***
— У тебя что, своего дома нет, что ли? — возмущённо прошипела я, в очередной раз наткнувшись на кухне на невозмутимо поглощающего мои запасы хлопьев с мёдом брюнета. Но он лишь беспечно пожал плечами, не отрываясь от еды, и пробубнел с набитым хлопьями ртом: — Ефть. Но фаш дом мне нрафифся больфе! — Интересно, почему? Назови мне хоть одну внятную причину! — я скрестила руки на груди, злобно зыркнув на него исподлобья, и Чонгук, наконец, поднял на меня неизменно тёплый и неизменно смеющийся взгляд и совершенно искренне (хотя я ему ни на миг не поверила) сообщил: — Потому что здесь есть ты, глупышка Бэмбиай. Бэмбиай. Глаза олененка. Меня едва не перекосило от этого дурацкого прозвища, данного мне Чонгуком и настолько прочно ко мне прилепившегося, что олененком с лёгкой подачи своего прибацаного друга стал называть меня даже Тэхен. Нахальный брюнет же продолжал смотреть на меня открытым и каким-то совершенно обезоруживающим взглядом, пряча мягкую улыбку в уголках таких же мягких губ, и я снова не выдержала первой и, развернувшись, вылетела из кухни, слушая вдогонку его приглушённый смех, который уже стал для меня своего рода саундтрэком к каждому дню. … Я постоянно натыкалась на него по всему дому: то на террасе, то валяющимся в гостиной на диване перед телеком, то на кухне, грабящим наш холодильник… А ещё Чонгук курил. Много и со вкусом. И я с удивлением ловила себя на том, что, хоть мне никогда раньше не нравились курящие парни, стала невольно все чаще зависать на том, как красиво его длинные пальцы обхватывали дорогие ментоловые сигареты, которым он никогда не изменял, а губы сжимали фильтр, когда он дымил под вытяжкой на кухне или на балконе, запрокинув голову и прикрыв глаза от наслаждения, выпуская изо рта струйки дыма. Как-то раз, поймав мой зачарованный взгляд, направленный на него, и приняв его за привычно недовольный, Чонгук повёл бровью и спросил: — Что, олененок, не нравится, что я курю? Но я лишь неопределённо пожала плечами. — Если тебе так нравится гробить свое здоровье, то вперёд. Может, так ты помрешь намного скорее и, наконец, освободишь меня от своего навязчивого каждодневного присутствия. Он усмехнулся и покачал головой: — Даже не надейся так легко от меня избавиться, Бэмбиай. И не волнуйся, я брошу курить , когда мы начнём встречаться, чтоб тебе не пришлось целоваться с пепельницей, — он подмигнул и выразительно повёл бровями, отчего металлическая штанга на самом кончике одной из них матово сверкнула и вновь погасла. От одних только мыслей о поцелуях с ним меня невольно пробрало дрожью до самых костей, и я поежилась, зябко поведя плечами, очень надеясь, что все мои эмоции касаемо данной перспективы не отразились в тот же миг у меня на лице — Не стоит идти на такие жертвы, сонбэ. Курите на здоровье! --- насмешливо фыркнула я, изо всех сил стараясь сохранить самообладание, которое нередко меня покидало в его присутствии, особенно в такие моменты, как этот, когда Чонгук намеренно меня смущал, говоря о наших с ним будущих поцелуях (слава богу, что не о будущих детях), засыпая двусмысленными фразами и шуточками ниже пояса, из-за которых мне с каждым днем все сильнее хотелось его поколотить. И плевать, что он был старше, выше, сильнее… да и драться наверняка умел лучше, чем я… Моя душа все равно жаждала реванша за все мои обидные проигрыши в стычках с этим возмутительно дерзким красавчиком, который даже не собирался скрывать свою симпатию и намерения в отношении моей скромной персоны. Это был какой-то кошмар, и самым худшим было то, что я даже не могла пожаловаться брату на этого хулигана, ведь Тэ совершенно очевидно не воспринимал его флирт всерьёз и лишь тихонько посмеивался, отмахиваясь от моих жалоб и говоря, что Чонгук ведёт себя так фривольно абсолютно со всеми более — менее хорошенькими девушками, и уговаривал меня потерпеть ещё немного, пока не начнётся учёба, заверяя, что тогда его дружбан уж точно от нас свалит, и я смогу, наконец, вздохнуть свободнее и мне больше не придётся закутываться чуть ли не в паранджу, просто для того, чтоб выйти из своей комнаты.Ведь с поселением в нашем доме нахального брюнета мне пришлось забыть о коротких пижамных шортиках и открытых топах, которые я просто обожала, и которые, судя по всему, стал обожать на мне и Чонгук, так как, стоило мне пару раз выйти в таком виде на кухню, как он начинал буквально пожирать меня глазами, отпуская довольно сомнительные комплименты, тем самым заставляя смущаться , нервничать и убегать, прячась от его жадного взгляда в своей спальне, в то время, как он сам совершенно свободно разгуливал по нашему дому, как по своему собственному и вечно выскакивал передо мной, как черт из табакерки, заставляя шарахаться от него с испуганным вскриком, что его, видимо, очень веселило, и он никогда не давал мне уйти далеко, неизменно и с поразительной лёгкостью ловя меня за талию и руки, притягивая к себе и чмокая в макушку, прижимая так близко к собственному, всегда такому горячему и сильному телу, что у меня невольно перехватывало дыхание, и лишь смеясь в ответ на моё возмущённое фырканье . Но он никогда себе не позволял ничего лишнего… Кроме одного единственного раза, когда все — таки позволил. И все полетело к черту.***
Была середина августа, и в Сеуле все ещё стояла невыносимая жара, не спадавшая даже ночью. В тот вечер я долго не могла уснуть. Мысли о «нахальном брюнете», как я его для себя окрестила, просто огромным табуном рвались в мою бедную голову , и то, что я была в курсе, что он снова остался у нас на ночь, вовсе не помогало от них избавиться. В голове снова и снова прокручивались подробности нашей с ним утренней стычки на кухне, когда он, проходя мимо, словно невзначай погладил меня по бедру, наклонившись и шепнув, что у меня потрясающий вид сзади, а я, не выдержав подобной наглости, замахнулась, чтоб наконец отвести душу и треснуть его по нахально ухмыляющейся и донельзя довольной физиономии, но он с поразительной легкостью перехватил мою руку, не дав осуществить эту маленькую месть, и покачал головой, цокнув языком и назидательно сообщив, что драться нехорошо. Я из-за него весь день просидела в комнате, дуясь и сама не понимая, почему так реагирую, ведь любая другая наверняка оценила бы этот комплимент собственной внешности. Но, наверное, дело было просто в том, что это был Чонгук. Невероятно наглый, самоуверенный и дерзкий до жути. И неимоверно меня бесивший. Причём намеренно. Я вздохнула, умоляя всех известных мне богов даровать мне безграничное терпение, ибо моё уже было на исходе, и, поняв, что, ко всему прочему, очень хочу пить, села на кровати и спустила ноги на пол, нашаривая тапочки, решив спуститься вниз и выпить воды. В доме царила тишина и умиротворение, а по коридору гулял лёгкий ветерок, залетавший в открытые настежь окна, и я думала, что два других обитателя этого дома уже давно спят. Открыв холодильник, я достала бутылку с ледяной водой и с наслаждением присосалась к горлышку, вылакав сразу половину и оставив немного во рту, наслаждаясь. Но когда я уже захлопнула дверцу, прихватив недопитую бутылку и собираясь идти к себе, то едва не выплюнула всю оставшуюся во рту воду на Чонгука, который стоял прямо передо мной, расслабленно облокотившись сильным плечом о дверной косяк и невозмутимо взирая на меня. Он, по своему обыкновению, снова был без рубашки, но, когда мой взгляд невольно скользнул вниз по его телу, я увидела, что он был ещё и без штанов. И это уже был просто верх наглости. Нет, я, конечно, понимала, что, возможно, он просто тоже захотел пить и не рассчитывал никого встретить на кухне в два часа ночи, но все же… Это было просто возмутительно. Он молча смотрел на меня с лёгкой полуулыбкой, блуждающей на его губах, скрестив сильные руки на широкой груди и по своему обыкновению чуть склонив голову к плечу, отчего тёмная челка мягкими волнами падала ему на лоб, закрывая глаза, но не настолько, чтоб помешать мне увидеть плясавших в них чертей. От увиденной живописной картины под названием «Чонгук в трусах» выпитая вода чуть не полилась фонтаном у меня через нос , и я застыла, совершенно обалдев. — Ты что тут делаешь? — прохрипела я, не узнав свой голос, и мне очень хотелось думать, что во всем виновата холодная вода, которую я до этого в себя влила, а вовсе не этот… Прости Господи, альфа - самец, щеголяющий передо мной в одном нижнем белье. — Очевидно, то же, что и ты. — лениво усмехнулся Чонгук и расслабленно пожал плечами, невольно приковав к ним мой взгляд и заставив на них зависнуть. — Пришел на полночный водопой? — я скептически выгнула бровь, скрестив руки на груди, и только спустя секунду поняла, какую совершила ошибку, ведь его враз потемневший взгляд упал прямо на нее, едва скрытую тонким пижамным топом. Я поежилась и зябко повела плечами от такого пристального внимания с его стороны, но затем упрямо вскинула подбородок, отказываясь пасовать перед ним в этот раз, а он лишь улыбнулся ещё шире и оттолкнулся от стены, делая шаг ко мне и невольно заставляя отступить. — Ага. И весьма удачно, как я погляжу… раз на водопой спустились такие лани... --- произнёс он хриплым полушепотом, и его тёмный взгляд снова мазнул по моему декольте. — Господи… Когда ты уже повзрослеешь? — я закатила глаза и отвернулась от него, сделав шаг в сторону и намереваясь обойти его. Но он, по своему обыкновению, не дал мне этого сделать , поймав за руку с до сих пор зажатой в ней бутылкой с водой, и потянул на себя, шепнув: — Поделишься водичкой, милая? — На! Хоть залейся! — я впихнула бутылку ему в руки, сердито фыркнув, и он тихо рассмеялся, делая глоток. — Ну не злись, малышка. Давай поболтаем немного? Я не могу уснуть. — Это исключительно твои проблемы. О чем мне болтать с тобой посреди ночи? — я уставилась на него, сверля его злобным взглядом и нетерпеливо притопывая ногой. Но, судя по всему, его не проняло , и он снова пожал плечами, отпивая из моей бутылки. — Ну хотя бы о том, почему ты меня так не любишь. — Что, тебе так трудно смириться с тем, что ты можешь кому-то не нравиться? — усмехнулась я, скрещивая руки на груди. — Я нравлюсь тебе. Признай это.---- и снова эта знакомая дерзкая улыбка тронула губы напротив, вызывая отчаянное желание её с них стереть. — Нет. ---- упрямо выдохнула я, отводя взгляд. Чонгук повёл тёмной бровью: — Нет ---- не нравлюсь или нет — ты не признаешь, что нравлюсь? Я вздохнула. Вся эта полемика уже начинала меня утомлять. — Знаешь что? Найди себе кого-нибудь другого, чтоб поупражняться в остроумии, а я пошла спать. Я уже развернулась к двери, делая шаг, но Чонгук вдруг протянул руку и, поймав меня за талию, потянул назад, к себе. — Я хочу с тобой, — хрипло шепнул он, уткнувшись лицом мне в затылок и развевая мои волосы тёплым дыханием. От неожиданности я замерла, ощутив, как его сильные руки сомкнулись у меня на талии, не давая вырваться и сбежать, и тело внезапно отозвалось на его близость волной предательской дрожи, и от этого я разозлилась ещё больше. ---- Чего ещё... ты хочешь? --- прошипела я, изо всех сил стараясь держать себя в руках, но это было почти невыполнимой задачей, учитывая то, что он сделал дальше. Тихо вздохнув, Чонгук мягко коснулся тёплыми губами моего затылка, заставляя все внутри непривычно сладко сжаться, и вкрадчиво прошептал: --- Я бы с удовольствием рассказал тебе об этом, Бэмбиай, но... боюсь, ты ещё слишком маленькая и невинная для таких вещей... — Чонгук, да сколько можно?! — поняв, куда он клонит, (что было в принципе нетрудно, ведь его всегда клонило исключительно в сторону спальни) мне дико захотелось наорать на него и затопать ногами, но вместо этого я развернулась в его руках и прижала обе ладони к его твёрдой и невыносимо горячей груди, толкнув со всей силы и прошипев: — Оставь меня наконец в покое! Но он, к моему ужасу, даже с места не сдвинулся и, легко перехватив мои руки и обхватив запястья горячими сильными пальцами, притянул почти вплотную к себе, наклонившись к моему лицу и глухо рыкнув: — И не подумаю. Ты же сама этого не хочешь, — а затем резко развернул меня и вжал спиной в столешницу, нависая надо мной и не сводя потемневшего взгляда с моих губ, и я вдруг отчётливо ощутила запах алкоголя в его дыхании. — Что ты творишь, Чон? Ты что, пьян? — прошипела я, в тот момент как никогда сильно мечтая убить этого наглеца взглядом, но ему словно все было нипочём — и моё шипение, и мои бессмысленные трепыхания в его руках, и попытки вырваться. — Возможно, лапочка, — хрипло шепнул он, лениво усмехаясь, — Тебя это пугает? — С чего бы? — я упрямо вскинула подбородок и встретилась взглядом с его тёмными глазами, казавшимися в полумраке кухни почти черными, как бездонные колодцы, упав в которые, выбраться было уже невозможно. Потому я так отчаянно сопротивлялась и не хотела падать, а он словно намеренно подталкивал меня к краю, побуждая пересечь черту, за которой находилась точка невозврата. И вот это уже действительно меня пугало. Он держал мои руки так крепко, что они уже начали неметь, и я снова возмутилась. — Отпусти меня! — потребовала я, подергав руками в бесплодной попытке их освободить. Но все было тщетно. Чонгук лишь перехватил их поудобнее и с дразнящей улыбкой шепнул: — Нет уж, Бэмби. Давай немного поиграем… Тебе же нравится играть со мной… Дразнить меня… Провоцировать… — Что ты несёшь? Единственный, кто тут постоянно играет в какие-то непонятные игры, это ты! Но в ответ на мою возмущенную тираду он лишь усмехнулся и подался ещё ближе ко мне, буквально вжимая меня в прохладный мрамор столешницы, что так резко контрастировал с жаром его почти обнаженного тела, что у меня внезапно ослабли колени. — Тише, милая, не бушуй. Не будем будить Тэхена, он устал после дежурства в клинике.---- мягко приказал он, мимолетно мазнув по губам кончиком языка, и мой взгляд почему-то поплыл. — Чонгук… Что ты делаешь? — прошептала я внезапно севшим голосом, когда его руки вдруг исчезли с моих запястий, но лишь затем, чтоб обнаружиться крепко сжимающими мою талию. — Пока ничего, малышка… — так же тихо и подозрительно хрипло отозвался он, подняв руку и осторожно отводя волосы с моего лица, словно невзначай коснувшись щеки тыльной стороной ладони. Я же судорожно сглотнула и замерла, глядя на него во все глаза и понимая, что наша с ним игра зашла слишком далеко. Занервничав ещё больше, я отвела взгляд и прикусила губы, совершенно забыв, что как раз этого категорически нельзя было делать в его присутствии, и тут же получила тому подтверждение, ведь Чонгук отреагировал мгновенно, обхватывая мой подбородок своими горячими сильными пальцами, заставляя поднять голову и снова посмотреть на него. --- Я же просил не делать так, --- глухо рыкнул он, заставив меня испуганно вздрогнуть и замереть, почти не дыша. И, видимо, почувствовав, что перегнул, нахальный брюнет немного ослабил хватку и обманчиво ласково шепнул: — Я чувствую, как ты дрожишь... А глазки точь — в — точь, как у испуганного олененка. Боишься меня, Бэмбиай? — его большой палец прошёлся по моим губам, слегка надавливая и заставляя их приоткрыться. Но, наконец очнувшись, я вцепилась в его широкое запястье и снова выдохнула: — Отпусти! — Оттолкни, — с лукавой улыбкой предложил Чонгук , и я поняла, что он вполне может держать меня здесь всю ночь, пока ему не надоест эта глупая игра ,ну, или пока не проснётся Тэхен и не спасёт меня от него. — Чонгук, пожалуйста…---- взмолилась я, уже ни на что не надеясь, а в следующий миг замерла абсолютно неподвижно, ведь он наклонился ко мне, убирая волосы с моей шеи, и провел по ней носом, глубоко вдыхая, заставив вздрогнуть и испуганно вцепиться в его сильные предплечья. — Мне нравится, как ты пахнешь... и нравится, как это звучит. Скажи ещё раз... — хрипло шепнул он, обхватывая мой затылок широкой тёплой ладонью и заставляя запрокинуть голову прямо в неё, другой рукой обнимая за талию и крепко прижимая к себе. Я рвано выдохнула, ощутив, как его приоткрытые и невероятно мягкие губы заскользили по моей шее, едва касаясь, а пальцы осторожно погладили по затылку, отчего глаза словно сами собой стали закрываться, но я понимала, что если позволю им это сделать, то окончательно проиграю, спасовав перед его неожиданной нежностью. Поэтому, собрав всю оставшуюся волю в кулак, я уперлась руками ему в плечи и снова попыталась оттолкнуть от себя, со злостью выплюнув: — А ты не охренел?! Чонгук , услышав это, лишь подозрительно весело хмыкнул и уткнулся мне в шею, лаская кожу теплым дыханием, а затем укоризненно произнёс: — А вот это было грубо. Не думал, что такая хорошая девочка, как ты, знает такие слова. Попробуй ещё разок, Бэмби… Но я уже была сыта по горло его играми. О чем он вообще думал, зажимая младшую сестру лучшего друга у этого самого друга дома? Что ему по привычке все сойдёт с рук? — Иди нахрен! — любезно указала я ему направление, куда ему следовало незамедлительно отправиться, но вместо грозного посыла вышел какой-то полузадушенный писк, ведь, зажатая между твёрдой столешницей и его не менее твёрдым горячим телом, дышала я уже с трудом. А может, все дело было в том, что он был слишком близко и так откровенно на меня напирал, прижимаясь всем телом так сильно, что я чувствовала все: жар его кожи, шумное и отчего-то сбитое дыхание и учащенный стук его сердца. — А если не пойду? — немного отстранившись, усмехнулся Чонгук, провокационно облизывая губы и делая это нарочито медленно, глядя мне прямо в глаза. — У тебя такой фетиш — зажимать девушек по тёмным углам? --- фыркнула я, безуспешно пытаясь обрести утерянное из-за его возмутительной выходки самообладание. Мягкие бесстыжие губы напротив едва заметно дрогнули в улыбке , и Чонгук снова наклонился ко мне и доверительно сообщил: — У меня фетиш зажимать только одну девушку, Бэмби. Тебя. — Какая честь! — я закатила глаза, давая понять, что меня это не впечатлило, а он лишь усмехнулся, проворковав: — Ты просто невозможно милая, когда злишься. И даже фыркаешь на меня очаровательно. — Боже… ---- не закатить глаза снова не вышло, и я уже даже почти привыкла к ощущению всех его твёрдых рельефов, прижатых ко мне так близко, но в следующий момент снова растерялась, ведь из агрессивно - настойчивой и напирающей Чонгук сменил тактику на обволакивающе - нежную, внезапно обхватывая моё лицо ладонями и приподнимая его ему навстречу, ласково шепнув: — Какая же ты ещё на самом деле малышка… Такая нежная и невинная… Это завораживает… и я хочу тебя себе, Бэмбиай. Хочу видеть тебя в своей постели каждую ночь… обнимать... Целовать... Ласкать... И ты ведь... Тоже хочешь этого... Правда? Просто все ещё боишься признаться в этом даже себе... — Мечтай… те, сонбэ, — выдохнула я, чувствуя, как от его сбивающей с ног откровенности, опасно граничащей с пошлостью, меня бросило в жар, а его горячий шепот разбудил целую стаю бабочек у меня под кожей, — Я уже говорила, что не встречаюсь с древними динозаврами вроде вас! И хоть я изо всех сил пыталась казаться невозмутимой, но те слова, что он говорил , и то, как он их говорил... Они что-то творили со мной, делая слабой и безвольной в его руках. И это было опасно. Очень опасно. — Мой маленький строптивый оленёнок все ещё так категоричен... Но я уверен, что после этого ты изменишь свое мнение… — вкрадчиво мурлыкнул Чонгук, подаваясь ко мне, и зарылся обеими руками мне в волосы, притягивая к себе так властно, что у меня вмиг перехватило дыхание, а сердце сбилось с ритма и зачастило, забившись, как сумасшедшее. --- Что... ты задумал? --- прошептала я непослушными губами, а Чонгук склонил голову к плечу, с ленивой полуулыбкой глядя на меня из-под ресниц. --- А ты не догадываешься, Бэмби? -- но, видя, что я смотрю на него, как застигнутый посреди дороги светом фар олень, великодушно добавил, --- Ладно... дам тебе подсказку. На самом деле... я хотел сделать это давным давно ... ещё в день нашего знакомства... — Что... Ты... Ты не посмеешь… — я во все глаза уставилась на него, наконец понимая, о чем речь, и тут же ловя дерзкую улыбку, приподнявшую уголки его губ вместе с вкрадчиво хриплым: — Проверим?.. — Я... я закричу! ---- предприняла я последнюю отчаянную попытку его остановить. Разумеется, провальную. — Кричи, — как-то подозрительно легко согласился Чонгук, и я поняла, почему, спустя всего пару секунд, когда уже открыла рот, чтоб действительно закричать, но прежде, чем я успела это сделать, его губы врезались в мои так мощно, что я не успела ничего предпринять, чтоб помешать ему, да так и застыла, шокированно осознавая, что так близко вижу сейчас именно его лицо с закрытыми глазами и трепещущими ресницами, а прижимающиеся к моим губам настойчивые губы тоже... его. А Чонгук, пользуясь моим полным ступором, довольно усмехнулся и, не встретив никакого сопротивления, прижал меня к себе так крепко, что между нами почти не осталось воздуха, и его горячие губы принялись сминать мои так жадно, что мои колени практически мгновенно превратились в воду, и я неосознанно подалась к нему, хватаясь за его широкие плечи, чтоб устоять на ногах. Но спустя несколько бесконечно долгих мгновений осознание происходящего обрушилось на меня мощнейшей приливной волной, и, сдавленно застонав в целующие меня дерзкие губы, я прижала руки к тем самым плечам, за которые только что так цеплялась, наконец пытаясь оттолкнуть, но Чонгук этого, по-моему, даже не заметил, и лишь ещё больше усилил натиск, скользнув широкой горячей ладонью вверх по моей спине и зарываясь в волосы на затылке, а другой крепко обнял за талию, притягивая вплотную к его горячему, стройному и почти обнаженному телу, вмиг лишая дыхания от одного только осознания этого. Он был таким настойчивым... Таким горячим... Таким... Невыносимо ласковым... что сопротивляться ему становилось все сложнее с каждой секундой... И то, как он целовал меня: жадно, ненасытно, почти отчаянно... Делало меня слабой и покорной, похожей на мягкий податливый воск в его сильных уверенных руках. И, какой-то ещё не до конца обалдевшей от такого неожиданного поворота событий сегодняшней ночи частью сознания я понимала, что это... начинает мне нравиться. А уж то, насколько все происходящее между нами нравилось нахальному брюнету, с головой выдавало его тяжёлое сбитое дыхание и глухие порыкивания мне в губы, которые он мягко покусывал и ласково дразнил кончиком языка, словно приглашая поиграть с ним. Чонгук словно разом заслонил собой весь мир. Он был везде. Горячий, ласковый, ненасытный... Никак не желал выпускать из объятий и крал мой кислород своими жадными бесстыжими губами, заменяя его своим жарким дыханием, дурманя мне голову умелыми ласками и практически вплавливая в свое горячее тело так властно, словно я итак уже была его... Только его, как он и хотел. Но я была с этим категорически не согласна, и когда его игривый язык попытался пробраться в мой рот, чтобы углубить и без того удушающе топкие, лихорадочно жаркие, сумасшедшие собственнические поцелуи, а горячие ладони сжали мою талию почти до боли, я, наконец, опомнилась и протестующе замычала, упираясь ладонями ему в грудь и пытаясь оттолкнуть из последних сил. Но, чувствуя, что Чонгук даже не замечает мои попытки вырваться, откровенно наслаждаясь тем, что делал со мной, и снова и снова накрывая мои губы своими, чтоб, наконец, добиться от меня ответа, я, совсем отчаявшись, со всей силы двинула ногой ему по колену, молотя руками по широкой груди, и он, наконец, оторвался от моих губ с глухим стоном, тяжело дыша. ---- Что не так, Бэмбиай? .. --- хрипло выдохнул он, снова наклоняясь ко мне и по--- прежнему не выпуская из крепких объятий, в которых я уже почти задыхалась, и я не поверила своим ушам. И ему ещё хватало наглости спрашивать, что не так?! Хотя, это же Чонгук, ему бы хватило наглости... НА ЧТО УГОДНО! И то, что произошло между нами только что, с готовностью это подтверждало. Мое дыхание вырывалось из лёгких судорожными рваными вздохами, губы горели от бесчисленного количества поцелуев, а голова кружилась от того страстного и совершенно сумасшедшего напора, который Чонгук так безжалостно на меня обрушил, застав врасплох, но опасность быть зацелованной им до смерти вовсе не миновала, и меня снова бросило в дрожь от того тёмного и откровенно голодного взгляда, которым он на меня смотрел, явно намереваясь продолжить начатое и улыбаясь как-то совершенно по--- особенному, хищно и довольно, словно, наконец, получил то, чего давно хотел. И он этого, в общем-то, никогда и не скрывал. Ни своих желаний, ни удовлетворения от того, что ему наконец удалось их осуществить. Но он перешёл черту. И, не сдержавшись, я вскинула руку и ударила его по щеке, вложив в эту пощёчину весь свой гнев и всю бурю накрывших меня чувств, которые он сам разбудил во мне. — Не смей больше никогда ко мне прикасаться! — прошипела я, отчего-то чувствуя, как к глазам подступают злые слезы, и, оттолкнув потрясённо застывшего Чонгука, бросилась вон из кухни, понимая, что ни за что не позволю ему их увидеть.