Зверушка

Атанасия смеётся. Она придумала новую забаву. Говорит ему, что отпустит на свободу, снимет жесткий ошейник и позволит скрыться с ее глаз. Смотрит, на полыхнувшую надежду в его взгляде. Твердит ему, что цена ее решения невелика, шепчет на левое ухо змеем-искусителем свою истину. И ее шепот разносится по всему его телу зябким отвращением, граничащим со сладостным предвкушением: до свободы остался один шаг! Атанасия смотрит в его глаза и чувствует свое превосходство. Она подчинила. Сломала и сломила. Добилась своего. Придумала новую забаву - топтать зародившуюся в стеклянную крошку хрупкие нервы. Смотреть на тухнущие угли. Превращать человека в бесчувственную куклу, чтобы не смел даже мечтать без ее разрешения. Атанасия смеётся, и этот гадкий звук уже рефлекторно становится спусковым крючком: Лукас уже не пытается подавить возникающую кровожадность, скаля зубы на того, на кого укажет принцесса. Он хочет сбежать. Хочет сделать себя свободным, потому что ощущает себя тем редким мустангом, которого пытались укротить, поймали в петлю ради красоты. Маг боится задохнуться, ведь каждый рывок стягивает удавку на шее все сильнее. А удавка-то королевская - украшенная драгоценными камнями такими яркими, будто глаза Атанасии, и кажется, что она следит за каждым его движением. Атанасия смеётся и раз за разом ослабляет хватку. Даёт мнимую свободу. Смотрит умиленно на мага, робко, почти на ощупь, идущего к своей цели, и тем больше приносило удовольствие притягивать его с силой к себе, словно отбежавшую слишком далеко собаку, чем дальше он отходил. Чем сильнее жаждал такой близкой - и такой недоступной - свободы. Ошейник затягивается все сильнее. Атанасия лепечет ему в правое ухо, и голос разрядом тока проносится по крови, оскверняя и очерняя ее. Она считает себя _его_богом_. Знает, что навсегда останется лишь дьяволом, и благодушно продолжает свою игру его жизнью. Не обрезает его гордые крылья, потому что так будет не интересно. Интереснее - кормить обещаниями редкую опасную зверушку, которая может откусить руку, если ей протянуть палец. Атанасия знает, что не укусит, поэтому не боится. Лишь шепчет ему, преданному любимчику, что хочется ей хлеба и зрелищ, и спускает бойца с поводка под заливистый хохот. И ведь не сомневается уже: маг настолько отчаялся, что не попробует сбежать. Не исчезнет. И когда он снова появляется рядом с ней, она легонько треплет его по голове. "Хороший мальчик." В его безвольных глазах бьется алое вязкое отвращение, и надежда на свою свободу яркими углями тлеет в груди, сжигая внутренности. Лукас терпит. Атанасия смеется, смеется, смеется, смеется. Она треплет его черные волосы и затягивает невидимую удавку сильнее. Атанасия придумала новую забаву, а Лукас прячет от нее свое самодовольство. Он-то знает, что уже победил.