Пять раз, когда Олег укладывал Сережу спать, и один раз, когда было наоборот

— Ты чего тут? — осторожно интересуется Олег, и Сережа, так же осторожно, будто пробует ногой холодную воду, отвечает: — Не спится. В венецианском дворце их комнаты располагаются в одном крыле, но до Сережиной все равно идти минуты три по мраморному, гулко отражающему шаги полу. Олег нечасто туда наведывается — если можно так сказать про ежеутренний и ежевечерний обходы вверенной территории. Сказываются профессиональные привычки: уснуть, не проверив периметр, попросту невозможно, заниматься какими-то насущными делами — тоже. Дворец по-настоящему огромный, больше двадцати комнат только в западном крыле — второе стоит неиспользуемое, обесточенное и надежно запертое на ключ, вроде как "до поры, до времени", но что-то Олегу подсказывает, что как минимум до следующих владельцев — чтобы содержать их в порядке, Сережа нанял клининговую команду из пяти человек: они приходят раз в два дня, разводят сырость, вылизывают плинтуса и сантехнику, меняют не успевшее толком испачкаться постельное белье. Даже в нежилых комнатах. Олегу это кажется расточительством и дуростью, но дуростью — в большей мере. — А ты? — рассеянно возвращает любезность Сережа. Олег пожимает плечами и выдает короткое, едва ли ему о многом говорящее: — Обход. Объяснять подробнее не хочется. Сережа тянет на себя массивную дверь холодильника, достает бутыль с молоком и делает смазанный приглашающий жест в сторону Олега. — Будешь? Олег качает головой. Кухня в его списке стоит последняя: из нее легко попасть в гигантский зал весь в позолоте и массивных, с молодой дуб в охвате, колоннах, который Олег называет про себя прихожей, потому что, ну а как еще? Входную дверь всегда лучше проверять дважды. Сегодня не свезло: почти закончил, столкнулся с Сережей — теперь вот стоят, множа обоюдную беспомощную неловкость. Сережа на отказ смазанно кивает, отвинчивает крышку и с подозрением нюхает горлышко. Продукты сюда тоже доставляют раз в два дня, свежайшие и из не ебаться дорогого эко-маркета — Олег пробил название с плотных бумажных пакетов — но, видимо, это сказываются привычки бедной юности. Убедившись в пригодности молока, Сережа прикладывается к бутылке и пьет прямо так, не обременяя себя кружкой. Олег отводит глаза от его метнувшегося вверх-вниз кадыка, и вместо этого обшаривает взглядом уже знакомые, теряющиеся в сумраке углы. Кухня здесь, подстать всему дворцу, тоже огроменная и через обход Олега так и тянет сунуть нос в каждый из бесчисленных шкафов и ящиков. Добра там, наверное, водится немеряно: дорогого, качественного, так и просящегося в руку. Массивные разделочные доски натурального дерева, ножи для всего на свете, свет, опять же, хороший, а встроенная техника… Олег криво улыбается, соскальзывая взглядом с хромированных и мраморных поверхностей обратно к единственному яркому пятну, выхваченному умной системой освещения. На Сереже низко сидящие спортивки и ярко-фиолетовая футболка "нахуй полицию" — она висит на нем, как на вешалке, а раньше, Олег помнит по давним студенческим временам, сидела как влитая. Длинные волосы распущены, они теперь ниже лопаток, хотя Олег не видел их вживую длиннее, чем до плеч. Сережа напряжен и зажат, от него так и пышет нервяком, а еще он босиком, и это — почему-то — выбивает из колеи даже сильнее шмоток из прошлой жизни, непонятно зачем затребованных Сережей наравне с освобождением "с огоньком". Поджатые пальцы, аккуратно подстриженные ногти, привычка чесать ступни о лодыжки. Лучше бы Олег сменил номер. — Не полуночничай, — глупо говорит он, отступая назад, прочь с кухни, и Сережа дергается. Отирает рот тыльной стороной ладони, спешно — со второй попытки — завинчивает крышку и сует молоко в холодильник. Шарахает дверцей, окликает, уже шагая навстречу, вторгаясь в личное в пространство: — Олег!.. — тонкие пальцы вдруг цепляются за ремень джинсов и тут же соскальзывают ниже, на ширинку. У Сережи несчастный болезненный вид и слабо, как от направленного вовнутрь отвращения, кривится рот. — Хочешь, я?.. Ситуация настолько сильно отдает фарсом и какой-то наркотической иллюзорностью, что и старые-драные футболки, и остро выпирающие косточки на ногах вымывает из сознания. Олег твердо берет Сережу за запястье и отводит его руку прочь. Они не то, что не прикасаются друг к другу, они с самого прилета в Италию едва разговаривают: Сережа отдает приказы, Олег их выполняет, на этом — все. Деловые отношения. Щедро оплачиваемая, на старого знакомого, но просто работа. Олег старается поменьше об этом думать. С Сережей, нынешним, вот этим самым Сережей, странно, страшно и непонятно, как быть. Он то выглядит до ужаса растерянным, то злится за эту растерянность, но почему-то — на Олега. Не позволяет приближаться; спрашивать и рассказывать о своем — тоже. Щетинится, огрызается, смотрит потом своими огромными голубыми глазищами, но, едва Олег делает шаг навстречу, показывает острые зубы и, чтоб было наглядней, спрятанный под подушкой пистолет. Олег как будто совсем его не знает. — Мне завтра вставать в четыре, — напоминает он, пытаясь смягчить отказ. Сережа роняет подбородок на грудь и руки вдоль тела, и Олега все равно, столько лет спустя — тянет к нему как магнитом. Прикоснуться, сгрести в охапку, увести подальше отсюда, из Венеции, от запертых через четыре комнаты от Олеговой людей, которым едва ли удастся выбраться из этой заварушки целыми и невредимыми. — Ты тоже ложись, ладно? Поздно уже. Одиннадцать вечера даже в детдоме с тамошним отбоем в десять считались детским временем, но у Олега с его регулярными вояжами в Питер и обратно вечный джетлаг. Он не помнит, когда в последний раз высыпался. — А можно я у тебя лягу? — вдруг выпаливает Сережа, и Олег теряется от того, как он выкручивает себе пальцы и хмуро пялится в пол. Нет, конечно, только этого не хватало. — Ладно, — вырывается на автомате. В груди как будто распускается тугой узел, становится спокойней. Почти приятно осознавать, что что-то и много лет спустя остается неизменным. Олег не умеет отказывать Сереже. Даже когда это откровенная беззастенчивая манипуляция. Или нет? Они — теперь вдвоем — все-таки добираются до прихожей, чтобы Олег мог проверить входную дверь. Оттуда по широкой витой лестнице поднимаются на второй этаж. Комната Сережи ближе, и какая-то часть Олега надеется, что он передумает, свернет к двери, они скомкано попрощаются, и тогда не придется искать предлоги для отказа. Сережа идет дальше по коридору. Олег идет за ним. Открывает дверь, галантно пропускает вперед. Сережа по привычке забирается на половину кровати, которая у стены, но, когда Олег стаскивает на пол хрустящую от свежести подушку, подкатывается к краю. — Не могу спать на кровати, слишком мягко, — говорит Олег, и неоправданная виноватца вязнет в зубах. Как будто, тут есть чего стыдиться. Сережа кивает, словно и в самом деле что-то понимает. Укладываются в неуютном молчании. Олег взбивает подушку под шеей и долго-долго смотрит в потолок, устроившись на спине. Едва ли удастся уснуть. Сережа размеренно сопит с кровати — непонятно, планирует очередное массовое убийство, покупку новых штор в столовую, считает овец или уже дремлет. А раньше Олег по одному его вздоху мог определить, спит или нет. — Расскажешь? — спрашивает Сережа, когда Олег уже решает, что они пролежат вот так до самых четырех утра, когда Олегу надо вставать, собирать шмотье и пилить в Питер за Громом. Сверху свешивается рука. Секундная заминка на вздохе и… Пальцы осторожно проходятся по скуле, щеке, подбородку. Царапают ногтями дневную щетину. Напряжение, сковавшее тело в первую секунду, сходит волной, и Олег выдыхает. Сережа касается губ. Изучает его лицо, как слепой, тщательно, но аккуратно. Или вспоминает. Или запоминает — на потом. — О чем? — О том, где ты спал, что теперь на кровати слишком мягко? — неуверенно предлагает Сережа. Он звучит в точности, как раньше. И трогает тоже как раньше. Пальцы у него подрагивают, готовые в любой момент отняться, будто и не бывало этого прикосновения, и Олег, повинуясь сиюсекундному порыву, хватает Сережину руку, крепко сжимает и подносит сбитыми костяшками к пересохшему рту. Не целует, просто прижимается обметанными губами. Сережа что есть силы стискивает его пальцы в ответ. Так и лежат, пока Олег не начинает: — Помнишь, мы от школы ездили в поход под Лисий Нос? Еще смеялись тогда с названия. У нас не было нормальных спальников и... Когда-то он по одному Сережиному вздоху мог понять, спит или нет. Оказывается, может до сих пор. Сережа засыпает на середине второй истории, так и не убрав руку. Завтра, думает Олег, он привезет сюда чертова Игоря Грома, Сережа сделает, что запланировал, они уедут далеко-далеко и со всем разберутся. Завтра — обязательно.