— У меня единственная просьба: не говорите правду Аландару, — промолвила Нилейра, стоя спиной к человеку, которому предстояло растить ее сына вместо нее. — Рано или поздно он все узнает, но чем дольше он будет оставаться в неведении, тем лучше для него.
— Я понимаю, ваше величество, — кивнул Ламрис.
Последний месяц он почти каждый день навещал пленницу, дабы рассказать, как поживал ее маленький принц, с которым ей видеться запретили. Никто так и не сказал Аландару, что мать он больше никогда не увидит. Каждый день шестилетний мальчик слезно просил прийти к маме, но у взрослых всегда находились причины отказать ему, хотя единственной причиной был приказ короля, столь жестокий и беспощадный.
Ламрис за этот месяц крепко привязался к мальчику. Темноволосый и зеленоглазый, как мать. Беззаботный и задорный, несмотря на то, что за четыре года своей жизни он успел столкнуться с нелюбовью отца и лишением матери, которая сегодня навсегда покинет его.
Ламрис смотрел и не верил, что он больше не увидит эту прекрасную молодую женщину, на чьей красоте не смогли отразиться даже все несчастья, которые пришлись на ее долю. Длинные темные волосы, собранные сзади, чтобы палачу было легко добраться до ее шеи. Большие зеленые глаза, некогда такие молодые и сияющие, теперь погасли, а ровные губы уже давно не расплывались в улыбке.
— Если бы мне на день позволили вернуться к сыну, — сквозь слезы промолвила Нилейра. — Сменить это черное платье пленницы и провести с ним день. Лишь день… А в конце уложить его спать, как всегда…
Нилейра так и не повернулась, поэтому Ламрис не видел ее слез, но видел, как в горьких рыданиях содрогалась ее спина.
— Я так по нему скучаю…— тихо промолвила она срывающимся голосом.
Стояла гробовая тишина, поэтому плач Нилейры разносился эхом. Она подошла к окну, из которого днем из-за многочисленных решеток с трудом пробивалось солнце, но теперь, когда на улице царила ночь, и вовсе казалось, что его с обратной стороны завесили черным полотном.
Нилейра, дрожа, словно от холода, вздохнула и вытерла слезы.
— Передайте это моему сыну, — она повернулась и протянула Ламрису медальон, внутри которого был выгравирован феникс. — Я хотела подарить ему такой же на его день рождения, но…
Нилейра потупила глаза, словно чувствуя вину перед сыном за то, что он не получит подарка от своей матери.
Когда королева услышала, как к ее темнице приближается стража, она отдала Ламрису медальон и сказала свое последнее желание.
— Передайте ему, что мама его любит, — прошептала она, пока солдаты открывали дверь, звеня ключами, — мама любит его, очень любит.
В темницу ворвались солдаты. Они молча встали в ожидании. Нилейра отпустила руку Ламриса и без лишних слов подошла к стражникам, которые должны проводить ее прямо до эшафота. У Ламриса сердце сжималось от несправедливости, что творилась прямо на его глазах. Законная супруга короля, мать наследника так и не заслужила того, чтобы перед смертью увидеть родных и близких ей людей, и была вынуждена сейчас идти туда, где ее только осудят и возрадуются смерти предательницы.
— Я иду с вами, — вдруг сказал Ламрис.
Нилейра в удивлении повернула голову и опустила печальные глаза. Ей было уже все равно.
— Спасибо, — все же сказала она, и темница опустела, лишившись своей венценосной владелицы.
Ламрису казалось, что он дрожит гораздо больше, нежели Нилейра. Она шла с гордой осанкой, без единой слезинки. Шла, как королева, которой ей было суждено стать и которой ей было суждено умереть. Шла так, словно к эшафоту проложили путь из богатых ковров. Шла с достоинством и высоко поднятой головой.
Когда до зала, где пленницу уже ждал эшафот, осталось пройти пару длинных коридоров, Нилейра остановилась. В лице она не изменилась, но руки выдали ее дрожь. Тяжело вздохнув, королева все же решилась пройти в последний раз по этому величественному замку. Но стоило ей сделать пару шагов, как издалека послышался отчаянный детский крик.
— Мама! Мама!
В один миг из глаз Нилейры исчезла смерть, и возродился огонь, который пробудить в ней мог только ее сын, ее маленький принц. Понимая, что может произойти, стражники крепко схватили Нилейру за локти, но даже руки сильных мужчин не помешали ей повернуться в сторону, откуда слышался голос маленького Аландара.
— Мама! — он бежал так быстро, что нянечки не могли догнать его. — Мамочка!
— Аландар! — воскликнула Нилейра.
Она начала вырываться из лап стражников, но они держали ее почти намертво.
— Мамочка! — протяжно закричал мальчик, когда уже совсем отстал от назойливых нянек.
Он расплылся в абсолютно счастливой улыбке и быстрее ветра бежал к единственному человеку, которому он действительно был нужен в этом мире.
Сердце матери не выдержало. Нилейра, приложив все усилия, все же смогла вырваться из рук стражи и, упав на колени, заключить в свои объятия сына. Солдаты поспешили исправить свою оплошность, но Ламрис преградил им дорогу.
— Дайте ей проститься, — тихо сказал он так, чтобы его могли слышать только стражники. — Она никуда не уйдет. Есть у вас сердце или нет, в конце концов?
Солдаты смотрели на Ламриса и были готовы прожечь его взглядом, но вырывать мать из рук ребенка, который обвил ее шею маленькими ручками, не стали, но и настороженного взгляда не сводили.
— Мой сынок, — прошептала Нилейра, прижав его к себе. — Мой маленький принц, душа моя.
Она поцеловала его в мягкую пухлую щечку и погладила по голове.
— Мама, эти няньки уже надоели! — сказал Аландар настолько серьезно, насколько это мог делать четырехлетний ребенок. — Я хочу к тебе, мама! Я с ними даже заснуть не могу! Можешь ты меня уложить спать сегодня?
Ламрис отвернулся, чтобы не видеть этих чистых детских глаз.
— Почему ты плачешь? — спросил Аландар.
— От счастья плачу, душа моя, от счастья, — улыбнулась Нилейра. — Я так соскучилась по тебе.
— Так ты уложишь меня спать? — в голосе мальчика было столько надежды, что даже мужское свинцовое сердце Ламриса разрывалось на части, и он даже представить не мог, как Нилейре удавалось разговаривать сейчас с сыном и уверять его, что все хорошо.
— Я не могу, сынок, — сказала она. — Мне нужно поговорить с твоим папой.
— Так пошли к папе вместе!
После отказа матери Аландар взгрустнул, но пришедшая ему в голову идея снова возродила в нем надежду на то, что он снова будет вместе с мамой и папой.
— К нему сейчас нельзя, — ласково прощебетала Нилейра. — Ты же знаешь, папа — король, и у него очень много дел.
Тут стражник демонстративно прокашлялся, дав понять, что времени на разговоры больше нет. Ламрис нетерпеливо закопался в кармане штанов и вытащил оттуда несколько золотых, которые он протянул каждому стражнику. Они презрительно посмотрели на него, но все же взяли вознаграждение за еще пару ценных для Нилейры и Аландара минут.
Губы мальчика задрожали, а глаза заблестели от слез. Он был готов вот-вот расплакаться.
— Не надо плакать, — ласково сказала Нилейра. — Иначе мама тоже плакать будет.
Аландар послушно закивал и маленькой ладошкой вытер глаза.
— Что ты хочешь, чтобы я тебе спела перед сном? — спросила Нилейра. — Давай я спою тебе здесь.
— Спой мою любимую, пожалуйста, — жалобно попросил Аландар.
— Пойдем, — кивнула Нилейра, которая сидела на коленях, чтобы быть наравне с сыном, и протянула руки.
Аландар охотно отдал себя в материнские объятия. Нилейра прижала в груди сидящего на ее коленях сына и поцеловала его в голову. Недолго просидев в молчании и тяжело вздохнув, она запела любимую песню Аландара.
Закрой глаза, знаю я твои видения,
И пусть слеза смоет все волнения.
Путь любой ты теперь пройдешь,
Когда на солнце утром ты взглянешь.
А сейчас ты спи, мой маленький принц.
Во сне услышь ты пение птиц.
Это я пою ночь напролет
И храню от всех тревог.
Аландар уже давно хотел спать, но ему было так важно услышать песню матери, что маленький мальчик мужественно преодолевал сон. Теперь, когда его желание сбылось, он сладко зевал на руках у Нилейры и медленно закрывал глаза.
— Я люблю тебя, Аландар, — прошептала она ему, понимая, что это последние слова, которые Аландар услышит от матери, прежде чем заснет.
— Я тоже тебя люблю, мамочка, — сквозь зевок ответил мальчик, сладко причмокивая губами.
И вот пришло время пройти этот путь,
Солнышко взошло и готово на пути сверкнуть.
Ты не один, я иду за тобой,
Прикрывая собой за твоей спиной.
А сейчас ты спи, мой маленький принц.
Во сне услышь ты пение птиц.
Это я пою ночь напролет
И храню от всех тревог.
Мальчик перестал противиться сну, и не успела Нилейра допеть песню, как Аландар уже заснул прямо на ее руках. Даже стражники не хотели тревожить ребенка, поэтому один из них молча подошел к Нилейре и показал головой, что пора идти. Она кивнула и взглянула на Ламриса.
— Отнесите его, пожалуйста, — шепотом попросила Нилейра и аккуратно встала с колен, держа на руках сына. — Ему вы нужнее. Я допою ему, пока вы уходите, чтобы он не проснулся.
Путь ты прошел вместе со мной
Ведь я шла прямо за тобой.
Так всегда я буду стоять стеной
Среди толпы людской.
Нилейра бережно передала свое самое дорогое сокровище в руки Ламриса. Голос ее дрожал, но она продолжала петь, лишь бы ее сын не проснулся в столь ужасный час.
— Я люблю тебя, — прошептала и тихонько поцеловала его в лоб.
Как только руки Нилейры освободились, стражники снова схватили ее за локти, опасаясь, что она вздумает убежать за сыном, но все же ждали, пока мать допоет свою песню.
Потому ты спи, мой маленький принц.
Во сне услышь ты пение птиц.
Это я пою ночь напролет
И храню от всех тревог.
Ламрис обернулся и в последний раз увидел Нилейру. Она стояла и внимательно смотрела на сына на его руках, и даже на смертном одре спокойный сон Аландара был для нее важнее всего на свете. Ламрис завернул за угол и услышал, как стихла песня Нилейры, которую стражники повели к эшафоту.
