Без Всего

Помощь Коли переоценить было сложно. И это было не только оттого, что Зорькин помог доехать домой Воропаеву, а заодно и ей вместе с ним. Сегодня с утра он привез ей сменную одежду, предусмотрительно выданную ее мамой. Принес ей просто, без слов и пояснений, не требуя благодарности, не ожидая ничего. Он все еще был на нее зол за то, что она не отвечала ему на звонки, но при этом он сделал все, чтобы минимизировать любые ее контакты с обитателями ЗимаЛетто. Ей не хватало слов, чтобы высказать ему это, не хватало воздуха в ее легких. Она просто обняла его, сжала сильно, не отпуская, он обнял ее в ответ. - Ты бываешь форменной дурой, но я все равно люблю тебя. И твои выходки этого не поменяют никогда, Пушкарева. Но не делай так больше. - Клянусь тебе, я не буду больше, - совершенно по-детски заявила она ему в пиджак. - Да больше и не надо на самом деле, - смеется Зорькин, - но хорошо, что ты больше не собираешься это повторять. Давай, переодевайся и собирайся с мыслями, нам нужно подготовить столько всего для совета директоров, что мне становится плохо только от одной мысли. Ты сегодня очень нужна нам в строю. Ремез приедет только через три часа, раньше никак. Давай к ее приезду приготовим хотя бы половину всего. Уж что-что, а собраться и работать в заданном темпе она была способна всегда. Погружаясь в мир чисел и возможностей, вероятностей и просчетов, было легко отринуть нечто мешающее, оттолкнуть на задворок сознания то, что не давало ощущать покой все это время. Она работала с Николаем почти без слов, занимаясь четко отведенной ей работой, лишь время от времени нарушая тишину для консультации или заявления, что она что-то закончила. Зорькин не донимал ее вопросами или разговорами, косился на нее время от времени, но не нарушал тот покой, который установился вокруг нее в процессе творения. Катя сама окидывала его взглядом, что эти костюмы, созданные трудами Ольги Вячеславовны, сидели на нем как влитые. В приталенных силуэтах, качественных тканях, с какой-то особой новой уверенностью Николай выглядел и старше, и весомее, и сильнее, хотя, Катя это знала, он оставался все тем же Колькой, и от этого что-то теплело в груди. Иногда ей казалось, что она не заслуживала такого друга, она даже заявила ему об этом однажды. На что Зорькин рассмеялся, заявляя, что нельзя заслуживать или не заслуживать человека. Если человек рядом с тобой, то он знает причину, по которой он это делает. Катя перешла к проверке очередной папки, где на полях уже виднелись правки написанные рукой Ремез. Пушкарева огладила слово “ приемлемо” по кругу, словно бы оно должно проступить выпуклыми буквами под ее пальцами. Затем скользнула к фразе “это все хрень - удалить”, покружив над ней какое-то время, она внесла коррективы поверх уже внесенных Раей, зря это она, тут подправить, здесь добавить - эта информация не лишняя, они просто подадут ее не основным текстом, а так, пояснениями и сносками. Возможно, это окажется полезным для Павла Олеговича, в конце концов, в этой сфере он уже приличное количество времени, для него любая мелочь может оказаться чем-то важным и нужным. Поэтому Катя упорно исправила то, что собирала выбросить из будущего отчета Ремез, обводя эту зону несколько раз. Если и сейчас Раиса скажет, что это не подходит, то Пушкарева ей уступит, возможно, но попытаться стоило. На следующей странице она столкнулась с ремаркой “показать Воропаеву” и приласкала пальцем буквально вырисованную фамилию. Вчера, когда она застала Александра сидящим за кухонным столом посреди ночи, у нее что-то сжалось внутри. Непроходящий за свое недоверие стыд затопил ее с лихвой. На волне всего этого страха, внутреннего напряжения она сказала ему… призналась. У него это было так просто! Так просто получалось говорить о том, что он чувствует к ней, признавать за собой право на это. Она же вытолкнула из себя слова, словно ожидая, что он откажет ей в ее чувствах просто потому, что она подвергла сомнению его. Вышло, на самом деле, почти похоже: - Я люблю тебя, - Катя старалась не отрывать от него взгляда, следить за его мимикой, за его глазами, что прожигали ее в ответ, - и это было страшно, даже на миг подумать, что ты меня не любишь. - Она продолжала смотреть на него выжидательно, подмечая, как поднимаются уголки его губ в мягкой улыбке. - Спасибо, что говоришь это, - он погладил ее щеку таким осторожным жестом, словно она должна была растаять от слишком сильного прикосновения, от любого неверного жеста или сказанного слова, - я обещаю, что мы вернемся к этому, когда все закончится, слышишь. Ты, главное, сейчас не гони меня. Она слышала в этих словах столько горечи, какой-то скрытой боли, напряжения. Своим признанием она не принесла ему ни радости, ни расслабленности. Ей наоборот казалось, что до того, как она произнесла такие важные для себя слова, он словно и дышал легче. Когда они вернулись в постель, она очень осторожно прижалась к нему, планируя держать его ближе к себе, в своих объятиях. Просто быть рядом с ним уже было прекрасно, ее словно бы омывало волнами спокойствия, и она только мягко улыбалась своим чувствам. Ей даже нравилось, что в его спальне никогда не царила темнота - несколько источников приглушенного, рассеянного света по всей комнате позволяли любоваться Александром. Спящим-ли, бодрствующим - просто смотреть, не таясь, словно запоминая каждую его черточку. Вот и сейчас, она смотрела на него, подмечая, как он хмурится, продолжая при этом ласково гладить ее по волосам. - Ты не веришь мне, да? - шепнула она куда-то ему в шею, вырвав своим дыханием неуместный смешок у Александра. Он потер место щекотки и переспросил: - Прости, я не понял, о чем это ты? - он постарался отстраниться, заглянуть ей в глаза, чтобы увидеть и понять гораздо больше, чем он до этого услышал. - Я сказала … - немного замялась Катя, снова пряча свое лицо на его груди, - я сказала тебе, что люблю тебя, но ты не поверил? - она боялась поднять на него взгляд, чтобы не увидеть в его глазах боль или разочарование ее словами. Мужчина вздохнул. Она не только услышала этот вздох, но и прочувствовала, прижимаясь к нему всем телом. - Я верю тебе, я знаю, что ты никогда бы не сказала мне то, чего не чувствуешь. Но давай мы вернемся к этой беседе, когда все устаканится, когда над тобой не будет довлеть компания, Жданов и все остальное, вместе со всеми остальными. Я буду ждать, когда ты повторишь мне эти слова без всего. Без страхов, принуждений и скандалов. Я ждал долго, Катя, поверь, я готов подождать еще столько же. Ты стоишь каждую минуту моего ожидания. Она затихла, сильнее прижимаясь к нему, стараясь скрыться от всего мира под покровом его аромата, тихо молясь о том, чтобы в следующий раз, когда она необдуманно решится повторить Александру те же слова, чтобы это не выглядело как акт отчаяния, жалости или безысходности, он заслуживал большего, гораздо большего. Она снова провела по фамилии “Воропаев” пальцем, и решила, что она не хочет видеть фамилию своего мужчины, написанную рукой другой женщины. Особенно, когда это было написано так хорошо и уверенно, словно бы Ремез каждой буквой передавала свое отношение к Александру. Катя взяла ручку поудобнее, ту самую ручку, с вензельной буквой А, которую Воропаев так и не забрал у нее, аргументируя это тем, что так она принесет ему гораздо больше удачи. Что-то пока все получалось с точностью до наоборот. Пушкарева вздохнула, и под фразой Ремез написала свою, один в один, выводя фамилию "Воропаев" с особой тщательностью и осторожностью. Она сравнила две получившиеся фразы, два способа написания его фамилии, а затем зачеркнула ту, что писала Раиса, зачеркнула ее несколькими жирными штрихами. Катя, это абсолютно по-детски, заявила она сама себе, согласилась со своим утверждением и просто таки зарисовала фразу Ремез, практически прорывая листок насквозь. Более по взрослому это выглядеть не стало, но какой-то внутренний комфорт Катерине это подарило. - Ты что, разукрашку там нашла? - немного удивленно спросил Николай, поднимая глаза от своих документов, - что ты так усиленно там черкаешь? - Ничего, - Катя перевернула страницу, скрывая свои художества за вычиткой следующей порции информации, - просто ручку никак не могла заставить писать, все в порядке. Ты как продвигаешься? - Составлять это гораздо легче, чем теперь попытаться сжато и емко это пояснить, - жалуется он. - Рая сказала, что я должен сократить это, - он поднял папку, которая могла потягаться с одним из томов Войны и Мира, - минимум раза в два, а то и в три, но, сколько бы я ни пробовал, текста не становиться меньше. Мне каждый раз кажется, что я слишком упрощаю или не открываю достаточно четкую и понятную причинно-следственную связь. - Давай вместе посмотрим, возможно, если я свежим взглядом окину, то смогу сказать тебе, что мы можем выбросить оттуда без особых конструктивных потерь, - Катя пододвинула свой стул ближе к Зорькину, что посторонился, позволяя ей лучше видеть документы, с которыми он работал. - Согласен, просмотри, может и правда, ты со своей стороны лучше знаешь, как адаптировать текст максимально сжато для местной фауны. - Катя только засмеялась, начиная углубляться в Колин отчет по инвестициям НикаМоды. Над Колиными документами они зависли на добрых полтора часа, сократив весь его изложенный текст в три раза, вынеся некоторые моменты, которые Коля не хотел терять ни под каким соусом в виде дополнений в отдельную папку, которая по своей пухлости могла сравниться с основным сокращенным отчетом. Зорькин остался доволен проделанной работой, и, прихватив перебранные документы заявил: - Пойду, сделаю копии, пока до прихода Раи, может, успеем что-то еще, - он уже собрался на выход, но Катя нахмурилась. - А ты не подождешь, пока она одобрит сокращения? - Она была почти уверена, что сперва все правки должна была одобрить Ремез. - С этим нет, - он кивком указал на отложенные папки одного и того-же ягодного цвета, прижатые черным блокнотом, - вот с этими нужно разбираться либо вместе с ней, либо без нее, но с ее резолюцией по итогу. Цитирую: за то, что я не отвечаю, можете воротить сами, я присматриваю только там, где мне могут снять голову за неверно выведенный итог, - он пожал одним плечом, улыбаясь, - она доверяет моему и твоему мнению, она знает, что мы специалисты в своей отрасли не хуже нее. - А я думала, что она считает, что лучше нее нет, - Катя уперлась взглядом в стол, бесцельно перекладывая исписанные черновики туда-сюда. - Это ты зря, Пушкарева, - Коля перехватывает документы для удобства и присаживается на край стола, когда Катя снова на него смотрит. - Что бы ты там себе про нее ни придумала, выкинь из головы. Она не плохой человек, и ты к ней очень зря предвзята. Давай я тебе сейчас, один раз, по факту и в лоб, и больше мы к этому возвращаться не будем. И ты с ней возвращаться к этому не будешь, - он поправляет стиснутые в объятиях папки, недовольно хмурясь. - Ремез не собирается составлять тебе конкуренцию. Она сделала шаг в сторону, еще до того как тебя увидела, помогала тебе, помогала Воропаеву, даже мне помогала. Это не потому, что она вся из себя положительная, понимаешь? Это потому, что она друг, хороший друг Александра Юрьевича. И Рая способна разграничить то, что у нее тут, - Коля перекладывает папки в одну руку, второй стучит себя по лбу, - и то, что у нее тут, - он стучит себя по грудной клетке. - Когда в тот день, мы довезли Воропаева в больницу, я остался с ней дома. Ты серьезно думаешь, что мы там потом потрахались? - Катя отводит взгляд в сторону. Ремез так сказала Кристине, а Кристина потом обсуждала это с ней! Что она могла подумать? Коля только качает головой. - Она на мне прорыдала почти до самого утра. Я не видел Ремез в таком состоянии ни до, ни после. А вот уже утром, она из ванны вышла, как ни в чем не бывало, завтрак мне приготовила и заявила, что, если я кому-нибудь скажу, что у нас с ней вместо бурной ночи были сопли по подушке, мне никто не поверит. Я бы никогда не говорил об этом ни с кем, я даже о… о том, что якобы у нас что-то с ней было, не говорю. Хотя Кристина Юрьевна и спрашивала. - Он вздыхает, недовольно, раздраженно. - Она тебе не враг, твой самый большой и главный недруг сидит в твоей собственной черепной коробке. Борись сперва с ним, а потом пытайся кинуться на кого-то похожего на Ремез. Поверь мне, если бы она захотела, она могла бы сделать твою жизнь невыносимой. Ты заметила от нее хоть одну минимальную попытку это сделать? - Катя хмурится и молчит. Коля молчит тоже, но продолжает сидеть, в ожидании реакции Пушкаревой. - Я понимаю, о чем ты говоришь, - выдавливает из себя девушка, не поднимая взгляд на друга. - И то хлеб, - говорит он немного радостно и слезает со стола, - пойду штамповать копии, а то вроде как серьезная компания, а ксерокс работает так, словно у него вечный обеденный перерыв. Он уже доходит до двери, когда голос Кати снова заставляет его повернуться. - Спасибо, Коль, я, правда, тебя услышала. - Еще не совсем, - отвечает ей парень, улыбаясь, - но если ты решила приложить усилия, то я в тебя верю. Я верил и в менее реальные вещи, в Деда Мороза, например. Он скрывается за дверью до того, как смятая бумажка прилетает в то место, где он стоял еще минуту назад. Засранец, думает о нем Катя с любовью, как есть засранец.

* * *

Ремез всерьез задумывалась над тем, чтоб начать прибухивать с самого утра. Жить было бы проще и куда веселее. Вчера вечером, очень удачным, между прочем, вечером, когда она нашла себе… грелку в постель, уже собиралась провести очень хорошее время, с пользой для здоровья, ей позвонила Кристина. Рая честно попыталась спрыгнуть с диалога. Господи! За столько времени один нормальный вечер! Она тоскливо оглядела ухаживающего за ней молодого адвоката. Как бы не так! Кристина, сперва, ходила вокруг до около, а потом просто взяла и вывалила не нее ситуацию между Пушкаревой и Воропаевым, припечатав сверху историей с Малиновским и Ждановым. Блядь. Ну, просто блядь! Ремез улыбнулась своему несостоявшемуся отдыху, чмокнула его в щеку, и со словами “прости, срочные дела”, свалила из ресторана, направив такси сперва в сторону магазина с алкогольными напитками. Нахер все это ЗимаЛетто и всех его обитателей! Два раза, прям, нахер. Кристину она дослушала, просьбы ее она набила в трубку и скурила, пообещав максимально помочь. А затем очень неблаговидно выжрала почти полбутылки вискаря, сожалея, что она не может позвонить тому же Воропаеву, чтоб было с кем разделить внутренний гнев, который разрывал ее изнутри. Вот была бы кора, позвони она Сашке пожаловаться на долбоебизм ситуации, от которой он же и пострадал. М-да. Утром она собиралась с ненавистью к Миру, себе и головной болью - а нечего жрать, Раечка, бухло в таких количествах в одно рыло! Но с этим она могла бы еще справиться, но день, как назло, был подл на неприятные ситуации. Во-первых, ей снова приехал объемный букет роз от Вертинского. Уже третий за столь короткое время. Курьера пришлось гнать, букет выбрасывать, руки мыть. Во-вторых, с больной головы она забыла папку с делом, которое слушалось в суде, и пришлось ехать домой, забирать папку. И в третьих, как вишенка на торте, выбираясь из такси, она умудрилась порвать юбку, прямо по шву, устроив себе второй разрез. Она злилась на себя настолько сильно, что во время судебного процесса, а точнее во время прений буквально разорвала лист бумаги со своими тезисами. Молодой прокурор даже вздрогнул от резкого звука, и в дальнейшем на Ремез не смотрел вообще, наверное, чтобы она его не сглазила. Дело, конечно, продвинулось в положительную, для Раиного клиента, сторону, но общего ощущения возмущения это не смыло от слова совсем. Ей казалось, что она была какой-то расхлябанной, не достаточно уверенной в аргументации. Сплошное разочарование на профессиональном поприще, короче говоря. Все это не добавляло ей оптимизма и хорошего настроения. Хотя она искренне старалась себя перенастроить, ладно, по крайней мере, очень искусно себе врала, что старалась себя успокоить. А ей еще предстояло поговорить с Пушкаревой, не переходя на личности, разобрать оставшиеся документы, дожить до совета директоров и нахрен! Нахрен! Всех Нахрен! Она облажалась буквально сразу, пытаясь повернуть разговор с Катериной в нужное русло. Застав девушку одну, работающую с документами, чуть склонившую голову к одному плечу, она решила начать с приветствия: - Добрый день, Катя, - заявила ей Рая не особо-то радостным тоном, забросив свою сумку на соседнее кресло, - как обстоят дела? - Добрый, - бросила девушка, не прерываясь от праведных трудов, - на самом деле, весьма успешно, остались в основном ваши документы, - все еще глядя в свою папку, она указала на Раину стопку на столе. Ремез перевела взгляд на стопку документов, сложенную на манер пизанской башни. Если и впрямь это все, с чем осталось поработать на сегодня, то это более чем прекрасно. Чем не оптимизм? Но внутренняя въедливость никуда не девается: - Ну, положим, это не мои документы, а ваши, а то, что я ими занимаюсь, это досадное стечение обстоятельств, - отбривает Ремез, недовольно, а затем корит себя последними словами. Уже и промолчать нельзя, таким макаром далеко не уехать. Но Пушкарева тоже не помогает. - Так не занимались бы, - Катя поднимает от бумаг очень недовольный взгляд, - если это вас так тяготит, - и Ремез получает заряд адреналина в кровь. Да, поругайся со мной, поскандаль, это как раз то, что сейчас нужно. Но дружеской, хоть и жёсткой перепалки как с тем же Колей у них не получается. Ремез заявляет Пушкарёвой, что это все только потому, что она такая милая и добрая, правда поясняет она это в довольно жестких выражениях, Катерина отвечает ей что-то схожее с "да, конечно" и это действует на Раю как красная тряпка. На самом деле сейчас что угодно было бы красной тряпкой, уровень раздражительности был и так уже практически пиковым, а девушка вдруг стала центром всего. Нет, она должна была сделать над собой усилие, огромное усилие ради того, чтобы потом ей не было перед собой мучительно стыдно. Чтобы не было мучительно стыдно перед Сашкой, ради которого она должна была заткнуться, принимая его выбор с открытым сердцем. Ведь всем свойственно совершать ошибки, сама-то, поди, не без греха, но характер-то пальцем не раздавишь, особенно такой мерзкий как у нее. Катя не хочет ей уступать ни в чем - в будущем будет такая же ядовитая стервь, как и Воропаев. Одна Сатана. Рае бы получить удовольствие от пикировки, насладиться процессом взаимных пассов острого сарказма, восхититься, как девочка отбивает ее удары, отвечая фактически на равных, и смотрит почти без страха, с дикой уверенностью. А вместо этого, в ушах Ремез звучат слова Кристины, о том, как эта Катерина, понимать идиотка, заставила Воропаева в его состоянии переться к ней через весь город, показывая ей что-то там. Неужели нельзя было подождать с разборками как с таковыми. Перед Раиными глазами слишком живо стояла картина, когда она только ворвалась в ту комнату в доме Вертинского. Бездыханный Александр в луже крови до сих пор снился ей ночами, убивая в ней любое желание спать, не закинувшись, предварительно, снотворным. Такие бессонные ночи оптимизма не добавляли и подавно. Она мучилась кошмарами, изнывая от страха, запрещая себе лишний раз позвонить Воропаеву, чтоб не поставить его в неловкое положение перед Пушкарёвой. Она знала, что Катя проводит с ним достаточно много времени, и возможность попасть как раз в этот момент была слишком велика. Рая тряслась от страха, ожидая звонка, что Александру стало хуже. Сама звонила в больницу по несколько раз на дню, уточняя состояние больного, успокаивая себя сухими комментариями медсестер не хуже хороших седативных препаратов. А эта пигалица, вместо того, чтобы его поберечь, выкидывала такие фокусы? Она старалась оправдать ее страхи, пыталась доказать себе, что это нормально… Все попытки таяли в диком гневе, что рвался изнутри. Сейчас Рая была уверена, что Пушкареву к Вертинскому нужно было брать с собой. Насмотрелась бы, авось не творила такого. Когда она склоняется над Катей, заставляя последнюю буквально вжаться в ее кресле, острые слова уже буквально чешутся на кончике языка. Ремез к ней столь близко, что слышит от девушки запах Воропаевского шампуня, и это заставляет ее испытать очередной приступ гнева, замешанного на боли и ревности, которую, казалось, она уже в себе изжила. Слова льются из нее потоком, который нет сил держать внутри, больше нет сил и нет возможности: - Ты думаешь, ты все знаешь? Понимаешь? Хрен тебе, ясно? Что ты там хотела спросить у меня, а? Так я тебе сейчас сама отвечу. Я люблю Воропаева. Осознала? - Она сжимает подоконники ее кресла, чтобы не сжать ей горло, - но вот незадача, он меня не любит. И не любил никогда. Понимаешь? И мне пришлось утереться и признать за ним право любить кого-то другого. Любить того, кто будет любить его в ответ так же сильно, как я, а мне кажется это невозможно. - Рая втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, буквально наслаждаясь страхом, который мелькает в Катиных глазах. - И тут ты! И, блядь, Пушкарёва, я же готова была к тому, что он отходит в хорошие руки. Правильные, блядь. Заботливые. Где твоя забота, а? Ты хоть знаешь, сколько он не решался тебе открыться? Господи, - Рая отталкивается от кресла, давая возможность вздохнуть и Кате, и себе. - Да он умирал каждый раз, когда видел, как ты своими глазами щенячьими на Жданова смотришь. Когда ты защищаешь этого идиота, бросаясь грудью на амбразуру. - Я никогда не … - пробует встрять Пушкарёва, но Ремез замахивается на нее от стены, к которой она отскочила, от греха. - Заткнись, блядь, и слушай! Просто закрой рот! Знаешь в чем парадокс? - продолжает она, видя, что Катя снова замолкает, - я не враг тебе, и не собираюсь им быть. Потому, что мне нет смысла. Понимаешь? Я проигрываю тебе по всем статьям, на всех фронтах мои войска разбиты, я не пытаюсь занять твое место. Для меня наоборот важно, чтобы Сашка был с тобой, если ты готова отвечать ему тем же. - Тогда почему вы… сейчас… вот так, - видно девушку немного сносит под ее напором, и Рая откидывает голову назад, ударяясь затылком об стену, чтобы не смотреть на сжавшуюся в испуге Катерину. - Потому, что ты ведешь себя как идиотка! Он готов отдать тебе все. - Ремез взмахивает руками нервно, отчаянно, - он уже отдал тебе столько, сколько никому и никогда, кроме своей приебошенной сестрёнки не отдавал! - Кристине? - но Катя тут же осекается, ловя нервный взгляд Ремез, - Кире, - понимает она, переводя глаза на свои руки. И Рая подтверждает это кивком, вздыхая, хотя девушка этого уже и не видит. Ещё одна проблема. - Кира, Кира, Кира. Так вот, ты ведешь себя как эта самая Кира - как тебе такое сравнение? - Плечи Пушкаревой вздрагивают и напрягаются, и Рая понимает это движение правильно. - Не нравится? То-то же. Потому что она махровая эгоистка, которая рвет из Воропаева жилы. И я тебя предупреждаю, Пушкарёва, если ты собираешься делать с ним то же самое, то я удавлю тебя сразу, чтобы он не мучился. Я понятно излагаю? - Более чем, - Катя переводит взгляд со своих рук обратно на Ремез, - но я и без вашего участия не собиралась делать с ним ничего дурного. Просто… я не хотела, чтобы он ехал ко мне в таком состоянии! Я не думала… - Так это главная проблема, что ты не думала! Вот и извиняйся теперь, - Ремез откидывается обратно на стену. Как же это тяжело-то, Господи прости. Катя вздыхает, словно перед отчаянным прыжком в холодную воду, мнется на своем месте, скрипя, то ли стулом, то ли извилинами, и выдает: - Простите, - Рая пялится на нее в неверии, она почти уверена, что сейчас у нее абсолютно безумное выражение лица. - Да не передо мной, идиотина, - качает головой она, медленно возвращаясь к своему месту, замечая, как напрягается девушка от ее движения к ней, - перед Сашкой извиняйся. - Я уже, но… - Катя словно запирает невысказанное внутри себя, косясь неуверенно, и Рая закатывает глаза: - Что уже не так? - Да ничего, не важно, - девушка снова утыкается в свои документы, позволяя Ремез тоже заняться, наконец, делами. Запал схлынул, и в голове стало на удивление ясно. За эйфорией и расслаблением пришел стыд, она покосилась на работающую Пушкарёву. Ладно. Это можно будет пережить, в конце концов, водить сердечную дружбу им не обязательно. Будет достаточно подписать пакт о ненападении ради спокойствия Воропаева. Катя умная барышня, остынет, передуется и все наладится. Но у Ремез ещё было задание от Кристины, которое теперь было хрен знает как выполнять. Рая помялась на своем сидении, покосилась на Катю раз, второй, третий, затем произнесла, глядя в проверяемый отчёт: - Нужно будет завтра сходить с тобой по магазинам. Перед советом директоров, - она ощутила на себе взгляд Катерины, пристальный, даже пронзительный. Но всем своим видом показывает, что страницы, исписанные мелкими строгими буквами, занимают ее куда больше. - Зачем мне по магазинам, ещё и перед советом директоров? - решается девушка на вопрос, так и не получая пояснений от Ремез. Рая, все-таки, отвлекается от своей папки, стараясь придать своему лицу как можно более нейтральное выражение. - На совете ты должна выглядеть самым лучшим образом. А твой стиль, уж прости, немного устарел, - ей бы очень не хотелось пускаться в детальную критику, но Кристина очень просила вытряхнуть девчонку из этих ее стандартных тряпок и нарядить во что-то, что больше соответствует ее положению. Авось и уровень самооценки начнет ползти от нуля куда-то вверх. - Если меня переодеть, то я волшебным образом стану выглядеть другим человеком? - едко спрашивает Катя, моментально хмурясь, словно собираясь занять глухую оборону. Стандартненько. Ремез только задирает на это заявление брови. - Ты хорошо выглядишь в принципе, ты стройная, симпатичная, у тебя узкая талия и очень выразительные глаза. Волосы опять же - все гармонично. Но вот это вот все, - Рая окидывает плавным движением наряд девушки, - это ни в какие ворота. Нет, что-то из этого ты можешь оставить в качестве собственного непревзойденного стиля. Но почти львиную долю из этого тебе придется выбросить. - И я это должна сделать ради совета директоров? - Катя слушает ее уже с гораздо меньшим напряжением, и Рая понимает, что это от того, что она не давит на девушку, скорее подавая информацию как данность. - Ты должна это сделать ради себя, - продолжает Ремез, - а ещё, чтоб утереть нос тем двум кретинам, которые решили, что могут играть в куклы живыми людьми. - Катя отводит взгляд, и Ремез жёстко поворачивает ее за подбородок обратно. Смотрит она на девушку испытывающе и воинственно. - Если ты захочешь, то я смешаю их с грязью. Это я тебе как адвокат говорю. Мы можем покрыть их имена таким позором, вовек не отмоются. Мы можем их даже посадить, возможно, ненадолго, но, тем не менее, преподав им ни с чем несравнимый урок взаимоотношений даже в малорегулируемом законами обществе. - Я не претендую, не хочу ничего, - девушка не вырывается, но чуть не плачет. Голос ее словно истончается, она прикусывает губу, стараясь быстрее моргать, не позволяя слезам пролиться. Ситуация отвратительная, и Ремез даже не может представить какие эмоции переживает внутри себя эта девушка. - Зря, нужно хотеть! Покажи им, что все, что они делали, прошло мимо тебя, не касаясь. Будь на коне! - Рая старается говорить уверенно, глядя девушке в глаза, словно пытается вложить свои слова и мысли в ее голову. - И для того чтобы я была на коне мне нужна новая одежда? - немного улыбается Катя, тем самым показывая Ремез, что это, как не крути, хороший знак. - Ну, это так, для начала, - Рая отпускает подбородок, снова склоняясь снова над документами, - просто поверь, лучше этим займусь я, чем Кристина. Катя поразительно быстро соглашается.