о лжи, привязанности и глупых решениях

Дазай, в общем-то, давно смирился со всей тьмой и драмой, что происходят с ним на протяжении всей жизни. иногда, кроме смирения ничего и не остаётся; конечно, если у тебя нет хорошего плана самоубийства под рукой. не можешь изменить, так подстройся, сыграй свою партию и скройся под аплодисменты наивной публики, а там, где тебя никто не видит, кожу сдирай пальцами. идти некуда; всё, что было своё, обратилось в болючее стеклянное пепелище, а на чужое не жалуются. да и чужое проще даётся. Осаму проще копаться в жестах и поведении других, разбирать каждую их мысль на атомы и вертеть, как душа того потребует. конечно, он не лезет уж слишком далеко, территория эмоций и чувств для него — тот самый тёмный ящик, в который он никак не может сыграть. взять, к примеру, Акутагаву. бегает за ним, как щенок, ждёт чего-то, так а какого чёрта? сколько ещё тебя надо пинать и гнать, чтоб ты уполз в какой-нибудь угол и больше не возвращался? Дазай знает, кто-то ему говорил, что раз он вытащил мальца, от этой привязанности не избавиться, но всему же должен быть предел! мужчина морщится. привязанность, право слово, мерзость в концентрированном её виде. поэтому, хоть Осаму и помог Ацуши, он держит его на достаточном от себя расстоянии. благо, всё Вооружённое Детективное Агентство приглядывает за ним и обучает; Накаджима заслуживает того, чтоб его направляли и учили, его потенциал — его лучшее оружие, и блондин уже неплохо его использует. Ацуши… вызывает что-то. он мягкий, хоть и закалённый, умеет чувствовать и не боится это показывать. его забота не душит, а окутывает, словно пуховое одеяло, хоть этого Дазай и не заслуживает. его коснешься — испортишь, поэтому, пять метров дистанция. и всё было бы так, как задумано, если бы не чёртов Куникида. очередной спор, и слово за слово, ситуация пришла к тому, что. — если ты сможешь неделю быть настоящим наставником для Накаджимы, я закрою твой долг в кафе. сумма там набежала приличная, да и самоуверенность Доппо так и подстёгивала, чтоб победить. в будущем это может хорошо сыграть; и поиздеваться получится, и трогать его никто не будет с бесконечным «работа не ждёт, давай-давай, поднимайся!». да и в конце концов, Дазай Осаму был Исполнителем Портовой Мафии, разве ему не под силу недельку поиграть из себя хорошего наставника? это будет самая лёгкая победа в его жизни. они пожимают руки, и Куникида весело ухмыляется. — это будет самая лёгкая победа в моей жизни. но пока что, в этой ситуации больше всех выигрывает Ацуши. *** первое, с чего решил начать Дазай, — проверить боевые навыки Накаджимы. конечно, он наслышан о его успехах, однако и у бывшего мафиози совершенно другие требования. Ацуши, милый и нежный Ацуши, неловко мнётся и отводит глаза. — я бы… не очень хотел драться с вами, Дазай-сан. мужчина кривит губы. — к твоему сожалению, Ацуши-кун, придётся. учти, я сдерживаться не собираюсь. мальчишка тяжело вздыхает и встаёт в боевую стойку, и, право слово, выражение полнейшей обреченности, смешанной с уверенностью, не может не развлекать. драку начинает Накаджима, и это хороший выбор в данной ситуации. он немного осведомлён о стиле боя Дазая, и ему нужно узнать больше, чтоб построить правильную тактику, и не дать противнику слишком много времени на размышления. это могло бы сработать, если бы на месте Осаму был кто угодно. мужчина за пару прыжков оказывается достаточно далеко от Накаджимы, и тому приходится буквально за ним бегать, теряя выносливость. Накаджима неплохо обороняется в ближнем бою, умело использует хвост для хороших манёвров, но теряется, когда противник оказывается слишком далеко. — тебе нельзя позволять мне уходить слишком далеко. блокируй, держи в пределах вытянутой руки, сделай всё, чтоб я был загнан в уго-о-ол! Ацуши выглядит, как хомячок, который думает, в какую именно ямку закопать еду, и это не может не умилять. мальчишка пытается завести его в пространство между коробками, следуя совету, но Дазай сокращает расстояние, щёлкает его по носу и ныряет под руку, оказываясь за спиной кохая. один толчок — и тигр лежит на полу задницей к верху. мальчишка рычит и вскакивает, пытается хвостом сбить наставника, но выходит откровенно плохо. — используй любые уловки, чтоб вывести противника из равновесия, даже если тебе они кажутся слишком грязными. в настоящем бою никто не будет играть в честность, мой дорогой кохай. Ацуши с удовольствием бы использовал всё, чему научился, если бы не одно но. ему очень нравится видеть такого Дазая: минимум клоунадства, максимум уверенности, сосредоточенности и серьёзности. наставник дурачится, но не возводит это в абсолют. видеть такого Осаму… приятно и интересно. мальчик-тигр чувствует себя так, будто приоткрыл завесу чего-то очень важного, ценного. конечно, он не настолько наивен, чтоб не понимать, что Дазай часто бывает таким, но одно дело, когда это направлено на врагов или важную задачу, и совсем другое, когда направлено на… Ацуши. сосредоточиться сложно, потому что единственное, на что он может обращать внимание — Дазай Осаму. на тактику и планирование не остаётся ничего. — о, Куникидушка-а-а, привет! Ацуши испуганно оборачивается, и не видит никого. Дазай ещё раз роняет его на грязный пол и чуть ли не рычит. — серьёзно? и это повторяется, повторяется, повторяется. Ацуши старается, у него есть успехи, ему даже удаётся по-настоящему загнать наставника в угол, но это слепое доверие рушит всё. Дазаю буквально достаточно сказать «смотри, птичка!», и кохай ведётся на это. это откровенно злит. мужчина из последних сил держит себя в руках, чтоб не начать выговаривать, какой же Накаджима глупый, жалкий, какая это бесполезная трата времени. однако, как есть понимание, что с Ацуши это не сработает, только терпение и уважение, так и Дазай помнит о том, что хорошие наставники так не делают. кажется, больше всего его злит именно то, что Накаджима понимает свою ошибку, но продолжает совершать её раз за разом. в общем, по сути, начинается всё по-настоящему именно отсюда. Осаму решает, что раз слова не помогают, должна помочь практика. в конце концов, хороший наставник должен же за неделю хоть чему-то научить своего нежного кохая, верно? заканчивая тренировку, они идут в Агентство, где берут заранее подготовленное дело. Дазай даже его толком не читал; ему и не надо. Ацуши сам должен разобраться, да и дело, по сути, плёвое. — Дазай-сан, а что делать, если я зайду в тупик? — попробуй вниз головой повисеть. кровь должна прилить в голову, и сразу думать будет легче. такой идиотизм, что не хохотать, плакать хочется. Ацуши ведётся. бывший мафиози достаёт блокнот и ставит галочку, делая ставку с самим собой, на какой раз Накаджима перестанет ему верить. на десятый было всё ещё смешно. на двадцатый — несколько напряжно. после вопроса «Дазай-сан, что с компьютером, я не могу войти» мужчина посоветовал назвать фамилию, и Ацуши, блять, правда это сделал. на сороковой держать в руках злость становилось всё сложнее и сложнее. — у меня плановый суицид, всем пока! он выскакивает из Агентства и идёт к реке, мечтая, на самом деле, просто вернуть контроль. Ацуши ставит в ступор; не впервые, конечно, но сейчас как-то по особому. это… тяготит, наверное? Накаджима знает, что почти каждое слово наставника обман, но упорно верит, делает всё так, как сказано, даже не думая. это сбивает с толку; почему, Ацуши? почему я? Дазаю хочется схватить его милую мордашку в ладони и оглушительно закричать: ПРЕКРАТИ МНЕ ВЕРИТЬ, ПРЕКРАТИ СМОТРЕТЬ НА МЕНЯ ТАК ТРЕПЕТНО И НАИВНО, ПРЕКРАТИ ДУМАТЬ, ЧТО Я ЗАСЛУЖИВАЮ ВСЕГО ЭТОГО. в груди ещё более пусто, чем обычно, и даже манящая кристальная гладь воды не манит к себе. а манила ли, к-ха? мысли путаются, но Осаму привык. когда дело не касается чётких фактов, он словно слепой котёнок, даже хлеще, чем дрожащий кохай; делай, что велит эта секунда, и не задумывайся ни на миг, почему так и что будет дальше. потому что будет ровным счётом ничего, потерянный во тьме. — Дазай-сан? что вы делаете? мужчина слегка кашляет. — рыбачу. — а как можно рыбачить без удочки? и в тоне голоса — ни намёка на шутку. и всё это напряжение, которое сопровождало последние дни, словно взрывается в груди. Дазай разворачивается к Ацуши резко; мальчишка отскакивает на пару шагов, но не выглядит испуганным, лишь ебучее тошнотворное беспокойство. Ацуши относится к нему… человечно, и это злит неимоверно. раздражение застревает плотным комком где-то в районе груди, разрастается и заполняет собой всё, до чего можно дотянуться. Осаму понимает, что пересёк черту выдуманного предела. его лицо, кажется, искажается какой-то особой гримасой, но Дазай даже не хочет разбираться, так ли это или же фантазия искалеченного воображения. — и вот снова! я лгу тебе, Ацуши-кун, постоянно, и ты это з н а е ш ь! так почему ты продолжаешь? наивный, глупый, к-ха, щенок, который лижет руку, что его бьёт! неужели я настолько плохой наставник, что не могу тебя научить такой простой вещи? мальчик-тигр выглядит очаровательно испуганным. он делает шаг вперёд, протягивая руку, но на этом шаге всё и заканчивается. Дазай не проявляет эмоции так ярко, он их не проявляет, в истинном обличии, вообще; Накаджима теряется. однако, это прекрасно. Накаджима не может отпустить от себя мысль, как сильно ему бы хотелось каждую крупицу собрать и сохранить в сердце; где-то в глубине даже есть мысль сцеловать этот яд с его губ, успокаивая. но это не лучшая идея, и Ацуши думает, что нужна тактика. наверное, будет лучше просто сказать честно, да? — я знаю. Дазай ощущает выстрел. мир вокруг резко начинает звенеть, а ноги подкашиваются. он поднимает взгляд; безумие в чистом виде. Ацуши мягко улыбается и делает ещё шаг вперёд, стараясь успокоить. Осаму противоречиво пугается проявленной теплоты в невинных жестах. он хочет склонить голову и позволить теплу и нежности коснуться его волос, почувствовать… что-то такое, чего никогда не было с ним. однако, выстрел был совершён. с сухих губ падает лишь хриплое: — что. не вопрос. просто блядское «что», которое должно помочь хоть как-то упорядочить весь этот хлам в голове. ах, да, его же невозможно упорядочить, точно. — ну, я не могу сказать точно, когда именно вы лжёте, но девяносто процентов времени уж точно. просто… это же Вы. я хочу вам верить всегда, да и тем более, часто это всё… безобидно? Вы не сделаете мне плохо, Дазай-сан, и я это знаю. не сделает плохо. Дазай Осаму не сделает Ацуши Накаджима плохо, и мальчишка в этом уверен. не уверен, неверно, он з н а е т. когда всё пошло не так? когда мужчина оступился и позволил другим думать что он… хороший? исправлять уже слишком поздно, Накаджима слишком преданный, чтоб остановиться. но… какого хуя? в голове стоят бесконечные крики паники, и он не знает, сошёл с ума или же это его уязвленное подсознание противится свету впереди. всё сыпется внутри него; Ацуши даёт ему пару минут на размышления, не торопит и не пытается быть напористым. ЧТО Я СДЕЛАЛ НЕ ТАК, ПОСМОТРИ ВНИМАТЕЛЬНО, УВИДЬ КТО Я НА САМОМ ДЕЛЕ, ТЫ ПРОМАХНУЛСЯ, ОШИБКА, ОШИБКА, О Ш И Б К А. кохай, тем временем, продолжает: — то есть, я имел ввиду, будь это кто-то другой, я бы так не поступал, Ваши уроки я отлично запомнил и выучил, меня так легко не подловить теперь! но, не сочтите за неуважение, с Вами я не буду использовать эти правила, вы же… Осаму останавливает его одним жестом. тигр замолкает, смотрит хоть и испуганно, но довольно уверенно. и как бывший мафиози успел пропустить, насколько Ацуши стал… взрослее. проницательнее. под его взглядом Дазай ощущает себя голым. мерзко, выбивающе из колеи, неправильно. уйди, мальчик-тигр. — ты глупец. влюблённый глупец. и как так вышло то, блять? — это происходит уже давно, с пару месяцев как. почему Вы начали замечать это сейчас? его голос мягкий, успокаивающий, но фраза все равно словно бьёт Дазая по лицу. осознание наступает обухом по голове; Накаджима прав. перед глазами проносится множество моментов безграничного доверия со стороны кохая, даже в самых мелочах. и правда, почему это злит лишь сейчас? Дазаю бы собрать все те копейки искренности, которые остались в нём, их не вырезать, не отравить, сидят, как ебучие метастазы, но… а будет ли он таковым? или это придумка? Осаму не хочет, чтоб его видели таким. ему не нужна жалость, понимание и прочая человеческая мишура. мужчина выпрямляется и спокойно смотрит, и вот уже он готов наплести целую паутину, в которой тигр погрязнет, но глупая, глупая правда сама лезет вперёд. — я не знаю. я ничего не знаю ни о себе, ни о своих эмоциях, о чужих, кстати говоря, тоже; я знаю, что ты не должен верить мне. я знаю, ты должен отойти как можно дальше и не пытаться… быть собой, Ацуши. уйди, УЙДИ, У Й Д И Ж Е Н А К О Н Е Ц. Накаджима, конечно, не уходит. его рука буквально в паре сантиметров; Дазаю иррационально хочется узнать, что же мальчишка будет делать, если коснётся. — мы… можем разобраться вместе? Дазай, даже не глядя, прыгает в эту манящую речку, мечтая прямо по-настоящему утопиться. Ацуши не прыгает за ним. чувствует, что сейчас наставнику стоит побыть одному, и после такой информации бывший мафиози ничего с собой не сделает. в этом нет логики; лишь его ощущения. однако, мальчишка спускается вниз по реке, всматривается вдаль пристально, почти дотошно. и слушает, боясь упустить. *** на следующий день не меняется ничего. Дазай клоунадит на том же уровне, что и обычно, Ацуши всё так же наивен и мил. никто не замечает возникшего напряжения, кроме, возможно, Рампо. Накаджима хочет сказать, что его доверие ни к чему не обязывает, извиниться за до боли правдивые слова, но Осаму не даёт ему и шанса. и, наверное, так и должно быть. Накаджима понимает, что не сделал ничего такого, за что стоило бы извиняться, но прошлое всё ещё душит. Ацуши хотел бы удариться в слезы и причитания о том, что не должен был поступать так опрометчиво, не должен был позволять словам-кинжалам вырываться из его глупого бесполезного рта, хотел бы начать умолять не бросать его из-за глупости, наивности и бесполезности, но Осаму говорил перестать жалеть себя. а если тигр хоть слово из этого скажет, он пойдёт наперекор словам наставника. поэтому, он ждёт, когда Дазай сам что-то скажет. в конце концов, Накаджима уже сказал достаточно. Осаму всё так же направляет его, играет роль хорошего наставника, но Ацуши, так сильно восприимчивый к чужой боли, видит её в тонких жестах. вот, дрогнула бровь. лишь на миллиметр, совсем немного, но тигру достаточно и этой мелочи, чтоб почти почувствовать всё на себе. вот, слишком неуверенный жест, выдающий, что Дазай и сам не знает, как вести себя после… этого. наставник продолжает быть рядом, но и одновременно выстраивает ещё более высокие и плотные стены между ними. Накаджима не уверен, ломать ли эти стены, перелазить или просто уйти. нет, уходить — не вариант. в конечном итоге, мальчик-тигр сдаётся перед самим собой и идёт сам начинать нелёгкий разговор; ещё чуть-чуть и он сам себя съест от неопределённости и испуга. — Дазай-сан? есть минутка? Осаму по-детски хочется сбежать, но нет, не выйдет. они выходят на улицу, не желая, чтоб их услышал кто-то посторонний. — я… я не буду извиняться, я сказал правду, и не жалею об этом. а ты кого убедить-то пытаешься, малыш? Дазай кивает и обольстительно улыбается, снова облачаясь в привычную для себя шкуру. жаль, что под ней его естество всё ещё в панике. — ах, мой тигриный кохай стал совсем взрослым! умничка! Ацуши смотрит так, словно готов пробраться через всю шелуху Дазая и найти что-то настоящее, но не лезет, потому что не разрешали. от этого в груди разливается тепло; никому не нравится, когда лезут в душу без спроса, но всегда приятно понимать, что человек хочет и ждёт разрешения. может, у них обоих жизнь сложилась бы лучше, легче, если бы были люди, которые… попросились глубже. постучи по картонной дверце, она сама сломается, входи, будь как дома. просто… считай меня человеком. важным. для себя, хотя бы. можно ли всё изменить сейчас? Ацуши краснеет и неловко мнётся. — однако, я извиняюсь, что вывалил это… так. я имел. в виду… то есть, я и так сказал, что имел ввиду… но я имел в виду другое! Дазай чувствует облегчение. кажется, они оба тут в новом для себя положении, учатся взаимодействовать, однако Осаму всё равно чувствует себя более… уязвленным; остановись, малыш кохай, пока не поздно, остановись. Накаджима больше не хочет останавливаться. — это ни к чему Вас не обязывает, вот в чем суть. я знаю, что я не совсем тот человек, который может… Вы поняли. мы можем просто сделать вид, что того разговора не было. Осаму вздыхает. — ты же не перестанешь делать эту… вещь? его точно стошнит на месте, если мужчина скажет это мерзкое пресловутое слово «доверие». но они всё ещё оба не слишком хороши в этом, поэтому… Накаджима его понимает и так. мальчишка мягко улыбается, и его глаза почти светятся. — да. — тогда это ничего не решит. если ты и дальше продолжить создавать ощущение, что я заслуживаю хоть чего-то, я могу и поверить, Ацуши-кун. и это должно остановиться. должно? — и… как будем решать? Дазай ни на секунду не сомневается в детской и совершенно глупой честности Ацуши. не сомневается, что при всей своей неуверенности, зажатости и панике, юный кохай, если его подпустить близко, сделает всё, чтоб оправдать это. знает, хочет и не хочет одновременно. они оба разбитые, суть вот в чём. и никто из них не уверен, что осколки друг друга смогут подойти хотя бы хорошо. чем ближе — тем больнее. боль не нравится им обоим. — никак, Ацуши-кун. посмотрим, куда это может привести. и, возможно, это не самое лучшее решение, но что будет потеряно, если попробовать, к-ха? *** просто не было и не будет. спор заканчивается, к неудовольствию Куникиды выигрывает бывший мафиози, однако Дазай не перестаёт быть наставником Накаджимы в самой истинной форме этого слова. Куникида, конечно, ворчит. — то есть вот именно в этот раз тебе надо было начать нормально делать свою работу, несносный Дазай?! Осаму показывает ему язык и идёт дурачиться к Ацуши, отвлекая от работы. Накаджима тихо признается, что это ему очень нравится, и от этого становится иррационально лучше. какую бы маску Дазай ни выбрал, Накаджима примет, и это придаёт желание не выбирать никакую. они проводят много времени вместе, и не только для обучения и тренировок, Ацуши учится понимать, как далеко он может зайти, что в какой ситуации делать, чтоб быть полезным, Осаму учится… быть с кем-то достаточно близкими. учится лгать меньше, хоть и это удаётся с ощутимым трудом. (очень сложно не лгать, когда даже сам не понимаешь, лжешь или нет). но им удаётся соблюдать какой-никакой баланс. когда Накаджима уходит в самоненависть и панику, Дазай хоть и мягко, но довольно прямолинейно его останавливает от этого. говорит сухие факты, которые и правда помогают. — хватит, Ацуши-кун. никто не может решать, есть у тебя право на существование или нет, кроме тебя самого. а говоришь-то не ты, а голоса прошлого. у бывшего мафиози было достаточно способов, как красиво сманипулировать мальчиком тигром, но, возможно впервые, ему захотелось, чтоб кохай остался рядом просто так. и он остался. глупый, наивный, влюблённый до чёртиков, с слишком распахнутой душой, остался рядом с воплощением грязи, крови и тьмы. возможно, Дазай очистится, возможно, запятнает Ацуши, кто знает. однако сейчас. — Ацу-у-уши, я устал работать! давай сбежим? Ацуши мягко смеётся. — Вы же и так ничего не делаете весь день. — это тоже утомляет. тигр не может отказать ему, и они сбегают, залезают на крышу какого-то здания, едят глупое розовое мороженое и просто обсуждают день, коллег и какие-то мелочи. Ацуши первый переплетает их пальцы, потому что, как бы ни было страшно, знает, что Осаму не позволит себе протянуть руку первым. пока что это непосильная задача, но со временем… Дазай притягивает его грубовато за щеки и крадёт первый поцелуй, ощущая, что если бы этого не сделал, его кровеносные сосуды разорвались бы к чертям. — Д-дазай-сан? у них ещё есть время разобраться во всём, что волнует, а пока что достаточно просто сидеть рядом, говорить и верить, что их опора нашлась друг в друге. и, может, для каждого наступит новый рассвет.