Этой ночью

После восьми вечера на улице холодно — минус два, не меньше. Ноябрь, который Хазин просто ненавидит, даёт о себе знать. Петя ёжится, туша сигарету, и заходит в подъезд, сжимая огромный пакет продуктов, так как неделю не собирается выходить из дому, если не больше. Пару минут назад он позвонил Прокопенко, сказал, что с температурой высокой и ебал он эту работу с майором ебучим. Ладно, последнее он, конечно же, не говорил, а просто взял больничный, но так хотелось послать начальника… В квартире тоже холодно, отопление ещё не включали, да и окна Хазин забыл закрыть, создавая из комнат морозильные камеры, не иначе. Приходится не снимать верхнюю одежду, в которой он плюхается на диван, сжимая градусник. Тридцать семь и две, за-ши-бись. Парень снова глотает горсть таблеток, прикрывая глаза. Нахуй он в Питер вернулся? Можно же было просто отсидеться дома. Да, получить пиздюлей в два раза больше от отца, но зато в тепле, с самой вкусной едой, приготовленной мамой. Блядь, он так давно не звонил женщине. Рука тянется к телефону, который валяется недалеко, на подушках, но замирает, плавно опускаясь на мягкую обивку дивана. Хазин засыпает, но ненадолго. Резкая боль в запястье заставляет широко распахнуть глаза, становится тяжело дышать, а по телу проходит судорога, от чего Петя падает на пол. Он лежит на белом ковре, пытаясь выровнять дыхание, но через пару минут его снова скрючивает от боли. В этот раз она сильнее, будто ожог степени четвёртой. Сквозь слёзы он смотрит на запястье, где должна быть метка, и не верит своим глазам. Ранее чёрные буквы словно выцветают почти наполовину. Хрипя от боли, Петя с божьей помощью хватает телефон. А что дальше? Хазин теряется, и, не сдерживаясь, вскрикивает. Так. Вдох-выдох, вдох… Проходит пять минут, затем десять, боль проходит, оставляя после себя пульсацию в каждой ёбаной букве метки. Петя рассматривает покрасневшую кожу прежде чем вбить в поисковике: «Резкая боль в запястье с меткой». Он нажимает на первый попавшийся сайт, пролистывает ненужный текст и… подскакивает, словно боли и вовсе не было. …чаще всего боль в запястье является сигналом о том, что ваш избранный находится при смерти, но бывают и исключения. Например, … Игорь! Нет, нет, нет. Снова он куда-то влез. Хазин не дочитывает до конца, вставая так резко, что в глазах темнеет моментально и приходится схватиться за спинку дивана, но это не останавливает парня. Трясущимися руками он набирает номер Грома, который, блядь, не отвечает. Ехать к нему? А вдруг он не дома? А если боль утихла, значит ли это, что он всё же смог оказаться в безопасности? Петя набирает снова и снова, так и не получая ответа, поэтому вызывает такси, ибо сам не в состоянии сесть за руль. Слава богам, таксист оказывается понимающим и за дополнительную плату, естественно, буквально за пятнадцать минут, которые кажутся Пете вечностью, довозит до подъезда Грома. Каждая ступенька даётся нереально тяжело, ноги словно перестают слушаться, а палец на пару секунд замирает, прежде чем с силой надавить на кнопку звонка.

***

Прежде чем раздеться, Игорь с силой ударяет по груше раз двадцать, да так сильно, что штукатурка сыпется. А может, это жирный такой намёк на ремонт? Мужчина вздыхает, доставая флакончик, который тут же кидает на диван, чудом не потеряв почему-то не плотно закрученную крышечку. Сколько там Игнат сказал пить? Три? Через пару минут, умывшись и сделав себе чай, Игорь снова возвращается к флакончику. Он садится на диван, делая довольно большой глоток чая, после чего на ладони оказываются три маленькие, круглые таблетки оранжевого цвета, более похожие на пластмассовые шарики, и Гром вдруг задумывается, а можно ли принимать их на голодный желудок, потому что он с обеда ничего не ел. Так, ну Игнат бы наверное сказал бы ему об этом? Игорь вздыхает, последний раз смотря на метку. А как его организм определит, что свести нужно именно имя Хазина? Чёрт. Мужчина медлит, смотря на таблетки, но потом всё же быстро глотает всё три, запивая чаем, ощущая слабый вкус манго, которому не придаёт никакого значения. И что дальше? Проходит минут двадцать, но изменений мужчина не ощущает, понимая, что всё это время просто листал каналы, не находя ни одной интересной программы по телевизору. Ещё через десять минут он закрывает глаза, вроде как на долю секунды, но проваливается в сон. Ему почему-то снится Димка, который сидит за своим столом и рассказывает что-то Игорю так увлечённо, но Гром ничего не слышит, потому что… Потому что смотрит на Петю, который лежит почему-то на полу не в участке, а в своей квартире, корчась от боли. В какой-то момент он замирает, поворачивая голову в их с Димой сторону, и Игорь видит, как в глаза Хазина потухает жизнь, а тело медленно расслабляется. Мужчина хочет подбежать к парню, но руки Дубина с огромной силой сжимают его плечи и… Гром резко просыпается, жадно хватая ртом воздух. Блядь, он Игната всё же прикончит, если тот ему наркоту вместо препарата подложил. Звонок в дверь приводит чувства, как и тот факт, что в экране домофона Игорь видит Хазина. Мужчина неуверенно открывает дверь, чудом не оказавшись на полу: увидев Грома, Петя, со странным блеском в глазах и не менее странной улыбкой, ничего не говоря, обнимает его. Хотя нет, парень что-то бормочет, сжимая так, будто Игорь с войны вернулся. — Ты чего? — нарушает тишину Гром, пытаясь затянуть парня в квартиру и закрыть дверь — дует, как ни как, а этот ещё и с температурой. — Чё произошло то? — Это ты мне скажи, — наконец отлипает от него Хазин, закатывая рукав, скрывая смущение от осознания того, что только что сделал. — Я думал, ты дохнешь где-то с пулей во лбу, а ты вон в старпёрских трениках по квартире ходишь. Не то что бы Петя не видел торс Игоря… Чёрт, парень краснеет ещё больше, понимая, что буквально тыкался носом в шею друга, а вот этот самый друг, до которого ничего никогда не доходит с первого раза, понимает ситуацию по-другому. — Чё ты несёшь? Блядь, ты горишь весь. Знаешь, придурошный, тебе повезло, что у меня ещё жаропонижающие остались, — он не смотрит на запястье парня, но хватает за руку, потянув за собой в сторону кухни, а Петя вообще перестаёт понимать, что происходит, вырываясь. — Я как ебанутый к нему летел, а он блядь вид делает, что нихуя не понимает, — начинает психовать парень, чуть ли не тыча запястье Игорю в лицо. — Чё за хуйня, дорогой? Мужчина молчит, подбирая слова, понимая, что таблетки сработали. Ахуеть как быстро сработали. Ну и неосознанно смотрит на столик, на котором стоит флакончик с таблетками, а Петя следит за его взглядом. — О, дядь, не только я с грешком, — сначала Хазин думает, что Игорь наркотики принял, но потом, когда он берёт в руки флакончик, этот туман наивности рассеивается. Он читает название, вспоминая, что видел их у отца, в переломный момент их с мамой отношений. Свести метку он хотел, да не решился. Петя с силой сжимает таблетки: — Это шутка, да? Это, блядь, шутка? — Надо поговорить, — выдавливает из себя Гром, не в силах посмотреть на парня, несмотря на то, что тот подходит максимально близко, стараясь заглянуть ему в глаза. — Да что ты? А почему только сейчас? На половине пути? М? — вот теперь Хазин не сдерживается, произнося каждое слово с таким ехидством, что Игорь всё же поворачивает в его сторону голову.  — Я… — долбаёб, чуть не говорит мужчина, но замирает, не в силах оторвать взгляд от Петиного лица, тот тоже не двигатся, и кто знает, сколько бы они так простояли, но Хазин отворачивается первыми. Нет, он конечно же понимал, что не нужен мужчине, но чтобы так… Внутри всё сжимается, а по щеке Хазина, который никогда не показывал настоящих эмоций никому, кроме близких, скатывается слеза, которую он тут же быстро стирает. — Петь… — хриплый голос мужчины теперь кажется таким противным, от чего парень даже дёргается. — Хуеть. Чтобы к утру этой хуйни не было. Кивни, если сука хоть в этот раз понял, — тоже хрипло говорит он, показывая Игорю метку, и, увидев, как мужчина кивает неуверенно, быстро уходит, теперь уже не сдерживая слёзы.