Стокгольмский синдром

Он стал наказывать сам себя, когда услышал в первый раз, что он выглядит "не так". А когда ступеньки эскалатора змеино выскользнули из-под ног, он даже подумать ни о чём не успел. Потом же оставалось только обнимать больничную подушку и размышлять, что лучше было бы свернуть шею, чем получить вместо своих ног — ноги тряпичной куклы. Ураган поднимался по взмаху перепончатого крыла, и мать, измотанная скандалами, забывавшая, куда спрятала от него все кухонные ножи, уже не смогла находиться с драконом под одной крышей. Дом был первым наказанием, которое он выбрал себе сам. Но этого ему было мало. Очутившись в расписанных коридорах, в спальне, где ему выделили место на общей кровати, он закручивал ураган сильнее. Бил посуду, швырял об стену чужие вещи, кричал по самому пустяковому поводу. Ему, конечно, не нравилось, когда кто-то надевал его носки, брал его чашку, случайно проходил или проползал по его спальному месту, но до коляски он на подобные вещи так не реагировал. Сейчас даже хотелось лишний раз испытать терпение окружающих, и он улыбался, когда это терпение заканчивалось. Ему здесь дали новое имя, которое, наверно, было приятно получить кому-то другому. А его это просто выводило из себя. Четыре буквы, казавшиеся просто издевательством над его внешностью в сочетании с драконьими гербами. Четыре буквы: л, о, р, д. Ураган крушил всё вокруг, а Лорд до боли хотел ответа. Этот ответ не заставил себя долго ждать. Сфинкс вышел на ураган, показав, что совершенно его не боится. Он начал действовать. Что было можно ответить на лордовы «не умею ползать», «не могу сам забраться в коляску», «поднимите мне зажигалку»? Он мог только заставить его ползти, отказывать во всякой помощи, учить существовать заново с неходячими ногами. Лорду это нравилось гораздо больше, чем редкие сочувствующие взгляды Табаки, равнодушие Слепого, молчаливое недовольство Чёрного, насмешливая злость Волка. Хотя он никогда бы в этом не признался. Дракон рычал: "Я убью Сфинкса!" И при этом внутренне хотел боли. Ждал новой и новой. Ему было её мало. В тот день в Четвёртой не было никого. Сфинкс не любил тренировать Лорда при всех. Поэтому ждал, когда выключат свет в коридоре, а уже потом гнал, как белого змея, по неровному разбитому паркету, наступая на ноги. Теперь у Сфинкса была новая забава. Он заставил Лорда опуститься на пол и уселся на его ноги. — Качаешь пресс по двадцать раз. В три подхода. — И не подумаю, — на грязном полу противно, но Лорд не собирается подниматься. Пока Сфинкс не скажет какую-нибудь гадость. За неимением рук он виртуозно научился раздавать пощёчины словами. — Мамина детка боится, что завтра не сможет забраться в коляску из-за спортивной боли? Лорд мгновенно срывается, закладывает руки за голову и начинает подниматься. Раз. Два. Три. Он стукается об пол лопатками и затылком. "Так тебе и надо, ты этого заслужил. Тебе говорили, что когда ты отпустишь волосы, то будешь подметать ими полы", — пока Сфинкс молчит, он уничтожает себя мысленно. Четыре. Пять. Шесть. Лорд ловит прямой, изучающий взгляд зелёных глаз. Сфинкс сосредоточен. На лице нет никаких эмоций. Это раздражает. Он бьётся об пол, а ему так демонстративно всё равно? Семь. Восемь. Девять. У Лорда появляется острое желание дать ему в челюсть, чтобы он не казался таким самодовольным, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Подниматься становится немного тяжелее. Лорд не был спортивным до того, как оказался в коляске. Любительское занятие плаваньем — не в счёт. Тринадцать. Четырнадцать. Пятнадцать. Сфинкс не меняется в лице, но Лорд передумывает бить. Вспыхивает мысль, как разозлить того ещё больше. Унизительно, ненормально, но он решается в необъяснимом нервном порыве. Шестнадцать. Семнадцать. Восемнадцать. Девятнадцать. Лицо Лорда на секунду замирает напротив лица Сфинкса. Мудрые глаза встречаются с маньячески-безумными. Выбросив руки из-за головы, Лорд хватает Сфинкса, резко притягивает к себе и целует в губы. Жадно и неумело. Пытается раздвинуть языком сжатые зубы. Впивается в спину, так что даже под футболкой останутся красные царапины драконьих когтей. Сфинкс не сопротивляется. Его тело как-то странно вздрагивает, и Лорд не сразу понимает, что тот смеётся. А когда до него доходит, резко отпускает и падает на пол, окончательно рассадив лопатки. Двадцать. Сфинкс встаёт с лордовых ног и говорит спокойно, будто речь идёт о совершенных пустяках. — Отвратительно целуешься. Лорд ничего не отвечает. Просто тяжело дышит и смотрит в потолок. "Как оно называется? Стокгольмский синдром?"