Обратный путь [Kaerimichi]

      Мне было пять лет, когда умерла моя мать. Нечеткий ее образ навсегда запомнился мне бесхарактерностью, необоснованным теплом и нежностью. Расплывчатый облик в моей голове всегда глупо улыбался и прижимал меня к себя со словами «все в порядке».       Мама была слабохарактерной и слабой женщиной. Можно сказать, даже жалкой. Ей было семнадцать, когда ее изнасиловал ее родной брат, после чего в попытке скрыть этот инцидент мой дорогой дедушка, ее отец, выгнал ее из семьи, исключив из семейного регистра. Перед самым изгнанием он не забыл, как и всегда, упрекнуть ее в абсолютной непохожести на свою бабушку, вдогонку обозвав ее распутной девкой, посмевшей соблазнить родного брата.       В глазах дедушки его мать была эталоном того, какой должна быть женщина семейства Курихара. Под раздачу одержимого идеальным образом ямато-надэсико дедушки попала даже моя бабушка. Не сумевшая встать хотя бы на одну ступеньку ниже по сравнению с матерью мужа, бабушка под постоянным давлением и насилием дедушки не выдержала и покончила с собой.       Выброшенная на улицу с пятьюстами долларами мама вскоре через череды неудач и мошенников встретила моего отца. Для не разбиравшейся как в жизни, так и в людях мамы крепкий и честный мужчина стал спасением. Чуть погодя, в день, когда ей исполнилось восемнадцать, они обвенчались, тогда же она узнала о своей беременности от моего отца.       Для мамы, рано лишившейся матери и не имевшей каких-либо подруг, рождение дочки было огромным благословением. Она сияла от радости, ожидая моего появления на свет. Как и мой отец. Но до поры до времени. Мой отец, простой выходец из сельской местности, был обыкновенным человеком. Он был очарован моей матерью, которая, казалось, была не от мира сего. Она скрашивала его серый и нудный мир. В пестрящую палитру цветов я не входила. Для отца я была причиной, по которой мать сияла все ярче, соответственно, сильнее озаряющая его самого.       Все рухнуло, когда моя мать умерла от болезни. Туберкулёз. У нашей семьи не хватало денег даже на то, чтобы поддержать здоровье матери, не то что полностью вылечить ее. Не зная всех обстоятельств изгнания матери из семьи, папа пытался обивать порог дома Курихара. Он бил себя в грудь, пытаясь вразумить их, говоря о том, что они не могут так поступить с единственной дочкой. Еще как могут. Все, что они сделали, узнав о новой семье матери, это ДНК-тест, чтобы проверить мое отцовство. Удостоверившись, что я не была рождена от моего дяди, они быстро покинули нас.       Моим последним воспоминанием о семье стало то, как лежавшая на футоне мать худощавой рукой потянулась погладить меня. Она была бледной, ее почти полностью потерявшие цвет губы были потресканными, из-под одеяла выступали тазовые кости. Испуганная ее умирающим видом, я отпрянула. Это стало одним из моих самых больших сожалений. Она испустила выдох, так и не дотянувшись до меня. Почувствовав неладное, отец оттолкнул меня и рванулся к матери. Не уловив ее пульса, он содрогнулся в рыданиях. Скорая, которую он вызвал еще двадцать минут назад, не успела. Моя мать скончалась в возрасте двадцати трех лет.       После погребения матери папа выпал из жизни. Остатки красок, оставленных еще сохранявшей энтузиазм матерью, хватило лишь на ее похороны. Спустя время отец перестал обращать на меня внимание, полностью забив на мое воспитание и обеспечение. Я не была похожа на свою мать. Я была тихой, зажатой и стеснительной. Яркий образ матери и мой не складывались, что вычеркнуло меня из его жизни. Таким образом, при еще живом отце я стала сиротой, лишившись с последним куском земли, упавшем на гроб матери, обоих родителей.       Дабы не разбираться с социальной опекой, отец с горем пополам отправил меня в начальную школу. Школа пришлась мне не по вкусу (не по зубам). На еле отрывающихся от земли ступнях я волочила свое тело после очередного показательного «урока» от детишек, а голова, которая, кажется, была припечатана вниз косыми взглядами учителей, детей и их родителей, вовсе не поднималась.       Первый год начальной школы прошел однообразно. Войдя в мир, не знающая ничего о нем я столкнулась с жестокой стороной жизни, а пустующий сутками, бывало, и неделями дом, где в большинстве случаев не было ни света, ни горячей воды из-за забывчивости отца о существовании его дочери, нисколько не ограждал меня от нее. События в моей жизни происходили молниеносно. Словно кто-то в игре нажал на автопропуск диалогов и остановился лишь на моменте выбора дальнейших действий. Для маленького ребенка были неизвестны причины или обстоятельства развития такой истории. Для него страшно было взяться за консоль жизни так рано.       Так чередовались дни, уже ставшие обыденными. Днем я плелась по предписанному другими сценарию, отыгрывая роль красноносого Рудольфа, а вечером меня рвало от очередного сырого рамена, который пачками лежал у нас в шкафах, заботливо оставленный моим отцом, с головой ушедшим в работу.       На этой темной тропинке, не освещенной никаким светилом, я встретила его.       Мой Орион. Шиничиро. Всего три иероглифа несли столько смысла и счастья для меня.       Словно подарок, данный богами, под счастливую семерку он ворвался в мою жизнь.

***

      — Эй вы, детвора! — Пронзительный голос рассек воздух. — Ну-ка, остановитесь!       Им был Сано Шиничиро.       — Черт, бежим отсюда!       Завидев взрослых, толпа мальчишек, окружавшая содрогающуюся от ударов девочку, тут же начала уносить ноги. Прикрывавшая голову руками девочка с недоумением осторожно опустила их. Оглядываясь по сторонам, она испугано вздрогнула, когда парень с воронеными копнами резко присел перед ней.       — Ты в порядке? — Его тон, который секундой ранее был переполнен гневом, смягчился.       Девочка, словно иностранка, оказавшая в чужой стране, не понимая вопроса, лишь разомкнула губы. Она была ошеломлена. Она не заметила его приближения.       — Я пойду за ними. — Такеоми, парень, шедший вместе с ним, рванулся вслед за мальчишками.       Кивнув на слова друга, юноша снова повернул голову к ней и начал тихонько осматривать ребенка.       — Сильно болят? — Он со смешанными эмоциями рассматривал синяки на теле девочки: некоторые были свежими, некоторые уже сходили. Ссадины на локтях и коленях кровоточили и, казалось, причиняли сильную боль. — Чертовы мальчишки, как они могут быть так жестоки, — сморщив нос, чертыхался он.       Девочка не сводила взгляда с лица юного парня. Она не понимала спектра его эмоции. Это отвращение? Схожим взглядом другие взрослые так же оглядывали ее раны, но тогда почему же сейчас все кажется чуть другим?       — Эй, отпусти нас, ублюдок!       Мысли маленькой Юки были прерваны громкими криками пойманных мальчишек. Такеоми вел их к ним, держа за воротники. Увидев их, Шиничиро отрывисто поднялся на ноги. Он оглядел мальчиков сверху вниз недобрым взглядом и раздал каждому по щелбану. Чувствовалось, что он едва сдерживал злость.       Получившие достаточно болезненные щелбаны мальчишки начали сильнее материть парней со слезами в уголках глаз.       — Ублюдок, как ты посмел трогать детей! Я все расскажу взрослым!       Такеоми и Шин усмехнулись их детскому лепету.       — Давай, рассказывай, у меня тоже есть что рассказать вашим родителям и учителям.       — Пф, как будто им есть дело до нее! Мама с папой сказали не подходить к ней, потому что она заразная.       — Да! А учительница говорила, что она из плохой семьи, поэтому всегда ходит грязная и вонючая, — добавил другой.        Юки стыдливо опустила голову. От нее действительно могло нести, и ее одежда редко бывала чистой. Она понимала это и держалась от ребят подальше, чтобы не причинять никому неудобства. Она знала это, знала. Но… она не хотела, чтобы они (он) слышали это. Непонятно отчего, но громогласный мальчишка вмиг запал ей в душу. Его руки, прикасающиеся к ней, были непривычно теплыми.       — Чепушило, скажи что-нибудь! — огрызнулся один из мальчишек.       — Эй ты! — С оскалом Шиничиро дал ему подзатылок.       — Б-больно, — хныкал он.       — Мы расскажем учительнице и родителям, что ты привела их и заставила избить нас! — забеспокоившись сильнее, спохватился другой.       Услышав их угрозы, она судорожно попыталась встать на ноги, но ничего не вышло, и она, не удержав свое тело, упала.       — Осторожнее. — Шин словил ее.       Вновь почувствовав чужое тепло, она зарделась и попыталась отодвинуться. Она была в смятении.       — Эй, я сказал: осторожнее! Сможешь встать сама? — Он попытался взглянуть ей в лицо, но она лишь сильнее запрятала его за волосами.       — Я-я, — заикаясь, начала Юки. Из его слов она восприняла лишь высокий тон мальчишки, упустив скрывающееся за громким голосом волнение за нее. Тревога охватила ее тело, она не знала, как поступить. — С-со мной в-все в порядке, — суетливо проговорила Юки.       Он не мог поверить словам девочки, находившейся в его руках. Она буквально дрожала всем телом и, казалось, была на грани обморока.       — Как это с тобой все может быть в порядке? — Он приложил руку к ее лбу. — Ты вся в синяках и вся красная. У тебя началась лихорадка?       Шокированная, она охнула от его жеста и в панике начала дёргаться.       — Стой, что ты делаешь? — Не понимая реакции девочки на свои действия, Шин продолжил в том же духе, не сбавляя громкости в своем голосе.       Она отмахивалась от него руками и в один момент задела его глаз. Шин, прошипев, закрыл его рукой. Девочка застыла. Она не хотела! Правда. Она не хотела сделать больно своему спасителю! Слова с извинениями застряли в горле.       Наблюдая за всем, Такеоми вздохнул. Ему стало все понятно.       — Шин, все, кончай. Не дави на нее дальше. А вы, чертовы дети, — он отпустил их воротники, — на этот раз мы отпускаем вас, но, если хоть еще раз посмеете так поступить с леди, мы вас обязательно найдем, — пригрозил Такеоми.       — Почему ты их отпустил? — все ещё держась за дергающийся и красный глаз, спросил Шин.       — Ты не видишь? Девочка еле держится. Дунь на нее, и все, свалится. К тому же ее поведение напоминает дикого зверя, привыкшего к жестокому обращению. Что бы ты ни делал, сейчас она не поймет твоих намерений.       — Дикий зверь, говоришь? — Он призадумался над его словами и повернулся к девочке, вид которой был неутешительным. Она стояла, как испуганный звереныш, ожидавший своего приговора от хищника. — Девояка, а где твои родители? — он задал фатальный вопрос, заставивший ее сорваться.       Мальчик с воронеными волосами сбил ее с толку. Она знала и видела таких, как он. Люди вокруг звали их «янки» и всячески попрекали. И даже учительница предупреждала, что они плохие люди. Так почему образ парня перед ее глазами и то, как он обращался с ней, не складывались?       Запутавшись в своих убеждениях, она не справилась с нахлынувшими чувствами, доведенными до апогея вопросом о родителях. Ее голова кипела как никогда. Она с оставшейся силой толкнула его. Шин спокойно упал на копчик, не почувствовав никакой боли, но пришедшая в замешательство от своего ужасного поступка девочка уже убегала прочь. Она бежала так, как никогда не делала этого! Чувствовалось, будто от трения ее обуви за ней разгоралась огненная полоса. Ее ощущения были странными. Щеки, голова, ноги — все тело горело! Странный мальчик вскружил ей голову. Не бывает таких теплых плохих людей! Его запах не был ни капельки приятным. Он пах сигаретами и, кажется, совсем чуть-чуть солнцем. Запах отвратительных сигарет, как у всех других плохих людей, стертые костяшки, безалаберный вид, за который ругали взрослые: все признаки были при нем!       — Малышка, ты куда? — кричал вслед он, собираясь ее догнать.       — Шин, не надо. Лучше взгляни. — Он указал в сторону забытого рюкзака.       Он подошёл и, взяв ранец, прочел имя на нем.       — Мацуока Юки. Класс два — один.

***

      На следующее утро он ждал меня у ворот моей школы. Взвинченная, я робко переминалась у входа, не осмеливаясь идти дальше без рюкзака. Этот ранец был дорог для меня. Последний подарок моей покойной матери. Детская мода меняется быстро, и пока я доросла до первого класса, купленный еще два года назад рюкзак перестал быть тем, чем можно похвастаться. Но все равно он был для меня ценнее всех ранцев, что я видела на чужих спинах.

***

      — Юки, — он с осторожностью произнес ее имя, словно неуверенно пробуя ложку неизвестного доселе блюда.       «Обернется ли?»       Она обернулась. Никак не ожидая увидеть вчерашнего странного парня, она замерла. Она узнала его. Это точно можно было понять по тому, как быстро сменялись ее эмоции. Сперва заискрившееся удивление в глазах, затем скрытое за недоверчивым взглядом любопытство.       — Не надо так реагировать. Обидно, знаешь ли, — он небрежно фыркнул, пытаясь сбавить ее насторожённость.       Она не слушала его. Юки увидела свою потерянную драгоценность за его спиной. Она восторженно раскрыла глаза и в прыжке потянулась за рюкзаком. Шин, не ожидая подобного, замер. «Мило». Придя в себя, он откашлялся и присел перед ней.       — Твой, не так ли? — Снимая рюкзак со спины, он протянул его ей.       — Мой, — тихо и с краснеющими щеками ответила Юки. Его улыбка была такой же, как его прикосновения. Лишь глаза будто бы дна не имели.       — Что? Не слышу? — Он притворился, что не расслышал. — Так это твой рюкзак? — Он взглянул ей в глаза.       Она, смущенно опустив их, начала интенсивно кивать.       — Все-все, я понял. Хватит, не то мозги расшатаются.       Она с испугом схватилась за голову и попыталась привести ее в равновесие.       Увидев это, Шиничиро громко рассмеялся.       — Это шутка, просто шутка. — Он смеялся до тех пор, пока не заболел живот. Шин не мог подумать, что кто-нибудь поверит его словам. У него трое младших, но ни один из них не купился бы на такое, даже самая младшая — Эмма.       Она, облегчённо вздохнув, опустила руки и робко потянулась к лямке ранца.       — Мое, — слабо протянула она.       Он удовлетворенно улыбнулся.       — Так держать, малышка. Больше не оставляй вещи, принадлежащие тебе, хорошо?       Юки кивнула и собралась взять в руки свой рюкзак, как он поднял его вверх.       — Но взамен… — Он выжидающе следил за ее действиями, но, растерявшись от скованного вида девочки, быстро передал ей в руки вещь и начал извиняться: — Прости-прости. Может, в качестве награды скажешь, когда у тебя заканчиваются уроки? — Он пытался максимально снизойти до ее уровня.       Девочка, хлопнув несколько раз глазами, задумалась над ответом. Не справившись со складыванием в уме, она попыталась высчитать по пальцам.       — Ладно, скажи, сколько у тебя уроков? — Он положил ладонь на ее руки, остановив ее.       Она задергалась и полезла в ранец. Шин рассмеялся с ее растерянного вида.       — Хорошо, не надо. Я сам узнаю, а ты иди, не опаздывай. — Шин потянулся погладить ее по макушке. Юки дрогнула под нависающей рукой. Он горько вздохнул и невесомо ткнул ее пальцем по щеке. — Я пошел, увидимся вечером.       Попрощавшись с ней, он без оглядки ушел. Юки стояла как вкопанная. Место, куда прикоснулся мальчишка, горело, словно под лучами солнца. «Он сказал, он придет, да?»

***

      Над этим вопросом я думала целый день. Мне и так доставалось от моей учительницы за мою якобы заторможенность, но, устроившая заплыв в мир своих грез, я тогда раздражала ее еще сильнее. Я не вникала ни в ее слова, ни в слова окружающих. Меня интересовало, как тот странный мальчик узнает, когда закончатся мои уроки. Он ведь даже не представился мне. Меня тешили мысли о том, будет ли он стоять у ворот, когда я выйду.       Его не было.       Увидев это, я сразу же начала упрекать себя, застеснявшись своих бессмысленных и наивных надежд. Пройдя с таким стыдом еще метр от ворот, мальчишка, которого, как оказалось, прогнали из-за того, что он целый день с утра стоял у ворот младшей школы, подбежал ко мне. С грохотом присев передо мной, он с улыбкой протянул:       — Ах, точно, я ведь забыл представиться тебе. Меня зовут Сано Шиничиро. Будем знакомы, малышка Ю.

***

      Так произошло наше знакомство. Вслед за этим он вызвался провести меня до дома. Мне тут же не понравилась эта идея. Дом моего детства, он сверкал лишь до смерти матери, а после этого он стал захудалым и потрёпанным, и такой дом мне было стыдно показывать. Но упертый Шин настаивал на своем. Маленькая я, которая не выдерживала любого, даже самого слабого натиска, в итоге, затихнув, шла дальше по маршруту. Мне в каком-то смысле повезло, что мой дом находился в конце улицы. Чтобы пройти дальше, нужно было проделать путь сквозь узкие проходы через дома, которые были словно лабиринты для не знавших эти места. Сказав об этом, на конце главной улицы я, повернувшись к нему, попрощалась, как я думала, достаточно слышно для него, и юркнула в проход.       По возвращению домой, захлопнув дверь и спустившись вниз по ней, я схватилась за сердце. Оно трепетало.

***

      После того дня Шин приходил каждый день и вызывался провожать меня до дома. И, даже получая в ответ отказы в виде отрицательных мотаний головой, он все равно упрямо шел следом за мной, непринужденно спрашивая о разных вещах. Я тогда воспринимала все его действия слишком остро, считая их запугиваниями. В моих глазах он выглядел точно так же, как и другие янки, курящие и дерущиеся на парковках или около заброшенных зданий. (Только спустя время я осознала, что после того, как он стал ходить со мной после школы, меня перестали поджидать мои одноклассники.)       Относительно того, как мы медленно, шаг за шагом привыкали друг к другу, уменьшалось и расстояние между нами по дороге домой. Ведь, по сути, мы были незнакомцами друг для друга. Я была непохожа на детей, которых он видел. Он не был похож на взрослых, которых видела я. Для него мои страхи и тревоги были не столь понятны, как и его дружеские жесты — для меня.       Шин был наблюдательным. Поняв причины моей настороженности, он махнул рукой на мои предрассудки, не ругая за них и доказывая обратное на деле. Он разговаривал, становясь в рост со мной, старался сделать голос мягче, следил за высотой тона и звал меня лишь ласковым образом. Но все же, несмотря на все его старания, как бы нечестно по отношению к нему это ни было, я не могла сделать такого же для Шина. Для меня сближение давалось тяжелее. Я не осмеливалась быть тем, кто первый идет на контакт. Я покорно томилась, храня надежду, что и сегодня Шин озарит мой день. Весь мой опыт длиною всего и целых семь лет мешал мне ясно видеть Шиничиро передо мной. Выученные мной образы накладывались друг на друга. Я не могла так быстро избавиться от этой пелены перед глазами только для одного человека, когда все остальные оставались все такими же.       Думаю, Шина останавливало от того, чтобы бросить затею сблизиться со мной, то, как, несмотря на мнительность, я становилась живее около него. Хватало лишь упоминания одного его имени, чтобы кровь разогналась быстрее по моим венам. Мой застывший мир пришел в движение с появлением в нем Шиничиро. Конечно, это не избавило меня от издевок внутри стен школы, но все страдания компенсировались проведенным с Шином временем после нее.       Со временем за мной вместе с Шином начал приходить и Такеоми. Дорога домой не всегда считалась за прямой маршрут от пункта «А» до пункта «Б». Иногда мы развлекались тем, что останавливались у разных ларьков или детских площадок. Компания Шина, во главе которой был он сам, показывала мне новые места. Пока я следовала за его высокой спиной, невиданный мной Токио раскрывал свои тайны.       Около реки, у детских площадок, по дороге от школы до дома — нити, сделанные из золотого руна, тянулись по всему Токио, позволяя им запечатлеться в моей памяти. На местах, которых когда-либо касался Шин, оставались следы солнца, как на стенах солнечные зайчики при закате. Вмиг погруженная в необъяснимый мир, я чувствовала себя как человек, попавший в ночь парада ста демонов, но заместо смерти встретивший свое перерождение. Моя странная мама почему-то читала ребенку вместо обычных сказок истории о ёкаях и сказания о приключениях на Крите. Потому я не знала историй о принцах и принцессах, которых они спасают. Но я знала о ёкаях, что крадут сердца, и о Психее, что ходила по всему свету в поисках возлюбленного.

***

      — Мацуока Юки! Сколько можно повторять, что чистописание важно?! То, как выглядит тетрадь, говорит о том, какой ее владелец и каков его склад ума! Неужели ты настолько глупая, что до сих пор понять этого не можешь? — раздраженно причитала учительница. Та привыкла, что девчонка цепенеет сразу же, начни ей говорить что-либо.       Но на этот раз все было чуть по-другому. Вместо привычной пелены слез перед глазами всплыли моменты с Шином и сказанные им слова:       — Обалдеть, Юки! Ты знаешь столько историй, конечно, странно, что почти все о ёкаях, — конец фразы он произнёс чуть тише.       Вот они лежали у реки, слушая рассказы Юки, которые она пересказывала с уст матери.       — Малышка, чем ты занимаешься? — Он через ее спину взглянул на тетрадь. — О, такими темпами скоро малышка Ю станет умнее нашего Такеоми! — Он весело взворошил ее волосы.       Он похвалил ее за то, что она ушла вперед своих одноклассников в арифметике. Он сказал, что Юки умная, говорил, что она хорошо справляется.       Нужные слова пронеслись в голове, придавая ей сил. Словно заново строя ее каркас, они заставили ее спину распрямиться, а голову — подняться выше.       — Неправда! — Горло саднило. Возможно, впервые в жизни после долгого молчания из нее вырвался подобный крик.       Учительница в шоке уставилась на нее. Юки также сама была в ужасе от своей выходки. Стоило учительнице набрать воздух в легкие, чтобы начать возмущаться подобному непотребному поведению, как Юки продолжила:       — Неправда, Юки не такая… — Сцепив руки в замок и прижав их к груди, она набиралась храбрости не отступить. Воздуха катастрофически не хватало. Голова кружилась. — Юки умная. Я делаю на отлично домашние задания, читаю книги, уже умею красиво писать и четко читать, — девочка судорожно, боясь, что, если перебьют, она не сможет начать вновь, перечисляла все то, за что когда-либо хвалил ее Шин. — Братик Шин… он… — она запиналась. Язык заплетался до невозможности. — О-он гордится мной! — собрав все буквы и чувства в слова, крикнула Юки. Точно вырвавшаяся из кокона бабочка, ее охватило ликование. Схватив тетради и поношенный ранец, она рванула к выходу.       — Мацуока Юки! Куда ты… — истерично начала учительница. Но дальше Юки ее уже не слышала. Она бежала, но не прочь, а к столь заветному человеку, шаги к которому теперь давались ей так легко. Невидимые крылья чувствовали проносящийся ветер за спиной.

***

      — Эй, Шин, сколько собираешься возиться с мелкой? Познакомь уже ее с Майки и с остальными детьми, и концы с концами.       Такеоми с Шином курили в переулке неподалеку от школы Юки. Второй несильно вдавался в разговор с другом, безучастно пиная камешек перед ним.       — Шин! — увидев отстраненность друга к теме, требовательнее позвал он.       — Что? — В ответ Шин повернулся. Увидев взгляд Оми, он вздохнул. — Я уже отвечал на этот вопрос, что не собираюсь. Она отличается от других детей. Она более хрупкая, чем может показаться на первый взгляд. Манджиро может ненароком обидеть ее или чего хуже.       — Ну а как же Сенджу и Эмма?       — На этот я тоже отвечал, — пытался как можно скорее закончить разговор Шиничиро.       — Шин.       — Такеоми, когда придет время, я познакомлю их, — устало ответил Шин. — Юки стоит перед этим окрепнуть.       — Значит, она достаточно крепка для знакомства с Изаной, но не с девочками? — не отставал от друга Такеоми.       — Слушай, серьёзно, прекрати, не понимаю, чего ты хочешь добиться, но я уверяю, пока я рядом, Изана не сделает ничего, что могло бы расстроить Юки.       Собравшегося начать тираду Такеоми остановил услышанный ими топот. Повернувшись, они увидели, как к ним с такой широкой улыбкой, что виднелись десны, бежала Юки. Не сумев вовремя остановиться, она врезалась в подхватившего ее Шиничиро.       — Эй, что случилось? Уроки ведь еще не закончились, — насторожился он.       — Шиничиро!       Они удивленно раскрыли глаза. Даже сильно испугавшись, она не издавала звуков громче мышиного писка.       — Прости! Прости, пожалуйста. Я ошибалась, — тараторила Юки, пока тянулась к парню изо всех сил. Плохо различая сбившуюся от волнения и пыхтения речь, Шин уселся на корточки перед ней, потушив сигарету об асфальт подальше от Юки.       — Малышка, постой…       — Я была не права, — она прервала его. — Учительница и все остальные говорили, что такие люди, как вы, плохие. Но ведь они так же говорили и обо мне! Но это же неправда. Они не знали ничего о Юки. Да, от Юки плохо пахло, и у нее не было новой одежды, и дом ее плохой, но она сама не была плохой. Так и с тобой, и с братиком Оми, и со всеми остальными. Пусть другие и говорили, что вы плохие, на самом деле вы не такие! Вы всегда провожаете меня, кормите вкусностями. Благодаря тебе теперь я кушаю вкусную еду у тетушки Судзуки. Я… я… — Она зажмурилась. — Я сильно люблю тебя и всех остальных! — собравшись с духом, воскликнула Юки. Эти огромные чувства слишком долго копились в ее маленьком теле.       Оба мальчишки обомлели от всего сказанного Юки. Столько тяжелых мыслей крутилось в голове маленькой девочки. Не зная, какие слова подобрать, они неуверенно раскрыли рты. Не придумав ничего лучше, Шин прислонил свой лоб к ее и, прикрыв глаза, принялся успокаивать ее:       — Тише-тише, все в порядке, — вторил ей Шин, гладя большим пальцем затылок. — Теперь все в порядке…

***

      — Вот поэтому, Чиеко, не слишком верь тому, что говорят окружающие. Громче всех говорит тот, кто судит, основываясь лишь на поверхностных вещах.       Закончив свой рассказ, Юки убрала книгу, за которую она хваталась, как за спасательный круг, когда ее переполняли нахлынувшие эмоции, и встала. Прошло несколько часов. Чуть покачнувшись из-за затёкших ног, размяв их, она выпрямилась, устремляя взгляд на небо, прямо за облака. Она будто хотела зацепиться за кого-то, кто был утерян.       — Думаю, на сегодня хватит, уже вечер, скоро будет ужин. Можешь есть где угодно, ни Майки, ни Какучё не будет в резиденции несколько дней, — она говорила, не осмеливаясь встретиться глазами с Чиеко.       — А Вы? — Девушка так же не поднимала взгляда на госпожу.       — Я устала, так что пойду отдыхать. Меня навряд ли хватит на ужин, так что можешь есть в одиночку.       «В одиночку? Не хочу».       — Хорошо.       — Тогда я пойду. — Так и не повернувшись к Хирото, оставила ее Юки.       Просидев около минуты на месте, Чиеко поднялась на ноги и потянулась к оставленной женщиной книге.       — Орион, да? — хмыкнула девушка. — Является ли погасшая звезда единственной причиной Вашего желания умереть? — Она гладила мятые края книги, которые сжимала госпожа. Чиеко оставалась на террасе еще долго.       Смятые края и соленые слезы поверх — эта книга стала дитём, перенявшим и объединившим смятения двух сердец.