***
Жизнь пародирует искусство, это факт, и жизнь Питера почему-то решает пародировать дешёвое треш-порно. Всё происходит как обычно – Питер стоит на коленях перед диваном, пока Бэк, развалившись на том, переключает лениво каналы. Его член свободно скользит в глотке, Питер даже не давится, он многому научился за месяцы насилия и унижений, с его стороны было бы самоубийством не наловчиться. Квентин глухо, низко постанывает, гладя его грубовато по затылку, и Питер двигает головой быстрее, помогая себе руками и языком. Как только Бэк кончит, Питер сможет убежать в свою комнату, запереться и лечь под одеяло. Но почему-то именно в этот, очередной «семейный вечер», Квентин решает иначе. Питер понимает, что всё плохо, когда мужчина тянет его наверх, вынуждая вытащить член изо рта, он понимает, что всё просто ужасно, когда Квентин ставит его на четвереньки на диване. Но Питер хочет подождать, хочет надеяться, что всё не зайдёт очень далеко. Мистер Бэк тёрся об него раньше, делал это часто, и не пытался навязать ему секс. — Папочка взял кое-что для тебя, что-то особенное. Питер ненавидит, когда Квентин пытается шутить, ненавидит, когда он называет себя так, ненавидит его, ненавидит, ненавидит. Квентин лёгким, собственническим движением стягивает с него шорты вместе с бельём, оглаживая ладонями ягодицы, и шумно вздыхает. Питер терпит – злость ползёт, ударяя в руки, и Питер сжимает те в кулаки, сцепляя челюсть в ожидании. Но, когда слышит, как Квентин открывает что-то с щелчком, с его губ срывается всхлип. И ещё один, и ещё, до тех пор, пока Питер не начинает рыдать, как ребёнок. — Не надо, пожалуйста, — просит Питер, захлебываясь в слезах, — ну пожалуйста, пожалуйста, я делаю всё, что вы говорите, я послушный, прошу, нет... Будто это когда-то срабатывало. — Закрой рот! — отрезает Квентин, отмахиваясь, и вдруг прижимает пальцы в холодной, склизкой смазке, к его кольцу мышц, — Ты уже взрослый, так принимай это как... Но Питер не слушает его, он в панике отскакивает, скатываясь на пол, натягивает шорты и бежит, спотыкаясь. Его душит истерика, он не может позволить этому случиться, не должен, он никогда не сможет забыть, если... Если Квентин сделает это с ним. Лучше пусть бьёт его, пусть избивает его каждый день, только не это. Питер почти добегает до двери, но в следующий момент чувствует, как его ноги отрываются от пола. Питер издаёт громкий, испуганный крик, пытаясь ударить или хотя бы поцарапать мужчину, но всё безуспешно. Мистер Бэк поднимает его, как будто Питер ничего не весит, и так же легко бросает в сторону дивана, не глядя. Питер, еле успев подставить руки, падает на ковёр, и неуместно вспоминает школьные истории Квентина о том, что тот был капитаном школьной футбольной команды. Питер почти может видеть того окунающим заучек – из числа которых и был Питер – головой в унитаз, может видеть того забивающим до смерти какого-то бедолагу, он легко может представить себе это, и страх лишь крепнет в его сознании. Некоторые люди рождены быть насильниками. Квентин медленно, не спеша идёт в его сторону, расстегивая ремень, и, прежде чем Питер успевает подняться, выдёргивает тот из шлёвок. В его глазах горит ярость, желваки ползут по лицу, всё естество Питера содрогается от ужаса, от желания убежать. — Нет, — шепчет Питер, всхлипывая, и отползает, когда мужчина замахивается, — нет!— более требовательно. Он не вещь, он не животное, он – человек. Так не должно быть, он уверен в своих правах, он знает, что это неправильно. Его нельзя наказывать за отказ. Но кого это волнует? Питер рад уже тому, что замечает, как блестит пряжка, и успевает отвернуться. Раздаётся характерный свист. Металл врезается, царапая, раздирает кожу на затылке, заставляя его кричать от боли, а затем проходится по нему снова и снова – по спине, по рукам, по ногам. Точно ядовитые укусы, ремень жалит его, вынуждая сжиматься и дёргаться. — Если я сказал тебе раздвинуть ноги, ты их раздвинешь, — цедит мистер Бэк, дыша тяжело, — Если я сказал тебе, блядь, лежать, ты будешь лежать и не дёргаться, ясно? Питер молчит, неконтролируемо, мучительно дрожа, и пытается дышать сквозь рыдания, прячет лицо в своих ладонях. — Ты будешь подчиняться! — рявкает мужчина, снова замахиваясь, и в этот раз удар приходится на бок, особенно болезненно жаля чувствительную кожу, — Не захочешь, значит возьму сам! Это продолжается, кажется, вечность, в его голове проносится миллион мыслей – он пытается утешить себя, пытается успокоить, обещает себе, что скоро это закончится, что кто-нибудь спасёт его, обязательно, кто-то услышит его крики, но никто не приходит. И паника берёт верх. «Вот так он меня и убьёт» Питер теряет счёт времени, но чувствует, в полуобморочном состоянии, продувающий холод на его истерзанном теле. Следом – жар и тяжесть, боль яркими вспышками пробегается по нему, словно Питер сам по себе открытая ноющая рана. Бэк прижимает Питера к полу одной рукой, а вторую просовывает между их телами, и, больше не мешкая, грубо, настойчиво проталкивает внутрь дрожащего тела один палец, покрытый противной смазкой. Питер не слышит себя. Он не может даже поднять голову, слёзы катятся по его лицу, и он, кажется, кричит, умоляет, скулит. Квентин не останавливается – как только Питер достаточно растягивается, он вставляет второй палец, не волнуясь об осторожности. — Почему вы делаете это со мной?.. — беспомощно спрашивает Питер, голос скачет, непослушный, икающий. Питер ощущает, вздрагивая от омерзения, как пальцы покидают его тело, войдя на три фаланги, проскользив пару раз внутри, и ужас сковывает его грудь. Он знает, что будет дальше. Питер задыхается, захлёбывается рыданиями, воя, как побитый щенок, но ничего не может с собой поделать. Это случится, потому что он позволяет этому случиться. — Потому что я могу, — отвечает ласково, приторно ласково, Бэк, а затем, уперевшись в кольцо мышц головкой – истекающей предэякулятом, без защиты, – толкается. Питер вытягивается, дёрнувшись резко, как выброшенная на берег рыба, и это, наверное, уморительно. Его рот раскрывается в немом крике, он пытается ударить мужчину ногами, доставляя себе ещё больше мучений. Они оба будто бы горят, оба в поту. Питера выгибает от боли и он не знает, куда деться от всепоглощающей агонии, не знает, куда деть свои руки, царапая кафельный пол под собой. Его словно разрывают на части, не жалея, не слушая, ненавидя. И над ним, придавливая своим весом, стонет Квентин – высоко, с придыханием. В свете висящей над ними люстры Питер видит, из-за слёз немного размыто, очертания его широких крепких плеч, жилистой шеи, резкой линии челюсти. Питер уверен, что никогда не забудет этого. — Вот так, — загоняя член глубже и игнорируя плач Питера, бормочет Бэк, — вот так, молодец, умница... Такой хороший, послушный малыш. Так мало нужно сделать, чтобы нам было хорошо. Тебе ведь хорошо? Мой красивый, мой сладкий... Именно так и стонут люди на пике наслаждения чем-то запретным. Питер поймёт это позже.***
Это, говоря откровенно, до тупого забавно, Питер не смеётся только потому, что боится пошевелиться. Но вы только вдумайтесь. Его родители погибают ещё до того, как он начинает ходить, любимая тётя оставляет его с чужим мужчиной, отходя в мир иной, и Питер, надеясь на поддержку и заботу, оказывается в сексуальном рабстве. Может, его жизнь не порно, а просто жестокая комедия для взрослых, которую крутят по ночам? Квентин держал его в тот вечер в кольце рук, укачивая на своих коленях, пока из Питера медленно вытекала его сперма вперемешку с кровью, – к счастью, её было не так много, – пока Питер трясся в истерике, плача в голос и пытаясь дышать ровно. Квентин обнимал его до тех пор, пока Питер не перестал рыдать. Он целовал его в лоб, целовал в спинку носа, пьяный, усталый, удовлетворённый, и шептал, будто бы сдерживая слёзы счастья: — Я ждал этого так долго, мой идеальный мальчик... Питера чуть не стошнило на его штаны от отвращения. Бэк пытался прикоснуться и к его губам, но Питер спрятал своё лицо в воротнике его рубашки, боязливо, покорно, и мужчина счёл это милым. Квентин смеялся от умиления, а Питер мечтал вспороть ему брюхо. Квентин отнёс его в ванную и помог отмыться, он уложил его в кровать, поправив ему одеяло, но... Он всё ещё, блять, гладил его бёдра, прижимался своими губами к его шее, разглядывал сальным взглядом, он всё ещё был ублюдком. Ничего не кончается хорошо. Ничего не меняется. Квентин приходит к нему за этим следующей ночью, отпирает дверь спальни Питера и стоит в проёме, заставляя испытывать ужас. Оправданный, животный страх. Питер пытается защитить себя, не даёт стянуть с себя пижамные штаны, брыкается, даже пинает Бэка по колену, но получает только предупредительную пощёчину. — Я сильнее, — цедит Квентин, будто бы озвучивая элементарный, очевидный факт, — и злее. Нет смысла сопротивляться и проверять это, они оба знают, понимают – это правда. Квентин прижимает его всем весом к постели, смачивает член слюной, и пытается протолкнуться в его растянутую дырочку, не слушая протесты, но, как только Питер начинает отталкивать его, крича от боли, мужчина замахивается. Он заносит кулак в воздух, и Питер в страхе закрывает своё лицо, рыдая – слёзы катятся по вискам, затекают в уши, он не контролирует себя, в истерике лепеча что-то наивное. — Можно мы не будем? Пожалуйста, пожалуйста, мне всё ещё больно, не надо, не нужно, мистер Бэк... Мистер Бэк хватает обе его руки – одной своей, заводит их ему над головой, и, сплюнув на края растянутого вокруг его члена входа, одним слитым движением, без подготовки, резко двигает бёдрами вперёд. Он, кажется, рвёт его, потому что Питер вопит. Он вопит, плача, дёргая ногами в панике: — Вытащите! Вытащите его, я не могу, я не могу, нет, хватит, папа, папа, пожалуйста!.. Питер угождает ему, Питер говорит то, что мужчина хочет услышать, но Квентин распаляется только сильнее, толкается быстрее, вбивая его в постель. Это продолжается изнурительно долго, от боли всё скручивает изнутри, слёзы льются сами по себе, а в голове – будто бы вакуум. Слышны влажные, пошлые шлепки двух тел друг о друга, слышно шумное дыхание мужчины и его отвратительные счастливые стоны. И это его жизнь. — Нет, — в отчаянии всхлипывает Питер, наконец, обмякая, и упирается взглядом в стену, — нет... — Веди себя хорошо, — выдыхает Квентин, хныча от удовольствия, закатывая глаза в преддверии оргазма, — и тебе больше не будет больно, детка. Будь хорошим. Но это ложь, грязная, нелепая ложь, потому что Квентин делает ему больно каждый раз.***
Питер не верит в героев. Он не верит, что ему есть, к кому обратиться за помощью, ведь единственный родной человек был зарыт в землю вместе с другими родственниками, и Питер, если честно, мечтает воссоединиться с семьёй. Мистер Бэк делает это с ним, когда хочет – пока Питер готовит завтрак, пока собирается в школу, пока делает уроки. Питер опускается на колени дважды на дню и, когда Квентин желает большего, становится на четвереньки. Они только вышли из душа, на Питере заалели свежие засосы, с кудрей капала вода. Бэк, обхватив Питера за талию, прижался сзади, чуть покачивая его в своих объятиях, и внимательно вглядывался в их отражение в запотевшем зеркале. Питер едва не отпрянул, когда мужчина уткнулся носом в его веснушчатую щёку. Квентин глубоко вдохнул его запах, прикрыв блаженно глаза, и прошептал: — Ты наверняка меня ненавидишь. Ну, — он усмехнулся, когда Питер робко покачал головой, — не надо мне врать, мальчик. Помнишь, ты спросил, почему я поступаю с тобой так? Всё очень просто. Его ладонь трепетно огладила мальчишеское лицо, большой палец медленно прошёлся по линии губ, и Квентин низко, с придыханием продолжил: — Ты соблазнил меня, — Питер снова мотнул головой, растрепав мокрые волосы, и Бэк почти ласково заправил выбившиеся пряди за его оттопыренное ухо, — не отрицай это. Вспомни, как ты на меня смотрел своими красивыми глазками, как расхаживал по дому без футболки, крутил этой славной, маленькой задницей... и всё это при твоей бедной тётушке, — пожурил он насмешливо, заставив Питера всхлипнуть пристыжённо. Он просто... он был ребёнком. Он не мог провоцировать Квентина. Он бы ни за что не стал, никогда даже не думал об этом. — Посмотри на себя, сплошное искушение... А твои ладные длинные ножки, которыми ты красовался в своих блядских шортах? — мужчина, разгорячённый воспоминаниями, вжался пахом в его ягодицы, заставив опереться руками о раковину, и Питер издал жалобный вой, — Будь на моём месте другой, — Квентин вдруг схватил его под челюстью, больно вжав пальцы в пухлые щёки и вынудив уставиться в зеркало, — он поступил бы точно так же. Запомни. Ни один мужчина не устоит перед таким лакомым кусочком, — последнее он почти проурчал, пинком разводя его ноги. Питер вымученно закрыл глаза. Лучше бы он его бил. Квентин притворяется добрым, нежным, притворяется заботливым, отыгрывая роль «хорошего папочки», но эта маска всегда слетает, стоит Питеру оступиться – улыбка трещит по швам, а глаза загораются чистой, неразбавленной ненавистью. — Я сказал, что люблю тебя, — говорит он, и его голос отдаётся эхом в груди Питера, — ты должен ответить мне. Отвечай. Отвечай, ты, мать твою, оглох? — Бэк хватает мальчика за воротник футболки, встряхивая, но Питер только зажмуривается, смаргивая слёзы. Он не позволит унизить себя ещё сильнее, — Давай, скажи «я люблю тебя, папа», дрянь. Говори! — в следующую секунду горло Питера сдавливает тяжёлая ладонь. Питер даже не надеется убежать, не надеется, что его жизнь изменится в лучшую сторону – мужчина богат, имеет связи в полиции, и Питер панически уверен, что он достанет его даже из-под земли. Квентин был опасен, был умён. Но недостаточно. Потому что он знакомит Питера с Тони Старком. Это золотой билет, Питер понимает это сразу, как только заходит на порог кабинета мужчины. Мистер Старк, которого Питер видит уже второй раз, сейчас кажется ему не таким жутким и серьёзным. — Что за прелестное создание? Как тебя зовут? — Питер. — Питер... Какое чудесное имя. Я Тони, будем знакомы. Тони улыбается мягко, щурит карие глаза, и смотрит на Питера ласково. Очень. Впервые Питер увидел его, когда тот приходил с речью в их школу, Питер тогда был в третьем классе и его чуть было не затоптали, пытаясь пробраться поближе к сцене. Старк, заметив это и прервавшись, подошёл и поднял его подмышками к себе, пожурив хулиганов. Это было очень механически и холодно, даже немного больно, и Питер поспешил отойти. — Сильные должны защищать слабых, — сказал Тони сухо, — запомните. На Питере в тот день была клетчатая рубашка с бабочкой, такой глупой красной бабочкой, а ещё ранец с человеком-пауком, который был едва ли не в половину его роста. Вряд ли Тони узнаёт его, пусть и спрашивал тогда имя. Такие как Старк часов не наблюдают и имён не запоминают. Они живут. Они никого не боятся и никто им не указ. На данный момент, рассматривая его, Питер может с уверенностью сказать, что тот почти не изменился, пусть и прошло почти десять лет. На самом деле, Квентин не очень хотел брать Питера с собой изначально, они должны были поехать в парк, как «нормальная семья», – потому что прошлой ночью Квентин чуть не убил Питера в приступе ярости, выбивая признание в любви, – но его срочно вызвали на работу. И вот сейчас, Питер сидит на мягком диване, рядом с Бэком, слушая, как обычно уверенный, с нотками угрозы, голос скатывается в невнятное блеяние: — Мистер Старк, сэр, я клянусь, проект почти закончен, Уильям и Гюнтер дорабатывают его, простите, это финальные штрихи, не более... — Ради всего святого, — отвечает Мистер Старк, и Питер чувствует, как мурашки пробегаются по коже от скучающего, твёрдого тона того, — ты что, торопишься куда-то? Кристин приготовила чай. Задержитесь, ненавижу обедать в одиночестве. Питер будто бы может слышать, как вскипает кровь Квентина от бессильной ярости, и его губы трогает улыбка, всего на секунду. Пусть не в полной мере, но кто-то заставляет его мучителя испытывать чувство беспомощности. Квентин вынужден подчиняться Старку так же, как Питер вынужден подчиняться ему. — Ну и, — Тони снова смотрит на Питера, и его голос тоже смягчается, — Он твой... стажёр? Квентин улыбается натянуто, дёргает плечом, задевая мальчика, и отвечает: — Племянник. Питер, услышав это, вздрагивает, втянув голову в плечи, и дрожит вновь, когда Тони смеётся, устраиваясь удобнее в своём кресле напротив. — Это чудо? — он окидывает лёгким, скользящим взглядом Питера, — Ни капли сходства... Питер краснеет, тая, он не хочет признавать, но он начинает доверять Старку сходу, иррационально и наивно – он такой спокойный, с выверенными движениями, внушающими доверие речами. Это совсем не вяжется с тем, к чему привык Питер, живя с Бэком – тот нервный, непредсказуемый, агрессивный. Питер может не делать ничего провоцирующего и всё равно нарывается на неприятности. От тяжёлых мыслей Питер сникает снова, взволнованно сцепляя руки в замок на своих коленях, как вдруг мистер Старк говорит: — Кристин сама печёт все эти плюшки, — он кивает на вазочки с выпечкой и печеньем, — попробуй, ну же. Мэй часто пекла для него пирожные, всегда порхала рядом, пока Питер пробует их, дегустируя, и гладила по голове, заботливая и любящая. С тех пор, как она умерла, никто не заботится о Питере, никто не нянчится, как выражается Бэк. Питер осторожно качает головой, отказываясь от сладостей, и Тони хмурится: — Тебе полезно, маленький, ты совсем худой. Что, дядя не балует сладостями? Он, очевидно, шутит. Квентин усмехается, отводя раздражённый взгляд в сторону, а Питер смотрит Тони в глаза, сначала удивлённо, понимая смысл фразы по-своему, а затем разочарованно, чувствуя подступающие слёзы. Конечно, Мистер Старк не пытается издеваться над ним, он даже не знает, через что Питер проходит. — Даже слишком, — тихо роняет Питер и повисает тяжёлая тишина. — Что? — улыбается непонимающе Тони, такой искренний и располагающий, что Питер, отвыкший от любой заботы, всё же не сдерживает слёз. Над ним измывались несколько месяцев, он уже сбился со счёта, и Питер точно не хочет, чтобы это продолжалось. Тони замирает с улыбкой на лице, но та становится словно вымученной, он переводит взгляд с мальчика на Бэка, а тот, избегая смотреть на начальника, хватает Питера за руку, вздёргивая на ноги и таща к выходу. — Прошу прощения, — бросает он, не глядя на Старка, — он с придурью, не обращайте... «Либо сейчас, либо никогда» У Питера нет времени на раздумья, страх уже не сковывает, он окрыляет, разбивая сдерживающие оковы. «Либо сейчас, либо никогда!» Питер вырывается из последних сил, отходя, и всхлипывает, поворачиваясь к Тони: — Он не мой дядя. Его ноги дрожат, когда он видит выражение лица Квентина – шок и тихая ярость. Квентин подходит к нему, намереваясь схватить снова, и Питер отступает, натыкаясь спиной на твёрдую грудь позади себя. От Мистера Старка пахнет дорогим одеколоном и, совсем немного, машинным маслом. Квентин замирает, не решаясь приблизиться к нему, Питер может наблюдать на его лице борьбу чувств – тревога смешалась с ревностью и опасением. Квентин боится приблизиться к нему. — Что значит, он не твой дядя? — спрашивает Мистер Старк, и в его голосе звенит сталь. — Он сумасшедший, — выпаливает Бэк, — не слушайте его! Нам пора, Питер. Сейчас же... — Я не с тобой говорю, — отрезает Тони и мягко опускает ладонь на плечо Питера, внушая чувство безопасности. Питер мог попытаться подобраться к нему иначе, но не было смысла, не было смысла заигрывать, не было смысла лгать. Питер знает, что существует особенный тип людей, людей, обожающих разыгрывать из себя героев. Питер прекрасно видит, что нравится Старку. Бледный, болезненный, запуганный. Слабый. «Маленький и худой» Тони нравится играть в мессию. Что же, Питер мученик. — Он меня трогает, — плачет жалобно Питер, и его слова размывает рыданиями, — он заставляет меня... — давясь слезами, говорит мальчик, разворачиваясь лицом к мужчине и прижимаясь к его груди, — Моя тётя умерла, и он... Он делает мне очень больно. — Это грязная ложь! — Бэк делает шаг вперёд, чтобы оттащить Питера от Старка, но Тони, обняв дрожащее тело в ответ, не позволяет. Он тяжёлым взглядом окидывает Бэка, закипая от гнева, и Питер, стеснённый в мужских объятиях, чувствует, как бешено бьётся его сердце, такое открытое и доброе. Наконец-то, наконец-то Питер в безопасности. — Сильные должны защищать слабых? — шепчет Питер, глубже вдыхая запах мужчины и успокаиваясь. — Должны, — рычит Старк над ним, гладя его по волосам, а затем командует, — Пятница. Охрана.***
Органы опеки направляют его к психологу, как раз после медицинского обследования. Доктор Беннер принимает его в светлом кабинете, на его столе стоит Колыбель Ньютона, и Питера это самую малость успокаивает. Доктор Беннер с ним предельно осторожен, будто бы боится, что Питер в любую секунду рассыпется от неосторожного слова, и это тоже дарит лёгкую иллюзию надёжности. Их сеанс длится полтора часа и за эти полтора часа Питер трижды срывается в тихую истерику, еле как успокаиваясь. А потом он отправляется в приют. Не тот, что был рядом со зданием полицейского участка, в совершенно другой, новый, это видно по идеальному фасаду и огромной игровой площадке во дворе. Внутри здание напоминало дорогую гостиницу, не иначе. В приюте, в который Питер попал прежде, чем его забрал Квентин, были сломаны единственные качели, а спали там все в одном помещении, заполненном кроватями. Здесь же Питеру выделяют отдельную комнату, неплохую, с телевизором и удобной постелью. Спустя некоторое время его навещает милая женщина. «Здравствуй, Питер, меня зовут Натали» «Заседание объявляется открытым» «Ты тут ненадолго, не переживай» «Истец – Питер Бенджамин Паркер. В зале суда присутствует Натали Рашман, выступающая прокурором, а так же обвиняемый – Квентин Бэк» «Тони скоро придёт, но я должна задать тебе пару вопросов» «Подсудимый, вам есть что сказать?» «Ты можешь рассказать, что с тобой делал твой... опекун?» «Статьи 130.25 и 130.35 Уголовного Кодекса штата Нью-Йорк, насильственные действия сексуального характера в отношении лица, не достигшего возраста семнадцати лет» Это тяжело. Питеру страшно и гадко, ведь теперь все люди, присутствующие в зале, знают о том, что с ним сделали. Но, благо, ему почти не нужно ничего говорить, потому что Квентин признаёт свою вину. Вряд ли по собственной воле, судя по свежему гипсу на правой руке и сломанному носу, ему это подсказал мистер Старк. Питер не должен получать удовольствие, глядя на него, избитого и измученного, но получает. — Бедный ребёнок, — прошептал Тони, гладя его по голове, когда они остались вдвоём, — мне так жаль, что он сделал это с тобой. Боже, я совсем не подумал, — он отстранился, обеспокоенно глядя на Питера, — мне не стоит так тебя касаться? Хочешь, я оставлю тебя... Но Питер не позволил ему отдалиться ещё больше, снова кинувшись в объятия. Да, Тони Старк определённо любил чувствовать себя героем, однако это не меняло его отношения к Питеру. Питер чувствовал, что тот волнуется, что ему не наплевать. Питер чувствовал себя в безопасности в таких надёжных, невинных объятиях. — Квентин Бэк, вы приговариваетесь к двадцати годам лишения свободы, — и стук молотка по подставке. Питер растерянно моргает, глядя вбок, на сидящую рядом с ним Натали, и та ободряюще улыбается ему. Неужели? Он больше не увидит Квентина? Он больше не должен так страдать, не должен бояться, бегать? И он... Он вернётся в приют? Квентина уводят, снова заковывая его руки в наручники, и он даже не поднимает головы, чтоб взглянуть на Питера. Питер замечает, что есть другие обновления, кроме гипса и сломанного носа. Он наконец замечает отеки на его лице, наполовину заплывший правый глаз, синяки, глубокие ссадины. Все замечают это и всем плевать на боль Бэка. Почему Питеру так приятно от этой мысли? «Мистер Старк отомстил за меня» А от этой – вдвойне. Прежде чем Питер успевает встать с места, Натали берёт его за руку и просит подождать. Из зала суда они выходят вместе, постепенно тот покидают остальные, малознакомые Питеру люди, но это неважно. Важно то, что говорит мисс Рашман. — В мире мало хороших людей, но Тони... — она делает паузу и улыбается мягко, поправляя его волосы с материнским теплом, заставляя Питера поддаваться ласке, — Ты ему очень нравишься. Он готов сделать ради тебя и справедливости многое, уверена, ты и сам видишь. — Спасибо вам, — кивает робко Питер, — можно вопрос? — Конечно, мальчик, — кивает Натали. — Я поеду обратно в приют? Мисс Рашман замирает вдруг, глядя на него в растерянности. Она оглядывается по сторонам, и, задержав взгляд на выходе из здания, усмехается: — Тебе лучше поговорить об этом с Тони. Питер немного стесняется его, но старается перебороть в себе страх и смущение, – хотя бы из благодарности, – поэтому и поворачивается, глядя на приближающегося мужчину. Мистер Старк лёгким, изящным движением снимает с себя солнцезащитные очки, когда подходит к ним, и тепло улыбается Питеру. «Как в кино» — думает мечтательно Питер. — Поговорить о чём? — интересуется бодро Тони. — Ну, я подумал, что вы... Вы уже очень помогли мне, но я бы хотел подать заявление, — Тони выглядит удивлённым, даже сбитым с толку, и Питер спешит пояснить, — на эмансипацию. Мне шестнадцать лет и... — ...Натали, мы могли бы это устроить? — вдруг перебивает его мужчина, заинтересованно глядя на юристку. — Конечно, уже с четырнадцати лет ребёнок... — Питер обращает свой взгляд на неё как раз в тот момент, как она запинается, и Натали внезапно вспоминает, — О, нет, это, к сожалению, не распространяется на осиротевших детей. Боюсь, придётся подождать ещё год, до твоих семнадцати, Питер. — Оу, — только и выдыхает тот. — К чему эта эмансипация? — утешает его Старк, похлопывая осторожно по плечу, — Тебе нужно побыть ребёнком. «Ну да» «В приюте – самое то» Но, к удивлению Питера, в приют возвращаться вовсе необязательно. Питер понимает это ещё в машине, глядя из окна на роскошный пентхаус, к которому они подъезжают. На берегу океана, трёхэтажный, необыкновенной формы. Питер никогда не видел таких домов раньше. — Извините, — неловко начинает Питер, — мистер Старк, почему мы тут? — Потому что, — со снисходительной улыбкой произносит Тони, поворачиваясь к нему, — ты будешь жить со мной. Ты рад? — но, отмечая молчание мальчика, вздыхает, приглушая мотор, — Питер, это на время, и я не делаю это из каких-то личных мотивов. Слышишь? Я не Квентин. «Он не Квентин» – повторяет мысленно Питер, прикрывая устало веки, и сцепляет руки в замок на своих коленях. — Я не собираюсь вредить тебе, я ни за что не обижу тебя, — уверяет его мужчина, — я оформил опеку над тобой, чтобы тебе не пришлось возвращаться в тот несчастный приют, малыш. Не для того, чтобы... — А как же моё согласие? — спрашивает тихо Питер. — Что? — не понимает Старк. — Разве не нужно было моё согласие? Моё присутствие? Тони задумывается на какое-то время, обводя потолок салона взглядом, после чего качает головой: — Нет, это же сюрприз. Питер хмурится. Он не знаток юриспруденции, но почти уверен, что то, о чём говорит Тони, идёт вразрез с законом. — Это нелегально? Но тот только фыркает, отточенным, мастерским движением надевая на себя тёмные очки, как в самых клишированных фильмах о крутых парнях. Питер не может не расслабиться. — Я Тони Старк или кто? — он наклоняется, забавно вскидывая брови, и Питер улыбается, не в силах сдержаться. «Я живу с Тони Старком» Звучит как мечта.***
Питер устраивается в комнате напротив спальни Тони и обнаруживает, что, помимо огромной двухспальной кровати, плазменного телевизора и прочих бытовых мелочей, которых у него никогда не было, там уже присутствуют его личные вещи. В шкафу его одежда, на компьютерном столе в углу – ноутбук и семейный альбом с фотографиями, на полках все его супергеройские игрушки, которые он коллекционировал. Оперативно. — Чтобы было легче привыкнуть, — говорит Тони, звуча смущённо, и, на самом деле, пока что это самое милое, что делали для Питера в последние месяцы, — Если тебе что-то понадобится, просто скажи, — он ухмыляется, — буквально. Пятница услышит тебя везде и поможет. — Ваш искин? — ляпает отчего-то Питер. Тони кажется удивлённым, но не задаёт лишних вопросов, и Питер ему благодарен. Не хочется объяснять, что в детстве он буквально фанател от миллиардера. Мистер Старк проводит с ним очень много времени, и это поразительно, так как Питер уверен, что тот весьма занятой и важный человек. Мужчина уделяет ему всё своё внимание – они вместе завтракают, общаются на отвлечённые темы, дурачатся, даже играют в приставку и работают вместе в мастерской Старка. Тони говорит, что у Питера есть большой потенциал, что он маленький гений, и треплет по волосам, ласково называя малышом. Они могут не спать всю ночь, смотря Нетфликс, устроившись удобно на диване с вёдрами мороженого, и это так уютно, так здорово, что Питеру тяжело поверить. — Так получается, этот парень, — округлившимися от шока глазами, говорит Тони, — всё это время за ней приглядывал? — Да, Уэйн спас её от хулиганов-вымогателей, — усмехается Питер, больше следя за реакцией мужчины, чем за сериалом. Он задирает ноги в пижамных шортах на диван, прижимая колени к груди, и заинтересованно глядит на Старка. — Ого, и она всё равно ушла от него? — выдыхает Тони, — Никогда не пойму, что нужно женщинам, — и это заставляет Питера засмеяться, это доставляет долгожданное чувство комфорта. Однажды за таким просмотром сериала, Питер почти уснул на плече мистера Старка. На часах было пять утра, а на экране телевизора – четыре подростка, спасающие мир от конца света. Питер почувствовал такое умиротворение, прижавшись к мужчине, и уже проваливался в сон, когда его волос коснулись. Питер проснулся, но боялся пошевелиться, пока его лениво и рассеянно гладили по голове. Он оставался в той же позе, в которой заснул, напряжённый, готовый к нападению, но ничего страшного не происходило. — Питер, ты не спишь? — устало, хрипло спросил Тони, и Питер отрицательно промычал в ответ, — Тогда пошли в постель, — мужчина поднялся с места, потянувшись на носках, и взглянул на сидящего без движения мальчика, — От сна на диване, боюсь, нам обоим будет несладко с утра... Питер? Но Питеру не нужно было отвечать, Тони понял всё по слезам, стекающим по его лицу, по тому, как он осиротевше обнимал себя руками за плечи, по его загнанному, испуганному взгляду. Тони молча опустился рядом, немного помолчал, глядя себе под ноги, а затем вздохнул. — Я не обижу тебя, — заверил он, — я позабочусь о тебе. Они не говорят об этом. Питер стесняется спрашивать, может ли он рассчитывать на повторный поход к психологу, ведь, если мистер Старк этого не предлагает, значит ему это и не нужно. Однако, Питер действительно напуган призраками прошлого, напуган до такой степени, что, оставаясь наедине с собой, не может дышать. Он не может забыть. И каждый раз, засыпая в просторной, новой комнате, он боится, что проснётся в своей собственной кровати, на которой с ним делали ужасные вещи. Но в одном Тони прав – Питеру нужно побыть ребёнком, поэтому он и привязывается к мужчине так быстро, ища опору, защиту, отца. Ему просто нужна семья. Осознание накатывает на мальчика внезапно. Ладно, он изначально знал, что это произойдёт, что, с его искалеченной психикой, он будет неосознанно искать наставника, но... от этого не становится лучше. Тони добр к нему, но это не навсегда, Питеру придётся проститься с ним. Питер думает об этом, пытаясь помочь Тони, рассматривает голографические схемы перед собой, дышит нарочито размеренно, как вдруг грудь сковывает паникой, подкашивая колени. Ему стыдно, что он слаб настолько, что позволяет своим страхам брать над собой верх, но мистер Старк ловит его, обхватывает плечи грубыми, широкими ладонями, и ставит на ноги. Снова спасает его. — Дыши, слышишь? Всё хорошо, я здесь, с тобой... Никто не сделает больно, никто никогда не сделает тебе больно, — разворачивая его лицом к себе, причитает Тони, — Никто, Питер, ты понимаешь меня? Я тут для этого. Я никому не дам тебя ранить. Питер искренне не хочет признавать свои страхи, не хочет оттолкнуть мужчину жалобами, но не сдерживает рыданий: — Но вы оставите меня. И тогда Старк смотрит на него взглядом, выворачивающим Питеру душу наизнанку – Питер тут же испытывает жгучий стыд за свои слова, будто бы он сказал несусветную гадость и глупость. Тони недоволен им. Тони зол? Тони рывком притягивает его к себе, заключая в объятия, и шепчет на ухо, твёрдо, решительно: — Ни за что. А Питер в погоне за этим теплом, нежностью, цепляется за него, точно утопающий за спасательный круг.***
Они привыкают просыпаться в одно и то же время, девять утра, и вместе выходят на главный балкон – делать зарядку, слушая шум океана. Сначала Питеру неловко, он не особенно горит желанием, но, спустя неделю такого режима, ему начинает нравиться. Тони помогает ему, подбадривает, держит, когда Питер пытается сделать мостик, и шутит, что скоро ему будет не угнаться за Питером. — Я на твоём фоне просто старая развалина, — хмыкает Старк, разминая плечи. И Питер горячо заявляет, опускаясь на свой тренировочный коврик: — Что вы, я бы не дал вам и пятидесяти! Мужчина молчит достаточно долго, и Питер начинает нервничать, наблюдая за тем, как тот рассматривает беспокойные волны, бьющиеся о скалы. — Мне и нет пятидесяти, — наконец отвечает Тони, но совсем не зло или обиженно, скорее, язвительно. Питер моментально теряется. Тони Старк выглядит хорошо, он действительно выглядит хорошо – ухаживает за собой, закрашивает седину, занимается спортом, одевается со вкусом, но... Ему было уже больше тридцати десять лет назад, когда они впервые встретились. Питер ошибся? Он оскорбил Тони? — Мне всего сорок семь, — объясняет мужчина. — Простите, — только и роняет неловко Питер, боясь поднять на того взгляд, но Тони снисходительно улыбается, опуская тёплую ладонь на его затылок, заставляя его облегчённо вздохнуть, — это, наверное, было ужасно грубо, извините! Но вы очень хорошо выглядите, неважно, сколько вам лет, — тараторит мальчик,— вы безумно красивый! И это заставляет Тони смеяться. Питер заставляет его смеяться. — Ты слишком хорош для этого мира, Паркер. Питеру становится тепло от его смеха, в животе будто бы порхают бабочки, и приятная, щекотливая дрожь прокатывается по его телу. Мистер Старк так добр к нему. Мистер Старк терпелив, нежен, участлив, он не повышает голоса, не распускает руки – кажется, это вполне нормальное, адекватное поведение, но Питеру всё видится иначе. Для Питера это настоящее чудо. Питер обещает себе быть сильным, быть мудрым, и поэтому не знакомится ни с кем новым, изредка переписываясь с Недом. Нед уже давно переехал из Нью-Йорка в Массачусетс, они перекидываются дежурными фразами, вспоминают прошлое и скидывают друг другу забавные видео. В период жизни с Бэком для Питера это было отдушиной. «Так как твоя жизнь, Питер?» Питер не думает долго, прежде чем ответить: «Лучше не бывает!» Ведь у него есть Тони. Питер обучен опытом и уверен, что никогда больше не доверится посторонним, опасным лицам, уверен, что теперь он умнее. Его наивность и дружелюбие заставили его принять Квентина, довериться, а пережитый стресс после смерти тёти Мэй окончательно выбил его из колеи. Он стал идеальной жертвой. Но больше такого не произойдёт. Правда? Питер так верит в это, в свою новую жизнь, позолоченную, кричающую о счастье и изобилии, что напрочь забывает про эмансипацию, забывает о том, что планировал вернуться в свой собственный дом и жить самостоятельно, нет, сейчас он понимает — ему нужен Тони. Нужен ответственный, заботливый взрослый, хотя бы на время, чтобы Питер перестал так бояться жизни.