***
Пока я дожидался Минхо к первому уроку, беспокойно топчась на одном месте у ворот, я успел придумать, как сбегу со второй пары английского, ведь всё было удобнее некуда: наш класс, как и параллель, разделили ещё в начале года на две группы для удобства и интенсивности изучения языка, и Минхо был во второй группе, отдельно от меня, из-за чего на тестах по английскому мне никто не мог помочь, кроме себя самого и метода "тыка". Минхо даже не успеет заметить то, как я исчезну и вернусь, ведь на химии мы уже будем снова сидеть вместе, только я - с уже готовым подарком, а он - ничего не подозревающий. Минхо подошёл ко мне со спины и пальцами легонько ткнул под рёбра, чем смог напугать меня, пока я витал где-то в своих мыслях. Я повернулся к нему и, подхватив пальцами остывшие руки, тепло улыбнулся, ласково прошептав "с днём рождения" вместо приветствия. Он пытался сдержать радость. Не получилось. Хо прильнул ко мне с объятьями, а я пытался не задохнуться, кряхтя и смеясь, хлопая по его лопаткам, будучи окольцованным его руками. Мне было так смешно и весело, а ещё безумно тепло и приятно видеть то, как Минхо светится от счастья, пока обнимает меня. На мои крики и хохот оборачивались прохожие, но нам обоим было та-ак наплевать на них, что Минхо, аккуратно подхватив меня за бёдра, закинул себе на плечо и понёс через весь двор в школу, пока я свисал вниз головой, болтал ногами и шлёпал руками по заднице, пытаясь в шутку договориться с ним, как с террористом, чтобы он поставил меня на землю, но он меня не слушал. Донёс он меня до гардероба, после чего, спустив вниз, тот получил лёгкий подсрачник, а позже я уже пытался догнать его и надавать ещё в придачу за шалость. Мы навели, конечно, шума на первом этаже, играя в догонялки друг за другом и сталкивая школьников с пути - мы пытались набегаться и наиграться до тех пор, пока не услышали звонок на урок. Поднимались по опустевшим лестницам наперегонки, уже прилично опаздывая на занятие, пока у самой двери Минхо не остановил меня, преграждая путь к кабинету рукой. Он оглянулся по сторонам и, никого не найдя на пути, впился в мои губы, прижав к стене, целуя жадно, влажно и требовательно. Длилось это несколько секунд. За это время я едва не стёк по стеночке, подобно жидкой глазури, пытаясь удержать себя на подрагивающих ногах и не подавиться воздухом от одышки, тихонько простонав напоследок ему в губы. Слегка громче, чем обычно, мы вошли в кабинет и по очереди извинились перед учителем, после чего быстро проскочили на своё место, ловя на себе осуждающие взгляды одноклассников. Всех. Кроме Сынмина. Он чуть улыбнулся, как-то совсем уж понимающе, заметив наше шумное появление и, проследив за нами глазами до самой парты, отвернулся, вновь утыкаясь вниманием в свою тетрадь. Минхо не переставал улыбаться всё время, что мы сидели вместе. Ни минуты радость не покидала прекрасного скульптурного лица. А я таял. И это казалось мне естественным, ведь на данный момент, когда Минхо, наконец, счастлив, - счастлив и я. Впервые за долгие годы. Я нетерпеливо дожидался конца перемены, пока мы с Минхо стояли в коридоре, в ожидании второй пары, чтобы по звонку разойтись: он - учиться, а я - бежать от сюда как можно быстрее за подарком. Он заметил моё слегка нервное состояние, ведь я стоял, опираясь на стену лопатками, дёргал ногой и кусал губы, постоянно поглядывая на часы в телефоне. Его глаза недобро сощурились и проследили за взглядом, после чего он спросил: - Я чего-то не знаю? - А? - Я был слишком погружён в свои мысли, чтобы расслышать вопрос с первого раза. - Спрашиваю: что-то случилось? - Его лицо было подозрительным и взволнованным. - А, да... Домашку по английскому не сделал, вот, думаю, что, по закону подлости, отвечать буду я, а я ведь даже не понял тему. - Да, расслабься, всё будет нормально, - он погладил меня по плечу, но выражения своего лица не поменял. - Хён, ты же знаешь, что Вселенная всегда так со мной: я ей говорю"нет" - она слышит "да", отвечает "пизда" и ещё пинка под жопу даёт вдогонку. - Это, конечно, так и работает, но, вдруг в этот раз прокатит? - Меня не покидает чувство, что он поймал меня на лжи, но продолжает подыгрывать. - Посмотрим... Прозвенел звонок, и мы разошлись в разные стороны, пожелав друг другу удачи. Я проследил из-за угла за тем, как Минхо скроется за дверью кабинета, и ринулся прочь. Гардеробщицу пришлось уламывать долго, чтобы та открыла дверь и позволила забрать мне куртку: на улице лютый конец октября, ветер пронизывающий - не хватало ещё заболеть повторно, ведь я только вчера вышел с больничного. И, как только я смог её достать, оделся на бегу, минуя повороты и главный вход, сбегая через спортивную площадку, чтобы быть незамеченным. В телефоне были открыты карты, и тот магазин, как говорил Сынмин, и вправду, находился в двух кварталах, до которых я пешком бы только дошёл минут за тридцать, а тут бегом, дай бог, за пятнадцать справлюсь. Ну, по крайней мере, я на это рассчитывал. На свои силы. И их хватило мне ровно до первого перекрестка, где я уже порядком выдохся, но продолжал идти быстрым шагом. Рюкзак всё время мешал бежать, так как книги внутри били по спине, заставляя меня схватиться за поясницу и тихонько захныкать от неприятных ощущений - так и почки можно отбить нахрен. Вывеска магазина мелькала за поворотом. Я снова побежал, сразу же врываясь в уютное здание, где тихо играла музыка. Долго не раздумывая, я пару секунд отдышался и подошёл к консультанту, что стоял неподалёку в форме с бейджиком, расставляя на полки новый товар. Он посмотрел на меня слегка настороженно: ну, да, конечно, я ведь был весь красный, задыхающийся, с растрепанными от бега и ветра волосами, молодой и явно, на первый взгляд, некультурный. - И...извините, мне... Я ищу одну вещь, - глотая воздух, я обратился к парню первым. - Диск? Пластинка? - Молодой человек оглядел меня с ног до головы, после чего повернулся ко мне всем корпусом, откладывая стопку альбомов обратно в коробку. - Диск. Muse. Такая обложка ещё серая, я... Я уже не помню, как он называется. - Пойдёмте, - консультант указал рукой вглубь магазина, - они находятся во втором зале. Я послушно кивнул головой и проследовал за ним, проходя мимо ярких обложек разноцветных дисков и огромных квадратов с пластинками. Пахло здесь бумагой, новизной и немного цитрусовыми. Когда мы подошли к полкам, мои глаза разбежались по разношёрстным коробочкам, на которых были изображены разного рода рисунки, фотографии, надписи - я пытался отыскать тот самый альбом, что я планировал взять для Минхо. - Какой именно нужен? Может, знаете, какие там песни или... Как выглядит обложка? - Я... я не знаю, это подарок другу - он их слушает, - стало стыдно, что я не знаю, как описать то, что нравится Минхо. - Но, знаете, я помню, что там точно был мужик, - и я встал в позу, которую запомнил, глядя на картинку - раскинул руки в стороны, ловя на себе немного задумчивый взгляд. - А, - кажется, он понял, о чём я. Ну, так-то, не спавши всю ночь, я уже и успел забыть его название, очевидно, не то, что даже смог бы откликнуться на это название. Парень потянулся с верхней полке, доставая оттуда коробочку с тем самым мужиком, пялящимся в небо - я быстро закивал. - Да, это он! Можно, я его куплю у вас? - Держите, - он протянул мне альбом в руки, - касса там. Я отдал за него чуть больше, чем нагуглил вчера по стоимости. Не было жалко ни копейки - это ведь подарок. Ценный. На память. Я снова загрустил. Как-то теперь всё то время, что мы не были с ним парой, ощущается иначе, будто я тогда чего-то не доглядел, не уловил, не понимал. Как долго Минхо влюблён в меня? Месяц? Полгода? Всё время, что мы дружили? Интересно узнать, но страшно спрашивать, боясь наткнуться на собственную недальновидность. А что было бы, если бы он так и не признался? Ломал бы и дальше комедию в дружбу, подавляя в себе желание быть ближе? Минхо же конспиратор хренов - его не раскусить, глядя на его лицо и слушая то, о чём он говорит или молчит. Я знаю только то, что, если загнать его в ловушку - то он может расколоться, но, только, если бы, как в тот раз, это был не я тогда, в кладовой спортзала, то Минхо продолжил бы держать лицо кирпичом и ни в чём не сознаваться даже под пытками. А передо мной он чувствует... слабость? Рядом со мной он какой-то более мягкий, открытый, тёплый, живой. Я каждый раз вижу, как он заглядывает в мои глаза: с блеском и трепетом, с преданностью и нежностью, каким бы уставшим и раненным он ни был. Это лихо разбивает мне сердце, я не знаю, чем могу ответить взамен, и просто поддаюсь, пытаясь действовать так, как мне велит моё тело и чувства - всё в итоге тянуло меня к нему. Самое страшное для меня - это разочаровать его. Я даже представить себе не могу, что бы я чувствовал в этот момент, но, кажется, именно тогда я бы сломался окончательно, а в глазах Минхо я бы просто, наверное, перестал бы существовать... Я максимально сильно стараюсь, чтобы случайно не причинить ему боль. Утонув в размышлениях, я и не заметил, как стою чёрт знает сколько времени у витрины с шоколадками, всё ещё держа диск в руках. Мне нужен был самый горький из всех тех, что были в наличии, но все они казались мне одинаковыми. Я не люблю шоколад, но люблю, когда Минхо им пахнет. Я не люблю сладкое, но готов всю жизнь потратить на то, чтобы баловать его тем, что ему приносит удовольствие. Ко мне обратилась женщина, стоящая по ту сторону витрины, подталкивая меня сделать заказ - я растерялся. Мой взгляд упал на плитку, что лежала среди прочих: она выделялась тем, что в её черноте тонули различные орехи, цветы и крошка золотистой карамели - это вызвало у меня какую-то прямую ассоциацию с Минхо. Он ведь снаружи, для других, мрачный, спокойный, немного раздражительный и холодный, равно как и этот шоколад, обволакивающий такую яркую, выделяющуюся сладостью и изобилием начинку. Я ткнул пальцем в неё, и мне завернули лакомство в бумажный крафтовый конвертик, перевязав его верёвкой. Расплатившись, я кое-как впихнул всё приобретённое в рюкзак и, посмотрев на время, пулей ринулся в сторону школы, прижимая сумку к груди, чтобы шоколадка не сломалась от тряски. Бежал я долго, тяжело, постоянно посматривая на время и ужасаясь тому, как я безбожно опаздываю на урок, где меня уже дожидается Минхо. У него явно возникнут вопросы ко мне. Влетев в класс, я, как и утром, поклонился учителю и, поймав на себе вопросительный взгляд Минхо, тут же, не глядя, проскочил на своё место рядом с ним, стараясь издавать как можно меньше подозрительного шума. Я на автомате, положив рюкзак на колени, открыл его и, заметив, что могу быть пойман и рассекречен Минхо, тут же повернулся к нему спиной, аккуратно доставая оттуда книги и тетради. Всю пару я сидел как на иголках. Минхо постоянно кидал на меня странные взгляды, а я пытался сильно не краснеть и дышать поровнее, чтобы не выдать волнение, которого у меня накопилось с горочкой. Я слышу приглушённый звук отрывающейся бумаги из черновика одноклассника и следом чувствую, как он, пихнув меня локтем, передаёт мне записку, на которой аккуратным, чуть косым почерком было написано: "ты ведь не был на английском, да?". Я растерялся который раз за день, и это сразу же заметил Минхо - я профилем чувствовал его взгляд, отчего заволновался не на шутку. "с чего ты взял?" "потому что мы вместе вчера делали домашку. и английский тоже" Ой, бля-я... Да уж, врать Минхо - провал гарантированный. Вот, ну, что это за человек такой? И как ему сказать? Опять соврать? Не получится. Сказать правду? Раскрыть сюрприз. Я тихонько захныкал и уткнулся лбом в парту, выдыхая. Ладно, я обещал ему быть честным до конца. Вот и буду, но не раскрою всех деталей. Нацарапав ответ, я пихнул бумажку обратно. "это сюрприз. сделай вид, что ты ничего не знаешь" "делаю вид, что поверил в твою отмазку ещё с первого раза" Он легонько ткнул в меня локтем, обращая на себя внимание - я посмотрел. Минхо состроил максимально серьёзное (читать: депутатское) выражение лица, которое только мог, уставившись на доску, но тут его губы чуть дрогнули. Я заразился моментально, легонько прыская себе в ладонь, стараясь подавить смешки - он забавный. Хо давится воздухом следом, и вот, мы оба уже краснеем от попыток сдержать смех, что давалось нам с большим трудом. На нас обращали внимание - нам было глубоко насрать на всех вокруг. Нам сделали сдержанное замечание - мы кивнули, спустя пару мгновений дальше продолжив задыхаться в беззвучном смехе. Нас выставили за дверь, а мы спрятались в кладовке под лестницей и целовались до потери пульса. Он весь такой неземной, воздушный, сладкий. Его хотелось чувствовать, хотелось быть им. Слиться с ним воедино, теплиться под рёбрами и помогать дышать свободнее, не смотря на трудности. Хотелось раствориться, как майский мёд в его чёрном чае, и греть изнутри. Кажется, я слишком сильно сломался по нему: с хрустом в позвоночнике, выпуская рой бабочек наружу. Мы плавились. Держались. Любили. Был ли я в этом уверен? Абсолютно точно. Принимал ли я эти чувства? Без остатка, отдавая взаимно. Терял ли я голову от него? Определённо. Любил ли я его? До ломоты в костях.***
Я ждал момента, когда мы в очередной раз придём после школы к нему домой, с нетерпением и сильным волнением, отдающим в кончики пальцев. Мы сидели друг напротив друга. В квартире, за закрытой дверью шумели его мама, вернувшаяся с больницы, и бабушка, приехавшая навестить дочь и именинника. Было как-то уютно, спокойно: мы ели торт прямо на его кровати из красивых голубых блюдец, я скармливал Минхо безе, потому что не любил его никогда, а он пытался измазать меня кремом, пока дурачился. Его лучшим подарком на день рождение было возвращение матери, по которой он так сильно соскучился, потому с утра не мог скрыть радости, хоть и пытался. Когда у Минхо всё хорошо - он цветёт и пахнет. Привычно: шоколадом, сандаловыми свечами, старым шкафом и немного осенью. Я любовался им, смотрел на него, и не мог осознать до конца - за что мне такой человек. Мне хотелось обнимать его сутками, целовать тёплую кожу, держать за тонкие, но крепкие кисти, путаться пальцами в его волосах, гладить, сжимать... Много чего. Он заслуживал лучшего отношения к себе за то, какой он добрый и заботливый; за то, какой он честный и просто бесценный. В моём теле разливались тепло и обожание к нему - Минхо слишком хороший для этого мира. Мы смотрели друг другу в глаза, сидя поджав ноги на кровати и безмолвно играя в гляделки. Он побеждал. Со слезами на глазах, но не сдавался. Я моргнул первым. Рассмеялся звонко, упал рядом с ним и продолжал хохотать, заражая его, пока он рукавом своего свитера стирал влагу с лица. Настолько тепло, что хочется пустить корни. Мы затихли. Он прикоснулся к моим губам невесомо, оставляя на них лёгкий поцелуй, и отстранился, требовательно заглядывая в глаза. - Ты говорил про сюрприз, - невзначай намекнул он. - Угу. Мне нужно, чтобы ты закрыл глаза и вытянул руки вперёд. Минхо уселся поудобнее и послушно прикрыл глаза, вытягивая ладони из-под пушистых рукавов. Я подорвался с кровати и, перебежав комнату, достал из рюкзака альбом, шоколадку и "открытку", что я сделал на перемене из листочка, вырванного из тетради. Я записал туда всё, что хотел сказать ему, но стеснялся говорить об этом вслух, делал это быстро и немного кривовато, пока Ли отвечал у доски на последней паре. Я сложил листок в подобие бумажного самолётика, который никогда не взлетит, просто потому что я не умел их правильно собирать, и, наклеив на него стикер с котиком, решил всё-таки вручить ему. В его руки легли все вещи, даже треснувшая по неосторожности пополам шоколадка, и я разрешил ему, наконец, открыть веки. Первое, что он увидел - это бумажный самолётик, на котором виднелись обрывки слов. Он умильно взглянул на меня и тепло улыбнулся. - Можно, ты прочитаешь это перед сном? - Краснея, попросил я. - Как скажешь. Отложив самолётик, Минхо погладил кончиками пальцев бумажный свёрток. Он потянул за хвостик верёвочки, развязывая петлю, и, развернув бумагу, восторженно уставился на расколотую пополам плитку шоколада, утопившую в себе лакомства. Отломив со звонким треском кусочек, он сразу потянул его в рот, дожидаясь, пока шоколад растает, после чего, прикрыв глаза, довольно замычал. Его веки сощурились, пока он улыбался аки кот, объевшийся сметаны, а я невольно засмотрелся на его сжатые губы, пока он рассасывал сласть. Всем своим видом он делился восторгом – Минхо излучал радость, подобно яркому рассветному солнцу, которое согревало после холодной ночи. Я взглядом намекнул на то, чтобы он посмотрел следующий подарок, который прятался за слегка смятым листочком в клеточку, но он упрямо не отрывался от шоколада, звонко хрустя орешками и карамелью. Улыбнувшись, он взглянул на меня снова и не глядя отложил шоколадку на кровать, чтобы после развернуть бумажный конвертик. Его взгляд всё ещё был сосредоточен на мне. Закусив губу, Минхо медленно опустил глаза, сразу же широко их распахивая и параллельно пытаясь подавить восторг рукой, прижатой ко рту. Он быстро смотрел то на меня, то на альбом, зажатый в руке, пытаясь вымолвить хоть слово, но выходили только гласные. Я сидел, зажав свои кисти между колен, и пытался успокоить лёгкую дрожь, пока следил за его реакцией. Наконец, Минхо, шумно выдохнув, как-то странно уставился на меня, поджимая свои губы. Я занервничал. - Тебе… нравится? – Мой взгляд выдавал лёгкую панику: я не мог распознать эмоцию, что была выражена им прямо сейчас, отчего начал бояться, что выбрал что-то не то или сделал что-то не так. - Ты. Мать его. Подарил мне. Грёбаный альбом. - Мне страшно, - я неловко хохотнул и немного поджал плечи. - Хан Джисон! Ты! Ты подарил мне грёбаный альбом!!! – Он набросился на меня с объятьями, в которых я едва не задохнулся, после чего он спрыгнул с кровати и унёсся на кухню, откуда я услышал восторженные возгласы. – Мам, ба! Смотрите, что мне Джисон подарил! Я… Это… Это, чёрт возьми, мой любимый альбом! – После этих слов последовал короткий тонкий писк и тёплый смех его родных женщин. Я облегчённо выдохнул. Разлившееся в груди тепло обжигало каждый сосуд. Вернувшись в комнату, Минхо, немного загнанно дыша, тихонько прикрыл за собой дверь и, пройдясь в носках с кроликами по мягкому ковру по направлению к кровати, сел на неё, всё ещё прижимая пластиковую коробочку к себе. Его взор не отрывался от меня ни на секунду. Юное лицо излучало счастье, глаза – блеск, а на лице теплилась мягкая довольная улыбка. Я засматривался на его черты: родинку на носу, острый кошачий разрез глаз, огромные янтарные радужки, отражающие блики, пушистые ресницы, жёлтое пятнышко на скуле от рассасывающегося синяка, мягкие губы, что растянуты в смущённой улыбке. Я не отвёл бы взгляда от его лица, даже если бы меня пытали. - Никогда бы не подумал, что я смогу пощупать свой плейлист, - тихо произнёс парень, вертя упаковку с диском в руках. Он не спеша начал её открывать. Я никогда доселе не видел Минхо таким... сияющим? По-детски счастливым, восторженным, взволнованным. Внутри меня что-то расцвело, распустило свои пышные бутоны во внутренностях, щекоча желудок и заставляя сердце трепетать. Тот самый всезнающий и холодный парень-загадка, любитель дразнить, смущать и доводить до мурашек одним взглядом, рано повзрослевший подросток, подавляющий в себе любые сантименты, сидел передо мной и искренне радовался, не скрывая этого. Лицо Минхо было спокойным, но выдавали его только блеск в глазах и улыбка. - Хочу, чтобы ты послушал это со мной, - его голос был тихим, немного шелестящим, как октябрьская опавшая листва. Оставив на моих губах тёплый поцелуй, он снова встал с кровати и, подтащив табуретку к шкафу, полез за каким-то ящиком, в котором копался добрые пять минут. Минхо шёпотом матерился, шуршал какими-то вещами, коробочками, пока не достал оттуда поцарапанный синий CD-плеер, на котором была куча наполовину содранных наклеек со жвачек. - Ему лет, наверное, как и мне – это мамин, - он повертел плеер в руках, пытаясь найти разъём для батареек, чтобы вставить туда новые. – Я, когда был совсем мелким, носился с ним, слушая на повторе Бритни Спирс и Стинга с пиратских дисков. У меня их было полно. Вон, до сих пор коробка с ними валяется. Там такой слой пыли – маме только не говори, - он заговорщически улыбнулся и залез обратно на постель, утаскивая меня за собой.FM-84 - Running in the Night
Лежали лицом друг к другу: у каждого по наушнику в ухе, мы грелись в тёплых свитерах и держались за руки, переплетя пальцы, а глаза были чуть прикрыты у обоих. Пока за окном бушевал вечерний ветер, нагоняющий тоску, а обогреватель на полу шуршал лопастями, мы теплились на мягком пледе под мелодичный тенор Мэттью Беллами, пока я наблюдал за тем, как шевелятся губы Минхо, повторяющие слова песен, как его пальцы отбивали по моей кисти ритм, а стопа немного дёргалась, задевая меня. Так спокойно мне не было ещё никогда. Я не беспокоился ни о том, что я не спал всю ночь, ни о том, что приду домой поздно и снова получу от матери нагоняй, ни о том, что мне придётся допоздна делать домашнюю работу, ни о том, что я какой-то не такой – я наслаждался тем моментом, что происходил сейчас. И неважно совершенно, сколько на это уйдёт времени. Сейчас, для нас обоих, оно замедлило свой ход и позволило нам скрыться от посторонних раздражителей, людей, проблем - были только Минхо и я. И в эту минуту, в этой жизни, я, наконец, счастлив.