***
— Я думал, что это было всего лишь твоей очередной глупой шуткой. Они встретились на тропе около Спрингвейла, окружённой лесами и омываемой тёплым ветром. Сказать, что погода в тот день стояла чудесная — ничего не сказать. Что же там делал крайне занятой владелец винокурни? Очевидно, устроил себе небольшую прогулку после долгой и монотонной работы с бумажной волокитой. Но покой его мыслей и лёгкий шаг нарушил цокот копыт и небрежный напев. Какая-то знакомая мелодия… — Что именно? Дилюк слишком погрузился в свои мысли и такой вопрос ввёл его в некий ступор: — …Что? Кэйя нахмурил бровь, как будто что-то подозревая, но не стал расспрашивать. — Что именно ты считал шуткой? Теперь диалог перешёл в привычное русло, можно спокойно выдохнуть. — Твоя поездка в Ли Юэ. Оставляешь отряд без присмотра — не слишком ли легкомысленно? — Они не маленькие, справятся без меня пару-тройку дней. Да и твоё ли это дело — беспокоиться о «любимом» штабе? Опять эта кривая улыбка и прищуренный глаз. Хочется просто сдёрнуть эту повязку и посмотреть прямо в глаза, чтобы он больше не делал подобного. Раздражает. — Я просто поражаюсь твоей беспечности, дела Ордо Фавониус меня не интересуют. — Как скажешь, — капитан кавалерии пожал плечами, хотя насмешливая улыбка так и не сошла с его губ. Цокот копыт становился всё менее слышен, но в огненной голове всё ещё звучали отчеканенные слова глупой детской песенки, заставляя оживлять в память воспоминания о том, что следовало бы навсегда забыть… Треск дров в камине. Две небольшие тени на полу и озорной блеск синих и огненных опалов… «Тогда синева этих глаз была намного ярче, чем сейчас» …и размеренный детский шёпот, что слышит только сидящий напротив: Два замка ключом одним Не смогли открыть они. Две стрелы в трёх голубей - Понапрасну тратить время. Три закатника один Не смог разделить с другим. Если ты вдруг полюбил, Но остался без любви…А как пелось дальше?
Кто бы мог подумать, что всеми уважаемый господин Дилюк, главный холостяк Мондштата, известный своим холодным и сдержанным нравом, будет идти по тропе и напевать что-то подобное……в надежде вспомнить слова давно забытой песни.
Будет ли уместно расспросить Кэйю об их прошлом, когда он вернётся?***
Природа чужих краёв поражает своей живописностью и приковывает к себе взгляд. Высокие скалистые горы рассекают лазурь небес и прячут свои верхушки среди белоснежных облаков… Захватывает дух. Солнечные лучи играют с пёстрой листвой песчаных деревьев и золотыми нитями падают на землю… Завораживает. Высокие водопады величественно ниспадают хрустальным потоком и шумят… Шумят подобно тысячи ветрам. «Так… не похоже на Мондштадт», — думалось Альбериху. Но так неописуемо красиво. Да, он читал об этом в книгах, слышал рассказы от путешественников и приезжих торговцев… Но это никак не стояло вровень тому, что он увидел своими глазами, просто отдыхая на обочине. — Ох, путник, ты ещё здешнего заката не видел — глаз не оторвать! Кэйа чуть вздрогнул от такой неожиданности и повернул голову. Старушка мило улыбнулась, чуть накренив свою седую голову. Как он мог не заметить её присутствия? Это от усталости? Или просто засмотрелся… Сделав своё выражение лица снова привычно-плутоватым, он улыбнулся в ответ: — Вот как? Тогда жду не дождусь увидеть ваше закатное солнце. Эта миловидная пожилая женщина явно была не из тех, кто с презрением смотрит на чужеземцев и думает, что они разносят беды и хворь по земле. Поэтому наш капитан не отказался от мысли побеседовать с ней и расспросить о здешней жизни. Но, кажется, старушка уже сама догадалась об его намерениях, так как сразу же предложила пройти вместе с ней и познакомить с местностью. — Так… как говорите, называется ваша деревня? — Цинцэ, голубчик, Цинцэ зовётся. Жить хорошо, спокойно… хоть иногда и хлопотно, без молодёжи-то. — Уезжают? — Конечно, уезжают, зачем в деревне время тратить… Кто в гавани работу ищет, кто в гильдии вступает. Уж где-где, а у нас такого нет… Женщина чуть замедлила шаг и опустила глаза, тяжело вздыхая: — Дети-то нынче за будущим тянутся, боятся зря жизнь прожить. Верные слова. Хоть и немного грустные для тех, кто прощается со своими детьми на долгие годы и не знают, смогут ли дожить до следующей встречи с ними. А если ещё учесть, что времена настали не очень спокойные… — А я смотрю, ты тот ещё плут, и лицом хорош, и красными словами говоришь… Кэйа остановился и чуть округлил глаза, но большая часть его смятения осталась под маской: — И что же вы имеете ввиду, мадам? — Охох, давно меня так не называли… Говорю, много дев небось слёзы роняли по такому красавцу… Снова ошпарило. И с чего такие выводы? Может, это всё из-за его одежды? Может, не стоило так часто улыбаться… или называть её «мадам»? Как ни странно, эти слова смутили капитана. И даже он сам не понимал причину своей столь неожиданной реакции. Может, в Мондштате и разносили слухи о том, что Кэйа довольно популярен у девушек, но эти слова ничем не подкреплялись и ни один человек не признался ему в своих чувствах… Один человек… Не оставалось ничего, кроме как неловко посмеяться в ответ и ответить что-то в плане «Кто знает, может быть, может быть…», что было вполне в его стиле. Дальнейший разговор зашёл о местных традициях, праздниках и дождях, из-за которых у многих жителей деревни ломило в суставах. Молодому капитану было довольно забавно слушать подобное, но до этого он даже не задумывался о том, насколько важен каждая секунда, каждый миг…Его жизни.
Его работа в Ордо Фавониус. Его обучение рыцарей. Его посиделки в таверне. Его прогулки во время перерывов. Его……разговоры с Дилюком.
Как он сейчас? Снова непрерывно работает в своём большом кабинете? Или разливает вино за барной стойкой в таверне? Или может он простудился и греется у камина в теплом пледе с чашкой горячего чая в руках? Хотелось бы увидеть это, но… Кэйа никогда не видел этого человека простуженным. Конечно, это очень хорошо, но… …Из-за этого нет причин хоть немного проявить свою заботу. Путь вышел недолгим, поэтому ушедшего в раздумья Кэйю очень скоро привели в себя пейзажи показавшейся деревни: Небольшие аккуратные домики, окружённые мягкой зеленью полей; Множество бегущих ручейков с хрустальной водой, искрящейся на солнце; И все такие же величественные скалы, рассекающие небеса и гордо окружившие это уютное и крайне спокойное место… Словно высокая неприступная стена, защищающая собой этот маленький мир. — Здесь… очень красиво. Это сказанная невзначай фраза никак не походила на обычную речь капитана. Она была сказана в порыве эмоций и, как ни странно, была очень простой. Кэйа очень редко говорил что-то искреннее. Все его слова в большинстве случаев были искажены, приукрашены наигранным драматизмом и пафосом. Но в этот момент, пускай и на одно мгновение…Вся эта наигранность рухнула.
— Охох, не думала, что путешественники вроде тебя считают красивой обычную деревню. — Ну, как говорится: «Ищи красоту в простых вещах». И вот он снова пришёл в своё привычное состояние, улыбался и прищуривал глаз, задавая множество вопросов о Цинцэ и гавани Ли Юэ. Когда же его пригласили выпить чаю и отдохнуть здесь, капитан вежливо отказался, в очередной раз сказал о красоте здешней природы и собирался продолжить свой путь, хотя и понимал, что ночью ему все же придётся поискать кров. — Мадам, я бы хотел спросить, есть ли здесь поблизости места для ночлега? Старушка тяжело вздохнула и сложила руки, до этого старательно поправлявшие складки платья: — На самой середине твоего пути ты увидишь постоялый двор, называется «Ваншу». Место просто чудное, и люди отзывчивые… По крайней мере, мы слышали это от других путников. Надеюсь, ты доберёшься до него спокойно. Кэйа взял коня за поводья и все так же вежливо улыбнулся в свете яркого солнца: — Благодарю за всё, мадам.***
Святые Архонты, как же слепит глаза!
Для обычного человека яркое солнце доставляло бы всего лишь небольшой дискомфорт, не более того. Но для нашего капитана, привыкшему к ласковому мондштадтскому солнышку, это стало самой настоящей пыткой: от избытка солнечного света перед глазами (в нашем случае — глазом) всплывали чёрные круги, и никак нельзя было разглядеть дорогу перед собой. «Неужели ты не можешь просто снять эту чёртову повязку?!» — Нет, в этом нет абсолютно никакой необходимости. «Ты же такой взрослый, к чему все это ребячество?» — Это не ребячество, а… Всего лишь мой маленький секрет. Разве у людей не может быть секретов? Большую часть своего пути до постоялого двора Кэйа слушал размеренный успокаивающий цокот копыт и думал о людях из деревни Цинцэ, о тех словах, что говорила ему та милая старушка… «Пожалуй, нужно улыбаться чуть поменьше.» Вот и показались очертания «Ваншу». Послышался шум воды. Но это не было похоже на тот шум, что Кэйа слышал рядом с водопадами. Звук был менее спокойным и не таким ровным: он то прерывался, становясь тише, то нарастал с новой силой… Водяные мельницы. А жизнь-то здесь вовсю кипит! Лёгкое песчаное дерево, как ни странно, очень гармонично сочеталось с небрежным камнем и создавало поистине величественный, но в то же время праздничный образ. Листва цвета старинного золота, отражающая первые лучи закатного солнца, словно горела среди лазурных небес. Будто сама являлась солнцем… Кстати о солнце… Кэйа оторвал взгляд от постоялого двора и перевёл в сторону алеющего горизонта.Святая мора.
Как же это прекрасно.
Словно красный шёлк, небо застилало скалистые горы. Небо горело алым пламенем.Но это пламя никого не обжигало.
Это небо словно грело душу своим светом, возвращая её в детство. — А…тью! Внезапно это умиротворённое состояние нарушил чих. Конечно, капитан думал о том, как здорово было бы вспомнить счастливые моменты из прошлого… «Но я не имел ввиду свою детскую простуду!»***
Треск.
Свет пламени в камине вместо лампы…Треск-треск.
Запах сахарного мёда и парного молока…Треск-треск-треск.
Тёплый плед и сонный отблеск лазурита… — А-тью! Так странно. Кажется, простуда. «Наверное, мне должно быть очень грустно из-за этого?» Тогда почему… — Держи. Маленькие ручки аккуратно протягивают к мальчику большую кружку. Ребёнок непонимающе смотрит в сосуд: — Что это? Ребёнок напротив непонимающе смотрит в ответ: — Разве не видишь? Это молоко. — Зачем… Мальчик недовольно дуется и трясёт красной макушкой: — Ты совсем глупый что ли! Мало того, что больной, так ещё и глупый! — Да, глупый! И что с того?! Руки сильнее сжимают тёплую кружку: — Эй… ты чего? Море в глазах заплескалось, намереваясь вылиться наружу: — Хнык… Мальчик почувствовал себя виноватым. Этот малыш ведь совсем недавно появился в их с отцом доме, такой напуганный и брошенный миром. Кружка была осторожно поставлена на тумбу около софы, а плед взлетел к потолку, медленно опускаясь назад. Синяя макушка испуганно вжалась в подушку, а губы поджались, как будто боясь издать лишний звук. — Я подумал, что тебе может быть одиноко лежать здесь одному, — тихо сказал мальчик, положив голову на эту же подушку и поправляя плед так, чтобы он закрывал их обоих. Руки потянулись утирать уже пролитые слезы со щеки, но их остановила пара других маленьких рук: — Мой папа говорит, что если растирать слезы руками, то потом будешь плакать ещё больше. Мальчик шмыгнул носом и повернулся к лежащему рядом: — Почему? — Почему? А это папа не сказал… Но я спрошу у него, честно! А потом расскажу тебе, хорошо? Ты только не плачь больше, вот я когда раньше плакал, у меня потом больно щипало глаза… и щеки… и нос… Ты же больше не будешь плакать, правда же? Такой яркий цвет. Как маковые поля. А ему подходит, такой…Живой.
— Хорошо, больше не буду.***
Прохладный ветер вздёрнул лёгкие занавески и беспокойно ворвался в открытое окно кабинета; прозрачными струйками облетел около книжных полок, забрался под рабочий стол и случайно задел небрежно разложенную стопку бумаг. Несколько исписанных ровным почерком листов неизбежно отправились в полет, намереваясь упасть в противоположном углу комнаты. Вжух! Новая молоденькая горничная с блеском в глазах распахивает дверь кабинета и уже представляет, как вычистит здесь все до блеска и разложит по полкам. — Да что же ты творишь, глупая?! От небольшого испуга девушка вскрикивает и сжимает подол нового накрахмаленного фартука. Поджав губы, она медленно поворачивает голову в сторону крика. — Ни при каки обстоятельствах не трогай ничего в кабинете господина Дилюка, это крайнее нахальство! Маленькая горничная все теми же испуганными глазами смотрит на женщину постарше и судорожно шмыгает носом. — Н-но… н-но это же моя работа, я-я… я в-всего лишь… с-свою работу… Более опытная горничная недоуменно смотрит на свою новую коллегу и устало вздыхает: — Не беспокойся об этом, господин сам попросил нас лишний раз не заходить в его кабинет… Думаю, он сам со всем разберётся. Девушка расслабила плечи и облегчённо вздохнула, отчего старшая недовольно положила руки на бедра: — Нечего тут вздыхать, на террасе сейчас полный беспорядок, бегом за работу! — И-ик! Сейчас-сейчас, уже иду! Окно так и осталось распахнутым. Настенные часы издавали все тот же раздражающий деревянный звук. Документы все той же небрежной стопкой покоились на рабочем столе. А в самом низу, под этими скучными бумагами, выглядывал уголок старой детской книжки с пожелтевшими страницами.