Комплексы

20.09.23 Я наконец отредачила эту парашу и переписала концовку. Ебать два часа ночи. Почти три года за это взяться не могла, лол. А тут за ночь переписала. Ха. Пиздец. *** Хантер не чувствует себя красивым, умным или хотя бы харизматичным. Хантер себя вообще никак не чувствует. Ну, разве что распоследним ничтожеством, когда проваливает очередную миссию. Он не любит смотреться в зеркало без прямой необходимости, потому что почти всегда это заканчивается бесконечным потоком негатива в свою сторону. Люди не помогают. «Мне кажется, я опять слышала этот раздражающий голос где-то поблизости» От Кикиморы. «Ха, мне вот вообще кажется, что Золотой Страж носит маску, потому что нереально страшный» Случайно услышанное, когда Хантер бродил по Кипящим островам. «Хантер, замолкни хоть ненадолго. Раздражаешь» От дяди, когда он забывается и начинает говорить не по делу. «Не могу больше слушать твой голос. Ужасно раздражает» От Совиной Королевы. «Вы гляньте, да у него между зубов настоящая чёрная дыра!» «Боже, что за ужасный шрам?!» «Синяки, как будто этот парень вообще не знает, что такое сон» Шёпотом от незнакомых прохожих, когда он теряет маску. Каждый раз, когда у Хантера появляется хотя бы маленькое зёрнышко надежды на то, что всё не так плохо, кто-то заставляет его поверить, что всё ещё хуже. Урод. Урод. Урод. *** Задержавшись перед зеркалом дольше положенного, он трогает лицо руками, прикасается к потемневшей коже под глазами, тянет за уголки губ и совсем ненадолго приоткрывает рот, обнажая ряд зубов. И сразу же его захлопывает. Потому что теперь ему хочется носить маску не только за пределами комнаты. Теперь отпадает желание снимать её в принципе. Но это безумно неудобно и непрактично, поэтому приходится просто забыть, что зеркала вообще существуют, и завесить их хотя бы в пределах своей спальни и ванной комнаты. Хантер скручивается на кровати и дрожит всем телом, до крови впиваясь зубами в ладонь. Когда ему плохо, он подолгу держит руки почти в кипятке, пока глаза не начинает щипать от боли, а потом натягивает поверх обожжённой кожи перчатки. Помогает ненадолго, но это лучше, чем терзать себя непрекращающимися мыслями о том, какой он жалкий. Зато потом эти мысли усиливаются втрое, потому что теперь он чувствует себя не только жалким, но и трусом, безрезультатно пытающимся сбежать от проблем. Внутри ненависть к себе скатывается в огромный ком, давит на рёбра и сдавливает глотку. Хантер отчаянно хрипит, пытаясь вырвать его из своей груди, но делает только хуже, и теперь ненависть беспрепятственно вываливается наружу и покрывает тело целиком. Исчезнуть в такие моменты хочется сильнее обычного. Всё чаще появляются мысли позволить Кикиморе от себя избавиться. Тогда ведь все останутся в плюсе. И когда Хантер про себя произносит «все», он имеет в виду не только их двоих, но и весь мир в принципе. Потому что уверенность в том, что Хантер только вредит окружающим, плотно засела в мозгу, когда он был ещё ребёнком. И никогда не встречала возражений, так что всё становилось вполне элементарным. «Нет Хантера—нет проблем» —Да, именно так,–шепчет он и истерично улыбается. А потом повторяет,–нет Хантера—нет проблем. Он выбирается из замка и идёт в деревню, чтобы развеяться, совсем не сразу замечая, что забыл даже привычно закрыть лицо маской, выбежав в лёгких штанах, толстовке, тайком стащенной с местной человечьей барахолки, но внезапно оказавшейся вполне уютной, и кожаных осенних ботинках. Осознание приходит вместе с холодом, кажется, сдирающим с него кожу и обволакивающим кости. На улице зима, и все одеты в тёплую одежду. Хантер в панике оглядывается вокруг, но, похоже, на него всем плевать, так что становится чуть спокойнее. Пальцы быстро немеют из-за минусовой температуры. Сейчас не пик холода— минус три максимум, но в неподходящей одежде всё ощущается намного острее. Хантер косится на пятисантиметровый слой снега, на который с неба всё ещё медленно опускаются снежинки, раздумывает немного и кивает сам себе. «Так будет лучше»–нашёптывает внутренний голос, и Хантер с ним вполне согласен. Он убеждается, что до того, чем он занимается, никому нет дела, поворачивается спиной к небольшому сугробу, закрывает глаза, раскидывает руки в стороны и падает. Впервые, кажется, не ощущая тревоги. Онемение приходит довольно быстро, и если до этого тело неприятно покалывало, то теперь оно не ощущается вовсе. Хантер счастливо улыбается этой мысли наверняка уже синими губами и с восторгом ждёт, когда же сознание наконец отключится окончательно. Его мысль прерывает непонятный шорох сбоку, шокированный вздох и невнятное бормотание. Звуки доходят до мозга медленно и будто сквозь вату, а открывать глаза совершенно не хочется, так что Хантер решает просто не обращать внимание. А потом он чувствует, как снег, обволакивающий его тело, исчезает, и в голове проносится ленивое: «Чёрт, а ведь могло бы и получиться», а потом всё вокруг меркнет и проваливается в темноту. *** Сознание возвращается медленно и неохотно, и первое, что слышит Хантер, это: —Зачем ты вообще притащил его домой?! —Потому что, если бы я этого не сделал, он бы окочурился окончательно, а, Эмити?! Или ты бы предложила оставить его там подыхать? «Эмити?» —Это Золотой Страж! —Ну, во-первых, я не знал об этом, когда тащил его домой, а во-вторых, он тоже разумное живое существо, да ещё и такой же подросток, как и все мы. Сколько ему там? Пятнадцать? «Вообще-то, шестнадцать»,–думает Хантер, но продолжает делать вид, будто ещё не пришёл в себя. —Да какая разница?! Эмити звучит истерично. Слышится тяжёлый вздох от второго участника разговора. Хантер так и не смог определить, кто это. —Да как он тебе дорогу перешёл, раз ты так на него агрессируешь? —Он обманул меня и забрал почти единственный шанс Луз вернуться домой! Тишина кажется оглушительной, и Хантер мысленно готовится к тому, что его скоро вышвырнут за дверь так же, как и подобрали. Но слова незнакомца заставляют его сердце биться немыслимо быстро. —У него наверняка были причины. У вас ведь всё равно получилось найти другой способ. —Ты его оправдываешь?! —Если тебе угодно. А теперь иди поучись бескорыстной доброте у своей девушки. —Но... —Давай-давай, Зазнайка, плыви за дверь карасиком. Слышится короткая перебранка, а потом дверь захлопывается. Хантер против воли шумно выдыхает, осознавая, что с момента последней реплики не дышал. —И давно ты очнулся? Вопрос, озвученный прямо над ухом, заставляет его испуганно подскочить, а потом, согнувшись, болезненно застонать от вернувшейся в тело чувствительности. —Эй, спокойно, Снежный человек, не так резко. Его аккуратно укладывают обратно, придерживая затылок рукой. Хантер открывает глаза, которые зажмурил от боли, и щурится от яркого света. Сначала всё вокруг напоминает цветные размытые пятна разной величины, но потом они складываются в полноценное изображение, и Хантер видит прямо перед собой обеспокоенное лицо молодого парня. Его чёлка неумело собрана в хвостик на макушке. Остальные зелёные волосы ровно ложатся на затылок и немного прикрывают уши. «Красивый» Мысль в голове появляется как-то сама собой, но полностью отражает то, что Хантер сейчас думает. —Эй, ты там в норме? Потому что выглядишь так, будто в ближайшее время снова отключишься. Перед лицом пару раз машут ладонью. Кивок получается смазанным и неловким, но этому зеленоволосому, кажется, хватает. —Отлично!–он хлопает в ладоши.–Потому что, если бы то количество зелий, которое я в тебя влил, не сработало, я бы расстроился. —Я оплачу. В ответ Хантеру лишь раздражённо цыкают. —Психотерапевта себе оплати. Может, больше не будешь в такой одежде в снегу валяться. Грудь от этой фразы неприятно покалывает, и Хантер поникает, отводя взгляд в сторону и сжимая губы. Его собеседник начинает быстро тараторить: —О, за живое задел? Блин, прости, я правда не хотел. Просто всё произошло слишком внезапно. Ты не расстраивайся. Живой, всё же. Хантеру хочется выкрикнуть: «Я совершенно этому не рад!»,—но он больно прикусывает щёку изнутри и отвечает лишь отстранённое: —Ладно. —О, хорошо, ещё раз прости. Иногда не получается уследить за языком,–незнакомец и вправду выглядит виновато, так что желание послать его со своей помощью куда подальше резко исчезает.–Ох, окей, так... как тебя зовут вообще? Зазнайка всё твердила «Золотой Страж» да «Золотой Страж», но имени так и не назвала. Меня Эдрик. На протянутую руку Хантер сначала подозрительно щурится, но в конце концов осторожно отвечает на рукопожатие и тихо выдыхает: —Хантер. —О, правда? Крутое имя, мне нравится! Эдрик широко улыбается. —Ты ведь Блайт, да? —Ага, а ты как догадался? —Волосы и Эмити,–коротко отвечает Хантер. Эдрик почёсывает затылок. —А, ну да, логично,–а потом ненадолго замолкает и продолжает,–так как тебя угораздило в снегу отрубиться? Хантер сжимает губы в тонкую полоску. —Не хочу об этом говорить. Эдрик моргает и трясёт выставленной перед собой ладонью. —Окей, без проблем. Не напрягайся так. Не хочешь—не надо. Просто уточнил. —Хорошо, тогда я пойду. Спасибо за помощь, я постараюсь оплатить все затраты,–Хантер поднимается с кровати, но его почти сразу останавливают. —Серьезно? Ты куда в таком состоянии идти собираешься? Я понимаю, у тебя там по-любому какие-то важные стражные дела, но подожди ещё хотя бы час, чтобы зелья подействовали до конца. Хантер открывает рот, беззвучно шевелит губами пару секунд, а потом захлопывает его обратно, так ничего и не сказав. Потому что жёлтые глаза напротив смотрят поистине умоляюще. —Ладно,–чуть раздражённо бубнит он, потому что скулы от этого взгляда начинают гореть, и послушно валится обратно на кровать,–но только на час. И мысленно стонет:«Дядя меня убьёт». Эдрик благодарно ему улыбается и говорит: —Я сейчас поесть принесу. Подождёшь немного? Получив неловкий кивок, он выходит из комнаты. И возвращается с глубокой тарелкой в одной руке и кружкой в другой. Чай очень быстро отогревает ладони, а суп пахнет просто божественно. Хантер даже на секунду замирает, принюхиваясь. —Не стоило... —Стоило. Давай, ложку в руку и набираемся сил. Тебе они понадобятся. Эдрик хлопает его по плечу, и теперь пылать начинает всё лицо. Хантер нервно выхватывает ложку из чужих, мгновенно расслабившихся пальцев и бубнит: —Спасибо. —Не за что. Кушай давай. Эдрик садится на кресло рядом с кроватью и закидывает ногу на ногу, подперев подбородок ладонью. Хантер косится сначала на него, потом на тарелку и кружку перед собой и недоуменно спрашивает: —А ты? —Ммм? —Ты есть не будешь? На лице Эдрика мелькает понимание. —О, не волнуйся, я уже поел. Если моё присутствие тебя смущает, я могу выйти. Хантер, почти не думая, отрицательно трясёт головой в ответ. —Нет, не надо, и...–он хочет сказать, что вовсе не волнуется, но горло неожиданно сдавливает. —И? —Ничего, забей,–бурчит он и кладёт ложку в рот. Эдрик лишь пожимает плечами. Суп прекрасен не только на вид и запах, но и на вкус, так что Хантер запихивает в себя всю тарелку за рекордные сроки, забывая даже о банальных правилах приличия. Но Эдрик вовсе не выглядит осуждающе, так что он тянется за кружкой чуть подостывшего чая и с наслаждением делает первый глоток. Чай тоже заканчивается довольно быстро. За всё это время им даже удаётся переброситься парой фраз, но полноценного разговора так и не случается. Эдрик удовлетворённо кивает и уносит посуду из комнаты. Хантер чувствует себя не очень комфортно, так что сбрасывает с ног тёплое фиолетовое одеяло. —Жарко?–бросает Эдрик. Хантер согласно мычит в ответ, а затем недоуменно замирает, осматривая свою одежду. Вернее, совершенно не свою одежду:лёгкая чёрная футболка и серые хлопковые штаны ему немного большеваты, но сидят удивительно удобно. —Ты... Хантер не договаривает, потому что Эдрик, видя его взгляд, сам отвечает на незаданный вопрос. —Да, мне пришлось тебя переодеть, потому что твоя одежда была насквозь мокрая,–он вздыхает.–И, да, я делал это вручную, потому что настолько искусно магией не владею, и дома я был абсолютно один. Хантер полузадушенно хрипит и мгновенно притягивает колени к себе, в то время, как его лицо явно полностью краснеет. Эдрик хихикает: —Ты сейчас на Эмити похож,–но сразу же оправдывается:–Я отвернулся, когда дошёл до нижнего белья. —Нижнего белья? О... Ну да, точно. —Прости! Если бы я знал, как сушить одежду, обязательно это бы и сделал. Хантеру от смущения хочется провалиться под землю, но он замечает, что Эдрик тоже краснеет, и становится немного легче. Хантер и сам не знает, в какой момент из его рта вырывается первый нервный смешок, но их становится всё больше и больше, пока он не начинает смеяться в голос. Эдрик его нервное веселье подхватывает удивительно быстро. Хантер кладёт руку на лоб и ещё пару раз хихикает, прежде чем полностью стихнуть. Он переводит взгляд на затихнувшего Эдрика и с удивлением видит, как тот внимательно его рассматривает. —У тебя смех красивый,–тихо говорит Блайт,–и улыбка тоже. Что-то внутри Хантера оглушительно трескается. Мозг эту информацию переваривать отказывается, поэтому получается выдавить из себя лишь сдавленное «Что?» —Мне нравится твой смех. А ещё у тебя приятная улыбка,–как ни в чём не бывало повторяет Эдрик. И теперь они оба ярко красные и смущённые. У Хантера перед глазами горит огромная табличка с надписью «Ошибка», потому что это едва ли не первый настолько искренний комплимент в его жизни. Глаза начинает предательски щипать. —Всё в порядке? Ничего, что я это сказал? Прости, я ведь предупреждал, что иногда не слежу за тем, что говорю. Эдрик виновато потирает локоть. Удивительно, но сейчас Хантеру как никогда хочется ответить искренне. И он поддаётся этому желанию: —Всё хорошо...наверное. Просто...мне не нравится моя улыбка... Мне вообще мало что в себе нравится. Он шумно втягивает воздух носом. «Вот и всё. Да кому вообще интересны твои проблемы, Хантер?!» Теперь слёзы сдержать не удаётся, и он до звёздочек зажмуривает глаза, лишь бы не видеть презрения или жалости во взгляде Эдрика. Когда его притягивают к себе и сжимают в объятьях, воздух из лёгких выбивает напрочь. Кажется, что это всего лишь галлюцинация, и сейчас тепло чужого тела испарится, исчезнет, оставив после себя только неприятный холод. Но Эдрик не отстраняется. Напротив: крепче обвивает подрагивающего Хантера руками и поглаживает его по спине. Сил собрать мысли в кучу не остаётся, поэтому Хантер медленно обнимает Эдрика в ответ и безвольно повисает у него на груди. Слёзы капают не переставая, а из груди изредка вырываются тихие всхлипы. Но большего Хантер себе не позволяет. Он уже давно разучился нормально плакать. —Чшш, всё хорошо. Ну же. Слова Эдрика не помогают, но Хантер ему очень благодарен. Он успокаивается спустя минут пять тихой истерики, каких у него не было уже очень давно. Тело всё ещё мелко подрагивает, но становится намного легче. Рука сжимает футболку Эдрика в кулак, и тот, будто прочитав его мысли, шепчет: —Я никому не скажу, не бойся. Они сидят в тишине ещё минуты три. Хантер всё ещё опирается лбом о чужое плечо и пытается восстановить сбившееся дыхание. Он отстраняется и смотрит на Эдрика покрасневшими глазами. —Спасибо. Он осознаёт, что сейчас ему не стыдно и не неловко. Непривычно, скорее, а ещё уютно и тепло, но на этом всё. —Не за что,–Эдрик затихает и хмурится, что-то обдумывая.–Я хотел предложить тебе рассказать, что тебя беспокоит,–честно признаётся он,–но я понимаю, что мы знакомы совсем ничего, так что можем просто поговорить о чём захочешь, чтобы отвлечься. Хантер, поражённый его честностью, отвечает не сразу, но благодарно кивает в ответ на предложение. —Я не против. Они говорят обо всём, что приходит в голову, но Хантер тщательно избегает темы семьи и не самых светлых моментов в своей жизни. А Эдрик и не настаивает. Темы меняются одна за одной: школа, учёба, магия, палисманы, Совиная Королева, Луз, Эмити, Луз и Эмити. И в какой-то момент Хантер ловит себя на том, что слишком долго, громко и эмоционально рассказывает о его недавно найденном палисмане. Несмотря на то, что Эдрик выглядит вполне заинтересованным, Хантер запинается, поникает и неловко извиняется: —Прости, что-то я заговорился. Наверное, тебе не интересно. Мой голос может бить по ушам. Эдрик хмурится: —Кто тебе такое сказал? У тебя замечательный голос, и мне нравится тебя слушать. Он очень приятный. Тот, кто тебе что-то там сказал, явно много в жизни не понимает. Это твоя жизнь, всё-таки. Имеешь право на эмоции. Хантер замирает, почти не дыша, ещё на середине, но к концу прерывисто дёргается вперёд и замыкает Эдрика в отчаянных объятьях, шепча только надломленное «Спасибо». Замерший на секунду Эдрик обнимает его в ответ, но не говорит ни слова. Хантер резко отстраняется и отводит взгляд. —Прости, это было резко, я... Эдрик кладёт ладонь поверх его рта, останаливая. —Всё хорошо. Мне нравится обниматься с тобой. Хантер выдыхает тихое «О» и слабо, но искренне, радостно улыбается. Эдрик улыбается в ответ, и Хантер чувствует себя немного потерянным, но очень счастливым. Он не помнит, когда кто-то в последний раз улыбался ему так часто и так искренне. У него никогда не было друзей, а его дядя редко даже смотрел на него с чем-то, кроме раздражения и злости. На самом деле, несколько лет назад, когда он ещё не был Золотым Стражем, ему редко удавалось ускользнуть из замка, потому что его дядя в то время был удивительным параноиком и запрещал ему даже думать о том, чтобы пойти к деревне. Но он был маленьким любопытным мальчиком, который очень хотел узнать, каково это—иметь друзей. Итак, когда ему было двенадцать, он тайком пробрался мимо охраны (что было удивительно легко) и, натянув на голову капюшон, пошёл к деревне. Некоторое время всё шло хорошо! Дети без вопросов разрешили ему играть с ними. Догонялки, пятнашки, прятки—Хантер чувствовал себя живым, громко смеясь вместе с остальными детьми. Всё шло хорошо, пока родители не начали шептать что-то своим детям. Вероятнее всего, предупреждения, чтобы они не приближались к нему. Хантер не знал, почему они это делали. Может быть, это было из-за его потрёпанного плаща, который он нашёл в кладовке, чтобы замаскировать одежду, которую он обычно носил. А может быть, это было из-за его тёмных кругов под глазами и нездорового цвета кожи. Не поймите неправильно, в замке заботились о том, чтобы он хорошо ел и спал, но его всё ещё редко выпускали на улицу (обычно только во время тренировок, да и те чаще всего проходили в специально оборудованном зале), и они следили лишь за тем, чтобы он ложился в постель. Не за тем, чтобы он сразу же засыпал. Иногда тени в его комнате, которые отбрасывала луна, принимали слишком жуткие формы, чтобы его детское воображение не превращало их в монстров. У него не было мягких игрушек, которые он мог бы обнимать, и он не мог даже мечтать о том, чтобы кто-то почитал ему перед сном. Но в его комнате всё ещё были книги, так что он делал это сам. Иногда он читал до самого утра, используя свет луны как очень тусклый фонарик. К утру его глаза обычно болели и были очень сухими, руки немного тряслись, а ноги подкашивались. В голове гудело. В эти дни дядя был особенно зол, когда Хантер не мог ответить на его вопрос или сосредоточиться на очередном упражнении. Это были неприятные дни, но Хантер делал это снова и снова, пока не научился справляться с туманом в голове и тяжестью в теле настолько, что дядя даже не замечал, что он спал всего несколько часов. Итак, да, он не знал, что именно в нём так насторожило родителей этих детей, но с этих пор они начали избегать его. Некоторые бросали на него взгляды, полные отвращения или страха. Иногда это была вина. Чаще всего—непонимание. Многие дети не знали, почему они должны были избегать его, но были слишком юны, чтобы даже подумать о том, чтобы перечить родителям. Итак, он снова был один. Он приходил в деревню ещё раз или два, но картина всегда оставалась той же. Он почти решил больше не выходить из замка, но однажды он столкнулся с маленькой девочкой, которая, несмотря ни на что, улыбалась ему и оставалась рядом. Её звали Милли, и она была в два раза младше Хантера. Её белое платьице с жёлтым бантом на боку всегда было испачкано в траве или грязи, потому что она любила лежать на земле и наблюдать за облаками. В её пшеничные волосы были вплетены васильки, и она, застенчиво покачиваясь с пятки на носок, рассказала Хантеру, что её мама научила её вплетать их. И вот ещё одна деталь. Её мама была мертва. Она никогда не знала своего отца, а её мать умерла несколько лет назад. Тётя взяла племянницу к себе, но Милли, прижав колени к груди, прошептала, что её тётя никогда особо не заботилась о том, где она находится. Хантер думал, что это было одной из главных причин того, что она так спокойно находилась рядом с ним. Милли, будто прочитав его мысли, с воинственным лицом сказала, что дружила бы с ним, даже если бы тётя ей это запрещала. В этот момент Хантер поклялся защитить эту маленькую девочку с удивительно большим сердцем чего бы это ни стоило. Именно поэтому, когда через пару дней и несколько вылазок дядя вызвал его к себе и с мрачным лицом сказал, что если Хантер ещё хоть раз уйдёт из замка без его приказа, то он превратит жизнь Милли в ад, Хантер не смел больше даже смотреть в сторону деревни. Его сердце было полно страха и сожаления, в какой-то момент ему даже казалось, что оно разбилось, когда Хантер понял, что другим опасно находиться рядом с ним. Так что, несмотря на то, что что-то внутри него протяжно ныло от желания увидеть Милли, страх причинить ей вред был слишком сильным. И Хантер заглушил в себе даже малейшее желание ослушаться дядю, потому что теперь у него было что терять. И это было что-то важнее, чем страх разочаровать того, кто его растил. Когда он стал Золотым Стражем, он получил возможность почти свободно бродить по деревне, но он всё ещё боялся наткнуться на девочку с васильками в волосах. Так что, да, он давно не видел, чтобы кто-то улыбался ему вот так. Ярко и открыто. И, вглядываясь в лицо Эдрика и не находя там ничего, кроме искренности, Хантер чувствует, как по его телу разливается волна тепла. Дышать становится тяжелее, а кровь громко стучит в ушах. Это было приятно. Ох, как же это было приятно. Эдрик смотрит ему в глаза, и Хантеру кажется, что он может прочитать каждую мысль, каждое желание его так нуждающейся в любви души. И Хантер хочет сказать так, так много. Но он просто берёт руки Эдрика в свои и шепчет: —Мне тоже нравится обниматься с тобой. А Эдрик звонко смеётся и тянется вперёд, чтобы утащить его в очередные очень крепкие и очень приятные объятья. —Тогда мы можем обниматься так, пока тебе не придёт время уходить!–Эдрик говорит, пока Хантер удобно прижимается к его боку. И Хантер согласно кивает. И они правда сидят так, прижавшись друг к другу, пока их затёкшие тела не вынудят их найти более удобную позу. И этот день первый за многие годы, когда Хантер так счастлив быть живым. *** Они расходятся спустя четыре безумно быстро пролетевших часа. Никто из них этого не хочет, но обещание встретиться завтра заставляет что-то тяжёлое в груди Хантера исчезнуть. У Хантера не было заданий от дяди на ближайшее время, так что ему удаётся относительно спокойно добраться до комнаты незамеченным. На нём всё ещё вещи Эдрика, но теперь это тёплая одежда, потому что «Я не могу отпустить тебя в такой холод в настолько неподходящей для этого одежде. Давай, Хант, надевай, завтра вернёшь. Мне не жалко». Воспоминания об этом заставляют Хантера глупо улыбаться, и он плотнее укутывается в куртку Эдрика. Они теперь друзья. Эдрик подтвердил это, когда Хантер тихо спросил его об этом, крепко сцепив пальцы в замок и старательно не глядя ему в глаза. Он взял руки Хантера в свои и аккуратно разъединил его, казалось, застывшие пальцы, вместо этого сжав их в своих ладонях. Когда Хантер всё же оторвал свои глаза от пола, выражение лица было мягким, но он всё ещё выглядел слегка обеспокоенным. —Конечно, мы друзья, Хант,–он сказал, ободряюще улыбнувшись. И что-то в том, как он смотрел на Хантера, сделало его лицо очень горячим. Он отвёл взгляд, бормоча что-то похожее на признательность в ответ. В тот день он боязно открывает завешанное зеркало и долго стоит перед ним, вглядываясь в отражение. Ему всё ещё не сильно нравится то, что он там видит, но он вспоминает слова Эдрика и его нежный взгляд, и становится легче. *** На следующий день они встречаются в оговоренном месте, а потом ещё раз и ещё, пока в конечном счёте Хантер буквально не сбегает из замка от взбешённого его регулярными перебежками дяди, почти полностью перебираясь жить к Эдрику. Семейство Блайт удивительно быстро привыкает к его присутствию у них дома. Даже Эмити, которая сначала плевалась ядом каждый раз, когда видела Хантера, признаётся Луз, что он не такой придурок, каким казался. Он и Эдрик проводят дни вместе, всегда прижимаясь друг к другу и глупо улыбаясь каждый раз, когда пересекаются взглядами. У Хантера был только один друг за всю его жизнь, и он думал о Милли как о своей младшей сестре во всём, кроме крови, так что, когда в его жизни появляется Эдрик, у него уходит довольно много времени, чтобы понять, что его чувства к Эдрику не совсем платонические. Его дядя не позволял ему хранить у себя романы, а понятие любви в детских книжках было довольно туманным. Поэтому, да, Хантер совершенно не умеет отличать платонические чувства от романтических. Ему кажется, что если бы не эти детские сказки про принцев и принцесс, он бы до сих пор думал, что поцелуи—просто ещё один способ выражения привязанности между друзьями. Хантер рад, что ему, по крайней мере, удалось избежать этого заблуждения. Неудивительно, что именно Эдрик делает первый шаг. Поздней ночью, когда Эдрик вытаскивает его на улицу посмотреть на звёзды, то и дело рассказывая разные истории, связанные с тем или иным созвездием. Они оба лежат на траве, и их плечи почти соприкасаются. Хантер иногда добавляет что-то от себя: факты о звёздах или о других планетах, которые он выучил ещё в замке или прочитал в книгах. В какой-то момент они оба поворачивают головы, чтобы посмотреть друг на друга, и их взгляды встречаются. И время замирает. Эдрик такой красивый: свет Луны мягко падает на его лицо и заставляет зелёные волосы слегка блестеть. Он выглядит почти нереальным, волшебным, таким далёким и невероятно близким одновременно. Они смотрят друг на друга, будто боясь отвести взгляд друг от друга. Хантеру кажется, что, если он хоть на секунду отвернётся, Эдрик исчезнет. Растворится, будто его никогда и не было. Поэтому он смотрит. И Эдрик смотрит в ответ. Губы Хантера мгновенно становятся слишком сухими, и он быстро проводит по ним языком. Эдрик прослеживает это движение и повторяет его. Хантер чувствует тёплую ладонь на своей щеке, и Эдрик тихо спрашивает: —Можно? Эдрик с вопросом косится на губы Хантера, и его глаза ярко блестят в свете Луны. Хантер чувствует, как сердце в его груди замирает, а затем начинает биться очень-очень быстро. Он тихо выдыхает, а затем закрывает глаза и подаётся вперёд. Их губы встречаются где-то на полпути, руки Хантера находят грудь Эдрика и сжимают ткань его одежды, придвигаясь ближе. Становится ясно, что никто из них не целовался раньше: им приходится потратить некоторое время на то, чтобы найти правильный угол и понять, что делать и как двигаться, но, когда они это делают, мир вокруг исчезает. —Не знаю,–между поцелуями выдыхает Эдрик,–какую часть себя ты считаешь некрасивой, но я готов помочь тебе понять, что ты прекрасен целиком и полностью,–он улыбается и смотрит на Хантера со звёздами в глазах.–Ты мне так, так нравишься, Хантер. Хантер отстраняется, чтобы вдохнуть, и шепчет: —Мне так повезло, что ты у меня есть. А затем он обхватывает лицо Эдрика руками и втягивает его в очередной поцелуй. Они проводят так всю ночь, наблюдая за звёздами, держась за руки и прижимаясь друг к другу, изредка обмениваясь мягкими поцелуями. Тревога в груди Хантера в эту ночь наконец умолкает, оставляя после себя лишь мерное гудение. *** То, что они теперь в отношениях, не значит, что тревога Хантера полностью исчезла. К сожалению, это работает не так: она всё ещё там, чувствуется особенно остро, когда Хантер остаётся один на один со своими мыслями. Но теперь, когда ему это нужно, Эдрик всегда рядом, готов поддержать его в любой момент. Ушло немало времени, прежде чем навязчивые мысли о том, что Эдрик с ним только из жалости, исчезли. Но вот он, год спустя, всё ещё в отношениях со своим прекрасным парнем, окружённый заботой и вниманием. И, да, он всё же пошёл к психотерапевту. Что было непросто, учитывая, кто его дядя. Но Луз с удовольствием предоставила ему доступ к порталу в человеческий мир, где найти хорошего специалиста было немного легче. Им всё же удалось найти человека, которого не смущало то, что Хантер из другого мира (её зовут Сюзанна, и она отличная женщина, которая помогает Хантеру разобраться в себе и своих чувствах). Теперь у него есть друзья, его дядя больше не представляет опасности, а люди на Кипящих Островах приняли его. Он ходит в школу, веселится и живёт жизнью почти обычного подростка. У него было несколько тяжёлых разговоров с Эдриком по поводу его состояния и суицидальных мыслей (он всё же рассказал ему, как он оказался в этом снегу). Эти разговоры не были лёгкими ни для одного из них, но так он хотел показать, что доверяет Эдрику (и, возможно, немного предостеречь его. В какой-то момент он даже ожидал, что Эдрик бросит его из-за этого. Он бы понял, правда. Но как же волшебно было узнать, что, несмотря ни на что, Эдрик всегда будет рядом). И каждый раз Эдрик брал его за руки и уверял, что они пройдут через это вместе. И, что ж, они прошли. И теперь они счастливы. Вместе и навсегда.