Warm & Cold

      Солнце высоко стоит в зените. Небо чистое, без облачка. Только тёплый, даже зимой, мондштадтский ветер иногда поднимает с сугробов лёгкие снежинки после ночного снегопада. Яркие солнечные лучи игриво отражаются от них, переливаются всеми цветами радуги.       Тишину тёплого и спокойного дня нарушает высокий детский смех. Рядом с богатым поместьем двое ребят устроили снежный бой. По их поведению вовсе не скажешь, что они знатные особы. Дети, что с них взять. На носу самый главный зимний праздник, поэтому никто их не осудит за это ребячество.       Через неделю они вернутся к обычной жизни. Старший, волосы которого яркие, как огонь, будет оттачивать владение мечом и штудировать рыцарский устав. В Ордо Фавониус не будут делать поблажек из-за его происхождения или юного возраста. Младший же, чьи волосы подобны ночному небу, будет усердно обучаться теоретическим наукам, чтобы восполнить пробелы в знаниях. Возможно, через год он сможет тоже вступить в орден, станет для старшего не только названным братом, но и братом по оружию.       Пока же они просто могут побыть тринадцатилетними подростками. Ещё не взрослые, почти дети, но уже с зарождающимися противоречиями и тайнами. То ли мальчики, то ли парни, которые начинают видеть в девочках не только объект для насмешек, замечают в телах первые изменения, испытывают первые душевные переживания.       Вчера Дилюк поздним вечером поделился одним секретом с братом, когда они вместе лежали на одной кровати, что он находит Джинн Гуннхильдр весьма симпатичной. Кэйа выслушал его, согласившись, что девушка достаточно красива, но не более. Слишком она зажатая и дисциплинированная — совсем не пара яркому и активному брату. Говорить об этом Дилюку он, конечно же, не стал.       Отвлёкшись на воспоминания о прошедшей ночи, Кэйа не замечает, как брат подкрадывается к нему сзади, а затем запихивает щедрую горсть снега за шиворот.       — Это подло, Дилюк! — обиженно дуется на него синеволосый, поёжившись от холодного снега, который быстро начинает таять в области лопаток.       — А нечего ворон считать, — тот по-детски высовывает язык.       — Ну, держись у меня! — грозится младший и опрокидывает не без труда подросшего брата в мягкий сугроб.       В ответ слышит он лишь звонкий смех с небольшой хрипотцой, что прорезается в ломающемся голосе. И Кэйа невольно заслушивается в этот глубокий, вроде бы такой родной, но в то же время незнакомый смех. Губы его сами по себе растягиваются в нежную улыбку. И он просто лежит на лучшем друге, смотрит ему куда-то в район подбородка и непонятно чему улыбается.       Не наблюдая дальнейших действий, Дилюк поднимается и обеспокоенно смотрит на младшего брата.       — Эй, ты замёрз, что ли? — спрашивает красноволосый растерянно.       Вместо ответа получает неопределённое мычание и летящий прямо в лицо снежок. Нежная улыбка на губах Кэйи сменяется игривой усмешкой. Снежный бой возобновляется, оставляет непонятные чувства невысказанными. Эти чувства растворяются в широких улыбках, звонком смехе и пушистом снегу. Они разлетаются на кристаллы от столкновения с твердой поверхностью, улетают в вихре снежинок от поднимающегося ветра, который так некстати меняет своё направление.       Мондштадт благословлён тёплыми ветрами Анемо Архонта: зимы здесь коротки и теплы, а земли плодородны. Но иногда ветер меняет направление на юго-восточный; особенно чувствуется это в районе винокурни, что находится вблизи от Драконьего хребта: причины ледяных потоков воздуха. Холод там неестественный и агрессивный, даже на расстоянии он моментально заставляет вздрогнуть и закутаться плотнее в одежду.       Вот и сейчас так некстати холодные порывы с хребта сменяют тёплые ветра. Кэйа, которому до этого было даже жарко от активной игры, незаметно ёжится. От этого холода его не спасает тёплая курточка и шерстяная кофта, а вспотевшее тело, талая вода за шиворотом и промокшие ноги только усугубляют ситуацию. Через несколько минут он понимает, что ему холодно. Кэйа пытается согреть озябшие ладони тёплым дыханием, подгибает окоченевшие пальцы ног в ботинках, лишь бы не показать того, что замёрз.       Если Дилюк заметит состояние младшего брата, то тут же остановит игру и заставит идти домой греться. Он слишком заботливый, слишком добрый к нему. Кэйа не считает, что всего этого заслуживает, не такой, как он. Но ему безумно хочется быть как можно чаще с братом, с другом; Кэйа хочет играть вместе с ним, вместе шутить и шептаться ночами под одним одеялом, прижиматься к нему во сне, ведь он такой тёплый и рядом с ним не снятся кошмары.       Сейчас старший стал намного реже проводить с ним время вместе. Он вечно пропадает на учёбе и тренировках, а после засыпает сразу, как только голова коснётся подушки. Кэйа не хочет признавать это, но ему очень одиноко и тоскливо без заботливого и весёлого Дилюка рядом. Поэтому, пока в разгаре зимние праздники и брат постоянно дома, он хочет проводить с ним рядом каждое мгновение и оставить в воспоминаниях как можно больше счастливых моментов. А если он заболеет, то Дилюк будет все оставшиеся дни сидеть рядом с его кроватью. Может даже заберётся под одно одеяло, несмотря на запрет быть близко с заболевшим, и будет пересказывать истории из книг, о своей службе и надоедливых девчонках.       Как бы Кэйа не старался скрыть того, что замёрз, это не ускользает от внимательного взгляда старшего брата. Младший стал менее активным, а на поддёвки отвечал неспешно. Подобравшись ближе, Дилюк сразу правильно подмечает состояние брата: Кэйа заметно дрожит, а посиневшие губы забавно смотрятся на фоне волос. Возможно бы, Дилюк посмеялся в другой ситуации, но сейчас он только злится на Кэйю и на себя в первую очередь. Мог бы и раньше догадаться, ведь это он может игнорировать холодные ветра, согревая себя теплом Пиро. Брат же, не обладая такой роскошью, пытается согреть себя дыханием, одиноко обнимает себя руками, надеясь, что он не заметит.       — Ты замёрз, — не вопрос, а утверждение.       — Нет, — отмахивается Кэйа, — всё нормально, Дилюк. Давай дальше играть.       — Ты так заболеешь, — вздыхает и подходит к брату ещё ближе.       — Нормально всё. Не обращай внимания, — начинает отпираться Кэйа, но запинается, когда чувствует горячие даже через одежду руки на своих плечах. — Что ты делаешь?       — Грею тебя, — тихо произносит старший.       Мягкий голос обволакивает и согревает не хуже волн тепла, что исходят от горячих рук Дилюка. Пиро Глаз Бога так ему идёт. Ведь Дилюк такой тёплый и приятный, как костёр в холодную ночь. Такой же яркий и неистовый как пожар. Волосы его, как будто языки пламени. А глаза — тут Кэйа решает заглянуть в алые очи брата, — поглощающее пламя. И он сгорает в них, как глупый мотылёк сгорает в огне. И будет сгорать раз за разом, обманутый ярким светом, желающий тепла и чего-то большего.       Возможно, в силу возраста, Кэйа не может осознать всей полноты испытываемых им чувств. А, может, он даже подумать не смеет, что заслуживает испытывать нечто подобное. Но единственное, в чём он точно уверен, что тепло ему даже не от силы Пиро, а от присутствия рядом близкого человека, его мягкой улыбки и заботы во взгляде. От этого согревается не только его замёрзшее тело. Это тепло проникает вглубь, зажигает внутри маленький огонек, перехватывает дыхание и заставляет сердце биться чаще.       Переполненный чувствами, Кэйа лишь смущенно отводит взгляд от Дилюка и отворачивается, прячется за длинной чёлкой. Старший только вопросительно наклоняется ближе, пытаясь разглядеть выражение лица брата. Обычно, когда Кэйа так себя ведёт, — это значит, что он что-то скрывает.       В порыве заботы и желания защищать это свалившееся на его голову несколько лет назад недоразумение, Дилюк аккуратно убирает растрепавшуюся чёлку за ухо и поправляет съехавшую немного в бок глазную повязку. Кэйа этот жест не оценивает: сердце и так уже готово почему-то выскочить из груди. Поэтому он подрагивающими руками легонько отпихивает от себя брата, быстро разворачивается и убегает в сторону поместья. Щёки предательски горят, и причина этого вовсе не морозный воздух или быстрый бег. Кэйа готов молиться всем божествам Тейвата, лишь бы Дилюк ничего не заметил.       Тот же в задумчивости провожает удаляющуюся худую фигуру брата. Что-то мучительно скребётся на подкорке его сознания, но, когда кажется, что он уже близок к ответу, тот каждый раз ускользает. Простояв так ещё пару минут, Дилюк направляется домой. Скоро уже должен быть обед, да и одежда вся промокла.       Кэйа почему-то весь день с ним не разговаривает, а если они остаются наедине, то тут же ускользает из комнаты. Ночью он пытается по привычке залезть под одеяло к младшему брату, чтобы спросить, чем он его так обидел. Кэйа лишь выпинывает его из кровати. Дилюку остаётся только лечь спать ни с чем. Кэйа же не мог уснуть ещё очень долго.