Конспирация

— Ты в это веришь? — приподнявшись на локте и заглянув в карие глаза лежащего рядом мужчины, спросила блондинка.  — Во что? — с интересом переспросил мужчина, посмотрев на неё и улыбнувшись. — В то, что мы снова вместе? Или, может быть, в то, что мы сейчас лежим в одной кровати? Или в наше возвращение в красные кресла «Голоса»?  — Во… всё, — пожала плечами она, чуть смутившись. Как ни странно, её на данный момент не смущало то, что однажды она уже была вместе с ним, а потом рассталась, выскочив замуж за другого. Не смущала спящая в соседней комнате дочь от того самого другого. Всё это в прошлом. А сейчас она вновь бесконечно влюблена, снова с ним, и он даже нравится её дочери, которая с нетерпением ждёт нового прихода Димы, который обязательно принесёт ей либо новую игрушку, либо что-то вкусное (и зачастую то, что мама обычно запрещает), а потом ещё и поиграет с ней во что-либо. Каждый раз, когда Поля предупреждает дочь, что сегодня к ним зайдёт дядя Дима, для чего-то уточняя, что он является её другом, Тася смешно упирает руки в бока, хмурит очаровательные бровки и недовольным голосом возражает: «вообще-то Дима — мой друг». И Пелагее остаётся лишь улыбнуться и кивнуть головой, потому что на самом деле назвать Диму другом она не может даже с большой натяжкой. Потому что с друзьями не спят. Друзьям не признаются в любви. Дружбу не скрывают, в конце концов! И даже необходимость врать собственной дочери смущает её меньше, чем бесконечно влюблённый взгляд Билана, под которым она плавится, будто пломбир под горячим солнцем.  — Верю, — коротко отвечает он, нежно проводя пальцами по её обнажённому плечу. — А ещё верю в то, что в этот раз всё будет намного лучше и правильнее. Она коротко усмехнулась и быстро чмокнула его в губы, после чего села на кровати и внимательно посмотрела в глаза возлюбленного.  — Дим, давай пока оставим всё это в тайне?  — Ну разумеется, — кивнул Билан, — я же не предлагаю тебе записать видео из одной кровати, в котором мы лёжа в обнимочку скажем: «всем привет, мы Пелагея и Дима Билан и мы уже несколько месяцев как вместе».  — Нет, я не об этом, — покачала головой блондинка, коротко хихикнув и всё-таки представив такую картину, — я о том, что пока не стоит говорить об этом вообще никому. Ни Аксюте, ни Лёне, ни Александру Борисовичу…  — Я не думаю, что после твоего дня рождения наши отношения такая уж тайна, особенно для Леонида, который там был и пел песни вместе с нами.  — Всё равно, — отчаянно замотала головой Пелагея, — это, может, глупо, но мне кажется, что стоит нам хоть кому-то сказать о происходящем напрямую — всё сразу же разрушится.  — Ну ладно, — чуть склонив голову к плечу сказал Дима, невесомо в успокаивающем жесте коснувшись тыльной стороны её ладони. — Если для тебя это столь важно, мы никому не расскажем, обещаю. И, поверив его обещаниям, потому что не верить ему — это нонсенс, Поля снова ляжет подле него, прижавшись к нему всем телом и обняв. Съёмки и все связанные с ними проблемы будут завтра, а сегодня у них есть целая ночь для того, чтобы наслаждаться обществом друг друга.

***

Утро начинается для них неожиданно с громкой трели будильника, заведённого аж на шесть утра. Конечно, обещанные съёмки запланированы куда позже, но Диме ещё стоит заехать к себе, чтобы банально сменить одежду, ведь выбирая между отдыхом после концертами за границей и вечером в обществе Пелагеи, он выбирает её. Она смешно морщится, пытаясь спрятаться от надоедливого звука, чем заставляет не менее сонного Диму улыбнуться и, выключив звук, чмокнуть её в нос.  — Куда? — сонно пробормотала она, когда Дима выбрался из её объятий.  — К себе, Поль, — ответил Дима, зевнув, — не думаю что Тасе стоит знать, что мы ночевали вместе, а мне ещё нужно заехать домой и сделать вид, что я еду именно оттуда.  — До съёмок ещё долго, — цепляясь за его руку, пробурчала блондинка, так и не отпустив его, — полежи со мной ещё чуть-чуть, хотя бы до семи. И он соглашается, переводя будильник на час позднее и устраиваясь рядом с ней поудобнее. Но ровно через час её чары уже не возымеют такого действия и Дима благополучно доберётся до дома, не совсем выспавшись, но будучи абсолютно счастлив. Следующие часы его жизни пройдут в приведении себя в порядок и в рабочих переписках, но предвкушение того, что впереди несколько дней, которые он проведёт в обществе любимой женщины, безусловно греет ему душу. На съёмочную площадку он прибывает с небольшим опозданием (однако как всегда, с любовью своевременной), но вина в этом лежит не на нём, а на вечных московских пробках, да и, если быть честными, опоздал он несильно, так, на несколько минут. Она в этот момент уже сидит на своём месте, готовая дарить окружающим радость и полезные советы об исполнении песен. Её внешний вид отправляет его практически на шесть лет назад, когда она так же была в синей юбке и белой блузке, смеялась с каждой его шутки и смотрела на него самым влюблённым взглядом. И будто бы не было всего, что произошло за этот огромный отрезок времени. Усмехнувшись про себя, он подумал, что чуть позже стоило бы уточнить кого благодарить за такой символизм: её саму, или стилистов Голоса, а затем поздоровался со всеми наставниками, пожав руки мужчинам и тепло обняв Полю. Ему не нужно было изображать, что он рад её видеть, ну а то, что на самом деле они уже виделись этим утром — знать необязательно. Спустя целых четыре года, он чувствует себя в этом кресле немного некомфортно. То ли дело в том, что предыдущие были удобнее, то ли он просто отвык от формата слепых прослушиваний, то ли дело в чём-то другом. Однако она то по правую, то по левую руку действует на него как сильнодействующее успокоительное: стоит взглянуть в её зелёные глаза и увидеть в них поддержку, чуть улыбнуться и увидеть одобрительную улыбку в ответ, и все загоны и проблемы отступают. Пелагея, кажется, забывает о вчерашней просьбе, открыто флиртуя и бросая на Диму многозначительные взгляды. Конечно, потом она ляпнет что-нибудь, чтобы отмазаться от назойливых вопросов об их гипотетически возможном романе, она же теперь незамужняя и ей уже можно с Димой вот так вот веселиться. А о том, что Дима после её действий готов расцеловать и взять её прямо в этом чёртовом кресле, а она будет далеко не против, они оба, конечно же умолчат. Съёмки этого сезона по сути мало чем отличаются от предыдущих съёмок с тем же составом наставников. Разве что, возможно, есть отличия от шестого и именно в поведении определённой парочки. А в остальном: Александр Борисович по-прежнему мыслит чрезвычайно критически и высказывает каждую свою мысль, даже если ради этого приходится перебивать коллег, Леонид пытается хоть мало-мальски, но усмирить коллегу и друга, Дима тактично дожидается своей очереди, не смея нарушать процесс и мысленно проклиная порой слишком мешающуюся ему тактичность, а Пелагея изо всех сил старается сгладить углы и свести конфликтность на минимум. И несмотря на какие-то полушуточные претензии, на самом деле они все безумно рады друг друга видеть и слышать. А когда прожектора гаснут и зрители расходятся по-домам, они прямо как в старые-добрые времена собираются в гримёрке Градского, чтобы поговорить наедине на личные темы и узнать о жизни друг-друга за прошедшие годы чуть больше, чем из коротких встреч и статей в интернете.  — Тьфу ты, и тут проходной двор устроили, никакого покоя! — шуточно восклицает Александр Борисович, когда коллеги размещаются практически кругом, как и хотели, только костра посередине не хватает, однако, за такой перформанс их, вероятно, убьёт Юрий Викторович, а если не он, то разгоревшийся огонь, ведь пожарная безопасность это вовсе не шутки. — А я, между прочим, человек пожилой, в такое время уже спать ложиться привык. И все улыбаются, прекрасно понимая, что это специфический юмор Градского, и на самом деле все по-прежнему рады проводить время в такой компании. И пока Александр Борисович и Лёня делятся какими-то подробностями семейной жизни, Поля и Дима успевают несколько раз подарить друг другу ободряющие улыбки.  — А у вас как дела, молодёжь? — наконец спрашивает Александр Борисович, посмотрев своим пронзительным взглядом на каждого по очереди. — Как дела на личном фронте?  — В общем-то, всё прекрасно, — пожимает плечами Билан, изо всех сил стараясь не смотреть на Полю и не отслеживать её реакцию. — Все проблемы в прошлом, сейчас у меня новый виток в творческой жизни, множество планов на осень, и что уж скрывать, дама сердца, которую я безмерно люблю и которой дорожу, рядом со мной.  — А у тебя, Поль? — решив не углубляться в подробности, переводит вопрос Градский, видимо, всё ещё видя связь между этими двумя несколько ближе, чем они это позволяют.  — А я тоже счастлива, — улыбаясь, отвечает она, чуть покосившись на Диму, а после добавляет, — счастлива и абсолютно свободна.  — Как сказала, с каким пафосом, — отмечает с улыбкой Агутин, — вот что нужно в эфир вставлять. И она с лёгкостью улыбается, думая о том, как же ловко сейчас проведёт всех своим утверждением. И, кажется, мужчины и впрямь верят, и улыбаются ей в ответ. Но повернув голову чуть левее и сменив фокус, её зелёные глаза встречаются буквально с почерневшими от ярости карими. Он излишне напряжён и это выдаёт и гневный взгляд, и сжатая до скрипа зубов челюсть так, что на скулах проступили желваки, и поза, и ставшее вмиг тяжёлым дыхание. И в какой-то момент девушке кажется, что ещё секунда и он не выдержит: сделает резкий шаг в её сторону, сорвёт одежду и возьмёт её прямо на глазах коллег, показывая, кому она принадлежит на самом деле, а заодно и примиряясь с ней таким образом, чтобы выпустить пар, или как там он писал около двух лет назад на аккаунте какого-то психолога, когда она ещё была замужем и вовсе не практиковала подобное. И от его далеко недоброжелательного вида ей хочется сжаться в комочек, однако ей остаётся сидеть с невозмутимым видом и делать вид, что она вовсе не понимает его реакции, и более того, её вовсе не волнует кто и как на неё сейчас смотрит. И это могло бы оказаться выше её сил, однако, Билан сдаётся первым, горько усмехаясь и отводя взгляд куда-то в угол, но всё ещё всем своим видом показывая, что его вовсе не устраивает полученный ответ. И видимо, они держат Агутина и Градского за дураков, предполагая, что они ничего не поймут, либо же вовсе забывая о них в своём безмолвном конфликте. Однако мужчины далеко не дураки и прекрасно видят и понимают всё, многозначительно переглядываясь и чуть заметно улыбаясь друг другу. Дима практически не участвует в дальнейшем разговоре, лишь изредка вклиниваясь в обсуждение и чаще всего только когда его спрашивают, периодически игнорируя вопросы Пелагеи, которые она задаёт ему приличия ради, заранее зная ответ. И в целом разговор как-то не клеится и теряет свою целостность. Да и время уже далеко не детское, а у них впереди аж два съёмочных дня, которые требуют работоспособности и самоотдачи. А потому никто не возражает предложению Агутина разойтись наконец по домам и хорошенько выспаться перед завтрашним днём. Они покидают гримёрку после Леонида и, будь их воля, покинули бы её ещё и после самого Градского, однако, это был бы уже моветон. На выходе Пелагея, уже не особо заботясь о конфиденциальности их отношений, отчаянно смотрит на Билана, надеясь прочитать на его лице ответы на все свои вопросы. Однако, встречает лишь чуть презрительный взгляд и чуть заметное покачивание головы, будто бы говорящее «не сейчас». Она выходит из гримёрки первой, но почему-то не торопится, будто бы прислушиваясь: идёт ли он следом за ней. Дима же, практически догоняет её, а затем, воровато оглянувшись и удостоверившись в том, что их никто не мог увидеть, резко хватает её за локоть и затягивает в свою гримёрку, сразу же закрывая дверь на замок и облокачиваясь на неё спиной, чтобы точно не дать ей уйти. А ей почему-то совсем не страшно, а больше смешно. И она идёт на поводу у своих эмоций, негромко рассмеявшись, глядя на него и чувствуя невероятное облегчение от того, что он всё-таки обратил на неё внимание. Его пальцы находят выключатель и помещение озаряется ярким светом лампы, от чего оба поначалу чуть жмурятся. Она вновь улыбается, а он смотрит на неё исподлобья всё тем же диким взглядом. Ему не смешно.  — Ну и что это было? — наконец спрашивает он абсолютно ровным голосом, прожигая её взглядом, полным неодобрения.  — Что именно? — косит под дурочку она, намеренно с ним немного заигрывая. Билан смотрит на неё так, что она мгновенно понимает, что избрать такую тактику общения с ним однозначно было её главной ошибкой, а после сама принимается разъяснять, будучи абсолютно уверенной, что его вопрос касался именно этого:  — Мы же договорились держать всё в тайне и я решила, что было бы подозрительно, если бы мы оба ответили, что у нас всё круто и мы оба состоим в отношениях.  — Ну конечно, — развёл руками Дима, — ведь в этом мире существуем только ты и я, как Адам и Ева, других женщин и мужчин просто напросто нет. И ради всего рода человеческого мы просто обязаны быть друг с другом.  — А ты чего бесишься-то? — снова улыбнулась Пелагея, присаживаясь на небольшой диванчик и на время стряхивая с ног туфли, чтобы дать ногам отдохнуть, будто это её гримёрка и она тут полноправная хозяйка.  — Потому что, блять, — повысил голос мужчина, но тут же, вспомнив, что за стеной всё ещё могут находиться коллеги, перешёл на полушёпот, — если ты абсолютно свободна, то сразу же станешь намного интереснее для всех мужиков из своей команды.  — Я же не им лично об этом сказала, — всё ещё не разделяя его гнева, возражает Поля, устало прикрывая глаза, — а всего лишь Лёне и Александру Борисовичу, которых, между прочим, дома ждут жёны и чужие им не нужны.  — А к какой такой чужой жене приравниваешь себя ты? — впервые чуть улыбается Билан, — ты же счастлива и свободна.  — Ты понял, о чём я, — смущённо опускает глаза Пелагея, пытаясь спрятать ответную улыбку.  — Нет не понял, — возражает Дима, — так к его жене, или…  — Или я счастлива и свободна, — обрывает его на полуслове блондинка, которой одновременно не нравится их разговор, но в то же время, кажется ей невероятно забавным. — Но я по-прежнему не понимаю, какого чёрта ты завёлся на пустом месте.  — Это я ещё не завёлся, — многозначительно приподнимает одну бровь Дима, окончательно разряжая обстановку в помещении. — Но, пожалуйста, больше так не делай. Сегодня ты говоришь это Лёне и Александру Борисовичу, а завтра всему миру.  — Передай своей ревности, что мне всё равно кому и что я там говорю. Люблю я всё равно только тебя, — с улыбкой подмигивает брюнету Поля, после чего тот наконец осознаёт, что она от него никуда не убежит, по крайней мере, не сегодня, и прекращает подпирать спиной дверь, присаживаясь рядом с ней и только сейчас задумываясь о том, насколько многословной могла оказаться щель под дверью, из-под которой в коридор пробивается свет, и насколько здесь тонкие стены. Но они подумают об этом завтра. А может быть, послезавтра. В крайнем случае — никогда. А сейчас им просто хорошо находиться в обществе друг-друга, наконец уладив недопонимания, и ни о чём не задумываясь. А если вдруг что-то пойдёт не так, у них есть старые добрые методы заметания следов, которые прежде работали безотказно, а значит, сработают и в этот раз. По крайней мере, они оба уверены, что проверенные алгоритмы не подведут.  — Извини, — наконец тихо произносит Дима, находя руку Пелагеи и переплетая их пальцы. — Просто в этот раз мне в два раза страшнее потерять тебя снова. И эти, казалось бы банальные слова пробирают её до мурашек и внутренней дрожи, настолько, что она не отдаёт себе отчёта, поворачиваясь к нему и чётко предлагая:  — Поехали домой. Ко мне, — предупреждает она его вопрос, прежде чем сам Дима успевает хотя бы открыть рот, — и не важно, что там сейчас Тася и мама. Пора раскрыть карты хотя бы перед ними.