну и нехай. Возьмём шахматы, книги — кто, что хочет. Главное — определить то место, где это всё будет проходить. Я предлагаю… Он не договорил, потому что его прервал возмущённый Ростислав:  — Вам вожатые разве не говорили, что мы уже определились? . Судя по выражению лица и словам Дроздова, на него это произвело эффект разорвавшейся бомбы.  — Я не спрашивал. Кто это «мы»? — спросил он удивлённо Но его собеседник не стал ходить вокруг да около.  — Я и Вика.  — И когда вы определились?  — Когда в лес ходили, за нашими гостями. Директор вздохнул и почесал в затылке.  — Понятно. Я, конечно, сам поляну эту не видел, но уверен, что выбор будет хороший. Даже удивительно, что вы при всей вашей страсти к путешествиям не побывали там до сих пор. Но сегодня вы это исправите. Мы уже думали, что он нас отпустит на завтрак, но он внезапно сменил тему.  — После завтрака я прошу вас отправиться в административный корпус. В кинозале мы устроим просмотр фильма. Пионеры зашептались. Похоже, они не ожидали такого предложения. Серёжа спросил неуверенно:  — Какой фильм смотреть будем? Не «Крёстный отец» случайно? Дроздов был вынужден его разочаровать.  — Нет, не «Крёстного отца». Но фильм на этот раз будет голливудский, ты прав.  — Интересно, какой? Из современных блокбастеров или старый? — в свою очередь спросил Вася.  — Старый. 1954 года.  — 1954 года? Чему нас может научить голливудский фильм 1954 года? — удивлённо спросил Ростислав. Впрочем, реакция Дроздова была ещё более удивительной. Он почему-то уставился на меня. Заметили это и остальные.  — Чего вы на Андрея уставились, как будто он памятник? — спросил Костя. Дроздов невозмутимо продолжал, не отвлекаясь на посторонние реплики:  — Этот молодой человек вчера задал мне вопрос по поводу того, зачем нам нужно было вас здесь держать. Я над этим думал очень долго. Конечно, я с нетерпением жду ваших вопросов. Но мне хочется, чтобы вы ответ постарались найти сами.  — И что, вы думаете, что этот фильм нам поможет? — удивился Костя.  — Поможет, поможет. Попрошу не опаздывать. Фильм очень интересный и, в отличие от предыдущих, которые вы видели здесь, очень смешной. Вы хотите посмеяться? — усмехнулся Дроздов.  — Хотим- улыбнулась Маша.  — Ну, вот и посмеётесь — удовлетворённо хмыкнул директор. Ростислав спросил удивлённо:  — Вы что-то в последние дни перекормили нас фильмами. Почему этого раньше не было? Вы уверены, что это хорошо?  — Уверен — отрывисто бросил Дроздов и, не говоря больше ни слова, отправился в сторону административного корпуса. Вожатые последовали за ним. А мы, в свою очередь, пошли на завтрак. Завтрак, вслед за которым должен произойти очередной киносеанс. Киносеанс, которых за последнюю неделю уже три. Логика Дроздова была мне непонятной. Если бы он сказал просто, что у нас завтра будет уборка или ещё что-то подобное, то было бы логично посмотреть фильм, чтобы можно было нас занять хоть чем-то. С этой точки зрения всё правильно — не вечно же нам в футбол играть! Но он стал заливать, что фильм поможет нам найти ответы или хотя бы попытаться это сделать. Естественно, я не поверил словам директора. Когда я за столом поделился своими сомнениями с Костей и Серёжей, Костя сказал мне:  — Мне самому кажется это странным. Что ж, посмотрим фильм. Серёжа улыбнулся:  — Тем более что, как уверяют, он смешной. Я хмыкнул и спросил их:  — Как думаете, неужели это действительно нам поможет отыскать ответы?  — Кто знает — философски заметил Серёжа. Быстро позавтракав, мы отправились в административный корпус. Интересно, что это за фильм? И вот мы уже сидим в кинозале и смотрим очередной киношедевр. Дроздов нам солгал — хотя, возможно, что не специально. Может быть, информацию он просто посмотрел невнимательно. Но я не увидел перед началом ни одного из известных логотипов голливудских киностудий. И даже малоизвестных. Скажем, я знал, что в своё время Чарли Чаплин и несколько других актёров создали кинокомпанию «Юнайтед Артистс», которая сейчас ликвидирована. Но её логотипа тоже не было видно. Вместо обычных голливудских логотипов было какое-то неизвестное название. Может быть, фильм не американский, а британский? Но главного героя играл Грегори Пек. Знаменитый голливудский актёр. В детстве на меня произвёл потрясающее впечатление вестерн «Золото Маккены» — один из немногих вестернов, которые были допущены в прокат в СССР. Этому фильму придавалось такое значение, что заглавную песню озвучил популярный певец 70-х годов Валерий Ободзинский. Тогда я был очарован игрой Пека, выступавшего в образе благородного шерифа, попавшего в ловушку бандитов. Он мне казался просто-таки гением актёрского мастерства. Здесь Пек был моложе минимум лет на десять по сравнению с «Золотом Маккены», если не на все двадцать. Интересно, как он выглядел до того, как стал знаменитым? И как он играл? Что ж, я не был разочарован. Уже в молодости в Грегори Пеке чувствовался большой талант и божья искра. Сам фильм тоже был хорош. Он действительно оказался смешон — причём не так смешон, как комедии Гайдая, переполненные трюками, или как современные «сортирные» комедии, которыми так полон кинематограф всех стран. Нет, юмор был серьёзным и глубоким. Да и как могло быть иначе, если произведение, по которому снят кинофильм, было написано самим Марком Твеном? Вернусь домой — обязательно прочту оригинальный рассказ. Это классика, это знать надо! Сюжет был, казалось, прост и непритязателен — и всё же порождал вопросы. Пек играл американца, оказавшегося в Великобритании без гроша в кармане, и случайно попавшего к двум братьям-миллионерам, которые по совпадению как раз решили поспорить друг с другом и заключили пари. А для этого пари нужен был подходящий человек, которым герой Пека и стал. В чём была суть пари? Мужику дали банковский билет на сумму в миллион фунтов стерлингов. Условием пари было то, что обладатель билета проживёт в Лондоне месяц, не разменивая его. Если он так сможет — братья дадут ему высокую и хорошо оплачиваемую должность в своей фирме. Если не сможет — на нет и суда нет, придётся уезжать в Америку не солоно хлебавши. Естественно, главный герой согласился. И началась череда приключений, в которых главным героем был не столько американец, сколько этот пресловутый банковский билет. Американца везде с ним принимали за эксцентричного миллионера, который ради прикола переоделся нищим. Приключения действительно были очень смешными, тут не поспоришь. То в одном конце зрительного зала, то в другом, раздавался смех. Особенно громко и заразительно смеялась Мику. Её можно было понять. Она сама была в России вроде иностранки, как ни старалась казаться здесь своей. Но кроме смешных эпизодов были и драматические, когда банковский билет у героя внезапно пропал. Правда, как в любой комедии, закончилось всё хорошо. Герой вернул билет, дожил спокойно месяц до возвращения братьев, заработал небольшую, но достойную сумму на акциях, полюбил девушку из аристократической семьи. Братья, надо отдать им должное, слово сдержали. Вчерашний нищий стал богатым. Когда фильм закончился, пионеры, расходясь из конференц-зала, ещё долго смеялись, пересказывая друг другу наиболее выразительные эпизоды. Я не был исключением. Но, к своему стыду, я так и не понял, что такого имел в виду Дроздов в своей речи на линейке. Фильм был про спор и про то, как вследствие этого спора человек стал жить непривычной для себя жизнью — жизнью миллионера. Тут действительно совпадение с нами и с нашим положением — он жил жизнью миллионера, которая ему не была привычна, мы живём жизнью советских пионеров, которая непривычна нам. В принципе, всё здесь логично. Но только на первый взгляд. А если приглядеться повнимательнее — то совпадений на самом деле очень мало. Тому мужику приходилось очень часто бывать на светских приёмах в британском аристократическом и светском обществе, что вытекало из его нового положения. То есть, он был «миллионером» и вёл жизнь миллионера. А мы? Мы живём в «пионерском лагере», но не пионерской жизнью. Это даже не косплей-шоу. Толкиенисты, например, реально отыгрывают хоббитов, эльфов и орков. Здесь ничего такого не наблюдается. От пионерского лагеря здесь только линейки, и больше ничего. Нет, конечно, ещё кружки есть, с этим не поспоришь. Но вот например я записался к Мику. За эти три недели я был в музыкальном кружке дай бог, если раз пять. И что удивительно — ни Мику, ни Алиса не упрекали меня в этом. В реальном пионерлагере мне бы все уши прожужжали уже — типа что ты увиливаешь от общественной нагрузки, парень? Ты не охуел ли часом? Здесь же все думают — ну на нет и суда нет. Вообще, где конкурсы, где походы, где официальные мероприятия? Раз собираетесь моделировать пионерский лагерь, так моделируйте его по-настоящему, а не ограничивайтесь внешней оболочкой. Нет, тут дело нечисто. Если Дроздов намекал на этот фильм — то это может означать только одно. Это «шоу» является следствием чьего-то спора или пари, как и «миллионер» из фильма. Но кто спорил и зачем? Об этом мы не узнаем, пока Дроздов сам нам не скажет. Я знаю только одно. Неизвестно, как бы сложилась моя жизнь, если бы я не сел в тот странный автобус. А так — да ладно, что повторять, всё уже сто раз было переговорено и передумано. Я здесь стал таким решительным, что не стал откладывать дело в долгий ящик и уже написал первую главу книги. Это один из главных итогов нашего приключения лично для меня. И этим нужно поделиться со всеми моими друзьями. Вот почему я вклинился в обсуждение фильма:  — Ребята! Некоторые из вас знают, что я собрался по возвращении из лагеря начать писать книгу. Так вот, я начал её писать ещё вчера. Ребята удивлённо обернулись. Вика ласково улыбнулась:  — Ты не стал дожидаться возвращения? Ну, ты даёшь.  — Это только начало. Если вам не понравится, переделаю — пообещал я.  — Ты нам прочтёшь? — спросила Вика.  — Обязательно. Отправляйтесь в библиотеку, я вам всё прочту. А я пошёл домой за рукописью.  — Неужели мы этого дождёмся? — спросил взволнованно Серёжа.  — Дождётесь. Ждать осталось недолго — заверил его я. Я как можно быстрее, можно сказать, в темпе вальса, понёсся к дому. Но меня задержала Лена.  — Ты же обещал, что первой читательницей твоей книги буду я? — спросила она удивлённо, оставшись со мной наедине. Я взглянул на неё. Действительно, обещание я ей дал, а сделанного не воротишь.  — Ты не беспокойся. Ты тоже послушаешь, вместе со всеми. Всё равно только первая глава готова. Мои слова смогли её успокоить.  — Ну, если так. Тогда ты прав — лучше первую главу прочитать здесь, чтобы все поняли, что ты взялся за дело серьёзно. Ну, я пошла. Буду ждать тебя в библиотеке. И мы разошлись каждый к себе. Теперь мне ничего не мешало. Я очень быстро добрался до своего дома и взял тетрадь. Она, хоть и выглядела скромно, казалась мне настоящим сокровищем. Взглянув на неё, я твёрдо решил, что не буду её разменивать ни на какие литературные пародии и ни на каких Сердючек. Меня ждут серьёзные дела. И сегодня я делаю к ним первый шаг. Я забрал тетрадь и пошёл к библиотеке. Меня уже там заждались. Когда я подходил ко входу, то вдруг почувствовал, что у меня сердце бьётся всё сильнее и сильнее. Справлюсь ли я с волнением? Может быть, лучше попросить прочесть моё творение Костю или кого-нибудь другого? Но я постарался успокоиться. Читать книгу должен сам автор. Тем более, если он пригласил гостей специально для этого. Успокоившись, я взялся за ручку двери и зашёл. На меня смотрели два десятка глаз — кто-то с восторгом, кто-то с удивлением: «Как, и этот пострел захотел писать книгу? Что он о себе возомнил?» Я обвёл их взглядом и начал говорить:  — Дорогие друзья! Да, друзья, вы не ослышались! За то время, что я провёл здесь, многие из вас стали для меня верными товарищами, без которых я не могу представить всю жизнь. И эта книга — в первую очередь про вас и для вас. По крайней мере, она так задумана. Честно говоря, я боюсь, что у меня получится наоборот, и я сделаю себя главным героем книги в ущерб остальным. Но, Бог даст, так не произойдёт. Ещё каких-нибудь две недели назад я не думал, что попаду в это замечательное место, в котором мы все здесь оказались. Но я побывал здесь и познакомился с вами. Вам, мои друзья, я хочу посвятить эту книгу.  — Читай уже — буркнул Ростислав нетерпеливо.  — Да он только говорить может — усмехнулась со своего места Ульяна. А её спутник-цыган процитировал одну известную в своё время песню:  — Он слова тебе красиво говорит, только каменное сердце не болит.  — Не беспокойтесь, сейчас всё будет. Только не судите строго. Всё же это мой первый опыт. Я вспомнил текст книги и поправил себя.  — Хотя нет. Можете судить, если хотите. Это не книга, а исповедь. Я готов к вашему суду полностью. Суд ваш будет справедливым, я уверен. Я думал, что буду читать медленно и взволнованно, но, к своему удивлению, читал спокойно, потому что осознал: что бы я ни сказал, меня поймут и уважут мой выбор. Я читал и снова представлял, как оказался здесь. Этот спор с дедом, эту поездку в автобусе, этот напиток, который мне дал водитель. Вся моя жизнь в лагере предстала перед глазами. Жизнь, которую мне ещё предстоит описать. Понимая это, я старался читать внятно, чтобы мои слушатели не пропустили ни одного слова. Только когда речь дошла до встречи с Леной, я сделал небольшую паузу и краем глаза посмотрел на неё. Впрочем, пауза была настолько крошечной, что никто её не заметил и не прокомментировал. Но в любом случае, рано или поздно чтение должно было закончиться. И вот этот час настал. Когда я отложил тетрадь в сторону, Костя заметил:  — Молодец. У тебя есть чувство стиля и меры. Другой бы на твоём месте занимался многословием и переливал бы из пустого в порожнее, а ты прекрасно пишешь.  — Действительно, пишешь ты хорошо. Удачи тебе — сказал Богдан.  — Будем с нетерпением ждать твою книгу! — воскликнула восторженно Вика.  — А про нас в твоей книге будет? — вдруг спросил Рома.  — Естественно, будет. Я же с вами встретился здесь. Гости переглянулись.  — Требуем, чтобы нам в твоей книге было отдано самое первое место — ухмыльнулась Ульяна.  — Этого никак не получится. Вы же прибыли сюда уже ближе к концу смены. Случилось непредвиденное. Они все подошли ко мне, и стали водить хоровод, приговаривая:  — Просим, просим, просим. Я был растроган. Но мне пришлось их огорчить. Я ведь не могу описывать то, чего сам не видел. А я не всё время с ними находился, к сожалению. Хотелось их обнадёжить, но я не знал, как это сделать. Я не нашёл ничего лучше, чем сказать ту фразу Че Гевары, которую уже говорил Васе, сколь пафосной она мне ни казалась. Дети восприняли это спокойно. Их мысли выразил Данька:  — Ладно, не получится — так не получится. Тем более, что мы — обычные побродяжки. Для того, чтобы о нас писать, нужно прожить нашу жизнь. Может быть, когда я вырасту, я опишу всё то, что мы пережили. А, может быть, и нет — если от воспоминаний будет тяжело на душе. Его слова мигом убрали у меня то радостное воодушевление, которое я переживал до этого. Я корил себя за эгоизм. Позавчера я долго разговаривал с друзьями на тему того, какие вопросы Дроздову задавать, а о самом главном не подумал. Что будет с ними? Мы вернёмся к своим родителям, а они куда денутся? Не выгонять же их на улицу? Володька вернётся к своим родителям, а остальные? Об этом надо думать в первую очередь, об их судьбе. Мы взрослые люди, которые в состоянии позаботиться о себе сами. А о них никто не позаботится. К своему стыду, когда я строил проект детского лагеря, то тоже думал об абстрактных детях, а не о наших гостях, которым помощь нужна прямо здесь и сейчас. В общем, я уже определился над тем, какой вопрос задам Дроздову. Вслух я сказал:  — Я от своих принципов не отступлю. Буду писать только о том, что видел сам.  — И правильно. Впрочем, можешь быть спокоен. Я тебе помогу с книгой, если сам не справишься. Готов быть твоим редактором– поддержал меня Костя. Я был растроган этим предложением. Я подошёл к нему и пожал руку.  — Спасибо, друг. Я всегда знал, что ты мне поможешь. Тут моё внимание привлёк странный взгляд Маши. Она смотрела на меня сердито. Я не выдержал и спросил её:  — Ты что сердишься?  — Вот ты говоришь, что мы тебе друзья, так?  — Так — сказал я.  — А этот твой двоюродный брат, к которому ты отправлялся на день рождения, он тебе друг? Только говори честно. Я задумался. Можно ли назвать его другом? Да, мы с ним общались и в детстве, и позже, я старался вести себя с ним по-родственному, да и он тоже, хоть размолвки и случались. Но теперь я осознал, что такой привязанности, такой, как принято сейчас говорить, «химии», я к нему не испытываю. Моим товарищам по несчастью я читал стихи Пушкина про Лицей, а смог бы я прочесть ему их? Или, скажем, стихотворение «Берегите друзей» Расула Гамзатова? Нет, Маша права. Он для меня — не друг, просто родственник, не более того. Я был вынужден это признать. Маша посмотрела на меня и грустно вздохнула:  — Оно и видно. Ты за всё время даже позвонить не соизволил своему двоюродному брату. Как же так? Я не знал, куда деваться от огорчения. Меня песочили, словно на партийном собрании. Маша это заметила и смягчилась:  — Ладно, ладно. Я тоже не знала, где телефон находится, а спрашивать было неудобно. Но однажды узнала и сразу же побежала звонить Тане.  — К сожалению, мы не знаем, кто такая Таня — поправил её Богдан. Я уже знал об этом от Слави, но решил не влезать в разговор. Сейчас главное — услышать подробный рассказ от Маши о том, как этот разговор произошёл. Маша пристально посмотрела на Богдана.  — Виновата. Исправляюсь. Таня — моя самая лучшая подруга с детства. Мы с ней — прямо не разлей вода. Это не описать никакими словами. Я как раз ехала к ней в гости, когда оказалась здесь. Я очень переживала все первые дни, что смогла оказаться в таком прекрасном месте, а она не смогла. Будь моя воля, я бы потребовала с Дроздова, чтобы он отправил её сюда тоже. Но потом я подумала, что ей сюда не нужно. У неё скоро свадьба, она вся в приготовлениях, она этого не поймёт.  — Надеюсь, ты не опоздаешь к ней на свадьбу? — спросил сочувственно Серёжа.  — Об этом я и разговаривала с ней по телефону. Она меня заверила, что нет– улыбнулась Маша.  — А родителям ты позвонила? — вдруг спросил я. Надо же, вспомнил про родителей в кои то веки.  — Нет. Таня меня заверила, что в этом нет нужды. Все пионеры удивлённо и непонимающе уставились на рассказчицу:  — В смысле — нет нужды? — спросил Костя.  — Таня мне рассказала, что звонила моим родителям, и они сказали, что получили письмо от организаторов шоу, где было написано, куда я пропала. Они заверили, что со мной всё хорошо, и что я через три недели вернусь. Я почувствовал, как у меня перекашивается лицо. У моих друзей реакция была примерно такая же. Оказывается, организаторы всё продумали. У них даже есть адреса близких нам людей. Господи, что это за шпионская организация такая? Вопросов к Дроздову становилось всё больше и больше.  — То есть, нам теперь можно не звонить? — взволнованно спросил Серёжа. Маша задумалась:  — Думаю, что можно. А вообще — решайте сами.  — Это странно, что никто из нас до этого не додумался. — задумчиво сказал Костя. Поняв, что никто его не понимает, он конкретизировал свои слова:  — Я имею в виду, что не додумался проверить, где в лагере телефон находится. Неужели никому из нас это не могло в голову прийти? Ведь вожатые как-то с ним связывались, пока он был в Москве? Ростислав поддержал его:  — Похоже, это какой-то гипноз или наваждение. Ведь не может быть так, чтобы мы в один миг вдруг разучились мыслить? Я в глубине души был согласен с ними. Но сейчас меня интересовало другое. Я обратился к Маше.  — Лучше ты бы позвонила родителям. Они бы тебе рассказали по крайней мере, где мы находимся, раз уж им прислали письмо. Есть письмо — значит, есть адрес. Маша ответила мне удивлённо.  — Ты за кого меня принимаешь? Таня первым делом мне про письмо рассказала. И про адрес тоже.  — Вот как. Мы хоть в России находимся? — немного ёрнически спросил Костя.  — Ну, судя по пейзажу, явно не в Крыму. У нас в Крыму всё по-другому– в тон ему ответил Игорь. Маше пришлось их успокаивать.  — В России. В Тверской области.  — В Тверской? — удивлённо спросил я.  — Чему ты удивляешься? Я всего лишь передаю то, что мне сказали, только и всего — не поняла их реакции Маша.  — Не надо так, Маша. Мы все ошарашены– постарался успокоить её Серёжа. Я сам не заметил, как начал раздумывать вслух.  — А конкретный адрес Таня тебе не сказала?  — Нет — призналась Маша. Я собрался задать ей какой-то вопрос, но меня перебила Ульяна:  — Вы о чём-то таком говорите, чего я не могу понять.  — У вас тут молодёжный лагерь или что? — поддержал её Данька. От этого я схватился за голову. Это был серьёзный косяк с нашей стороны — обсуждать обстановку при наших маленьких гостях. Конечно, они с нами на равных правах, но поймут ли они, если мы им всё объясним? Они всё же пока только лишь дети. Я даже на секунду подумал, что, если бы мы не приютили их, никакой проблемы бы не возникло, и мы бы могли спокойно всё обсудить. Но тут же отогнал от себя жестокую мысль. Что ещё за чушь! Мы бы в комфорте вели светские беседы, а они бы шастали по лесам и подземельям? Я решил им помочь и перечитал ту часть главы, где говорилось про разговор с Дроздовым.  — Это что, нас по телевизору покажут? Вот здорово! — сказала Ульяна, выслушав меня.  — Причём не только в России — ответил я гордо.  — Да. Мне Дроздов тоже подтвердил, что на телеканале Интер трансляция будет — отозвался Богдан.  — Хотелось бы знать, почему так обделили мою Беларусь? — спросил удивлённо Шурик.  — Ты у Дроздова не спрашивал, что ли? — накинулся на него Богдан.  — Как-то не догадался — виновато развёл руками Шурик. Но тут же сказал твёрдо:  — Но я завтра обязательно поинтересуюсь. Что это за дискриминация белорусского народа? Участник есть, а трансляции не будет? Алиса влезла в разговор:  — В этом году с Беларусью вообще выходит что-то странное. Сначала Пётр Елфимов на Евровидении даже в финал не попал. Теперь ещё вот это.  — Не кипешуйте вы так. Может, просто по цене не договорились — поспешил успокоить их Игорь. Алиса гневно сверкала глазами, но ничего не говорила. А Шурик действительно успокоился, хоть и по-прежнему грустил.  — Всё равно обидно. Но ничего. Не знаю, как у вас, а у меня память останется. Наша программа для прогнозов. Как думаете, всё же организуем турнир? Вася резко ответил:  — Только меня, пожалуйста, в это дело не впутывайте. Я никогда футбол не прогнозировал и не собираюсь. Юля поддержала его:  — Я не интересуюсь футболом, и вообще интереса к нему не понимаю. Я бы вообще вам другое предложила.  — Что? — спросили мы хором.  — Запишите все вопросы, которые вы хотели Дроздову задать. Тем более, что у вас есть тетрадь. Тетрадь, в которую Андрей первую главу записал. Юля пристально посмотрела на меня.  — Не спорь, пожалуйста. Этой тетради всё равно не хватит на твой роман. Он в любом случае большим будет. Или ты одним днём ограничишься?  — Я не Джеймс Джойс, чтобы лишь один день описывать — усмехнулся я. И тетрадь пошла по кругу. Первым, естественно, выпало писать мне. Я над вопросами думал недолго. Я написал о том, что делать с нашими гостями и о том, положен ли нам гонорар за участие. После чего передал тетрадь стоящему рядом со мной Серёже. Пионеры реагировали на это по-разному. Одни писали свои вопросы быстро, другие — медленно, обдумывая каждое слово. Но вот наша писанина была закончена. Ростислав писал последним. Закончив, он вернул её мне со словами:  — Береги как зеницу ока. Не потеряй. От этой тетради зависит наш завтрашний день. Ульяна между тем спросила:  — Я правильно понимаю, что у нас остался один день и завтра мы уезжаем? — Правильно понимаешь — подтвердил Антон.  — Тогда айда в футбол, пока не уехали! Я вдруг осознал, что в ней находятся не только зачатки моей будущей книги, а и вопросы, которые мы будем задавать Дроздову. И хранить эти вопросы доверено мне. Это большая ответственность перед товарищами. Я сейчас всё равно как лорд-хранитель королевской печати в Великобритании. Я решил, что буду хранить эту тетрадь дома на самом почётном месте. А потом, если судьба подарит мне детей, я попрошу их делать то же самое, а потом передать внукам. Но для начала её нужно донести. Я донёс тетрадь до дома и спрятал как можно тщательнее. Оставалось только коротать время до обеда. Я решил пойти на футбольное поле. Завтра времени сыграть не будет. Говоря без ложной скромности, я сыграл так, как никогда не играл до этого. Я забил голов десять или даже больше. Возможно, я сделал это зря, потому что когда раздался звук горна, зовущий на обед, ноги у меня еле волочились. А ведь сегодня ещё в поход идти, чёрт возьми! Спрашивается — зачем я занимался этим делом, лучше бы отдохнул дома. Ничего, поход, скорее всего, будет вечером, значит, отдохнуть я успею. После обеда я направился домой, надеясь поспать, но меня окликнули.  — Чего в гости не заходишь? — спросил меня девичий голос. Я обернулся и увидел улыбающееся лицо девушки с жемчужными волосами.  — А можно? — спросил я смущённо.  — Можно, конечно — разрешила Вика. Я зашёл к ней домой. Дома у неё было красиво и уютно. Она украсила его фотографиями разных городов и стран. Я невольно залюбовался.  — Нравится? — спросила она, заметив, как я рассматриваю фотографии.  — Нравится. Ты, я смотрю, много где побывала.  — На самом деле нет. Пока только в странах СНГ, в Прибалтике и в Польше, где мои друзья живут. Она показала фотографию, на которой была снята с одной улыбающейся девушкой.  — Это я в Варшаве. Интересно, смогу ли я объездить всю Европу, как мечтаю? Вдруг она пристально посмотрела на меня. -И почему ты дальше Москвы нигде не был? Мне казалось, что такой умный человек, который пишет такую замечательную книгу, должен много где побывать. Я тоже посмотрел ей в глаза.  — Ну, во-первых, книгу я ещё не написал, а только лишь начал. А во-вторых с теми делами, которые я запланировал, не факт, что я путешествовать смогу.  — Тем не менее, я надеюсь, что у тебя найдётся время и деньги, чтобы поездить по миру хотя бы чуть-чуть. А пока я расскажу тебе про те места, где побывала. И она начала рассказ. Я слушал её очень внимательно. Она рассказала мне многое, о чём я даже не догадывался, хоть и прочёл много книг. В свою очередь я предложил ей в Литве побывать кроме Вильнюса ещё в городе Тракае.  — Там замок есть старинный 15 века. Красивый — ты не представляешь как. В нём великий князь литовский Витовт жил. Мне преподаватели на лекции рассказывали.  — Хорошо, в следующий раз обязательно на экскурсию съезжу, как приеду. Спасибо тебе за то, что посоветовал. Она и в самом деле знала столько, что сама могла бы написать книгу. Её голубые глаза с любопытством смотрели на мир и подмечали всякие нюансы. А ещё Вика тянулась к людям. Она с такой теплотой описывала людей, кого встречала в каждом из городов, что я снова ей позавидовал. Как бы я хотел быть таким душевно чутким, как она. Надеюсь, путешествие в «Совёнок» мне в этом поможет. Рассказ тем временем уже шёл про Таллинн.  — И вот я шла по улице и слышу, как человек где-то лет пятидесяти играет на гитаре и поёт песню. Очень красивую. Я так была растрогана, что дала ему деньги. 10 евро. Когда она напела мне песню, я обомлел. Это была одна из тех песен Яака Йоалы, которую я вчера слушал по радио. Песня про солнце и про то, что надо самим светить, как солнце. Дождавшись окончания рассказа, я сказал:  — А эту песню я вчера слышал. По радио.  — Серьёзно? — удивилась Вика.  — Серьёзно. Она заговорила восхищённым тоном: — Замечательная песня. Мне кажется, что кто-то из вас должен завтра её спеть перед расставанием.  — Почему не у костра? — спросил я. И сам же пожалел об этом. Вопрос был очень глупым. Эта песня не подходит для того, чтобы её петь под гитару — слишком она заводная. В походе под гитару поют песни лирические — такие, чтобы под них можно было тихо и спокойно посидеть и помечтать о чём-то своём. Кроме того, походом наша жизнь в лагере не закончится. Мы ещё проведём в лагере ночь и уедем только на следующий день, предварительно задав Дроздову все интересующие нас вопросы. А эта песня должна быть ярким финалом нашего пребывания здесь — той самой последней фразой, которая, по утверждению Штирлица, лучше всего запоминается. Её нужно петь со сцены. В общем, я рассказал Вике эти доводы. В ответ она улыбнулась:  — Сам догадался. Ну так, что, споёшь?  — Спою обязательно. Если завтра дождя не будет. Сама понимаешь, в дождь она будет выглядеть неуместно. Вика задумалась:  — За всё время, что мы здесь были, дождь лил только один раз. Помнишь, когда мы в столовой убирались? Трудно вообразить, что завтра дождь польётся. Надеюсь, этого не будет.  — Я тоже на это надеюсь. Ну что, мне пора в музыкальный кружок репетировать?  — Подожди — внезапно сказала Вика. На её столе лежал листок бумаги, повёрнутый рисунком вниз. То, что было на нём нарисовано, было невозможно разглядеть. Но хозяйка дома повернула его рисунком вверх и протянула мне.  — Бери, это тебе в подарок. Я взял рисунок и обомлел. На нём был изображён автобус «Икарус», причём точно такой же, какой довёз меня до «Совёнка». Он мчался по шоссе в сторону лагеря, оставляя позади луговое разнотравье. За рулём сидел седой старик и всматривался вперёд. А вдали уже виднелись ворота лагеря, освещённые заходившим солнцем. - Как ты это сделала? – удивился я. Она улыбнулась: - Я ведь на таком же «Икарусе» сюда ехала. И тоже приехала, когда солнце зашло. Ты рассказывал главу, а я представляла её сюжет в своей голове. Держи, пусть это будет первой иллюстрацией к твоей будущей книге. Картина, конечно, была красивой, но я не понимал, для чего мне она. Вообще, уместны ли будут в моей книге иллюстрации? Когда я поделился с ней своими сомнениями, хозяйка дома номер 15 засмеялась: - Должна же я была хоть как-то отблагодарить тебя за то, что ты мне помогал. Кроме того, я теперь уверена, что ты свою работу на полпути не бросишь. Я с нетерпением буду ждать твою книгу. Я ещё раз взглянул на картину, на окрестности лагеря. Такая красота сделана ради меня, ради того, чтобы я не останавливался и продолжил творчество? Вика растрогала меня до глубины души. Теперь я чётко понимал, что должен закончить книгу, чего бы мне это ни стоило. Поблагодарив Вику, я отправился к себе домой, чтобы положить картину в шкаф и уйти делать прощальный подарок другим. Я шёл и вглядывался в небо. На небе не было ни одного, даже самого маленького облачка. Что за счастливое место! Вика правильно сказала — за всё то время, что мы здесь были, дождь здесь пролил только один раз. Интересно, организаторы нашего шоу учитывали это в своих планах, или это стало для них откровением — таким же, как для Вики и для меня сейчас? Я поймал себя на мысли, что практически не испытывал грусти а, сам того не подозревая, жил по солнечным часам, как предлагал в своей песне Яак Йоала. Эта песня сопровождала меня все последние дни. А почему бы её в походе не сыграть? Я полетел к музыкальному кружку, как на крыльях. Планов у меня было громадьё, а в запасе, оставалось всего полдня. К счастью, весь наш вокально-инструментальный ансамбль был в сборе. Ульяна и Рома тоже были с ними. Я не стал ходить вокруг да около, и сразу перешёл к делу. Правда, для начала надо было рассказать про путешествие Вики в Таллинн.  — Интересное дело. И почему ты хочешь эту песню спеть? — вздохнула Алиса, когда рассказ подошёл к концу. Я задумался. Впрочем, раздумье было не очень долгим.  — Песню эту я услышал случайно вчера по радио среди других песен этого исполнителя. У него вчера был день рождения, и на радио решили его подборку устроить.  — И почему тебе эта песня пришла в голову? Только не говори про Вику. То, что она тебе рассказала свою историю — это всего лишь совпадение.  — Да, это всего лишь совпадение. Но оно натолкнуло меня на одну мысль. Мне этот лагерь дал столько сил и энергии, что их хватит мне на всю мою жизнь, и ещё детям останется, если они у меня будут. И я хочу спеть на прощание вам песню такого склада, чтобы она наполнила ваши сердца оптимизмом и придала вам сил. Поэтому я выбрал эту песню. Да, радио мне в этом помогло, и рассказ Вики тоже. Что тут скрывать. — Главное, чтобы завтра дождя не было. Тогда вся песня никому не пригодится. Но мысль мне нравится. Я помогу тебе, хотя ни разу не слышала эту песню — задумчиво сказала Алиса.  — Я тоже её ни разу не слышала — согласилась Мику.  — Надеемся, что ничего такого не произойдёт — вздохнул я и напел «Солнечные часы». Удивительно, что, несмотря на то, что Алиса и Мику в первый раз слышали творение композитора Мигули и поэта Резника, а я в первый раз пробовал её спеть, на нас напало вдохновение. Обошлось всего двумя прогонами, а после мы просто сидели и беседовали.  — Вы не передумали рок-группу организовывать? — спросил я. Алекс посмотрел на меня удивлённо:  — Спрашиваешь тоже! Конечно, будем организовывать.  — Я тоже хочу свою группу создать. Как думаете, у меня получится? — вдруг предложил Рома. Я посмотрел ему в глаза. Такой поворот был неожиданным. Я прежде считал его кем-то вроде меня — человеком, который собирается петь исключительно для души. А он, получается, собирается посвятить этому всю жизнь? Мы пристально уставились на него. Он явно не ожидал такой реакции.  — Что вы на меня так смотрите? Володя мне тексты писать будет, а музыку я сам научусь. И ведь его не смущало, что учиться музыке дано не каждому. Короче, вплоть до самого звука горна, зовущего на ужин, мы пытались втолковать ему, как это сложно. Но, похоже, так это и не смогли. Хотя смысла в этом я, честно говоря, не видел. Уж если я сам в этом лагере захотел воплотить в реальность свою мечту, то почему должен мешать другим мечтать? В столовой нас ждал сюрприз. Возле наших тарелок помимо обычной соли лежали пирожки. Судя по внешнему виду, они были с капустой. У каждого было по пять штук.  — Интересно девки пляшут — вырвалось у меня. Должно быть, об этом подумали одновременно все. Потому что появившийся в столовой Валерий Геннадьевич обратился к нам:  — Пожалуйста, не ешьте сейчас пирожки с капустой. Приберегите их до похода.  — Зачем? — спросил Андрей Мкртчян. Вожатый объяснил ему.  — Это своего рода религиозный ритуал. Вы сами обо всём догадаетесь. Но если вдруг не сможете, мы вам напомним.  — Хотя догадаться будет несложно — добавила в тон ему Ольга Дмитриевна. Она обвела нас взглядом и продолжила:  — Когда поужинаете — отправляйтесь на площадь:  — Площадь — это «нулевой километр» лагеря. С неё начинаются все маршруты — сказал Илья. Ольга Дмитриевна подошла к нему и, к удивлению многих, потрепала его по голове.  — Ты абсолютно прав, Илья. Удивительно, но все послушались Валерия Геннадьевича. По крайней мере, я не видел, чтобы кто-то ел пирог с капустой. Сборы заняли совсем немного времени. Вскоре мы уже стояли на площади. Пирожки я держал в карманах брюк, завернув их в салфетку. Всё было готово к последнему вечеру в лагере. Вечеру прощания. Когда вожатые вышли на площадь, они предложили:  — Пусть первыми пойдут наши гости. Всё же мы их там обнаружили. От такого предложения они просияли, а Ульяна аж запрыгала на одной ножке. Ольга Дмитриевна хотела было её заругать, но к ней обратился Данька:  — Не надо, пожалуйста. Всё же мы на этой поляне пережили немало счастливых минут. Он смог её убедить и она не стала ругать Ульяну. Можно было бы уже отправляться, но тут Славя всплеснула руками.  — Ой, ужас! Мне нужно в столовую отлучиться.  — Что ж ты так! Возвращайся поскорее! — укоризненно посмотрела на неё Ольга Дмитриевна. Славя быстрыми шагами, чуть ли не бегом унеслась с площади. Это было немного странно. Эта девушка не казалась мне забывчивым человеком. Она была, наоборот, сгустком энергии. Чтобы она вдруг что-то да забыла? Вернулась она быстро, неся в руках пакет.  — Я готова. Можно идти. Вася сразу подошёл к ней.  — Можно, я помогу тебе? Она посмотрела на него и улыбнулась:  — Только, пожалуйста, не разбей. Здесь очень ценный груз. Мы переглянулись, еле сдерживая улыбки. Там что, бутылки нагружены? У нас что, поход превратится в алкогольные посиделки? И потом утром будет болеть голова с похмелья? Но Вася нёс сумку так бережно, словно возвращался из роддома, а это был узелок с ребёнком. Славя могла не опасаться за судьбу «бесценного груза». Пионеры шли по лесной тропе на юг по направлению к поляне. Предпоследний вечер предстояло провести вне его стен. И вот уже мы маршируем по вечернему лесу. Хотя «маршируем» — это было сказано для красного словца. Шли мы спокойно, хоть и вожатые постоянно просили нас торопиться. Я последовал их совету, хотя спешить особой нужды не было. Просто я очень сильно волновался, потому что возвращался в своей памяти к разговору с Викой. Счастливые дни наших встреч проходят. Завтра мы возвращаемся домой. Я буду заниматься организационными хлопотами. Возможно, отправлюсь работать в школу, нарабатывая опыт. Общаться с друзьями смогу только по интернету. Так что стоит наслаждаться нахождением в среде этих замечательных людей, пока есть время. Но постепенно я успокоился. Тем более, что вечер сегодня был великолепный. Было уже не так жарко, как днём. Постепенно солнце заходило, и ветер ласково трепал мои волосы. Дорога была широкая и ровная, она почти не петляла. Скоро мы выйдем на очень красивую поляну, где проведём весёлый вечерок под гитару, которую Алиса держит за спиной. А может быть, просто насладимся пением вечерних птиц под треск костра. Всё-таки здесь красиво. Глядя на такие места, очень сложно не поверить в судьбу. В сеттинге мусорной свалки очень сложно рассчитывать на прекрасные порывы души и наполеоновские планы. Интересно, кто такое место подобрал? Дроздов или его начальство? Моя душа пела, но я приглушал свой голос. Петь ещё успею и сегодня, и завтра. Интересно, о чём думают мои друзья? Грустят они или радуются? Я могу понять и то, и другое. Конечно, хочется подольше оставаться в сказке, но, если ты не будешь думать о реальной жизни и полностью погрузишься в мир грёз — то какая от тебя будет польза людям? Дети показывали нам дорогу. Хоть дорога и была прямой и ровной, но идти приходилось далеко.  — Похоже, когда мы доберёмся до поляны, солнце окончательно зайдёт — сказал я шедшему рядом со мной Серёже. Серёжа ответил мне философски:  — Если этот поход затеян — значит, это кому-нибудь нужно. Предчувствие меня не обмануло. До поляны мы добрались на закате дня. Ольга Дмитриевна сразу взяла инициативу в свои руки.  — Парни, собирайте ветки! Будем зажигать костёр. Мы рассыпались, и работа закипела. Не помогал нам только Вася, но его можно было понять. Он устал нести этот «бесценный груз». Впрочем, отдохнув минуту, Вася присоединился к нам. Мы справились за 15 минут. Валерию Геннадьевичу оставалось только сделать последний штрих, а именно — чиркнуть зажигалкой. И пламя запылало. Костёр горел так яростно, что, казалось, его вызвал для каких-то своих колдовских целей могучий волшебник. Но это были мы — простые люди конца 2000-х годов. На поляне обнаружилось поваленное дерево, на которое мы, как только костёр разгорелся, сразу уселись. Это было весьма кстати после дальней дороги. Мы сидели и отдыхали. Как и всякая часть окрестностей лагеря, эта поляна была великолепной. Жалко только, что заходящее солнце мешало всё подробнее рассмотреть. Трава под нами под действием солнечных лучей окрасилась в ярко-оранжевые тона. Это зрелище было умопомрачительным. Правда, костёр немного выбивался из этого пейзажа и казался инородным телом. Но мы — люди, и о нём нужно судить с человеческой точки зрения. Этот костёр — символ нашего единства. Мы сидим вместе, смотрим на него и чувствуем, как наши души становятся одним целым. Наши сердца пылают, как этот огонь, наполняются мечтами и надеждами. Они устремлены в будущее. За огнём костра можно было наблюдать бесконечно. Но тут, словно гром среди ясного неба, прозвучал голос Ольги Дмитриевны. Это было тем более неожиданно, если учесть предложение, которое она нам сделала и ту форму, в которую это предложение было облечено.  — Товарищи! Как думаете, не стоит ли здесь встретить рассвет и не возвращаться в лагерь? Костя встал со своего места:  — Не знаю, как остальные, а я считаю, что во всенощном бдении нет никакого смысла. Зачем нам это? Но Ольга Дмитриевна не унималась.  — Неужели вы не хотите встретить рассвет нового дня? Последнего дня, который вы проведёте здесь. Подумайте! У Кости и вожатой почти случился спор на ровном месте, но положение исправил Алекс. Он обратился к вожатой:  — Думаю, это мы потом сами решим. А сейчас давайте отдыхать. Мне в голову одна хорошая песня пришла. Может, мы начнём петь?  — Отличная мысль. Давайте, пойте, а мы вас будем слушать– улыбнулась Ольга Дмитриевна. Алекс прокашлялся и сказал:  — На эту песню меня вдохновил этот вот костёр. Именно про костёр я и хочу спеть вам. Алиса мне подыграет. И полились аккорды знаменитой песни группы «Машина Времени»: Все отболит, и мудрый говорит: «Каждый костер когда-то догорит. Ветер золу развеет без следа». Но до тех пор, пока огонь горит, Каждый его по-своему хранит, Если беда, и если холода. Раз ночь длинна, жгут едва-едва, И берегут силы и дрова: Зря не шумят и не портят лес. Но иногда найдется вдруг чудак, Этот чудак все сделает не так, И его костер взовьется до небес. Еще не все дорешено, Еще не все разрешено. Еще не все погасли краски дня. Еще не жаль огня, И Бог хранит меня. Тот был умней, кто свой огонь сберег — Он обогреть других уже не мог, Но без потерь дожил до теплых дней. А ты был не прав, ты все спалил за час, И через час большой огонь угас, Но в этот час стало всем теплей. Еще не все дорешено, Еще не все разрешено. Еще не все погасли краски дня. Еще не жаль огня, И Бог хранит меня. Не знаю, зачем он выбрал эту песню, но от неё стало всем теплей. Я почувствовал, что улыбаюсь. Улыбались и все окружавшие меня люди. Даже Алиса — и та улыбалась. Скорее всего, они с Алексом договорились об этой песне заранее. Когда гитара смолкла, Алекс сказал нам:  — Я хочу, чтобы мы остались друзьями и товарищами на всю жизнь, и чтобы наша дружба горела у нас так же ярко, как этот костёр. Вот поэтому мы с Алисой подготовили эту песню.  — Мы постараемся — сказал со своего места Серёжа.  — Для этого у нас будет 7-40 — добавил Илья.  — А пока лучше продолжить концерт. Я спою песню ДДТ «Что такое осень», если позволите– усмехнулся Сергей Соловьёв.  — Но ведь сейчас лето — усмехнулась Ольга Дмитриевна, но возражать не стала. Тем более, что спел Сергей действительно замечательно, вложив всю душу. И концерт продолжился. Мы пели самые разные песни под гитару — в том числе и такие, какие я впервые слышал. Правда, я старался беречь свой голос — «Солнечные часы» надо было завтра спеть в полную силу. Мне запомнилось, как Мику, перед тем, как сыграть на гитаре знаменитую композицию из кинофильма «Однажды в Америке», обратилась к нам: — Это я играю для нашего хорошего товарища Серёжи. Серёжа удивленно спросил: — Неужели? Сам Морриконе? Но Мику только усмехнулась: — У артистов свои секреты. Впрочем, перед этим она так посмотрела на Костю, что стало ясно, кто ей об этом рассказал. Сыграла она замечательно. Не зная, кто она на самом деле, я бы счёл её богиней музыки. Хотя сейчас она была скорее богиней дружбы. Законы этого чудесного места, которое наполняет наши души добродушием и радостью, распространяются и на персонал лагеря тоже. Пока мы устраивали наш концерт, вожатые периодически помешивали костёр. Я снова и снова возвращался к словам Алекса. Действительно, нам придётся приложить очень много усилий, чтобы сохранить то счастье, которое здесь испытали и не растворить его в мире серых буден. Но вот уже наши языки стали заплетаться. Мы устали. Первой не выдержала Алиса, которая сказала:  — В горле пересохло. Водички бы. Со своего места поднялась Славя:  — У нас есть несколько бутылок воды. Бери сколько угодно. Сидевший рядом с ней Вася удивлённо посмотрел на неё.  — Несколько бутылок? Вот почему ты говорила мне: «Осторожно, не разбей!»  — Да, именно поэтому — улыбнулась она. Валерий Геннадьевич внезапно встал.  — Вот тут настало время ритуала, ради которого мы здесь собрались. Ребята, идите на свои места. Вы очень хорошо выступили. Давно я таких искренних песен не слушал. Он обратился к Славе:  — Разлей воду по стаканам. Славя вышла и стала рыться в сумке. Вскоре она из неё выудила несколько бутылок и пластиковые стаканы. Каждому из нас она разлила воду по стаканам и передала.  — Откуда это у тебя? — удивлённо спросил Серёжа. Она улыбнулась и ответила:  — Прямо из озера. Эти слова всех насторожили. Пионеры стали тревожно переглядываться. Славе пришлось нас успокаивать.  — Не беспокойтесь. Вы что, думаете, что мы с поварихой её прокипятить забыли? Ольга Дмитриевна посмотрела на нас удивлённым взглядом:  — Вы не догадываетесь, почему мы просили у вас не есть за ужином пирожки с капустой? Серёжа ответил:  — Мы догадывались, что это для чего-то было нужно, что это своего рода символический знак, но мы не знали, для чего конкретно. — Помните, в книге «Незнайка в Солнечном городе», жители Солнечного города обменивались раз в году рукавичками в знак дружбы. Те, кто так делал, становились друг другу солнечными братьями.  — И сёстрами — добавила Алиса.  — Да, и сёстрами. Мы решили, что надо воссоздать этот красивый обычай. Слово взял Валерий Геннадьевич:  — Но я исправил эту идею. Одно дело — обмениваться церемониальными рукавицами, а другое дело — пирогами.  — А в чём разница? — непонимающе спросил Вася.  — В том, что это мне показалось символично. Мы решили дать вам возможность обменяться пирогами друг с другом в знак того, что ваша дружба настолько крепкая, что вы будете заботиться друг о друге и дальше, а не только здесь. Он продолжил извиняющимся тоном:  — Вы меня простите, пожалуйста. Я очень сильно волнуюсь. Короче, пирожки при вас. Вы можете отдать их тому, кто вам больше всего дорог.  — А вода из озера зачем? — спросил Илья. Валерий Геннадьевич улыбнулся:  — Чтобы вы запомнили, где вы побывали и никогда не забывали, что ваша дружба зародилась именно здесь. Он посмотрел на костёр, пламя которого по-прежнему гордо возносилось ввысь.  — Ну что ж, пора переходить от слов к делу. Обменивайтесь пирогами и ешьте их. Не стесняйтесь. Пионеры стали доставать пироги. Передо мной встал непростой выбор. С кем мне поделиться? Многие из этих ребят мне дороги — и товарищи по шоу, и дети. Не хотелось никого обидеть. Если бы на то была моя воля, я бы каждому дал по десять пирогов. Один, понятное дело, будет отдан Лене, а остальные? Но всё же я решился. Пироги от меня получили Лена, Вася, Вика, Серёжа и Костя. Сам же я получил пироги от них тоже. Сама церемония казалась мне красивой, но в то же время глупой. Объёма такого маленького стаканчика, как тот, что был у каждого из нас, не хватило бы на то, чтобы запить четыре пирожка. Лучше бы тогда устроить нормальное чаепитие в столовой. Зачем тащиться за тридевять земель? Но вода оказалась такой вкусной, что эти мысли сами улетели прочь. Каждый из нас отнёсся к этому ритуалу по-разному. Большинство ребят съели по одному пирожку, некоторые (в числе которых был и я) по два. Игорь, наконец, не выдержал и предложил:  — Давайте отдадим лишние пироги ребятам. То есть, я хотел сказать, нашим гостям. Илья подошёл к делу более практично:  — А может быть, нам лучше оставить эти пирожки на завтра? Завтра мы разъезжаемся по домам. Каждому из нас ехать далеко.  — Решайте сами. Я не понимаю, зачем нам столько пирожков дали. Одного было достаточно вполне — предложил Костя.  — Отнеситесь к этому, как к возможности доказать родственникам и друзьям, что мы действительно были здесь. Нам ведь не поверят. А это замечательные доказательства будут — высказался Антон. Взгляд его встретился со взглядом Маши и заставил скорректировать свои слова.  — Ну, Маше, может быть и поверят после телефонного разговора, а вот остальным — не факт. Я почувствовал, что мне тоже нужно высказаться.  — Игорь прав. Мы своё ещё наверстаем, а нашим гостям есть нужно много. В своих странствиях у них не всегда была возможность поесть вдоволь. Пусть эти пирожки принадлежат им.  — Отличная мысль. Нам так много не нужно — поддержала меня Маша.  — В общем так. Кто хочет — пусть отдаёт пирожки нашим гостям — обратился я к друзьям Я поддержал Игоря, потому что мне хотелось хотя бы в последний раз о них позаботиться. Но тут в разговор вмешались вожатые. Валерий Геннадьевич сказал:  — Не спорьте, пожалуйста. Все ваши мотивы благородные — каждый по-своему. Оставьте пирожки нам. Завтра вы после обеда выпьете чай с ними. Теперь уже точно в последний раз.  — Вы серьёзно? — спросил Илья.  — Совершенно серьёзно. Простите нас, мы сильно тупанули. Можно было просто воды из озера выпить. Мы недоумённо переглянулись. Общее недоумение выразил Ростислав:  — Вы для этого нас сюда привели — и всё? Ольга Дмитриевна посмотрела на него.  — Странный ты какой-то. Вы же сами должны определить, что дальше делать. Мы можем лишь посоветовать. Валерий Геннадьевич продолжил её мысль:  — Я бы советовал вам остаться здесь. Я бы на вашем месте здесь остался. Остался просто так. Я удивлённо посмотрел на них:  — И чем мы здесь будем заниматься? Как пела группа «Дискотека Авария» в своей песне, которую вы изволили процитировать, все мелодии спеты, стихи все написаны. Он продолжил цитату из песни.  — Жаль, что мы с тобой, Андрей, не умеем обмениваться мыслями.  — Хорошо, песню эту вы знаете. Но по сути что предложите? Сейчас уже давно за двенадцать. Глядите, как темно! Чем мы будем заниматься до самого утра? В города играть? И тут за меня ответила скромно сидевшая в уголке Лена.  — А хоть бы и в города. — Что ты имеешь в виду? — спросил я Лену. Она встала и сказала укоризненно.  — Нас здесь из Тулы пятеро человек. И мы все себя очень хорошо здесь зарекомендовали, особенно вы с Алексом своей постановкой рок-оперы.  — Это точно. Андрей — хороший товарищ, да и ты сама не хуже. Я бы хотела побольше узнать о том городе, где вы растёте такие — поддержала её Вика. Лена засмеялась, и её смех эхом пронёсся по всей поляне:  — Именно это я и хотела бы предложить как раз. Как ты догадалась! А потом ты про свой Львов расскажешь. И дальше по кругу. Каждый расскажет про город, в котором живёт. Я посмотрел на Лену восхищённо. Это было здоровское предложение. Мне вспомнилась идея Толи про уголки просвещения. Хорошая была идея, замечательная. Только оказалась она пшиком. Ни один из тех ребят, что собрались в библиотеке утром десятого дня, кроме Шурика, так и не прочитал лекцию. Вика от этого предположения по-настоящему просияла:  — Я согласна. Ростислав усмехнулся:  — А мне про что рассказывать? Про родной Николаев или про британский город, в котором живу?  — Я расскажу про родную Чувашию, хотя живу в Петербурге — улыбнулась Маша.  — Сам решай. Всё равно, нам начинать первым, поскольку нас, тульских ребят, здесь больше всего — ответил я. Я встал и обратился к своим землякам:  — Позвольте, я начну. А если не что не так, вы меня поправите. До самого утра не затихали разговоры о родных краях. Каждый из нас рассказывал о тех местах, где родился и по которым в детстве ходили его ноги. Только москвичи — Костя и Илья — благородно отстранились. К ним присоединился и Серёжа, сказавший, что всё, что нужно, он рассказал в библиотеке. Надо признать, что я совсем не думал, находясь в этом лагере о родном городе, который оставил позади. Было не до этого. Только разговор с Алексом об Арсенале послужил небольшим напоминанием о родине. Но, когда я слушал рассказы, мне было понятно: надо жить для того, чтобы твоя родина, где она бы ни была, была бы счастлива. После рассказов о родине Илья предложил поговорить о любимых книгах. На меня самое яркое впечатление произвела Вика, которая проникновенно рассказала про роман Гюго «Отверженные». Рассказ заставил меня задуматься. Я чувствовал себя похожим на главного героя романа — Жана Вальжана. Жан Вальжан провёл молодость на каторге из-за нищеты, и это ожесточило его. Если бы не помощь епископа Мириэля, показавшего Жану Вальжану пример милосердия, каторжник бы остался жестоким до конца своих дней, а так он ощутил в себе силы помогать людям. Я тоже был эгоистом, думающим только о накоплении знаний, лежавших мёртвым грузом. И только попадание в это замечательное место научило меня сознательности и состраданию. Теперь надо прожить жизнь так, чтобы за неё было не стыдно. После того, как Вика закончила рассказ, я поблагодарил её и обещал по возвращении домой найти роман «Отверженные» и прочесть его. Эти наши рассказы и наше бдение напоминали мне строчки из песни ДДТ, великолепно исполненной Сергеем во время нашего концерта. Осень, доползем ли, долетим ли до ответа Что же будет с родиной и с нами? Осень, доползем ли, долетим ли до рассвета, Осень, что же будет завтра с нами? И пусть Шевчук пел про другое время года, но Сергей точно уловил то, какая песня нам нужна. Рассвета мы дождались, хотя некоторые из нас откровенно клевали носом. Когда первые лучи солнца озарили землю, Ольга Дмитриевна вылила на костёр остатки озёрной воды из последней бутылки и потушила его. Это стало сигналом к обратному пути.