Пять раз, когда Олег укладывал Сережу спать, и один раз, когда было наоборот

Олег замечает не сразу, но все-таки замечает. Хотя было бы странно, если б не: в какой-то момент Сережа понимает, что едва держится на ногах и регулярно, не рассчитав траекторию, впечатывается в дверной косяк ванной комнаты. Однажды расшибает лоб до крови, и тогда Олег усаживает его на покатый бортик и осторожно, едва касаясь, придерживает за плечи. Спрашивает тихо: — Просидишь минуту, пока я схожу за аптечкой? — ванная тут крошечная, и в отличие от кухни или гостиной Сереже не приходится напрягать слух, чтобы расслышать, что он говорит. Он сначала кивает, но, стоит Олегу отвести руки, как мир начинает вращаться, Сережу неумолимо кренит в бок, и он даже не успевает мотнуть головой в противовес своему опрометчивому согласию — Олег ловит сам. Его лицо оказывается как будто не в фокусе, чуть размыто по краям, но Сережа все равно считывает беспомощную, какую-то детскую растерянность. — Черт, ладно, я понял. Тогда встаем, на счет "три", давай. Спрашивать, сможет ли Сережа встать сам, Олег не пытается и правильно делает: поднимает на "два", взяв подмышками, и растерянность на его лице тут же, как по щелчку, сменяется искренним непониманием. Как будто он не рассчитывал, что, чтобы вздернуть Сережу на ноги, потребуется так мало усилий. Сережа и сам, когда впервые после Сибири увидел себя в зеркале, долго не мог взять в толк, чьи там отражаются запавшие глаза, острые скулы и тусклые, ощутимо поредевшие волосы, сбившиеся кое-где колтунами. Олег отстраняется, едва убедившись, что Сережа относительно твердо стоит на ногах. — Нормально? — Нормально, — голос после долгого молчания немилосердно скрипит и вместо членораздельной речи выходит какой-то неудобоваримый набор звуков, но, кажется, Олег понимает. Он ведет Сережу на кухню медленно, почти-придерживая за пояс — раскрытая ладонь парит в паре сантиметров от талии, готовая в любой момент подхватить, и Сережу так и тянет споткнуться на ровном месте, просто чтобы Олег дернулся ближе и поймал в полете. Чтобы Олег прикоснулся к нему еще. Блядь. Это будет нечестно, знает Сережа, и поэтому не спотыкается, а только послушно переставляет ноги. Коридор кажется бесконечным. На кухне Олег сажает его на стул — спасают высокая спинка и стена, в которую можно упереться плечом — и, убедившись, что он не наебнется в ближайшие пять секунд, отворачивается за аптечкой. Правую половину лица жжет и заливает теплой липкой кровью. Если наморщить, а потом расслабить лоб, течь начинает сильнее. Немного кружится голова. Сережа почему-то только сейчас это замечает. Реакции в последнее время ни к черту, многие вещи догоняют с опозданием в несколько часов, а то и дней. Наверное, сказываются побочки от таблеток, которыми Олег пичкает его дважды в день — четыре утром, три с неровной четвертинкой после ужина. В самый первый день он принес нераспечатанные пачки, вскрыл прямо при Сереже и коротко рассказал, что тут от чего и почему это надо принимать. Сережа мало что тогда понимал, большую часть пропустил мимо ушей, потому что был слишком занят, инспектируя плывущим взглядом похудевшего, осунувшегося, но совершенно точно живого Олега, а когда в голове немного прояснилось, не решился переспрашивать. От таблеток, на первый взгляд, не становится лучше, но и хуже не становится тоже. Судя по мрачному удовлетворению, изредка мелькающему у Олега на лице, это тоже результат. — Надо зашивать? — сипит Сережа, когда Олег берет его голову в ладони, заранее предупредив о скором прикосновении, и наклоняет чуть набок, чтобы оценить масштаб бедствия. — Нет, — наконец выносит вердикт он. — Сейчас промоем, стянем пластырем, само заживет. Сережа расслабляется. — Хорошо, — выдыхает он. — Хорошо, — соглашается Олег. — Запрокинь немного голову, погоди, нет, не так сильно. Вот. Отлично. Сережа послушно вертит головой, повинуясь осторожным, как будто Олег не уверен в своем праве его трогать, прикосновениям, и мужественно выдерживает пытку ватными дисками и хлоргексидином. В какой-то момент его снова начинает клонить из сидячего положения, но уже не из-за головокружения: глаза слипаются сами собой, губы приоткрываются в зевке, мысли в голове начинают путаться, а у Олега такие большие, теплые и шершавые ладони, большой палец скользит по щеке в неуверенной ласке и… — Давно ты спал в последний раз? — мягко спрашивает Олег. В кои-то веки в его голосе не слышится напускной строгой отстраненности, и Сережа слабо улыбается, сонно потираясь лицом о его руку. Лоб над бровью стягивает пластырем, а он даже не заметил, когда Олег успел его налепить. — Пару дней назад? — неуверенно предполагает Сережа. Это не совсем правда. Ему удается поспать почти каждую ночь, просто короткими, как украденными пятиминутками, то и дело прерываемыми кошмарами. — Зависит от того, давно ли мы тут. Олег хмурится, но рук не убирает, и Сережа, пока может, наслаждается этим зыбким состоянием полудремы, когда ты вроде еще осознаешь реальность, но уже не слишком четко. — Почти три недели. Слушай, у меня есть неплохое снотворное, может… — он не договаривает, потому что Сережа слабо дергается, почти физически ощущая, как в ужасе расширяются зрачки. Отказаться не вариант, если Олег скажет прямо, поставит перед фактом и… — Эй, — большой палец снова проходится по скуле, успокаивая, — тихо, тихо, успокойся. Никакого снотворного, я понял. Отпускает так же резко, как и схватило за жабры: Сережа обмякает на стуле, будто махом выдернули позвоночник, но почему-то до сих пор не больно. Может, тоже накроет потом, с оттяжечкой. Но пока Олег по-прежнему баюкает его лицо в ладонях и Сереже — хорошо и спокойно. — Пойдем, — зовет Олег некоторое время спустя, когда Сережу снова начинает укачивать его близостью, — отведу в комнату. Тебя на ходу вырубает, попробуешь поспать, договорились? — А ты? — слабо спрашивает Сережа. Его поднимают, снова ведут, и на этот раз дорога уже не кажется такой длинной. — Я в гостиной посижу, почитаю. — Я не хочу спать, — это настолько очевидный пиздеж, что за него даже не стыдно. — Можно с тобой? Не то, чтобы Сереже надо было просить разрешения: почти с самого их сюда прибытия весь дом — кроме комнаты Олега, но Олег не запрещал туда заходить, Сережа сам не решается — в полном его распоряжении. Даже просторный, обнесенный покосившимся, кое-где зияющим широкими дырами забором двор. Если раньше Олег просил звать его с собой, раз так охота подышать свежим воздухом, то теперь просит просто предупреждать. Сережа криво усмехается своим мыслям: прогресс на лицо. Диван в гостиной огромный, продавленный, изрядно поеденный молью и в той, прошлой жизни Сережа и под страхом смертной казни на него бы не сел. В этой Олег сгружает его ближе к краю и садится сам. Сережа почти ждет, что он устроится в противоположном конце, но Олег опускается почти посередине — между ними сантиметров тридцать диванного пространства. Всего-то. Сережа не тянется, но ерзает, подвигаясь чуточку ближе. Олег благородно делает вид, что не замечает. Берет с подлокотника книжку — в твердой ярко-оранжевой обложке, на вид почти новая. Едва ли завалялась на местных книжных полках среди подранной, как будто изжеванной бульварщины, а, значит, Олег привез ее с собой, сюда, специально. Картинка на обложке кажется смутно знакомой, и Сережа приглядывается. — Она же давно вышла, — неуверенно уточняет он, пытаясь примерно прикинуть нужные временные рамки, но голова варит плохо. Снова утягивает в дрему. Сережа подвигается еще чуть-чуть. Пока не одернули — можно. — Ага, — отзывается Олег, пряча взгляд в раскрытый разворот. Переворачивает пару страниц, видимо, промахнулся и открыл не там. Он звучит немного смущенно, как будто ему стыдно, что руки только сейчас дошли. — Как-то не до того было. Когда она вышла, мы были в Алжире, там было не достать, а потом… — Олег делает паузу, а потом вдруг предлагает: — Почитать тебе? — Я не люблю Гарри Поттера, — от неожиданности вспоминает Сережа. — И предыдущие части не читал. Только фильмы видел. Мельком. Он снова зевает. Снова ерзает. Смотрит исподлобья. — Так почитать? — Да. Олег приподнимает книгу, неуверенно похлопывает себя по коленям, и Сережа не заставляет звать себя дважды: рушится на них тяжелой головой. Шипит, задев рассеченным лбом ремень. Олег шикает, легко касается волос, тянется в другой конец дивана и укрывает Сережу до пояса тощим пледом. Сережа ворочается, переворачивается на другой бок и вжимается лицом ему в живот, чувствуя, как он вздымается и опадает под тонкой футболкой. Олег секундно напрягается, но почти сразу отпускает себя. — Спасибо, — сонно шепчет Сережа. Олег устраивает у него на плече локоть. Начинает: — "Проснувшись на следующее утро, Гарри не сразу вспомнил, что случилось вчера. Потом в нем шевельнулась детская надежда, что все это ему приснилось…" Сережа засыпает, по ощущениям, не дотянув и до середины главы.