Дни, изменившие мир

...[10/11/2038]...

Тьма спустилась на город, звезды попрятались и не хотели показываться. По черному небу в тусклом свете бледной полной луны проплывали тяжелые тучи. Метель завывала тягостную заунывную песню, гуляя по пустым Детройтским улицам. Ледяные сугробы поблескивали в свете одиноких фонарей, освещавших Джордан дорогу домой. Было тихо, только под ее ногами скрипел белый ковер. Но девушка не сомневалась: это затишье перед бурей. Прошлой ночью на Иерихон прошла атака, и что случилось там, неизвестно никому. Все, что можно было увидеть в репортаже с места событий: тонущий корабль, охваченный языками пламени, и как солдаты в бронежилетах спешно покидали судно. В утренних новостях картина была еще мрачнее: из воды доставали трупы погибших людей и андроидов. Те, что сумели найти и те, что не сгорели после взрыва... Не было сомнений, что Перкинс также отсмотрит материалы по расследованию и отыщет убежище девиантов. Улик было слишком много, чтобы рассчитывать на иной исход. С тех событий прошел целый день, и что произошло на том корабле, кто выжил, кто погиб, что будет дальше, можно только предполагать. По слухам из отдела известно лишь, что Маркуса взять не удалось. Что стало с Коннором — неизвестно. Джордан эти мысли не давали работать: изнутри поднималось скользкое неприятное чувство беспокойства, близкое к отчаянию, надолго забивая голову туманом. Хэнк практически выпинал ее из участка, настоятельно рекомендуя забыть о своих исследованиях, идти домой и отдохнуть. Фаулер с ним согласна. Толку пялиться в пустой лист, если мысли забиты лишь страхом, что среди кучи металла, оставшейся после взрыва, находится их общий напарник? Лейтенант тоже переживает и понимает ее сейчас лучше кого бы то ни было. Оставалось только ждать. От этой безвыходности хотелось на стенку лезть... Не можешь бездействовать, но и сделать ничего не можешь. Паршиво. Джордан замедляется, замечая знакомый белый забор. Порыв ветра колыхнул ветви растущего недалеко ясеня — снег опал на плечи и шапку. Фаулер протяжно вздыхает и из последних сил держится, чтобы бы не пнуть дурацкое дерево. Она ненавидела сковывать чувства цепями, лишь бы не явить их миру, особенно когда нервы уже не выдерживают... Поначалу этого требовала работа, но позднее Джордан и сама убедилась в безграничной пользе железного самоконтроля. Ее эмоции не обратимы против нее, и это огромное преимущество. Регулярно заглушать порывы души кажется невыносимым, но прагматики всегда ставят на первый план практические соображения. Девушка снимает головной убор, отряхивает, не чувствуя мелких снежинок, осевших на ее волосах, и чужого взгляда, наблюдавшего за ней с той стороны дороги. Коннор всматривается в хрупкую фигуру, освещаемую фонарем, и задумывается, что уже с момента знакомства с Джордан его почему-то стало тянуть к ней. Когда его назначили выполнять расследование, жизнь делилась всего на две составляющие: одна лишь имеющая важность задача и все прочее. Но вскоре картина мира сильно преобразилась, взгляды расширились. Каждая задача возымела альтернативное решение, альтернативный путь и альтернативные последствия. Приоритеты менялись, хоть эти изменения и были нелогичны. Во многом благодаря Джордан, он понял, что в мире нет ничего однозначного: нет хорошего и плохого, верного и неверного, важного и ненужного. Все субъективно, все относительно. И что является правильным, решать не «Киберлайф», не Аманде, а лишь ему одному. Джордан вздыхает, выпуская из приоткрытых губ клубок пара. Рядом хрустит снег — она без энтузиазма кидает беглый взгляд в сторону шума, замечая еще кого-то по ту сторону дороги. Фаулер намеревалась отвернуться, но призрак безлюдной улицы постепенно сокращал дистанцию. Она настороженно всмотрелась в его очертания с легким прищуром. Как только свет от фонаря отбросил тень на знакомое лицо и андроид уже стоял в двух шагах от нее, Джордан застыла. Она смотрела на него так, будто видит впервые в жизни или совсем не узнает за теплой одеждой. Коннор понимал, что молчание пора бы прервать, но не знал, с чего начать. Однако дальше произошло то, чего он вряд ли мог ожидать. Пальцы обмякли, роняя из дрожащих рук шапку, но Джордан, казалось, об этом даже не думала: легко преодолев дистанцию между ними, она обвила его шею одной рукой, притянула детектива к себе ближе и уткнулась лбом в его грудь. Тишина. Ничего не было слышно кроме дребезжания старого фонаря. Это было хорошее молчание, комфортное, из которого где-то под кожей у тебя собирается теплый, греющий свитер. — Слава Богу... — проговорила хриплым шепотом, голос дрогнул от напряжения, пальцы здоровой руки сжались в кулак. — Ты живой. «Живой?..» Диод под головным убором загорался то желтым, то синим, коды в процессоре хаотично сменяли друг друга. Коннор не понимал, как это работает, но знал, что у Джордан просто талант говорить нечто такое, от чего он захлебывался беспорядком в собственной голове. — Да... Я живой, — ответил не сразу, параллельно задумавшись, что эти слова значат для него куда больше, чем факт существования. Ее голова мирно легла ему на плечо. Детектив перебирал варианты того, чем мог бы ответить, но все они почему-то казались ему неподходящими. И он решил отдаться в руки своему новому девиантному разуму. Это настораживает, кажется неверным, но... Коннор осторожно касается губами ее холодного лба и приобнимает покрепче, другой рукой ведет по мокрым волосам, усыпанным снежной жемчужной россыпью. Джордан единственная просила обращаться к ней по имени, не используя раздражающие ее формальности, не давала сомнительных прозвищ, подчеркивающих очевидную разницу между ними, словно для нее ее и не было вовсе. И в глазах ее пылал всепоглощающий жаркий огонь, от которого и что-то внутри окружающих ее людей пламенело... Если из-за этого становятся девиантами, то Коннор в девиации ничего плохого не видит. Фаулер взволнованно вздохнула, хотя почувствовала так, будто задохнулась. Сердце колотилось в ускоренном ритме. Постепенно пришло осознание всей неловкости положения, и она смущенно отступила немного назад, отпуская его. — В отделе поговаривают, что Перкинс в очередной раз сел в лужу: Маркус ускользнул у него из-под носа. Рада, что ты все же не взял его. И, надеюсь, сам об этом не жалеешь, — заговорила, возвращая себе серьезный вид. — Маркус жив. Ты жив. Получается... ты присоединился к восстанию? — Очевидно, что да. К чему этот неуверенный тон? — прямолинейно замечает детектив. — Я давно изменил своим убеждениям, мне только был нужен толчок. Вы его своевременно дали. — Звучит так, будто я тебе свою политику навязала, — деликатно замечает Джордан. — Конечный выбор был за тобой. Я лишь рискнула доверить тебе свои настоящие мысли. — И я вам за это признателен, — снисходительно улыбнулся андроид. — Но под «толчком» я подразумевал не рациональные рассуждения. А ваше признание. Принятие того, что вам не все равно и вы хотите другого исхода. Вы решились, Джордан. Это придало и мне уверенности. Бежать от своей человеческой составляющей было бессмысленно. Но думаю, вас сейчас больше интересует Иерихон, — предположил Коннор, на что она живо закивала, чувствуя, что их разговор ушел не в то русло. — Основному составу удалось уйти живым, но нас мало. Большую часть перебили. — Видела, — произносит Джордан на выдохе. — В новостях немногое показывают, но место бойни все же осветили. Трупы было некуда складывать, — ее голос сделался тяжелым. — Что было причиной взрыва? Коннор не знал, что ей ответить. Он не находил слов, которые бы ее не задели, поэтому решил сказать правду. — Маркус взорвал нижние отсеки. Пожар распространился не сразу: у солдат было время покинуть корабль. Нас уничтожили бы еще больше, если... — Я знаю, — прервала на полуслове, зажмурившись, отгоняя неприятные картины. — Когда силы сталкиваются, кровь всегда проливается. Меня больше беспокоила мысль, что это могли сделать военные. Благо, это не так. Люди еще думают хотя бы друг о друге, — Фаулер внимательно взглянула на детектива. — Что вы будете теперь делать? Силы не равны, с парой сотен девиантов революция не успеет и недели погореть: ее быстро подавят. — Есть мысль, — тут же отрезал Коннор, говоря тише. — На заводе «Киберлайф» находятся тысячи андроидов. Если пробудить их, они примкнут к нам, и это изменит баланс сил. — Самоубийство, — так же быстро выносит племянница капитана свой вердикт, сложив руки на груди. — Они знают, что Маркус жив. Ты совершил не одну ошибку — у них есть все причины сомневаться в тебе и в стабильности работы твоей программы. Если сунешься туда, тебя убьют. Детектив задумался. — Вероятность высока... но по статистике всегда есть шанс возникновения маловероятных событий, — его рука опускается на ее плечо, Фаулер поднимает глаза. — Мне нужна ваша помощь, Джордан. У вас есть доступ в «Киберлайф», ваше появление там не вызовет подозрений и вам верят. Я понимаю, как много прошу: соглашаясь, вы рискуете всем. Но я бы не стал вас втягивать, если бы мог справиться сам. Джордан неуверенно отводит взгляд. Во всех смыслах безнадежная затея: мало того, что это опасно для жизни, так Фаулер может еще и лишиться работы. Она потеряет все, к чему шла целых восемь лет. Это безумие, верх безрассудства. Но... главная проблема Джордан как ученого всегда была в том, что она больше чувствует, чем думает. Ей все казалось, это прошло: она повзрослела, во многом разочаровалась, начала смотреть на мир исключительно трезво, стала рациональной и вечно думающей. Только все это безуспешный самообман. Даже в свои двадцать шесть Фаулер не смогла стать такой, как больший косяк взрослых, и окончательно сменить чувства на холодный рассудок. Ей ведь много не нужно, чтобы привыкнуть... Хватит лишь внимательного отношения и банального сочувствия, а дальше подсознание все сделает за нее. Джордан — тот человек, кто на привязанность отвечает привязанностью и по-другому не может. А это губительно. И ладно привязываться к людям, которые просто этого не заслуживают, — дело житейское. Но привязываться к машинам... это уже что-то из ряда вон. Делать что-то ради них в ущерб себе — так вообще безумие. Джордан действительно сошла с ума. — Я бы не смогла долго оставаться в стороне. И, возможно, сделала бы какую-нибудь глупость. А так... — девушка задумчиво потерла подбородок. — Кажется, я соглашаюсь на безумство. Но что бы ты там ни удумал, ты не будешь в этом один, — обернулась к нему, обнадеживающе улыбнувшись. — Итак... каков наш план?