Пять раз, когда Олег укладывал Сережу спать, и один раз, когда было наоборот

— Разум, мамой клянусь, если еще и сегодня!.. Я тебя этой самой подушкой во сне придушу! — в доказательство своих слов Костик, злобно зыркнув из-под насупленных бровей, взбивает лежащую на коленях тощую подушку и прицельным броском отправляет ее в изголовье кровати. Вид он имеет крайне решительный. Им всем по пятнадцать лет и, слава богу, у Олега уже накопилось достаточно очков репутации, чтобы ему даже рот открывать не приходилось. Костик предсказуемо тушуется под тяжелым взглядом, набирает было воздуха в легкие, но Олег шлифует эффект вскинутой бровью, и Костик сдувается окончательно. Он, может, и признается негласным вожаком комнаты, но правило "не трогать Разумовского, если не хочешь иметь дело с Волковым" тут сформулировали задолго до того, как его перевели в Радугу почти три года назад. Олег дергает углом губ, переводит взгляд на Сережу, но тот отводит глаза и поспешно забирается под простыню. На нем нелепые пижамные штаны в полоску, размера на два больше нужного, а волосы собраны в свободный хвост — разгар лета, ночью температура опускается до двадцати пяти против полуденной тридцатки в тени, и с распущенными спать себе дороже. Олег не настаивает, тоже укладываясь, сам знает: плохая неделя, а, значит, Сережу лучше лишний раз не трогать. Сережа и так третью ночь подряд подрывается с криком, вчера подорвался дважды с разницей в пару часов, вот и… — Толик, свет! — командует Костик, и Толя прицельным броском тапка в выключатель погружает спальню в полумрак. Белые ночи на исходе, совсем темно в это время еще не бывает, но за окном царят приятные сумерки. По комнате проносится одобрительный гул, правда, уже не такой дружный и восторженный, как полгода назад, когда Толя только овладел чудесами световой магии и живо поднялся с самых низов местной иерархии поближе к более-менее уважаемой серединке. Какое-то время между койками висит фоновый шум сонной болтовни, но постепенно и он сходит на нет, и Олег выдыхает, прикрывая глаза. Он отрубается почти мгновенно, а просыпается, по ощущением, часа через полтора-два, когда нагретая телом простыня из прохладного спасения становится ночным кошмаром. Олег спихивает ее в ноги, переворачивает подушку нележанной стороной и по привычке находит взглядом устроившийся на боку, спиной к нему, силуэт на соседней койке. Сережа спит у окна, в которое всю ночь напролет светит тусклый уличный фонарь, которого явно недостаточно для чтения, но… — Глаза посадишь, — сварливо ворчит Олег. Голос со сна охрипший, и он тихонько прокашливается. Равномерный шелест страниц стихает. Сережа не двигается, притворяясь спящим, но по позе видно, насколько он напряжен. — Серег… — Олег садится, машинально проводит пальцами за ухом, но сигареты не обнаруживает. Правильно: у него осталась последняя непочатая пачка из блока, в прикроватной тумбочке. Надо будет пополнить запасы. — Хочешь, покурим пойдем? Сережа реагирует коротким покачиванием головы, когда Олег уже решает, что ответа сегодня не дождется, — едва различимый в полутьме жест. Олег видит только потому, что знает Сережу, как облупленного. Беглый взгляд по комнате подтверждает очевидное: все спят, пушкой не разбудишь. Душно — даже открытые нараспашку окна не спасают. Олег вздыхает, поднимается на ноги и прошлепывает босиком разделяющий их с Сережей метр линолеумового пола. Ложится на самый край, Сережа тут же подвигается, освобождая больше свободного пространства, и Олег устраивается удобней. Все равно на боку — койки узкие — но хотя бы можно подложить предплечье одной руки под голову, а другую закинуть Сереже на бок. Прижиматься вплотную Олег не рискует, они так оба сварятся. — Что читаешь? — Тихий Дон, по литературе, на лето задали, — у Сережи голос тоже хриплый, но явно не от сна. — И как? — Скукотища, мрачняк и жить не хочется, — отрезает Сережа, и Олег тихонько фыркает, на мгновение прикладываясь лбом ему между лопаток. Мажет губами по коже, вскользь, просто напоминая: тут. — Ты хотя бы пробовал уснуть? — Пробовал "не". Олег едва ловит готовое сорваться с языка "он тебя не тронет, я не дам", но Сережа и так это знает. Сережа вряд ли по поводу Костика переживает — Костик придурок без тормозов, это да, но кричит по ночам Сережа точно не из-за него. Олег не знает, из-за кого или чего. Сережа никогда не рассказывает. — Попробуй? — мягко просит Олег и еще раз легонько бодает его лбом в спину, — я посторожу. Это глупо и по-детски, но ничего большего Олег предложить все равно не в состоянии, только свою компанию, руку через пояс и дурацкие слова утешения. Завтра можно будет попробовать выставить Наденькину вотчину — медкабинет на цокольном этаже, посмотреть какую-нибудь валерианку хотя бы или несильное снотворное. Сережу на шухере не оставишь, он уже неделю походит на зомби: впечатывался бы в каждый второй угол, если бы Олег не успевал ловить за острые локти — придется договариваться с парнями, это, конечно, та еще морока, но если есть шанс, что затея выгорит, то можно и покорячиться. — Сереж? Сережа дежурно кивает, мол, понял-принял, будет сделано, но Олег птица стреляная: двигает лежащую у него на поясе руку выше, накрывает ладонью глаза. Мокро и можно почувствовать, как Сережа жмурится и как у него дрожат ресницы. Сережа судорожно вздыхает раз, второй, потом цепляет пальцами за запястье и спускает руку себе на рот. Накрывает пальцы своими и крепко надавливает, чтоб зажал. Олег чувствует его торопливое дыхание и редкие слезы, когда они скатываются по щекам и ударяются об указательный палец. Олег отводит большой в сторону и легонько гладит Сережу по скуле. Тычется губами за ухо. Какое-то время они так и лежат, пока Сережина хватка не ослабевает. Олег тут же разжимает свою, но не убирает руку совсем, а обводит средним и указательным пальцами щеки, подбородок, рот. Сережа приоткрывает губы. Внутренности как кипятком ошпаривает, но Олег заставляет себя выдохнуть: с соседних коек раздается мирное посапывание, а с Толиной так и вовсе всамделишный молодецкий храп. Никто не услышит и не увидит. А увидят, так их проблемы будут. Олег проталкивает пальцы неглубоко, до первой фаланги. Сережи легонько прикусывает, зажимая их во рту, и так держит, как соску. Олег чувствует, как он понемногу начинает расслабляться. — Спи, — невнятно шепчет Сережа, — я тоже попытаюсь. Обещаю. Он закрывает книжку и откладывает на тумбочку. Олега, и так уставшего за день, убаюкивает духотой, Сережиной близостью и редкими теплыми мазками языка по подушечкам пальцев. Он проваливается в сон и, кажется, просыпается за ночь всего два или три раза, как раз вовремя, чтобы разбудить и успокоить Сережу, которого начинает трясти, и уснуть обратно. Костик следующим утром выглядит самым выспавшимся из всех.