Теория игр

Олег старался быть тихим, аккуратно поворачивая ключ, но, войдя в комнату, увидел неожиданное — Вадика не было. Это было…странно. Но сейчас, наверно, так даже лучше. Олег быстро разделся. В ночной темной комнате все вокруг показалось таким…вдруг таким необычным, даже вид из окна, ставший повседневностью еще год назад, теперь вглядывался в ответ таинственно и ново. Стоя под душем, Волков снова и снова ловил себя на чувствительности ко всему, как будто мир изменился за эти несколько часов. Вспенивая шампунь, даже почувствовал странное и волнительное — быстро пронесся от волос холодный мокрый запах набережной и совсем фантомный — тех самых духов. Лежа на нерасправленной кровати, он смотрел в темноту осеннего неба за окном, пытаясь унять так и не успокоившееся в груди сердце. Билось так, что отдавало в горле. Даже после пасты еще казался вкус кофе, слышалось нервное, но такое будоражащее — не знаю, взял с миндальным сиропом…на свой вкус — и еще руки, держащие два стаканчика за ребристые картонки. Олег берет стакан, чуть касаясь чужой перчатки, и быстро благодарит, сразу же направляясь к тяжелым дверям кинотеатра. Это какой-то странный жест, и как нужно реагировать на Сергея Дмитриевича, ожидающего у входа в кино с кофе для двоих, он не знает. Разумовский, растерянно поправляя волосы, идет следом. Из трепетно перебираемых воспоминаний Олега вырвала вибрация телефона. 00:21 Как и обещал — и ссылка. Олег не мог сдержать глупой наплывающей улыбки. Ссылка открывалась только через какое-то приложение. Господи… Так у Олега Волкова появился Спотифай…или как он читается…Вадик будет аплодировать, ведь наконец-то из волковского ноута перестанет звучать реклама Санлайта перед треком Красной Плесени из вконтакте. 00:22 Там и Нина Симон есть. Dont let me be misunderstood, она играла в зале. В общем, просто делюсь. Может, что-то понравится) Не Кипелов, конечно, но тоже почти классика. И...стикер с мемным волком... Олег от перевозбуждения аж сел на кровати. Теперь невозможно было скрыть улыбку. Он, не удержавшись, открыл фотку в профиле в телеграме — та самая из закрытой теперь инсты, Разумовский улыбался через плечо на солнце. Взволнованно включая ту самую песню, Волков прислонился спиной к стене, долго набирая и стирая слова. Как нужно общаться? Что надо сказать? Или вообще ничего не надо? Хотелось — спасибо, а может на ты? Олег прикрыл глаза, вот, наверно, на этом самом моменте — cause i m just a soul whose intentions are good oh lord please dont let me be misunderstood — да, кажется, на этом (Олег все еще не сдал два топика по английскому, но это разбирал точно), вот на этом моменте стало ясно — это что-то особенное. Что-то особенное разливается в груди от воспоминания об улыбчивом лице и вот этом легком подмурлыкивании песне — бейбии юююю андестенд мии науу. Олег набирает в легкие побольше воздуха, словно хочет сказать это вслух, и пишет: 00:33 Спасибо. Очень красивая песня, я о ней думал все время, пока до общаги шел И о тебе — набирает и стирает тут же, судорожно еще раз вчитываясь перед отправкой, не проскользнула ли лишняя буква. Когда несколько дней назад, чуть опьянев от самодельного лимончелло Андрюхи, которое тот отважно прятал от коменды по углам комнаты почти неделю, чтобы настоять, Олег взял в руки телефон, он просто хотел проверить уведомления. Он не хотел открывать почту, перечитывать про «Пи» и Иллюзионы. Он не хотел нажимать ответить и писать — Здравствуйте. Вы не хотите составить мне компанию? удаляет Вы не могли бы составить мне компанию? удаляет Я хочу сходить с вами совсем пиздец, удаляет Как насчет того, чтобы сходить вместе? ебаный в рот. Удалить! От злости Олег закрывает все вкладки. Ночью лежат с Вадиком на его кровати, тот уснул прямо на середине видоса про двойников Путина — дошли всего до третьего — жмется к плечу, закидывает на грудь тяжелую руку и дышит — водкой, лимоном, сигами и немного собой, как обычно пахнет в комнате. Олег аккуратно достает телефон снова, открывает письмо. От света Вадим вдруг начинает ерзать, пинает коленом в бедро, чуть не сталкивая с кровати: — Блят…че за…убери…свет… — Ща, — Олег отмахивается, зависнув перед экраном. Свое состояние ощущает как — еще один шот, и все будет двоиться. И, быстро спросив самого себя — ты мужик или кто?! — пишет: Доброй ночи. Послещавтра есть сеанс в 20:15. Может, сходим? Если Вам интересно второй раз. Отправить.  — Бля, все, — Вадик пинает резко и сильно, Олег все-таки сваливается на пол, утягивая за собой часть одеяла. — Иди…гуляй...Вася… — тяжело вздохнув, он отворачивается к стене, продолжив уже совсем утопающе в сонном посапывании, — давай… Олежек…в другой раз…посексим… Утром Олег видит, что опечатался в письме и, испытав одновременно легкость, что и правда сделал это и жуткий стыд от того, каким образом, Олег Волков уже предчувствовал — вот это все — это…влюблнсть — быстро прошептывет он сам себе. Теперь, после таких быстрых и долгих часов рядом, Волков ощущает ясно и четко, как от воспоминаний все щекочет в животе, где-то у солнечного сплетения. Да, это, кажется, то, что называется влюбленностью. И от накатившего осознания Олег только прикрывает глаза — вот и живи теперь с этим. Волков представлял себе кинотеатры не так. То есть, он в них был, но все они не были вот такими — с белыми колоннами, белыми столиками, с кофейной картой и без попкорна. Спускаясь за Разумовским в гардероб, Олег с тоской взглянул на свою обувь — мда, драные мартинсы так себе смотрелись на фоне аккуратных ботинок Сергея Дмитриевича, не говоря уже о лакированных сапогах дамы, поднимающейся мимо, которые, казалось, стоили больше, чем вся одежда на Олеге. В большом зале с колоннами Олег допивал свой миндальный кофе. Разумовский еще раз уточнил, угадал ли? Олег сначала хотел просто сказать, что да. А потом вдруг что-то странное и взбалмошное взыграло и вышло: — Не угадали. — Не нравится? — Сергей Дмитриевич спрашивал со странной интонацией между взволнованностью и недоверием. И это неудивительно — Разумовский поехал на такси, чтобы по дороге попасть в свою любимую кофейню, этот латте нравится даже Марго, которая была такой глубокой неценительницей, что не видела разницы между нескафе-три-в-одном и фраппучино из Старбакса. — Нравится, — улыбнулся Олег, — но вопрос-то другой был. Разумовский посмотрел оскорбленно и улыбчиво одновременно, словно что-то понял: — Я не угадал с сиропом? Разговор был такой нелепый, что Сергей не мог перестать улыбаться, чувствуя странный почти школьный трепет, когда за флирт можно принять почти что угодно. Вот сейчас — это они просто разговаривают о вкусах в сиропах к кофе или они уже о чем-то другом на самом деле говорят? — Ага, — Олег отпил немного, на самом деле не имея никакого представления о собственных вкусах к сиропам. Миндальный так миндальный — вкусно было вполне. — Если угадаете когда-нибудь, с меня желание. Осознав, что сказал, Олег тут же отвернулся и, завидев ряд фотографий на белой стене, двинулся к ним. Щеки пылали — ты просто идиот. Еси каданибуть угадаити — передразнивал сам себя Волков — реально, идиот. Звучало так, словно теперь Олег Волков ждал от Разумовского Сергея Дмитриевича ежедневные кофе с сиропами на подбор. А про желание… Олег остановился, упершись взглядом в фотографию черного цвета с красными пятнами — а про желание лучше вообще не думать. Когда Вадик говорил, что Олег ведет себя так, словно хочет, чтобы к нему никто никогда не подкатил, надо было ему поверить и задуматься. Ну…то есть, не то, чтобы Олег ждал «подкатов»…Но… кошмар… — Нина Симон, — вдруг неопределенно пробормотал Сергей Дмитриевич, оказавшись чуть за левым плечом, Волков осторожно осмотрелся. Кто? — Очень ее люблю. — Продолжил Разумовский, Олегу не оставалось ничего, кроме как понимающе кивнуть. Сергей улыбнулся и продолжил осмотр фотографий. Олег тоже смотрел на них, повторяя внимательность, которую демонстрировал Разумовский, но в абстрактных пятнах цвета и еле угадывающихся очертаниях тел сложно было что-то понять. Еще и какая-то Нина. — Вы, наверно, больше по русской музыке? — Сергей Дмитриевич остановился, и Олег почувствовал себя преследователем, тоже остановившись за его спиной. Он был в тонком свитере странного сероватого цвета с каким-то необъяснимым оттенком, как будто ягода упала в молоко. — Ну да, — Олег улыбнулся, про музыку, тем более русскую, говорить было легко, — а почему вы так решили? Разумовский обернулся полностью, смешно склонив голову и, не сдержав смешок, ответил: — Не хочу показаться предвзятым… Но по вам видно. Олег с ощущением полного интеллектуального поражения опустил голову, посмотрев на собственную футболку с лого Короля и Шута. Боже, совсем отупел? Но Разумовский только весело пожал плечами — мол, ну, и что? И пошел вперед, продолжая свой дотошный осмотр. В темноте зала все резко меняет тон — никакой неловкости от странных разговоров, смешливости от вопросов и ответов, никакого старания заполнить паузы. Только тишина, кино, едва касающиеся иногда плечи, серебрящиеся ресницы, неловкое случайное прикосновение в попытке сесть поудобнее и вдруг…шепчущее:  — Запомните этот момент, это важно, — у Олега сердце замирает от окутывающего запаха, того же самого, что был в метро, он смотрит на экран и не запоминает никакого момента, кроме этого мягкого аромата и чуть электризующихся волос, пара даже касается его лица. А потом вдруг еще ближе. — Ничего, что я болтаю? Олег прошептал одно лишь:  — Ничего, — не узнав собственного голоса. Разумовский отодвинулся обратно. У Сергея в груди все замирало от каждого пойманного сбоку движения — облокотился на дальний поручень, откинулся назад, чуть наклонился вперед и — боже, наконец-то — все-таки наклонился к Сергею почти уже через час, шепнув коротко: — Он похож на вас. Из-за напряжения от чужого низкого шепота Разумовский поначалу даже не понял слов, а потом немного неловко заулыбался, повернувшись, — на одно мгновение лица были так близко, что он почувствовал жар чужого выдоха. Но всего на одно мгновение. Волков тут же отодвинулся и глупо кивнул на экран еще раз, мол, я про фильм, а вы что-то — на меня. Опомнившись, Сергей торопливо закивал, упершись в экран. Неловкость превращалась в затопляющий стыд, и собственная скованность отдавала вполне четким — ты попал. Разумовский аккуратно скосился, надеясь, что волосы достаточно скрывают лицо — Олег Волков смотрел кино, чуть запрокинув голову, обнажая красивый острый кадык, линию подбородка — Сергей одернул сам себя. Но потом вернулся мысленно к этой шее вновь — получается, Олег ведь пригласил, почему-то сейчас они здесь, в этом темном полупустом зале шепчут друг другу не столь необходимые слова, чтобы не суметь промолчать. Олег сидел, замерев, пытаясь придать взгляду естественность и заинтересованность, но все его нутро ощущало странное напряжение. Невозможно чувствовать такое, просто смотря кино. Как хотелось взглянуть вместо этого кино еще на Разумовского — какой же он…странный. По набережной гуляют недолго — Сергей говорит о кино, называет режиссеров, даже не зная, что играет в бинго — от каждого попадания Олег важно кивает, дополняя. Вот Балабанов, например, Хуциев…даже Вертова где-то слышал, наверно, опять Юля со своими просветительскими вечерами. Разумовский в ночной Москве — красивый. Олег про себя говорит уверенно, уже не стесняясь чувства наслаждения, которое пробивается в груди от взглядов на острый нос, разлетающиеся волосы и…ну… Олег все-таки смотрит пару раз — на взволнованные трепещущие от разговора губы. На Парке Культуры Разумовский проговаривает, коснувшись вдруг жесткого рукава кожанки на предплечье: — Спасибо, что написал, — и, одернувшись, тут же, — написали. — Улыбается. Олег от такой оговорки зависает, но быстро тормошит сам себя — давай, давай, не будь бревном! — Вам спасибо. Классный фильм, — он пожимает плечами, не понимая, как лучше сказать, — да и просто…вечер. Классный ты. Разумовский отворачивается, запрещая себе думать о том, как оговорился и о том, что это свидание, а не вечер. Это совершенно точно свидание. И, чтобы сомнений не оставалось, протягивает для прощального рукопожатия ладонь перед тем, как выскользнуть из вагона, и мягко задерживает в чужой жесткой руке. Лежа в темноте комнаты, почти засыпая, Олег водит пальцами по правой, все еще чувствуя прохладное легкое касание.