Без Всего

Кристина бывала чрезвычайно деспотична, если ей это было нужно или выгодно. Александр прочувствовал это на себе, когда она запретила ему ехать на его собственной машине в довольно жесткой форме. Они как раз вместе занимались застегиванием пиджака, стараясь максимально не задеть его ребра, процесс это был длительный, муторный и нервный. - Ты не можешь выбирать одежду посвободнее? - возмущалась Кристина, старательно игнорируя шипение брата. - Терпи теперь, ты же хочешь выглядеть как всегда на все сто? - На все двести, - недовольно буркнул Воропаев, - я не намерен носить те мешки, которые некоторые личности пытаются гордо именовать пиджаками, - затем он потянулся к скуле, на которую был нанесен слой тона, для сокрытия синяка. - Не лапай там ничего, - сестра отвлеклась от борьбы с пуговицами и шлепнула его по руке, - я столько проморочилась, чтобы ты все стер? - Боже, какая же ты злющая, - рассмеялся Александр, подмечая недовольное лицо сестры, - замолкаю-замолкаю, а то ты мне еще добавишь. В отместку за такое заявление Кристина сжала полы пиджака сильнее, заставляя брата шипеть больше. - Давай, Змей, накидывай, - заявляет она, пододвигая свое лицо к нему, глядя недовольно и зло. По ее скромному мнению Воропаев должен был болеть дома, а не тащить свои кости на совет. Мужчина обезоруживающе улыбается и целует сестру в нос. От такой наглости она отшатывается и только рассеянно моргает глазами в неверии, - ты дерешься не честно, - обвинительно заявляет она совершенно иным тоном. - А то ты не знала, - Александр завершает застегивать ряд пуговиц, оставаясь довольным своим видом в зеркале. Да, корсет на ребрах под этим плотным пиджаком даже не угадывался. Затем он поворачивается к Кристине, которая поправляет вырез собственной блузки, - такое ощущение, что на тебя кого-то стошнило радугой, - подмечает он, намекая на яркие разводы на молочном шелке.- Дважды, - сестра возвращает ему недовольный взгляд. - Я купила эту блузку в Милане, - говорит она, предлагая брату изменить свое мнение относительно своего первого заявления. - То есть, раз на тебя стошнило какого-то Джованни, теперь это должно выглядеть как произведение искусства? - он немного брезгливо кривится, указывая пальцем на многострадальный предмет одежды. - Ну, ты и засранец, - возмущенно восклицает она, расстегивая свой жакет, демонстрируя, что вся ее блузка покрыта такими слабо-симпатичными разводами, - посмотри внимательно, здесь нарисовано колесо вселенной, видишь, как цвета перетекают один в другой, - она проводит ладонью по блузе, изображая круг. Александр честно пытается рассмотреть в этих разводах нечто сакральное, но не преуспевает. - Кристиночка, у тебя, наверное, температура, - очень сочувственно заявляет он сестре и демонстративно щупает ее лоб, за что незамедлительно получает по руке. - Руки прочь, неблагодарный плебей, - она делает шаг назад, намереваясь выйти из комнаты, но Александр останавливает ее. - Ты куда? Теперь мне этот пиджак нужно расстегнуть, иначе я в машину нормально не сяду, - заявляет он, поворачиваясь к ней и немного разводя руки в стороны, приглашая Кристину приступить к занятию. - Как расстегивать? - удивляется сестра, - а какого хрена мы корячились, чтоб застегнуть? - Чтоб я убедился, что в застегнутом виде у меня не будет видно корсета, который под рубашкой, - делает невинное лицо Воропаев, и Кристина укладывает указательный палец себе на нижнее веко левого глаза, - Крис, а что ты делаешь? - У меня из-за тебя глаз дергается, - как-то обиженно заявляет она, продолжая придерживать бьющуюся жилку, - ты меня до трясучки доведешь! Иди сюда. Воропаев искренне старается не ржать, но делая шаг к сестре ближе, все равно заявляет: - Золотце, дело не во мне, это просто возраст, - Кристина дергает его за жакет, заставляя поморщиться. - Тебя за твой длинный язык лупили чаще всего, - отвечает она ему, принимаясь за ряд его пуговиц, - и я начинаю понимать твоих доброжелателей. Понимаешь? Александр только довольно скалится, как сытая акула, позволяя сестре немного поворачивать себя из стороны в сторону, чтобы высвобождать пуговицы из тесного плена, не доставляя ему при этом болезненных ощущений. - Я люблю тебя, - заявляет он, одаривая сестру ласковой улыбкой, и стараясь пригладить ее торчащие во все стороны иголки залаченных волос. - Не тронь мою многочасовую укладку, - заявляет Кристина, пытаясь уйти от контакта с его рукой и при этом продолжить расстегивать подлые, еще более скользкие, чем при застегивании, пуговицы. - Какая многочасовая укладка? - опешивает Воропаев, трогая пальцем острые и жесткие волосы, которые умильно хрустят от нажатия, - ты у меня меньше чем полчаса назад перемыла голову, и на это, - он все-таки касается ее волос всей рукой, радуясь колючему ощущению под ладонью, - извела практически весь мой укладочный гель. - Я сказала “многочасовая укладка”, Саша, - недовольно выворачивается Кристина, грозясь, - или я расскажу “случайно” о том, что у тебя больше укладочных средств, чем когда-либо видела моя ванная комната. - Это называется стайлинг, Крис, - вздыхает Воропаев, но трогать ее иголочки не прекращает, - у тебя на голове просто дикая жуть, - он снова хрустит ее очередной прядкой, ловя на себе недовольный взгляд сестры, - не могу остановиться, - винится он, все-таки убирая руку. Они еще какое-то время препираются и расстегивают ему пиджак, а потом занимаются его туфлями. В этот момент Александр испытывает жуткий стыд, ведь Кристина прозаично опускается на одно колено, и просто шнурует ему их, точно так, как она делала когда-то в детстве. Когда она поднимается, то заявляет: - Цени, Сашка, я даже не связала их тебе вместе, - и они оба смеются, сметая весь серый налет неловкости. Был за Кристиной такой грешок в детстве, связывать ему вместе шнурки ботинок, когда мама просила помочь с его обуванием. В машине он пристегивается без помощи Кристины, хотя и стонет сквозь стиснутые зубы от неудачного движения. Сестра только хмурится. Нужно в следующий раз потерпеть, думает Воропаев, поглядывая на серьезное лицо Крис. Она слишком сильно за него волнуется, буквально вздрагивая каждый раз, когда слышит от него болезненный стон. Сестра чуть поглаживает его руку, когда он прикрывает глаза, задумываясь о предстоящем разговоре на совете директоров. - Сань, ты точно в порядке? - уточняет она, слегка лаская тыльную сторону запястья. - Может, выпьешь таблетки сразу? - Да нет, все не так плохо, я просто думаю, - признается Воропаев, поворачивая голову к сестре, - и ты же знаешь, я не могу сейчас их пить, они очень мешают концентрации. - А ты думаешь, концентрации Ремез и Пушкаревой тебе не хватит? - Кристина смотрит на дорогу очень внимательно, готовясь пойти на обгон, высматривая для этого жертву помедленнее. - Предпочитаю держать руку на пульсе событий, а не слушать, словно меня случайно уронили в партер, - заявляет Воропаев, следя за резкими движениями сестры. В кого она водит машину как камикадзе? - А тебя и уронили в партер, - злится она, поворачиваясь к нему, полностью игнорируя дорогу, - ты не должен разгребать это сейчас. Жданов того не стоит. - Да я не ради Жданова, - кривится Александр, - следи за дорогой! - Кристина возвращает взгляд обратно: - Да все тут нормально, что смотреть то? - жмет она плечами, но к брату уже не поворачивается. А Воропаев тем временем продолжает: - Я не ради Жданова, - еще раз повторяет он, - мне просто не хотелось, чтоб нашу компанию так бездарно просрали. - А если бы просрали талантливо, то ты бы не так беспокоился? - улыбается Кристина, заявляя это чуть игривым тоном. - Что ты к словам цепляешься? - вздыхает Воропаев, - ты же и так прекрасно знаешь, о чем я говорю, нет? - Ты мне лучше скажи, - игнорирует его вопрос Кристина, - ты будешь голосовать за смещение Жданова с поста директора ЗимаЛетто? - Это, смотря кого, посадят на его место, - демократично заявляет Александр, - если Павел сам сядет в кресло, то конечно да. А если на место Андрея будут прочить Киру, то у меня к этому слишком большой вопрос. Она не потянет. Уж лучше тогда пусть Андрей сидит, где сидел, просто на этот раз под неусыпным контролем Павла. - А если на место Андрея будут прочить меня? - спрашивает сестра, самым что ни на есть, невинным голосом, и Александр заходится в приступе хохота, слишком живо представляя, как директорствующая Кристина заставит всех медитировать по утрам в позе лотоса, и это еще так, мелочи. Он хохочет так сильно, что его начинают беспокоить ребра, и он стонет сквозь смех, приобнимая себя поперек груди. - Так тебе и надо, - говорит сестра, но косится на него с участием и беспокойством, даже с нежностью. - Ты лучшая, ты об этом знаешь? - спрашивает Воропаев у Кристины, отсмеявшись. - Мне говорили, но я не против послушать еще, - кивает сестра, высматривая здание ЗимаЛетто, что вот-вот должно вынырнуть из сонма остальных зданий. - Почти приехали, ты готов? - она чуть поворачивает к брату голову только тогда, когда входит в поворот на парковку у компании. - Такое ощущение, что может быть иначе, - улыбается Александр, подмечая, как осторожно Кристина паркуется, оставляя приличное место рядом с его дверью, чтобы ему было легче выходить. Уже заглушив мотор, она поворачивается к нему, и долго смотрит на него, чуть склонив голову к одному плечу. - Давай договоримся, что если тебе будет становиться нехорошо, ты сразу мне скажешь, договорились? - она настолько сильно старается скрыть волнение, что оно сквозит в каждом слове, в звуке голоса, в глазах, ища выход. - Конечно, - заверяет ее брат, сжимая ее ладонь, - я не планирую отполировать пол ЗимаЛетто почем зря, как только так сразу. Это заметно успокаивает Кристину, и она расслабленно улыбается, позволяя брату отзеркалить ее улыбку, заряжая его своим позитивом. Господи, как мало ей на самом деле нужно для счастья! Уже в стенах ЗимаЛетто Воропаев сталкивается с Кирой. Она выглядит грустной, бледной, он моментально подмечает красные глаза и опущенные уголки губ. Александр решительно направляется к ней - что бы там ни было, а она его сестра, его любимая маленькая девочка, пройти мимо ее беспокойства и боли он не позволит себе никогда. Кира замечает, что он делает шаг к ней навстречу, и буквально подается к нему, но между ними становится Кристина. - Саша, не сейчас, - она не позволяет ему подойти к младшей сестре, - Кира, пойдем, принесем нашему брату чаю, - она оборачивает свою руку вокруг ее талии, заставляя брови Воропаева поползти вверх. Они успели помириться? Когда? Нет, нужно прекращать валяться дома, все самое интересное происходит без него! Он все еще смотрит сестрам вслед, ощущая непонятную радость от того, что они удаляются в обнимку, когда слышит голос за спиной: - Я и не думал, что ты доберешься. Значит, все не так плохо? - Рома, - улыбается Воропаев, все еще продолжая стоять к говорившему спиной, - я бы и с Того Света наведался на совет директоров, знаешь ли, - он привычным жестом отбрасывает полы пиджака назад, опуская руки в карманы брюк и медленно, непривычно медленно для себя поворачивается к Малиновскому. Вид Романа его не радует, выглядит он каким-то помятым, словно еще вчера единственным занятием у него была выпивка. Правда одет он все так же хорошо, аккуратно и свежо, но это только добавляет контраст с его лицом. - В этом никаких сомнений, Сашенька, ведь так редко удается испытать чувство покоя в случае с тобой. Тебе же все неймется. - Прости, - пожимает плечами Воропаев, скалясь хищно и довольно, - обычно в этих стенах неймется только тебе? - Да нет, - хохочет Малиновский, отворачиваясь, словно стараясь бросить косой взгляд себе за спину, - в этих стенах неймется только Воропаевым. Это у вас семейное? - Тебя уже допекла Кристина? - радуется Александр, подмечая как кривится Роман. - Не поверишь, для разнообразия в этот раз была Кира, - Малиновский звучит не менее растерянно, чем ощущает себя Александр, когда слышит это заявление. Кира? Кира поругалась с Романом, которого она так отчаянно защищала? Он едва сдерживатся, чтобы не переспросить. Мало ли, это такая особо удачная шутка. - Да, Кира разошлась с утра пораньше, - Воропаев замечает Жданова, который выходит из коридора, который ведет в сторону уборных. Выглядит он значительно свежее, чем Малиновский. Но его левая щека выглядит гораздо более румяной, а влажные волосы надо лбом выдают то, что он умывался. Да что тут происходит? Воропаев хмурится, переводя взгляд с одного на второго, собираясь задать интересующий его вопрос, сомневаясь, что получит правдивый ответ. Волнение за сестру начинает возрастать. Поэтому он просто чуть склоняет голову и обращается к Андрею: - А что это, у тебя за водные процедуры? Или дома резко отключили горячую воду? Ах, нет! Наверное, директор ЗимаЛетто работает сутками, не покладая рук - приходится принимать душ прямо здесь? - голос его сочится ядом, такие перепалки, это привычное зло. - Сашенька, - тянет Андрей, словно заново пробуя имя Воропаева на вкус, - ты же наверняка еще какие-то лекарства принимаешь, не дай Бог язык прикусишь, и твой яд войдет в конфликт с ними. Как же мы тогда переживем потерю такого ценного человека? - Не дождешься, Андрюшенька, - ухмыляется Воропаев, - мне все прописывали с учетом моих индивидуальных особенностей. - Какое счастье, - Жданов разве что не хлопает в ладоши, - а то, как бы мы пережили такую потерю? - обращается он к Малиновскому. - Даже не знаю, - отвечает Роман ему в тон, - может, в честь траура выкрасили бы ЗимаЛетто в Сашкин любимый цвет? - А какой, к слову, у тебя любимый цвет? - уточняет Жданов, и Воропаев улыбается. - Есть один непревзойденный оттенок красного, он мне нравится больше всего, - стоять становится неудобно, и Александр немного смещается в сторону, чтобы разгрузить левую сторону, перенося вес сильнее на правую ногу. - И что же это за такой волшебный оттенок? - уточняет Андрей, тоже ухмыляясь в ответ. - На совете налюбуюсь ним с огромным удовольствием. Тебе Андрюша, краска стыда очень идет, - отвечает Александр, подмечая, как Жданов поджимает губы. - Ну, ты и … - начинает Малиновский, но подошедшая Кристина прекращает перепалку. - Саша, достаточно, пошли, - он знает, что она говорит о том, что он слишком долго стоит, давая себе непривычную пока нагрузку. Она подхватывает его под локоть, - мальчики, пошли, нашли место, где пообщаться, - она окидывает взглядом коридор. Когда Александр позволяет увести себя в сторону зала заседаний, он слышит, как недовольно бросает ему в спину Малиновский: - Вот же гондон, и ничто его не берет! Теперь приходится Воропаеву уводить Кристину, сдерживая ее желание повернуться. - Кристина, хоть ты не смей, - он смеется, замечая ее воинственное выражение лица, - им и того что дальше будет, хватит за глаза и за уши. Я сам их злил, стоял. Ну, Кристина, ну прости. - Дурак, - буркает она, прекращая свои попытки вырваться, - теперь я буду следить за тобой неусыпно. - Как скажешь, - Воропаев открывает для Кристины дверь в зал, - будет так, как скажешь! В дверях она поворачивается, глядя на него немного раздраженно, явно недовольная его тоном. Александр рисует крест указательным пальцем на середине своей груди, подтверждая обещание. Сестра только подкатывает глаза. В зале советов их ожидает Зорькин, раскладывающий материалы по количеству людей. Видно специально для него на белых согнутых карточках были выведены имена - кто, где и с кем сидит. Почерк на этих опознавательных знаках принадлежит Кире и это немного удивило Воропаева, но он не подает виду. Просто жмёт протянутую Николаем руку, подмечая: - Разве, этим не Клочкова должна заниматься? - Должна, - кивает Николай, зависая над малиновой папкой с пометкой "идиот", это слово выведено Ремез на узкой клейкой полоске. Видно Зорькин пытается понять, как это снимается. Папка, судя по месторасположению Зорькина, принадлежит Малиновскому. - Но я думаю сюда ее лучше не пускать. Тут даже я в этом путаюсь, а она и подавно. Александр Юрьевич, Рая такую подлость уже кому-то делала? - он указывает на наклейку с неприличным словом. - Делала, - кивает Воропаев, удобнее размещаясь в кресле, - мне. Водой смочи и оно отойдет. - Вот же… - забористо, но тихо ругается Николай, выходя прочь вместе с папкой. Александр только хохочет. - Что за приступ безудержного веселья? - Роман входит в кабинет все ещё без настроения, - где твоя на голову шарахнутая? - обращается он к Воропаеву, явно намекая на отсутствие Раи. - Меня больше интересует, где Катерина, - добавляет Андрей, входя за Малиновским, - ее целый день нет, а мне было бы неплохо ознакомиться со всем заранее. - Он недовольно окидывает взглядом приличное количество материалов возле каждого места. Оба мужчины занимают места напротив Воропаевых. Кристина выглядывает из-за папки, которую как раз пролистывает. - Пушкарёва там же, где и Ремез, не переживайте, скоро будут, - и обратно возвращается к прерванному занятию. Воропаев косится на сестру - да что это такое! Почему у него ощущение, что за его спиной провернули пару важных и особо секретных дел? Так не пойдет! Он опускает пальцем папку сестры. - Ты мне ничего не хочешь сказать? - он вопросительно выгибает бровь, намекая на то, что было бы не кисло немного поделиться с братом. Кристина напускает на себя независимый вид, потом старательно делает невинное лицо, которое никак не вяжется с хитрым взглядом. - Я тебя люблю? - произносит она немного вопросительно и Воропаев недовольно вздыхает. - Кристина, что бы ты не отчудила, лучше признайся сразу, - он звучит слишком обреченно, сестра закрывает папку, прикладывая нужную страницу пальцем, вместо закладки. - Я ничего не чудила, поверь, - она смотрит на Воропаева спокойно, даже расслабленно, и Александр начинает чувствовать себя идиотом. Может, и правда ничего плохого нет? Может он просто слишком надолго выпал из ЗимаЛетто и от этого разыгралась паранойя? Но сестра продолжает, укрепляя его уверенность в том, что что-то не так, - Я ничего не делала, я просто идейный вдохновитель, - и она ныряет назад за папку, изображая бурную деятельность. Александр решает, что как раз до совета директоров есть время помолиться. Он погружается в размышления, отстраненно замечая, как в зал входит сперва Кира, а потом Николай, с чистой, насухо вытертой папкой. Младшая сестра проходит мимо кресла Александра, ласково проводя пальцами по его воротнику, и он ловит ее руку, целуя ее пальцы. Она улыбается ему, едва поднимая уголки губ, но вместо того, чтобы сесть рядом с Андреем, она садится за Кристиной, напротив Ждановской стороны. На жениха своего она почти не смотрит, просто вовлекает старшую сестру в короткий диалог и погружается в прочтение документов в черной папке, принимаясь сходу что-то там подчеркивать заготовленной ручкой. Воропаев ставит себе зарубку обязательно поговорить с Кирой. Отступив одно кресло рядом с Воропаевым, уступая, таким образом, место Ремез, рядом старается усесться Коля. Он немного нервный, и от этого движения его расхлябанные и неточные, он чуть не роняет свои папки, и Александру приходится их поддержать. Воздух наполняется шуршанием страниц и волнением. Воропаев снова косится на старшую сестру и вздыхает. От тяжких дум о Кристине и ее идеях отвлекает едкое замечание Малиновского: - А что это ты делаешь, Кристина, неужто читаешь? Не думал, что ты таким занимаешься, - он поворачивается к Андрею, в поисках поддержки, но тот только крутит пальцем у виска, намекая на то, что он очень зря ее задевает. Воропаева недовольно поворачивается к Роману, смеривая его взглядом, полным искренней жалости. - Ты что, совсем дурачок? Конечно, я читаю, я всегда была очень одаренным ребенком, поэтому “таким” я занимаюсь лет с четырех. Чего и тебе советую, а то как-то у тебя тут, - она стучит себе по лбу, - не густо. Воропаев думает, что Кристина зря ввязывается в такие подшучивания с Романом, когда слышит, как рядом от смеха хрюкает Коля. Малиновский смеривает его недовольным, даже злым взглядом, но парень ничего не может с собой поделать. Александр уже собирается встрять в ситуацию, предложив Николаю выпить стакан воды для успокоения, но отвлекается на открывшуюся дверь зала заседаний. На короткий миг он не узнает девушку, что входит в комнату, и ему хочется заметить, что она ошиблась дверью, и мастерская Милко в другой стороне. Но когда его догоняет узнавание, то дыхание отнимается само собой. В стильно и строго одетой девушке Воропаев узнает Катерину и не может отвести от нее восхищенного взгляда. И дело даже не в новом строгом молочном костюме с удлиненной, прикрывающей колени юбкой, не в иного рода прическе, что подчеркивает длинную шею девушки, обрамляя ее лицо мягкими уложенными волнами, не в хорошо подобранном макияже и даже не в синей строгой блузе. Дело в том, как она входит в зал, как высоко держит голову, словно вытягиваясь выше, дело в ее движениях, таких плавных, в то же время уверенных. Александр чувствует, как сердце его заходится от какого-то яркого удовольствия наблюдать за ней. Когда Катерина поворачивается к нему, смотрит и улыбается она словно бы немного несмело, словно она ищет его одобрения, а он немеет, впервые неспособный сказать ей ни слова. Он только улыбается ей, но и этого вполне достаточно, Катя зеркалит его улыбку, делая свою довольнее и шире. Но магический момент разбивается о громкий голос Ремез: - Простите, мы опоздали, гребанные пробки, - Александр слушает голос Раи, но не отводит взгляд от Катерины, которой Ремез дает команду, - Катя, садись, не стой, нам, по-хорошему, уже нужно начинать. Катя кивает ей и идет на свое место, рядом со Ждановым. Воропаев замечает Колю, который обходит стол, чтобы отодвинуть кресло для подруги, на которую дружно пялятся в немом неверии Андрей с Романом. Сама Ремез плюхается рядом с Воропаевым, Александр замечает это боковым зрением, продолжая играть в гляделки с Пушкаревой, которая полностью игнорирует сидящих рядом мужчин, погружаясь в лежащие рядом папки, время от времени бросая довольные взгляды в его сторону. - Могли бы не лететь, старших Ждановых пока еще нет, - заявляет Кристина и Александр отвлекается на нее, наконец, отводя взгляд от Кати. - Ну и слава кому-то там, - вздыхает Рая, скрываясь за одной из своих папок, - Саша, хватит тупить, займись делом, там все твое, насмотришься еще. - Воропаев вздрагивает и недовольно хмурится. С каких это пор его можно обвинить в невнимательности? Он провожает Колю взглядом до его места, видно парень тоже весьма впечатлен новым образом Катерины. - Я всегда внимательный, - заявляет Ремез Воропаев, а она в ответ стреляет на него подведенными стрелками глазами. - Да что ты, - она почти смеется, - и какая у меня сегодня помада? - нижняя часть лица скрыта за папкой и Александр окидывает взглядом абсолютно черный образ Раисы. И костюм, и рубашка, и стрелки. Он ухмыляется - классика. - Красная, - заявляет он уверенно. Ремез и красная помада это стандарт из стандартов. - Обломись, - заявляет она, опуская папку, демонстрируя ему темно-вишневую, практически черную помаду. Брови Воропаева взлетают вверх. - А что это ты сегодня такая… безрадостная, - не знает он, как еще прокомментировать ее образ. - У меня просто траур, Воропаев, - улыбается она, хищно сверкая зубами, которые в обрамлении такого темного цвета смотрятся просто угрожающе. - И почему вдруг у тебя траур? - интересуется Александр, все равно бросая на Катю короткие взгляды. - Это я так признаю, что твоя Пушкарева не только умница, но еще и красавица, мир мой теперь безрадостен и печален, - заявляет она ему, прячась за папкой и подмигивает, - как мне пережить, что кто-то вдруг и лучше меня? - Рая! - возмущается Воропаев, тоже прячась за папкой, - что ты, в самом деле! - Ой, Сашка, - она выглядывает из-за папки в сторону Пушкаревой, - нет, ну правда же красивая девка! - она снова поворачивается к Александру, - хорошо, что в твоем случае Пигмалион, - она указывает на себя указательным пальцем, - баба, а то упорхнула бы твоя Галатея. Воропаев только качает головой. Ремез бывает просто неисправима!