Теория игр

21:45 играешь на гитаре? Олег удивленно посмотрел на отправителя. В инсте почти никто ему не писал, только Вадик, скидывая видосы с волками под «безумно можно быть первым». А вот читать в таком формате Шуру — как-то странно, тем более с таким вопросом, даже не поздоровавшись. На гитаре Олег не то чтобы играл, опыт ограничивался двумя песнями Сектора Газа и «Пачкой сигарет», если завхоз, он же трудовик, с утра уже квасил, то это значило, что на шестом уроке будет шоу — армейские байки Степаныча с авторским аккомпанементом под гитару. Потом, правда, одна струна лопнула, но играть на ней продолжали по желанию до самого выпуска, хитами класса оставались «Осень» ДДТ и «Теперь я в армии нахуй». Но зачем эта информация Шуре? 21:47 немного а че 21:47 у меня есть гитара, и нет гитарщика 21:47 гитариста 21:47 видишь, как я далек от мира музыки Это оказалось пиздежом — когда Олег сел настраивать гитару 1989 года Черниговской фабрики «Аккорд», как гласила почти стертая наклейка, подкручивая металлические струны, и поочередно перебирая, Шура комментировал каждый звук — перетянул здесь слабее проведи по всей слышишь где-то расстроено. — Бля, делал бы сам! — Ну, нет. Как иначе заманить Олега Волкова? А тут — хочешь, устрою тебе акустический кавер-концерт Короля и шута? Олег удивленно вскинул взгляд, притормозив. Это, ну, странно. — Так ты умеешь играть? — Нет, но могу спеть — среди ублюдков шел артист…че-то там в плаще… — Шура весело напевал, не отводя глаз. — В кожаном плаще, — быстро поправил Волков, опуская взгляд обратно на гитару. — Ага. В маленькой комнате было жарко, Шура сидел в чуть великоватой майке, на оголенное плечо наползала, видимо, еще одна татуировка, уходящая на спину. Олег вдруг почувствовал какое-то странное ощущение давления. Ну, типа — поиграть с чуваком из соседнего блока на гитаре в свободный вечер — вполне нормальная идея, да и вообще — он сто лет ни с кем не пел шутов, ну, только с пьяным Вадиком, но это не считается — он перекрикивает музыку и перевирает все слова. Надо, кстати, было взять его с собой, он бы снял все это напряжение, но тот на уход Олега отреагировал подозрительно тихо, не проявив инициативы. — Выпьем? У меня такой ликерчик — Блю Кюрасао. Чтоб под цвет волос подходил. — Шура быстро взъерошил волосы. — Не, мне завтра к первой, — казалось, что слух притупился — после стольких попыток уже трудно было разобрать, что звучит правильно. Почувствовав на себе снова этот взгляд, Олег быстро посмотрел в ответ, сохраняя в голосе максимальную доброжелательность, — спасибо, но реально — сегодня нет. — Но у меня есть шанс? — ехидно допытывался Шура, он пересел ближе, внимательно следя за олеговыми пальцами, подкручивающими колки. Олег пропустил смешок, пытаясь понять, как теперь отсюда сбежать. Все эти двусмысленные вопросы вызывали какой-то глупый смех и полный шок — то есть, боже, этот парень реально сейчас пытается с ним…заигрывать? — Мне больше Апероль нравится, — Олег улыбнулся сам себе и удачной метафоре, мгновенно проваливаясь в воспоминания — в темноте аллеи под фонарями волосы у Сергея горят, как в мультиках из детства, и правда, как у Русалочки. Надо это потом как-то обыграть, может, в следующий раз, когда… Шура разбивает всплывающие образы: — Ты должен был сказать — разве что один на миллион, а я бы — значит все-таки есть! Классику не смотрел?! — не увидев в темных глазах напротив просветления, Шура тяжело вздохнул. — Капец, в твоем-то возрасте. Олег уходит с ощущением, что кого-то обманул. Шура выглядит ожидающим — и это очень зря. Не хочется быть грубым, сбегающим и необщительным, но и отказать по-человечески невозможно, когда вроде как ничего и не предлагали. В комнате Вадик мгновенно оживляется: — Ну?! — Что? — Олег падает на кровать, беря телефон. — Поиграли? — он многозначительно водит бровями. Олег сначала хочет как обычно — да тебя жаль не было втроем всегда веселее — но потом понимает, что это реально нужно обсудить: — Это прозвучит тупо, — Олег отвлекается на количество уведомлений в телеграме, быстро просматривая, нет ли от Сергея, — но по-моему он пытался…бля, не знаю. Он странный. — Ясен хуй, ты его видел? — Вадик безразлично жмет плечами. — Но ты вроде как нормальными-то и не интересуешься? — улыбка снова проскальзывает. Вадим уже второй день допытывается — ну, что там было?! Но в субботу ночью Олег Волков приходит молчаливый и улыбающийся на любой вопрос. Было, кажется, так, как не было никогда. На Фрунзенской Сергей не выходит, хотя уже успели попрощаться — спасибо да спасибо и тебе и тебе — Олег не отводил взгляда, чувствуя, что пробирает от макушки до пят — какой он стоял красивый, как он пах и клал иногда руку на его предплечье, хотелось, чтобы все слои одежды растаяли — поймать это прикосновение кожей. — Может, прогуляемся на Воробьевых? — так не хочется расставаться — проговаривает Сергей про себя, внимательно всматриваясь в темные глаза — черные ресницы добавляют яркости, и рядом с Олегом Волковым Разумовский себя чувствует каким-то бесцветным — словно на нем сэкономили красок, и вся контрастность шагает рядом, весело напевает Сплин, курит, затягиваясь так, что приходится отводить взгляд, и шутит о всяком — больше, кажется, не стесняясь. — Я думал, никто из нас этого так и не скажет, — Олег улыбается, а внутри только — боже еще еще и еще — еще несколько минут с ним. Несколько часов назад в Чебуречной на Пушкинской Сергей смешливо оглядывается. Олег довольно улыбается — ну, не все же в белоколонные кинотеатры ходить? — Да ладно, — Олег скидывает куртку на стул, весело поглядывая, — не волнуйся, всякие деды, похожие на преподов, тут тоже бывают, так что считай, как наша столовка, только колоритнее. — Я здесь был, — Сергей улыбается, аккуратно складывая шарф и, уловив удивленный взгляд, тут же добавляет, — что? — смеется, — думал, шокируешь меня советской чебуречной? Олег хитро щурится, чуть подаваясь вперед: — Ну, функционал у нее весьма разнообразный. Сергей, отбрасывая непослушную прядь, тоже наклоняется, так, что между их лицами остается совсем незначительное расстояние — Олег даже чуть отдаляется, косясь на соседние столы. — Ну, тогда вперед. Волков принимает сказанное как вызов и у музыкального автомата, зажевавшего еле найденный бумажный полтинник, зависает, думая, какую песню выбрать. Он оборачивается на Сергея, тот смотрит на него, весело приподнимая брови — мол, ну-ну? — словно ждет ответа на экзамене, уже зная, что хочет поставить. Когда зал разрывается оглушающим забирай меня скорей увози за сто морей и целуй меня везде восемнадцать мне уже Олег чувствует, что все столы оборачиваются на него. Но Сергей смеется, прикрываясь рукой: — Боже… У него в тарелке — господи, видел бы это Вадик, ему бы поплохело от такого извращения — чебурек с вишней. Песня тянется бесконечно — громкость аппарата заглушает объявляемые в микрофон номера заказов из столовой, все глухо возмущаются. Под конец Разумовский даже нелепо покачивает головой в такт. Олег вкусно ест — Разумовский бросает взгляды быстро, чтобы совсем не пялиться, но не может устоять — еще никто в его жизни не ел чебуреки вот так. Ничего как будто не происходит, и Сергей даже смеется сам над собой — боже, ты впадаешь в романтические конвульсии от того, как он держит нож — это конец. Но Олег вдруг ловит этот бегающий взгляд и даже жевать перестает: — Что? Сергей отмирает, понимая, что все это время сидел, почти не касаясь еды. От внимательного напряженного взгляда становится не по себе — может, он торопится со всеми этими подглядываниями, надо быть сдержаннее и вообще… — Нравилось смотреть, как ты ешь, — выпаливает, не дав себе мгновения на подумать, здесь играем вот так — с козырей. Олег вдруг расплывается в какой-то новой улыбке: — Это ты еще не видел, как я готовлю. Шальное и совсем уже развязное — покажешь? — Сергей оставляет себе, не проговаривая, и пытается не позволить фантазии об Олеге Волкове на своей кухне расползтись во времени — почему Олег Волков на твоей кухне? это ужин? или это завтрак? — боже, Разумовский обрывает сам себя, чувствуя, что вот-вот зарумянится, и меняет тему. На ночной набережной бродят уже редкие пары, чаще мчатся мимо ночные самокаты и велосипеды. Они молчат, и между ними — как будто прямо в воздухе — что-то греется, растет. Под ногами скользят редкие листья, нестройно пролетают от накатывающего ветра с крон. Останавливаются в тени дуба как-то синхронно — Сергей освещен теплым, почти оранжевым светом за спиной — виден каждый взлохмаченный ветром волос, и Олег сдерживает себя от такого касания — так хочется ощутить между пальцев шелк этих волос — и… Олег чуть отворачивается, всматриваясь в темноту воды впереди, чувствуя, как сердце начинает ускоряться, зачем они так остановились?.. и запах, запах этих волос тоже ужасно хочется. — Покурим? — Разумовский берет пачку вдруг как-то торопливо, и скопившееся нечто снова рассыпается пыльцой, витает вокруг. Олег кивает, смотрит, как Сергей достает сигарету, не получается с первого раза, и стучит по пачке. Когда она захлопывается, Олег понимает, что и рука вот-вот скользнет в карман, и — боже — быстро хватает чужую ладонь прям с пачкой. — Ледяная, — Олег говорит так ровно и глухо, что сам себя перестает понимать. Сергей смотрит, затаившись, так и оставив сигарету между пальцев другой руки. Когда он убирает аккуратно ладонь, освобождаясь из неосторожной хватки, Олег думает — ладно это наверно может это странно или нет но ведь это вроде как да наверно это и вдруг — Сергей сует быстро пачку в карман и касается теплой олеговой ладони, несмело сплетаясь пальцами. Ему кажется, нет ощущения приятнее сейчас, чем вот это тепло и грубость чужой кожи — он касается острых костяшек и чуть скользит, поглаживая. Пару секунд тишина давит Волкову на грудь — там все так схватило, эти ледяные пальцы как-будто касаются самого сердца. Хочется… — Мы легли на дно От удивления от вдруг раздавшегося напева, Олег оборачивается, перехватывая чужие тонкие пальцы в теплоту своей ладони целиком, словно сохраняя от набегающего набережного ветра. — Мы зажгли огни, — Сергей мягко растягивает слова, чуть не попадая в оригинал, подносит сигарету, так и оставшуюся в пальцах, прямо Олегу ко рту — тот неловко размыкает губы, чувствуя, что один миллиметр отделяет их от холодной кожи, даже будто обдает этой прохладой, и все немеет. Он зажимает зубами фильтр. — Во вселенной тоолько мы однии, — Сергей быстро чиркает зажигалкой и не отводит глаз, видя как замершее лицо озаряет на несколько секунд пламя. Олег тут же затягивается, и дым окутывает их. Он чувствует, как от легкого поглаживания по коже щекотка разливается в солнечном сплетении. Они стоят еще несколько минут в тишине, у Олега в голове все еще этот голос — мурлычет такие простые слова, но…но все именно вот так — он бросает взгляд на тонкие губы и не может себе поверить — как он хочет их поцеловать. Бредут до Новоандреевского моста — Сергей в какой-то момент протягивает белый наушник: — Давай послушаем что-то особенное. Я хочу просто слушать тебя — думает Олег, как будто все еще чувствуя в своей ладони обветренную кожу, гладкие пластины ногтей, острые костяшки, и сжимает руку в кармане сильнее — да, вот так бы я сейчас держал тебя. Крепко. — Включи что-нибудь, — Олег мгновенно начинает смотреть вперед, как только Сергей поворачивается к нему, — что ассоциируется с этим днем. ты совсем как во сне совсем как в альбомах где я рисовала тебя гуашью я искала тебя годами долгими искала тебя дворами темными в журналах в кино годами долгими искала тебя ночами У Фрунзенской Олег касается на прощанье ладони. Уже скоро метро закрывается. И Сергей так жалеет, что еще не, шагая в узлах дворов. Только войдя в квартиру пишет короткое — спасибо — потом еще — ты чудесный. И чувствует, как лицо горит — это, наверно, от перепада температуры, обветрилось… Вадик сейчас его сожрет — Олег видит по многозначительной улыбке, но нет — нет, извини, Вадик — он падает на кровать, отворачиваясь к стене, не понимая, как дальше — как дожить до вторника. Сплин с Земфирой на повторе почти до рассвета. Во вторник Олег чувствует, что не может успокоиться — взволнованно ерзает, слушая выступления других, Вадик внимательно следит и шепчет серьезным тоном: — Че ты нервничаешь? Я думал, все, — он многозначительно качает головой, — дело в шляпе, нагулял нам на зачетик? Олег толкает в локоть, но немного расслабляется — Вадик ободряюще продолжает: — Не парься, не отобью, буду максимально несексуальным. — Ваааау, — Олег изображает полную пораженность, поворачиваясь к улыбающемуся другу, — не верю, что так бывает. — А ты не играй с огнем, Олежек, — Вадик кладет горячую ладонь на колено, вполне однозначно поглаживая до бедра в пару движений, — льсти да не зальсти ты вайся, — до конца Вадим не договаривает, начиная ржать. Но у доски Вадик как всегда: — И в завершение нашего выступления я бы хотел предложить кому-то из коллег, — он сдерживает просящийся оскал от собственных слов, окидывая аудиторию быстрым взглядом, — так сказать, в качестве развлекательного элемента, сыграть в быструю игру, — Олег перелистывает слайд и на экране появляется сокращенная игровая сетка. Разумовский смотрит увлеченно, стараясь оценить обоих выступающих, но, не может удержаться, и скользит быстро взглядом по сосредоточенному лицу Олега, пытаясь подавить наплывающую улыбку. Ощущение было таким странным — словно вот — есть теперь во всем какая-то особая тайна. У них вышло время еще три минуты назад, они задерживают коллоквиум, но Сергей, ругая себя за некомпетентность и предвзятость, окидывает аудиторию взглядом, оборачиваясь — все улыбаются, но желающих, судя по всему, нет — и говорит: — В таком случае…я могу с вами сыграть. Думаю, это будет полезно. Волков от удивления мгновенно вскидывает взгляд, хотя обещал себе не залипать так откровенно — пока Вадик резюмировал свою итоговую часть, он, кажется, глаз не сводил с Сергея, сидящего на первом ряду с края, уступившего выступающим кафедру. На столе рядом с ноутом лежат его снятые часы — белые электронные, и Олег испытывает странное желание повертеть их в руке. Сергей уже поднимается к доске, на которую Вадик быстро перечерчивает таблицу. Вадик Разумовского рассматривает, не стесняясь — наверно, впервые так близко. Что же там такое, что Олежу так цепануло — тот уже взмахивает рукой над доской, объясняет аудитории стратегию игрока. Вадик слушает вполуха — зачет все равно уже в кармане. Не зря же Олег Волков до ночи в субботу не приходит. У него быстрые живые глаза, слишком взволнованные — скачут по лицам — голубоватые, и узловатые, костлявые руки. Вадик внутренне вздыхает — ну и вкусы, Олег. Весь он какой-то пограничный, но не наступающий за-. Из относительно интересного — у него, кажется, аутоиммунное или что — кожа на тыльной стороне ладоней немного пятнится, и еще — видно веснушки. Вадик еле-еле сдерживает улыбку, когда видит, как Олег прожигает его взглядом с конца стола и одними губами возмущенно — не пялься! — не может удержаться, и в ответ — не ревнуй! — Боюсь, — Разумовский кладет маркер на подставку и впервые смотрит на Вадима в упор, — у вас немного вариантов для получения максимального выигрыша, — он смотрит как будто лукаво, с какой-то хитрецой, Вадик быстро передумывает предыдущие выводы — ясно, не так-то прост, и теперь не прячет оскал в ответ: — Так и задумывалось. Зачет-то хочется все-таки, — аудитория переливается смешками, Сергей Дмитриевич отходит к столу, аккуратно упирается рукой в край, Олег еле успевает убрать руку, чтобы случайно не коснуться. От близости снова окутывает тот самый запах, который бил в нос несколько дней назад. Он взволнованно встает, начинает собираться — флешка, бумаги, бросает на часы прощальный взгляд. Сергей оборачивается на мгновение. С галерки Олегу кажется, что все вокруг это видят — всего его теперь насквозь просвечивают. Вадик поднимается через несколько минут, садится вплотную, тут же подбивая локтем: — Ну ниче такой, ниче, — ехидничает. Олег не сводит глаз всю оставшуюся пару с узкой худой спины. С такой высоты видно, как Сергей перебирает пальцами под столом, и, боже, как же хочется скорее снова с ними сплестись.