Детство и юность Петра Степановича Верховенского

В тот вечер, после молитвы, когда тетя Лизхен уже собралась отправить Петрушу в его комнату спать, он спросил ее: -Тетя, а кто эта дама на картине? - Как же ты не знаешь? Удивилась тетя, — Это же Дева Мария, пресвятая Богородица. Разве ты не слушаешь, когда о ней рассказывают в церкви? Петруша виновато потупился. Конечно, он ничего не слушал из нудных проповедей отца Иосифа. Ведь не знал же он, что они имеют отношение к женщине на картине тети! -А что это значит? И почему мы говорим с ней перед сном? Лицо тети просветлело, когда она принялась объяснять: -Дева Мария живет на небесах. И оттуда наблюдает за всеми людьми. В этой иконе ее дух, она может видеть и слышать нас, когда мы к ней обращаемся. -Даже из другой комнаты может видеть? -Всегда, где бы мы не находились. Она помогает всем, кто просит ее, потому что она милосердна. И перед сном мы просим ее смилостивиться, дать нам спокойный сон и позволить проснуться наутро. -То есть? Не понял Петя, -Разве можно не проснуться? -Можно… Неловко протянула Лизхен. Ей этот разговор нравился все меньше. -Знаешь ведь, люди иногда умирают во сне. Но если молиться, слушаться и стараться изо всех сил быть лучше, этого никогда не произойдет! Горячо заверила она. Больше Петруша ни о чем не спрашивал. Ему стало внезапно холодно и неуютно от присутствия в комнате всевидящих очей. Он поспешил убраться к себе, но ощущение, что за ним следят, не отпускало его. Он забрался в постель и попытался заснуть, но без толку. В голову начали лезть разные мысли, одна тревожнее другой. Там, на небе, есть кто-то, кто может решить, жить ему или нет. То есть, в любой момент можно просто пропасть, умереть, как и его мама- раз, и нет. Тебя просто больше нет. Тетя Амалия всегда говорила, что он дурной и непослушный. А ведь такие и умирают во сне, даже не узнав об этом. За окном стояла мрачная, тихая сентябрьская ночь- ни единой звездочки на небе, все заволокло тучами. А мальчик жался к подушке в холодной, темной комнате. Свечей ему с собой, понятное дело, не давали- опасались пожара, дом-то деревянный. Но темнота становилась все удушливее, все нестерпимее. В ней ему мерещились глаза с картины- уже не задумчивые, а угрожающие. Он старался посильнее сжать веки, но это не помогало. Он начал плакать, зарываясь лицом в покрывало и моля видение исчезнуть, безмолвно прося кого-нибудь прийти и прогнать его. С ним началась настоящая истерика. Пришла тетя Амалия и приказала сейчас же замолчать и спать. Ее крик подействовал отрезвляюще- Петруше совсем не хотелось усугублять свое положение. Когда она ушла, он вспомнил, что тетя Лизхен учила его на ночь рисовать рукой над подушкой знак, похожий на крест. Она говорила, что это очень важно, но только никогда не проверяла, выполняет ли он ее наказ, поэтому он этим пренебрегал. Сейчас же он принялся лихорадочно крестить свою подушку, за все те дни когда не делал этого, в том числе. Он так и заснул, вконец утомившись. А тетка Амалия свято и окончательно уверовала в благотворное влияние строгости на детскую душу. *** -…Он снова прислал письмо. Уже второе за две недели. Мне это очень не по душе. - А что же в этом плохого, Молли? Я уверена, у Степана Трофимовича ничего дурного нет ввиду. Он просто хочет видеть его, вот и все. Петруша, подслушивавший этот разговор стоя на лестнице, никак не мог взять в толк, что произошло, и почему тети говорят таким взволнованным полушепотом. Но раз шепчутся, значит это что-то, о чем ему знать нельзя. А значит, непременно нужно выяснить, в чем дело. - А где он раньше был? -Гневно продолжила Амалия Ивановна. -Пять лет ни слуху, ни духу, а тут на тебе. Он ненадежный человек, Лизхен, и ребенка ему доверять нельзя. Петруша напрягся. Ребенок — это наверняка он. -Ты пойми, продолжала тетя, -Что для него это не более чем игрушка. Захотелось поизображать заботу. Он заберет его, и тут же возвратит, только избалованным, испорченным барчонком. Ешь потом с кашей все последствия такого воспитания. К хорошему быстро привыкают. При всех этих тирадах тетя вертела в руках то самое письмо, которое так ее взволновало. Оно было в распечатанном белом конверте, и чуть из него не выпадало. Петруше вдруг страшно захотелось узнать, что же там написано. Кто-то пишет его тете с просьбой забрать его у нее, хотя бы на время. Ясно, она сроду не согласится. Только кто же может так интересоваться им, самым обычным мальчиком? Он снова выглянул вниз, как раз чтобы увидеть, как тетя подходит к комоду в коридоре и кладет письмо в свою шкатулку, которую затем запирает на ключ. А ключ прячет тут же, в ящике комода. Вот он, случай! Он дождался ночи, когда все в доме легли спать, а сам потихоньку встал и пробрался вниз, осторожно ступая в темноте. Ему все думалось, что он, наверное, делает что-то ужасно дурное, но ведь по сути- что такого страшного если он полюбопытствует и прочтет это письмо? Вот и большой комод, ростом почти с него самого, и ящик, где на самом виду лежит ключ. С замком шкатулки пришлось повозиться, но наконец он поддался, и Петруша, встав на цыпочки чтобы достать, извлек оттуда большой белый конверт. Он подошел к окну, откуда сочился бледный луч луны, чтобы разглядеть написанное, и достал из конверта свое сокровище. Он тут же с разочарованием понял, развернув листок, что ничего не может разобрать- он умел читать, но только печатными буквами, а тут- целый лист, исписанный таким мелким и кудрявым почерком, что и не каждый взрослый разберет. Все же, он не мог оторвать глаз от этого таинственного послания. Ему казалось, что он прикоснулся к некому запретному, хоть пока ему и не доступному, знанию. Он еще не умел дать имени этому новому чувству, но оно захлестнуло его полностью, заставило его забыть обо всем на свете. Он и не заметил, как сзади кто-то подкрался, пока чужая рука не сжала ему ухо с невероятной силой. -Ах ты мерзавец! –Возопила тетя Амалия, страшно скалясь в свете свечи, которую держала в другой руке. Петруша оцепенел- он, конечно, догадывался, что тетя будет не в восторге от подобного самоуправства, но не рассчитывал, что она впадет в ярость. — Это кто же тебя приучил по чужим вещам шарить, урод? -Вопрошала она, все не отпуская его ухо, до того, что оно побелело. Петруша попытался несмело оправдаться. -Я… Я только хотел узнать… о чем там… - Пролепетал он. -Мне было интересно… Простите… -От любопытства кошка сдохла, -Гневно бросила тетя, -А ты маленький вор. Знаешь, что с такими бывает? Но Петруша молчал, не в силах издать ни звука. Он впервые видел тетю такой- с искаженным лицом и нечеловеческим оскалом. Будто это была не она. -Я не вор. -Твердо произнес он наконец. -Да неужели? -Ядовито изрекла Амалия. -Он еще и спорить будет, негодник. -Пустите, -Тихо попросил он, -Мне больно. -Больно, да? -Недобро ухмыльнулась женщина. -Ничего, сейчас узнаешь… Она не договорила, вместо этого потащила мальчугана в гостиную, где в большом камине тлели угли. Схватив с полки кочергу, она, все не разжимая железной хватки, опустила ее в камин и, подержав так с полминуты, внезапно задрала рукав ночной рубашки мальчика и прижала раскаленную железяку к его руке. Этого он никак не ожидал. Из его глаз брызнули слезы, он закричал во все горло- боль была в самом деле адская. В ушах звенело, и он с трудом разбирал летевшие в него гневные слова: «Никогда ты больше не будешь со мной спорить. Никогда не будешь брать чужого. Ты- негодяй, воришка, а бог не любит воришек. В аду их наказывают. За кражей следует наказание- запомни это навсегда.» Наконец она отпустила его, и он упал на пол, пытаясь собрать волю в кулак и перестать плакать. Но тетя с ним еще не закончила. Подняв его за рукав, она потащила его в сторону чулана, что находился в самом конце коридора. Петруша обмер. Он догадался, что она хочет сделать. Нет, только не это. Уж лучше снова кочерга. Бросив мальчишку внутрь темного помещения, словно тряпичную куклу, Амалия повернула ключ в замке и бросила через дверь: -Посиди там чуток и подумай над своим поведением. Кроме неверного лучика света из замочной скважины, в чулане не было никакого освещения. Петруша бросился колотить в дверь, умоляя простить его, дать ему свечей, выпустить. Он кричал все громче, а на него из темноты глядела пара красных, налитых кровью глаз, тех, что вечно следят за дурными детьми, неведомый обладатель которых уже был готов схватить непослушного мальчика. Но тетя попросту не слышала его. Она ушла подальше от чулана, слегка остынув после приступа охватившей ее ярости. В груди ее начал ныть предательский голосок вины, но она поспешила заглушить его. Нельзя поддаваться приступной слабости- с этим ребенком по-другому никак. На шум сбежались уже все домочадцы- и заспанная, перепуганная Лизхен, и старый слуга Василий. Амалия встретила их немой вопрос каменным лицом- ничего, мол, не случилось, обычная воспитательная работа. По истечении получаса она пришла к выводу, что Петр посидел в чулане достаточно, и можно его выпускать. Но открыв дверь, она нашла его мирно спящим на полу, свернувшись калачиком. Ее прямо покоробило- ничто этого бесенка не берет! Спит себе, как ни в чем не бывало. Василий не дал ей будить его, молча отнес в постель. Ей невдомек было, что ребенок не спит- он потерял сознание от ужаса. После этого, у Петруши начался жар и тяжелый бред, продлившиеся целую неделю. Все списали на простуду от сна на холодном полу, и Амалии пришлось, скрепя сердце, признать, что она была не права и пообещать сестре больше ребенка раздетым в чулане не запирать. *** Через пару дней после того, как Петруша пришел в себя, к нему в комнату вошла тетя Лизхен. Он уже довольно окреп после болезни, поэтому попытался присесть. Но тетя остановила его, ласково погладив по голове. -Слушай, -сказала она, -пришло письмо от твоего отца. Он хочет с тобой повидаться. Через две недели ты поедешь к нему.