Теория игр

Когда Олег видит в курилке Сергея Дмитриевича первый раз, от удивления даже не здоровается — встает молча рядом, чиркает зажигалкой. Разумовский тоже молчит, и Волков растерянно думает, что преподаватель его не помнит, пока вдруг не случается тот самый недодиалог, который уже месяц заставляет Олега ходить на каждую пару. Хотя, казалось бы — семестр на теорию игр. — А вы… интересно написали в том эссе. Олег оборачивается — Разумовский не смотрит в ответ и слишком долго не поднимает руку с дымящейся сигаретой, словно не хочет затягиваться под его взглядом. Интересно, а он крашеный? И если да, то нахера? Он все-таки чуть поворачивает голову, смотря куда-то в грудь Волкову. Он и на парах так же делает — спрашивает что-то или отвечает кому-то, а кому — хер его разберет, бегает глазами по столам и рукам. Олег чувствует, что затягивает паузу, и уже собирается ответить, но Разумовский вдруг, затушив сигарету в импровизированной пепельнице, натягивает перчатки — сентябрь, но не прям уж холода. Олег быстро бросает взгляд — и, прежде, чем узкие ладони исчезают в черной коже, замечает что-то странное — аллергия что ли или обветрил, на тыльной стороне ладони словно темные пятна, как от облезающего загара, с галерки такого не разглядеть, хотя Олег и не то, чтобы часто смотрел. — Но я вам ответил про…в общем, мне понравился пример с войной, но он не соответствует заданному вами тезису. И, простите, — он быстро обошел Олега, чуть улыбнувшись в воротник пальто, оборачиваясь, — он слишком тривиален. Все оставшиеся пары того вторника Олег Волков раз за разом ловил себя на мысли об этом Разумовском. Его ответ на ту первую и пока единственную домашку улетел в спам, и еще неделю назад Олега бы не волновало, почему никакой реакции на заданное эссе он не получил. Вадик в тот день полвечера строил теорию, почему рыжий — пидарас, базовый аргумент — не не ты дослушай: Очень эксцентрично, но недостаточно содержательно! Удачи! Ну не пидор?! Удачи! — Вадик смешно передразнил Разумовского, поправляя несуществующие волосы. Ответ Сергея Дмитриевича Волков находит и прочитывает дважды, сначала быстро, для понимания полной картины, потом со вкусом — особенно ему нравится — Ваша работа за рамками научного эссе, не уходите в лирику, хоть мне и импонирует Ваш стиль. «Стиль» — Олег аж хмыкнул про себя, почувствовав обычно несвойственное в вопросах учебы самодовольство. Теперь, сидя на предпоследнем ряду 102 аудитории экономического факультета, Олег Волков старательно следил за слайдами, внимательно записывая. — Я щас сдохну, — Вадик прошептал одними губами, без стеснения растягиваясь на узкой парте своим широким телом — галерка, конечно, позволяла, но то, какие Разумовский периодически бросал взгляды по аудитории, ясно выражало его недовольство. И Олег даже испытывал какую-то неловкость от своего будто бы соучастия. Вот — Вадик снова терся, подползая к его плечу, смахивая разложенные листы. — Надо было идти на марксистскую теорию, — у Вадима были специфические взгляды на жизнь и вкусы в юморе, — вздрочнем? Олег закатил глаза. Вадик хмыкнул. — Товарищу руку зажал, пиздец, — он упал обратно лицом в стол, Олег старался не смотреть на кафедру, но чувствовал паузы, повисающие на несколько секунд, когда Вадим ворочался, шурша всем вокруг. Сообщения в чате гневные. Лиза Оганян на правах старосты: блять заткнитесь там, он и так ща усрется от старания В столовке Лиза продолжает раздавать пиздюлины — у Олега пять пропусков по профессиональному английскому. Это травма, тянущаяся со времен детского дома, перетекшая на первый курс, закрытый с кое-как намоленной тройкой по английскому. Если писать и переводить — еще терпимо, то разговорные семинары вызывают у Олега ощущение незаслуженного унижения. Лиза начинает рассказывать про ебанутую систему зачета по матанализу, Олег слушает несколько секунд, а потом видит знакомую фигуру — Разумовский аккуратно проскальзывает в толпе. Мимо их стола проходит уже с фруктовым салатом. Бля, неужели кто-то реально берет в столовках фруктовые салаты? Вадим, дожевывая котлету, внимательно прослеживает взгляд друга. — Олежик залип на Ариэль, — произносится как факт. Хочется сказать как обычно, уже привычное за два года — отъебись — но Олег вдруг чувствует себя странно — неуютно и даже раздраженно. И от олежика, и от ариэль, и вообще от того, что Вадик вдруг лезет к нему со своими охуительными наблюдениями, хотя в этом ничего необычного нет. И тот, как всегда, не тормозит: — Напиши ему, что прочитал все его статьи на ленинке, и, — он многозначительно закатывает глаза, расплываясь в улыбке, — он твой! — Отъебись, — все-таки вырывается. Олег борется с желанием обернуться. И, недолго всматриваясь в хитрое лицо Вадима, искренне имитирующее располагающую беспечность, все-таки спрашивает: — А ты думаешь…типа он…по мужикам? Светлые глаза напротив вдруг смотрят уже не насмешливо. Вадим отодвигает тарелку и, чуть наклоняясь вперед, доверительно шепчет. — Я думаю, по мужикам…ты, — и ржет, конечно же. В общаге шумно до ночи, пятница ведь, Вадик зовет долго с собой — обещает лучших девочек, потом торопливо добавляет — и мальчиков, конечно! У Олега не очень как-то со всеми. В детском доме все было просто — быстро разбились на своих и чужих, дрались до крови, потом до первого — хорош, хорош — потом сошлись на бесцветных приветствиях, на выпускном — обещали не потеряться. На выпускном Катя пьяная, веселая, такая возбужденная от всего, что буквально источает собой предложение — Катя полгода думает, что они вроде как встречаются, Олег думает, что поцелуи переоценены, а своя рука все же лучше чужой. Но Демидова тащит по пустым коридорам, за спиной грохочет музыка, у Волкова от алкоголя в голове пусто, и совсем как-то одиноко — чужие губы в темном углу неприятны, возбуждения от быстрых прохладных пальцев под рубашкой нет. — Ну, — она отрывается от его рта, у нее мерзко блестят губы, — давай, я хочу, — быстро скользит к ремню брюк, и Волков перехватывает руку раньше, чем до сознания доползает, что это, наверно, не то, чего от него ждут, не то, что нужно делать. — Что? А я не хочу — Олег еле рассматривает в тусклом свете с этажа ее лицо, но так точно ловит собственное — я не хочу. Я тебя, Катя, вообще никогда не хочу. Но Олег Волков молчит. Демидова еще минуту тычется губами в его шею, от остающегося мокрого следа тоже мерзко. Катю не хочется обижать, но Катю не хочется. — Извини, — Олег отступает от стены, чувствуя, что вот-вот разразится истерика. Так и есть, Катю потом до рассвета по очереди успокаивают девчонки. Макс подходит к Олегу, бросая как будто равнодушно — а че там у вас. Олег курит с болью — паленая водка в четыре утра дает о себе знать — и только пожимает плечами — да ниче там у нас, иди ты, Макс, нахуй. Вадик специфичный во всем, то есть не то чтобы совсем нормальный — и это Олегу подходит, входит пазлом в продолжение к беспризорной юности. Со всеми в группе скучно, даже Андрей в соседней комнате, вроде бы свой пацан, но спиздить велик ему не в радость или, например, накуриться перед первым экзаменом в январе год назад ему кажется идеей ебанутой. Вадиму идея кажется охуенной — в туалете раскуривают два подряд — Вадик тогда первый раз разгоняет свою телегу — мы, Олежа, невъебенная пара, я тебя как-нибудь трахну — и тащит ее на себе по сей день. В кабинке Олег ржет — Вадим выглядит так, как будто он на вкус как острый соус из дикси за 48 рублей, особенно смешат волосы — так по-дурацки торчат всегда. Потом Олег вспоминает и напрягается немного — странное признание от нового друга. А еще позже становится ясно — это такой язык любви, трахну тебя — что-то вроде первичного признания в дружеской симпатии. И в целом — Олег ни по кому, тут проницательный глаз Вадика ошибся. И он ни на кого не залипал. Просто отчего-то интересно. Когда Сергей Разумовский проснулся от вибрирующего уведомления посреди ночи, аж колено судорогой свело. Сергей нащупал телефон. Болела голова, он плохо спал уже неделю — надо менять антидепрессанты. Олег Волков <oleg_wolfstar@gmail.com> сб, 14 окт., 02:27 кому: мне Здравствуйте. Прошу прощения за позднее сообщение. Я бы хотел проконсультироваться по поводу источников к моей курсовой От удивления Разумовский даже поднялся на подушках, щурясь. Какая курсовая? вторая глава частично касается теории игр, и, мне показалось, материалы ваших опубликованных статей Сергей глянул на отправителя. Олег Волков. Экономический. Двести вторая группа. Он читал его статьи? Олега Волкова Сергей запомнил еще на первом занятии — тот уселся на первый ряд и смотрел слишком пристально — Разумовского этот темный взгляд нервировал, особенно, когда следовало бы записывать. На середине он вышел, забрав вещи. А вернулся уже со своим другом, с которым, очевидно, неразлучен. Они ушли на галерку и за почти два месяца больше оттуда не спускались. Здравствуйте. Пришлите главу, о которой идет речь, я посмотрю, что может быть полезным. После разговора в курилке Сергей себя чувствует неловко — не надо было начинать. Но эссе у Волкова было такое…яркое на фоне остальных, словно это не эконом вовсе. Сергей потом перечитал несколько раз свой ответ на присланное письмо — наверно, слишком много написал или увидел в тексте то, чего нет. Но, откровенно говоря, отсутствие какого-либо ответа на такую эмоциональную похвалу почти обидело. Поэтому там, в курилке само вырвалось — и очень зря. Волков постоял недоумевающе, словно и не помнил, о чем речь. Да уж, такому как он явно не до того, чтобы помнить каждое сданное задание — кожанка распахнута, легкая небритость, винстон классик и флер разгульного неблагополучия. В общем, все то, от чего еще лет семь назад Сергей Разумовский убегал панельными дворами. От драных и заношенных, явно барахольных мартинсов аж пахнуло горьким пивом и подъездной пылью. Но, быстро ускользая с ощущением полного преподавательского провала, Разумовский позволил себе небольшую ответочку — и да, Волков, очень тривиально, и не так уж и вкусно, как я расписал. Олег Волков на чуть нервную улыбку никак не ответил, но Сергей почувствовал, как чужой взгляд упирается в спину до последнего, пока он не скрывается за углом.