***
Под подошвами начищенных туфель противно хрустел мелкий песок, пока Ходж поднимался по мраморным ступенькам крыльца главного полицейского управления Нью-Йорка. Настолько противно, что от этого даже сводило зубы. А ведь Бейкеру старшему понадобилось несколько минут, чтобы заставить себя подняться по этим ступеням. Еще сидя в такси, он набрал нужный номер, и приветливый голос полицейского на том конце ясно дал понять, что его уже заждались. Через массивные двери внутрь и дальше по коридору до упора, где на двери из красного дерева красовалась блестящая латунная табличка — «Управление департамента по борьбе с организованной преступностью». Коротко постучав, Ходж толкнул дверь. На него тут же уставились несколько пар глаз, оторвавшихся от изучения папок с делами. Большое открытое рабочее пространство со столами вдоль стен словно специально было организовано таким образом, чтобы любой входящий сюда оказался под перекрестным огнём пристальных взглядов всех сотрудников управления. Некий психологический прием, проверка посетителя на прочность. Ходж не первый раз оказывался в центре такого внимания, но каждый раз ему всё равно было не по себе. Детектив Митчелл с радушной улыбкой поднялся и вышел из-за стола ему навстречу. Ходж прекрасно выучил правила этой игры: сейчас полицейский будет радостно жать ему руку, а потом, будто извиняясь перед Бейкером, виновато окинет взглядом кабинет и попросит его пройти туда, где им никто не помешает, то есть в переговорную. Там, опустив на стеклянных окнах-витринах жалюзи, он неизменно сядет за длинный стол, предоставляя Ходжу самому решать с какой стороны от него тот займет место. Все эти пресловутые «нам никто не помешает» уже порядком надоели Бейкеру, который точно знал, что переговорная была оснащена прослушивающим устройством, и скорее всего не одним, но правила есть правила, и он продолжал безупречно отыгрывать свою роль. Роль идеального информатора, который при этом всегда сам был на крючке и в любой момент по воле своего пока еще благосклонного покровителя мог легко оказаться в лагере тех, кому «не повезло». На этот раз, расположившись по правую руку от Джорджа, он сел за стол, но не спешил начинать. Митчелл демонстративно раскрыл свой блокнот на чистой странице и вопросительно взглянул в серые глаза посетителя: — Давайте сразу к делу, мистер Бейкер, — улыбнулся детектив, — от вас мне нужно точное время и место проведения сделки. Вам удалось выяснить эти подробности? — Да, — Ходж с облегчением выдохнул, ведь сейчас полицейский сэкономил ему минут пятнадцать, обычно уходящих на ненужные разговоры ни о чём. Что ж, спасибо и на этом. — Морской порт Сан-Диего, терминал Десятой Авеню, ангар 218, три часа дня. — Данные достоверные? — прежде чем записать полученную информацию в блокнот, Митчелл решил уточнить. Он любил перепроверять всё дважды — полезная привычка, которая не раз выручала детектива. — Да. — Продавец? — Дуглас МакКинсли. — МакКинсли? — Джордж приподнял бровь. — Мне встречалось это имя в рапортах из окружных полицейских участков. Кажется… торговля оружием, верно? — Да. — Конкурент? — усмехнулся Митчелл, и по спине Бейкера прошёл холодок. — Ни разу не пересекались с ним по части бизнеса, — это было рискованно, но тем не менее Бейкер решил пойти ва-банк, — у нас разная «клиентская база» так сказать, — ему даже удалось улыбнуться. — Я предпочитаю не продавать оружие тем, кто может направить его в сторону наших граждан. Тут я придерживаюсь принципов отца. Кажется рыбка заглотила заботливо насаженную наживку. Джордж Митчелл оторвался от блокнота и с интересом посмотрел на мужчину. Откинувшись в кресле, спросил: — А что же МакКинсли? — Может следует назвать покупателя? — Ходж не торопился выкладывать карты на стол. — Вам и это известно? — В нашем бизнесе довольно узкий круг игроков, и слухи распространяются невероятно быстро, — теперь старший Бейкер смаковал каждое сказанное слово, взвешивая его, словно пытался убедиться, что каждое попадёт точно в цель. — И какие же слухи распространились в вашем узком кругу? — Джордж начинал терять терпение. Как опытная собака-ищейка, он почувствовал, что в воздухе запахло информацией, которая, как минимум, осядет в его кармане в виде щедрой премии, как максимум — приведет к повышению. — Покупатель — Гальярдо и его наркокартель. По слухам, на сделку приедет сам Сальваторе Гравано. — Да по нему плачет тюрьма в каждом грёбаном штате! — Митчелл обрадованно присвистнул и тут же посерьёзнел. — А каковы гарантии, что сделка не сорвется? И если с наркокартелем всё еще более-менее понятно, то как подвести под это всё МакКинсли? — Ну если у вас получится поймать с поличным его людей… — начал Бейкер. — Этого мало, вдруг они не расколятся? — Я думал у полиции есть свои методы разговорить неразговорчивых, — ухмыльнулся Ходж. — Конечно есть, но мы всегда предпочитаем действовать в рамках закона, — Митчелл многозначительно посмотрел на него, и Бейкер лишь убедился в своём предположении относительно прослушивающих устройств. — Тогда у меня есть для вас хорошая новость, — мужчина откинулся на спинку стула и взглянул на полицейского, — я знаю точную сумму сделки. Ведь главному управлению полиции Нью-Йорка не составит труда проверить банковские счета подозреваемого? Митчелл даже крякнул от нетерпения и, раскрыв блокнот на чистой странице, придвинул его ближе к Бейкеру, положив рядом автоматическую ручку. Тот старательно вывел на белом листе цифру. Забрав записную книжку обратно, детектив поднялся с места и протянул Ходжу руку: — С вами приятно иметь дело, мистер Бейкер. Всего хорошего. Уже почти в дверях переговорной, Ходж обернулся и всё же поинтересовался: — Вы сами отправитесь в Сан-Диего, детектив Митчелл? — На место отправятся наши коллеги из полицейского управления Сан-Диего, я буду руководить их действиями отсюда, — протянул он, не глядя на Бейкера, внимательно изучая сделанные в блокноте записи.***
Несмотря на довольно позитивные результаты разговора с Найджелом, Доминик чувствовал внутреннее напряжение. Утренняя беседа с Чарли выбила его из привычного ритма жизни, заставляя погрузиться в давно забытое ощущение тягучего ожидания, будто накануне важной военно-тактической операции. Когда всё твое существо — это натянутая тетива, спусковой крючок или выдернутая чека у гранаты. Жизнь на гражданке, спокойная работа и комфортные условия конечно расслабили его, но теперь, он почти осязал, как тело мгновенно мобилизовалось, заставляя все системы работать слаженнее и чётче. Скорость реакции, слух, зрение — всё обострилось до предела, и теперь Доминик, казалось, слышал даже, как в кухне от поверхности крана отрывается капля и падает на дно раковины, превращаясь в бесформенное водяное пятно. Это напряжение можно было снять только одним способом, и Кейн точно знал каким. Фридайвинг. Кинув на дно спортивной сумки плавки и маску, Доминик отправился в место, где ему проще всего было контролировать свои эмоции — центр рекреационного плавания и фридайвинга Нью-Йорка. В разгар рабочего дня в центре было немноголюдно и, оплатив прокат нехитрого оборудования для погружения — моноласту и пояс компенсации плавучести, Дом прошёл в душевые и уже через пятнадцать минут сидел на бортике, окунув ноги в лазурную, слегка пахнущую хлоркой воду. Оставив маску, пояс и ласту там, где сидел ещё секунду назад, он бесшумно соскользнул в бассейн, намереваясь разогреть скованные мышцы. Вода приняла в свои объятия, нежно обволакивая и тут же отталкивая, помогая без усилий всплыть на поверхность. Опустив лицо в воду, Кейн выдохнул и сделал первый мощный гребок, отточенными движениями двинул ногами в такт, поворот головы — вдох, гребок другой рукой и снова выдох. Его личная медитация, его терапия. Мощные руки мелькали над водной гладью, перекатываясь мышцами, а Кейн считал про себя. Раз, два, три, четыре, пять… десять — сгруппировался, мягко оттолкнулся стóпами от бортика и по новой. Раз, два, три, четыре, пять… десять. В бёдрах, руках и груди разлилось приятное тепло: мышцы работали, лёгкие расширялись и сокращались, голова прояснялась. Проплыв триста метров, Доминик, подтянувшись на руках, снова уселся на бортик бассейна и, надев моноласту, закрепил на талии грузовой пояс. Промыв маску, он надел и её и направился в ту зону бассейна, где чёрной пустой глазницей зиял глубокий тридцатиметровый провал для погружений. Закрепив специальный трос на запястье, Доминик нырнул вертикально вниз, плавно двигая ластой, чтобы помочь себе быстрее преодолеть зону положительной плавучести. Пять, восемь метров погружения — и скорость замедлилась, Кейн уже без малейших движений просто скользил вниз. Кровь прилила к сердцу, почти полностью отключив питание других органов, сердце замедлило ход, снижаясь до тридцати ударов в минуту, Дом всегда отслеживал тот момент, когда руки становились холодными. Во фридайвинге ему нравилось всё — возможность сконцентрироваться на внутреннем состоянии, контроль тела, сознания, дыхания. Мимолетный взгляд в сторону — отметка пятнадцать метров осталось позади, и чтобы избежать баротравмы среднего уха, Доминик продулся, выравнивая давление в ушах и под маской. Восемнадцать метров — он продолжал скользить вниз без движений, мышцы полностью расслабились и, как всегда, на этой глубине пришло легкое чувство эйфории и беспричинной радости, не было ни малейшего желания дышать, казалось, под водой можно находится вечно. Доминик хорошо знал это состояние — азотный наркоз, так его называли фридайверы. Состояние временного понижения тонуса коры головного мозга, когда происходило замедление всех реакций, ослаблялся психический и моторный контроль, нарушалась логическая цепочка мыслей, принимая причудливые формы и доходя до совершенно нереальных образов. В этот момент человек не генерировал ничего, лишь созерцая то, что подсунет ему собственное подсознание. И Доминик явственно увидел Кэтрин, буквально ощутил её присутствие, а в ушах зазвенел нежный мелодичный женский голос. Видение было настолько ярким и тёплым, что Кейн сам заулыбался. Двадцать два метра. Он знал, что концентрироваться на образах опасно — это грозит потерей контроля, и поэтому мужчина снова сосредоточился на внутренних ощущениях. Двадцать пять метров. Разворот. Кейн взялся одной рукой за трос и сильно подтянулся, с этого момента нужно было интенсивно грести, чтобы преодолеть зону отрицательной плавучести. Шум в ушах усилился, и Дом впервые вспомнил, что людям необходим воздух. Двадцать метров. Пятнадцать. Здесь фридайверов обязательно страхуют дайверы-инструктора, их легко узнать по ярким опознавательным знакам. Из-за быстрого падения гидростатического давления и уменьшения давления кислорода в легких на этой глубине возможна потеря сознания, но Доминик успешно преодолел её. Восемь метров, пять и, наконец, поверхность. В первые пятнадцать секунд важно не делать резких глубоких вдохов — это золотое правило фридайвера, и Доминик, отстегнув пояс и сняв маску, растянулся на поверхности воды, дрейфуя и делая короткие жадные глоточки кислорода. Часы на руке показывали время, проведенное под водой — три минуты, двадцать секунд. Всего три двадцать, а сколько в них жизни и даже смерти. Погружение — это всегда маленькая смерть, а после — возрождение.***
Елена сегодня была в ударе и не давала мне спуску буквально ни в чём: вышла из поддержки не той ногой, неправильно выгнулась, при вращении схватилась за лезвие конька не в том месте. Тейту, как ни странно, сегодня тоже досталось. Однако, мы с партнером не обращали внимания на эти придирки, ведь точно знали — Елена хочет как лучше и добивается идеала во всем, поэтому, стиснув зубы, мы снова и снова откатывали нашу программу для отборочного турнира, пытаясь довести её до совершенства. Через три часа, уставшие и обессиленные мы повисли на бортике, решая, куда отправиться перекусить. Маленькая кофейня недалеко от Челси Пирс идеально подходила требованиям: быстро, вкусно, недорого, недалеко. У нас с Тейтом было четыре часа до следующей тренировки из двух запланированных на сегодня, чтобы перекусить, отдохнуть и как следует растянуть одеревеневшие от напряжения мышцы. Мы с Маршаллом договорились встретиться у входа через двадцать минут и разошлись по раздевалкам, чтобы принять душ и переодеться. Когда я уже почти была готова выходить, в рюкзаке звякнул телефон, уведомляя о входящем сообщении: «Думаю о тебе» Доминик… Я разулыбалась во все тридцать два и быстро набрала ответную смс:«И я о тебе. Всегда»
Не успела я убрать телефон в рюкзак, как он снова призывно тренькнул: «Может сходим сегодня в клуб? Развеемся»«У меня сегодня выходной, я не планировала идти в «Сириус»
«Я не отдыхаю там где работаю, глупышка. Выбирай любой» Выходя из раздевалки я настолько увлеклась перепиской с Домом, что не заметила, как врезалась в широкую грудь фигуриста, направляющегося к мужским раздевалкам. А, подняв глаза, опешила. Том — мой бывший партнёр собственной персоной. Не может быть! Что он тут забыл?! Его насмешливый голос прервал наше неловкое молчание: — Ну здравствуй, Кэтрин, вот так встреча! Решила вернуться в большой спорт? — Да! Да… — я развернулась к нему лицом и спиной попятилась в сторону выхода, не зная что ещё добавить. — Значит теперь будем часто видеться, — ухмыльнулся он и, отсалютовав двумя пальцами, развернулся и скрылся в раздевалке. Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт!!! Какого хрена этот выскочка делает здесь, я не видела его уже много лет и, откровенно говоря, не видела б ещё столько же. Меня внезапно захлестнуло то чувство беспомощности, которое я испытала, когда Том бросил меня. Бросил тогда, когда был нужен мне больше всех. С годами боль и злость сменилась пониманием — я стала невероятно сильной и справилась со всем сама. Теперь же, рядом со мной были только те люди, на которых можно положиться. Я издалека заметила скучающего возле турникета Тейта и радостно помахала ему рукой, тем временем набирая текст нового сообщения:«Тогда пошли в «Акцент». Заедешь за мной?»
«Еще спрашиваешь?! Увидимся вечером» Видимо мой ошеломлённый вид смутил Маршалла настолько, что он даже спросил: — Кейт, ты выглядишь так, будто призрака увидела. Что-то случилось? — Там… — я неопределённо махнула рукой в направлении мужских раздевалок, будто Том всё ещё стоял в коридоре. — Кажется я встретила нового фигуриста, знаешь его? — Видел новую пару, которая стала тренироваться здесь совсем недавно. Девушку не знаю, а фигурист… Том Бейтс, кажется. Года три назад его партнерша получила травму на крупных соревнованиях… Тейт взглянул на меня и осёкся, видимо, я настолько побледнела, что не заметить это было практически невозможно. — Кейт, ты в порядке? — Да, — закивала я и потянулась к бутылке с водой. В горле мгновенно пересохло. — Так… — догадался Тейт, — это была ты? Ты та девушка, что получила травму на чемпионате? Я молча кивнула и ринулась к выходу, не обращая внимания на то, поспевает ли за мной Маршалл. Меньше всего на свете мне сейчас хотелось обсуждать Тома Бейтса.***
Ввалившись в квартиру, Ходж первым делом скинул туфли и босиком прошёл на кухню. В холодильнике всегда стояла дежурная бутылка виски, а Бейкер остро чувствовал, что ему просто необходимо выпить. Ледяной алкоголь обжёг горло, растекаясь огненным послевкусием с терпкими дымными нотами. Он нетерпеливо рванул ворот рубашки так, будто ему не хватало кислорода. Не выдержавшие такой яростный напор мелкие пуговички дробно рассыпались по полу. Раздеваясь на ходу и тут же подхватывая скинутую на пол одежду, он дошёл до душевой. Там его взгляд на секунду задержался на смазанном цветном пятне на вороте рубашки — след от помады Алины. Раньше такая неожиданная находка вызвала бы лишь брезгливую гримасу на красивом смуглом лице, но в этот раз, Бейкер лишь улыбнулся, а в груди разлилось какое-то приятное тепло. Он зажмурился и вспомнил лукавые аквамариновые глаза с озорными искорками. Шагнув в душ, Ходж на секунду представил, что было бы, если б Алина оказалась сейчас рядом. Струи горячей воды стекали по напряженным мышцам, а Ходжу казалось, что это тонкие нежные пальцы дерзкой русской эмигрантки исследуют его тело. Как было бы здорово, если б она была рядом. Наверное… Приняв душ, Бейкер закинул все вещи в корзину для грязного белья, оставив лишь рубашку со следами помады. Он на секунду замер с ней в руках, намереваясь бросить в общую кучу, но всё же отложил в сторону. Надев домашние штаны из мягкого хлопка, он потянулся к телефону. Длинные гудки сменились звонким «алло»: — Бакс, как дела? — Привет, Ходж, неплохо! Чем обязан? Бейкер на секунду задумался как объяснить Бакстеру свою следующую просьбу, если тот вдруг поинтересуется. Так ничего и не придумав, он просто выпалил: — У тебя же есть доступ к моим счетам? — Конечно, приятель, — Бакстер, казалось, был совсем не удивлён странному вопросу. — Переведи пожалуйста с моего счёта на счёт Фрэнка двести тысяч долларов. Прямо сейчас. — Хорошо, — Бакс явно улыбался в трубку, но лишних вопросов не задавал. — Спасибо. Сбросив звонок, Ходж набрал уже другой номер и внутренне напрягся в ожидании предстоящего разговора. — Ходж, мальчик мой, — приветливый хриплый голос поприветствовал Бейкера, — как отдохнул вчера? Слышал ты ушёл утром, понравились девочки? — Спасибо, Фрэнк, отдохнул неплохо. Есть вопрос. — Я тебя внимательно слушаю, — Донована явно заинтересовало такое начало. — Русская девушка в твоём борделе — Алина Бéркович, я хочу выкупить её, — горло предательски пересохло, но Ходж упорно старался говорить чётко и уверенно. — Зачем такие хлопоты, мой мальчик? — елейный голос Фрэнка медовой патокой лился из трубки. — Хочешь я пришлю её тебе в подарок в чём мать родила с большим бантом на жопе, наиграешься — отдашь обратно. Уверен, она надоест тебе уже через месяц. Сучка конечно красивая и сосёт хорошо, но это не повод тратить бабки. Бейкера затошнило, когда он представил, как полные чувственные губы Алины смыкаются на толстом члене Фрэнка. — Ты не понял, — его голос стал выше и резче, — мне не нужна она в качестве подарка. Я просто хочу, чтобы она была свободна. — Ходж, ты вчера что-то употреблял? Может тебе стоит выспаться, и мы вернёмся к этому разговору позже? — Донован начинал терять терпение. — Фрэнк, послушай. Я знаю, что её отдали тебе за долги, я заплачу в два раза больше. Ответом Ходжу стал лишь хриплый смех работорговца. — Ходж, друг мой. Всё верно, её проиграл мне один идиот, и в её лице я сорвал настоящий джек-пот. Она заработает мне гораздо больше денег, чем он проиграл. — Я заплачу тебе в два раза больше. Сейчас. Бакс уже перевёл двести тысяч на твой счёт, просто отдай ей документы и отпусти. — Когда ты успел открыть фонд помощи жертвам секс индустрии, Бейкер? — рассмеялся Фрэнк. И от этого смеха по спине Ходжа поползли мурашки. — Если наша дружба для тебя что-нибудь значит, Фрэнк, отпусти Алину. Я всё сказал. На том конце провода повисла томительная пауза. Наконец, Донован заговорил: — Я никому не позволяю вмешиваться в мои дела, ты ведь знаешь. Никто не смеет советовать мне как вести бизнес и что делать с моими людьми… Ходж нервно сглотнул, чувствуя, что сейчас окончательно решится судьба Алины. — … но я безмерно тебя уважаю, мало того, мы с тобой давние партнеры, и ты никогда ещё меня не подводил. Поэтому я готов выполнить твою просьбу, если это действительно то, чего ты хочешь. — Да. Спасибо, Фрэнк. Ноги подогнулись, и Ходж сполз по стене вниз, усевшись на полу и откинув назад голову. Так много всего навалилось в последние дни… Кэтрин, Доминик, Фрэнк, Алина… глаза закрывались сами собой, и кое-как добравшись до кровати, Бейкер рухнул в подушки лицом вниз и уснул тяжёлым беспокойным сном.***
И снова я сижу на пассажирском сидении его машины и не могу отвести глаз от этого идеального профиля греческого бога, сошедшего с античных полотен. Доминик чувствует мой взгляд, но не смотрит на меня, лишь улыбается, его ладонь ложится на мою коленку и нахально ползёт вверх, задирая и без того короткое платьице. Дразнит. Проверяет насколько далеко я позволю ему зайти. Когда его длинные пальцы уже почти касаются кружевной ткани трусиков, я опускаю сверху свою руку. Доминик заразительно смеётся, при этом ни на секунду не отвлекаясь от дороги. Я тоже улыбаюсь. Почему с ним всегда так весело и легко? Машина останавливается на светофоре и это негласный сигнал к действию. Мы оба одновременно наклоняемся, впиваясь в мягкие губы друг друга. Его хватка на моей коленке становится заметно крепче, Доминик рычит, как дикий зверь и, оторвавшись от моих губ, шепчет мне в ухо: — Хочу тебя. Моя кожа тут же покрывается мурашками, а я сжимаю ноги сильнее, его горячий шёпот, как мощнейший афродизиак, заводит меня до предела. — Ты сам предложил сходить в клуб, терпи теперь. Это чистейшая правда, мне не нужны никакие клубы и рестораны, я бы просто заперлась с ним в спальне на неделю и выходила на кухню только чтобы поесть. Тем более теперь, когда я знаю, что утром он улетит в Сан-Диего, мне не хочется терять ни секунды. — Может ну его, этот клуб? — с надеждой спрашиваю у греческого профиля. — Какая же ты нетерпеливая девочка, — тихий бархатный смех, поднимающий во мне волну желания от которого сводит скулы. Мне хочется отстегнуться и забраться на него сверху, чтобы стереть с его красивого лица эту невозмутимость, чтобы снова увидеть затуманенные желанием зрачки, почувствовать на щеке его сбившееся дыхание. — Кэтрин! Приём! Нет, это какой-то демон в ангельском обличии, он точно станет началом моего конца! Его ладонь мягко сжимает мою руку, а тон кажется извиняющимся: — У нас впереди целая жизнь, я хочу делать с тобой так много вещей, малышка. Ходить в клубы, нырять с аквалангом, прыгать с парашютом, гонять на мотоцикле. Я всё хочу делать с тобой. Снова светофор и он поворачивается ко мне, а я смотрю в эти бездонные голубые глаза, которые кажутся сейчас такими синими, и замечаю насколько он серьёзен. От недавнего весельчака не осталось и следа, и я чувствую, что он имеет в виду именно то, что сказал. Каждое слово. Сжимаю его ладонь в ответ и снова улыбаюсь: — Почему в твоём списке отсутствует катание на коньках? Мы снова засмеялись, и машина резко стартанула на зелёный. Я вовсе не против провести с ним целую жизнь. И, кажется, что с ним рядом одной жизни мне будет недостаточно. В клубе было не протолкнуться, Доминик, взяв меня за руку, сразу же протиснулся к бару. Заказав себе джин-тоник, он наклонился, чтобы поинтересоваться какой коктейль я буду. Я отрицательно замотала головой — Елена снимет с меня голову, если в мой рот попадёт хоть капля алкоголя. Для спортсмена очень важен режим. И сон. Но про него сегодня, видимо, можно забыть. Одной рукой опираясь на барную стойку и периодически поднося стакан к губам, второй он гладил мою открытую спину, рассыпая по коже обжигающе-колючие искры. Я жмурилась от удовольствия, уткнувшись носом в ворот его рубашки, вдыхая его запах и периодически целуя и покусывая нежную кожу. В ответ на это он прижимал меня к себе ещё крепче, давая почувствовать, как он возбужден. Всеобщее веселье и эйфория, царящие в клубе, вскоре захлестнули меня, и я потянула Доминика танцевать. Он покачал головой и кивнул в сторону танцпола, предлагая мне пойти одной. Я на секунду опешила, но его хитрющая улыбка, заговорщический вид и скрещенные на груди руки, ясно дали мне понять — сегодня он хочет смотреть. Я приняла правила этой безмолвной игры и, соблазнительно виляя бёдрами, двинулась к беснующейся толпе. Раз мальчик хочет шоу — он его получит. На танцполе меня обдало жаром разгоряченных музыкой и алкоголем тел, я стала двигаться в ритме звучащей мелодии, сначала медленно, затем всё быстрее. Музыкальный бит вибрировал где-то в позвонках, током расходясь по всему телу. Я закрыла глаза, полностью отдаваясь волнующей музыке, скользнула руками по талии и бёдрам, точно зная, что цепкие ледяные глаза у бара ловят каждое моё движение. Временами свет стробоскопов выхватывал из темноты лицо Доминика, который, улыбаясь, смотрел лишь на меня. Спустя несколько треков мелодия замедлилась и стала более плавной, а я почувствовала, как на мою талию сзади легли горячие ладони, прижимая к чьему-то плоскому животу. Я уперлась ягодицами в пах незнакомца и качнулась в такт музыке, ожидаемо почувствовав каменный стояк. — Полегче, тигрица, иначе я трахну тебя прямо здесь, — снова этот шёпот, сводящий меня с ума. — А что если б это был не я? Я откинулась на крепкое мужское плечо, выдыхая ему прямо в губы: — Думаешь я не способна тебя узнать? Послышался ответный смешок, а затем Доминик резко развернул меня, овладевая моими губами — грубо, резко, балансируя на грани животной страсти, оттягивая нижнюю своими зубами, прикусывая. Его горячий язык скользнул внутрь, оставляя во рту терпкий вкус джин-тоника, а в голове лёгкий туман с небывалой силой разгорающегося желания. Его рука крепко сжала мою ягодицу, и я буквально заскулила от острой потребности почувствовать его в себе. Схватив его за руку я направилась туда, где неоновым светом горел указатель «WC», однако возле дамских комнат по обыкновению толпилась очередь. Догадавшись о моём желании, Доминик рассмеялся, шлёпнул меня по заднице и прошипел прямо в ухо: «Сумасшедшая!» А затем, в свою очередь утягивая меня за собой, подошёл к ближайшему охраннику и, что-то объяснив тому на ухо, опустил в его карман крупную денежную купюру. Бугай смерил меня оценивающим взглядом и, сделав знак следовать за ним, стал подниматься по лестнице. На втором этаже музыка звучала заметно тише, но я понятия не имела куда нас ведут и оттого вцепилась в руку Дома сильнее, чем обычно. Громила остановился у неприметной двери и открыл её, впуская нас внутрь, отдал Доминику ключ и с лёгким поклоном тут же ретировался. Комната, в которой мы оказались, была небольшой, из мебели в ней были только диван, небольшой столик и пилон в самом центре. Две стены из четырёх были зеркальными. Кейн закрыл дверь на ключ и улыбнулся. — Комната для приватных танцев, Дом, серьёзно? — А по мне так вполне миленько, — он притянул меня к себе, убирая со лба прилипшую прядь, — и определенно лучше, чем дамская уборная. От его прикосновений снова закружилась голова. Он развернул меня лицом к зеркалу и медленно провёл языком по оголённому плечу. На миг стало тяжело дышать, словно одно его присутствие опаляло кожу и легкие невыносимым жаром. Он схватил меня за шею так, чтобы я смотрела прямо на нас в зеркало, а потом резким движением стянул тонкие бретельки моего платья, обнажая налившуюся грудь и торчащие соски. Надавив рукой на поясницу, Дом заставил меня прогнуться так глубоко, что мне ничего не оставалось как упереться ладонями в зеркальную поверхность. Задрав моё платье и оголив попку, он звонко шлёпнул меня, продолжая наблюдать в зеркало за моей реакцией. Резкая боль обожгла на мгновенье, заставляя вскрикнуть, отчего на губах Кейна зазмеилась довольная улыбка. Он опустился сзади меня на колени, медленно стягивая трусики и вынуждая прогнуться в пояснице ещё сильнее. Раздвинув руками ягодицы и открыв доступ сразу ко всем потайным местам, он на секунду замер, а потом я почувствовала его горячий язык на своей промежности и внутри. Мой громкий и протяжный стон отрекошетил от зеркальных поверхностей, казалось, ещё больше заводя Доминика. Если бы его сильные пальцы не впились в мои бёдра, удерживая меня на месте, я бы точно рухнула на пол. Эта сладостная пытка продолжалась минут десять, пока мой мучитель вдоволь не насытился моими стонами и всхлипами. А затем, приспустив джинсы, резко вошёл в меня сзади — грубо и без предупреждения. И, клянусь, это было самое прекрасное, что случалось со мной в жизни. Он брал меня, как дикий зверь, рыча и кусая мои плечи, наматывал мои волосы на кулак, заставляя неотрывно наблюдать за процессом в зеркало. И я смотрела, любуясь его лицом, пока он неистово вдалбливался в меня, позволяя прочувствовать каждый толчок, каждый долбаный сантиметр его великолепного члена, от которого я с каждым днём становилась всё более зависимой. На лбу и висках выступили капельки пота, но Доминик не собирался сбавлять темп, и лишь когда я почувствовала, что уже близка к тому, чтобы кончить, и сжала мышцы, он вынужденно замедлился, помогая мне пальцами. Оргазм случился острый и яркий, и мне показалось я потеряю сознание от переизбытка эмоций, но крепкие мужские руки как всегда пришли на помощь, перехватывая поперёк талии, заземляя, возвращая в реальность, заставляя почувствовать горячее мужское тело и горячее мужское семя — Доминик продержался лишь на несколько секунд дольше меня. Отдышавшись, мы дошли на негнущихся ногах до дивана и молча рухнули на него. Лёжа на обнаженной мужской груди, я слушала бешено колотящееся сердце и, согретая теплом обвитых вокруг меня сильных рук, готова была остаться там навечно. Но в этот вечер время играло против нас, и чтобы Доминик хотя бы немного поспал перед вылетом, необходимо было возвращаться домой. Приведя себя в божеский вид, мы покинули гостеприимную комнатку, хихикая и подкалывая друг друга, как подростки. Вернув ключи охраннику, мы выбрались на улицу, жадно вдыхая свежий ночной воздух. Путь до дома по пустому городу не занял много времени. Поднявшись, Доминик сразу направился в душ: — Присоединишься? — Да, только сначала переоденусь. Пожалуй подойдёт одна из твоих белых рубашек, — я хитро улыбнулась парню. Я прошла в тёмную спальню, а оттуда в просторную гардеробную. На полу стояла раскрытая спортивная сумка с аккуратно уложенными вещами. Я скинула платье и бельё и, выбрав белую рубашку, направилась на выход, когда мой взгляд зацепился за чуть выдвинутый нижний ящик комода. Ведомая любопытством, я выдвинула его чуть больше и замерла. На бархатной подложке в ящике лежали всевозможные по размеру и форме ножи. Там были и совсем крохотные, которые можно зажимать между пальцев, и целый ряд метательных ножей с разными ручками и «ножи-бабочки», пожалуй, я впервые видела такой внушительный арсенал холодного оружия. Испугалась ли я? Скорее нет. Доминик всегда был со мной честен, и я прекрасно знала о его прошлом. Но необъяснимое чувство опасности его предстоящей поездки всё же неприятно кольнуло под рёбра. Так, склонённую над его сокровищами, меня и застал Доминик. — Кэтрин? Я вздрогнула от его резкого голоса и подняла на него глаза. Он стоял в проёме, почти загораживая его собой — статный и бодрый, с чуть влажными волосами, змеящимися по плечам, в полотенце, обернутом вокруг бёдер. — Прими душ и ложись, — голос твёрдый и явно раздражённый от того, что я сунула нос куда мне не следовало. Он слегка посторонился, давая мне пройти, и я молча последовала его совету. Освежавшись и надев его рубашку, я вернулась в спальню. Дом уже лежал в кровати с закрытыми глазами, но когда я приблизилась, приглашающим жестом откинул одеяло. Я нырнула в нагретую постель и прижалась к его обнаженному, горячему боку. Он тут же обнял меня, прижимая к себе ещё крепче. — Спи, малышка, — я почувствовала невесомый поцелуй в макушку. — Ты тоже, — подавляя зевок, устроилась на широкой груди и мгновенно провалилась в сон. Я проснулась от шорохов и тускло горящего света за стеклянной стеной, отделяющей спальню от гардеробной. Сквозь неплотно прикрытые ресницы я с любопытством наблюдала за Домиником. Он складывал в сумку какие-то вещи, в течение нескольких секунд оценивая их необходимость. Все его движения казались отточенными до автоматизма, скупыми и экономными, будто он начал беречь свои силы заранее, готовясь с чему-то грандиозному. Закатав штанину и рукав, он обнажил кожаные ножны разных размеров, закрепленные на икре и предплечье. Выдвинув тот самый нижний ящик, который я обнаружила накануне, он тщательно выбирал себе ножи. Выбрав и закрепив их как следует, Дом опустил рукав и штанину, которые тут же скрыли его маленький секрет. Затем он достал из шкафа легкий кевларовый бронежилет и надел его, подгоняя ремешки на плечах и сбоку по своей фигуре. Тут я окончательно проснулась и позвала его. Мне стало страшно. Страшно, что он никогда не вернётся. Накинув сверху тонкий кашемировый свитер и кожаную куртку он, подхватив сумку, вышел из гардеробной. — Спи, Кэт, ещё очень рано, — он присел на край кровати, поставив сумку в ногах, и запустил руку мне в волосы, притягивая к себе. Сквозь тонкую ткань своей рубашки и кашемировую вязку я ощущала твердость кевларовых пластин на его груди, а ещё чувствовала его сосредоточенность и отстраненность, будто мыслями он был уже далеко отсюда. — Обещай, что вернёшься, пожалуйста, — всхлипнула я, уткнувшись носом в его шею. — Обещаю. А ты пообещай думать обо мне. — Всегда, — горячие слёзы против моей воли текли по щекам, а он стирал их большими пальцами. — Не плачь, малышка, не делай эту разлуку ещё более невыносимой, — он поцеловал меня в мокрые солёные губы, а потом в лоб, подхватил сумку и вышел. Через пять минут послышался лёгкий щелчок закрывшейся входной двери, а я упала лицом в подушку и разрыдалась в голос.***
Закрыв дверь спальни, Доминик вышел в просторный зал и направился к письменному столу. Там, в нижнем ящике, лежал его Глок 17. Вытащив пистолет и вставив в него магазин с патронами, он обратил внимание на блеснувшую серебром эмблему морских котиков, нéкогда принадлежащую Стиву. Сжав в кулаке, он на автомате сунул её в карман — на удачу. Окинув взглядом свою квартиру в последний раз, он с тяжелым сердцем шагнул за порог. Оставлять Кэтрин одну было невыносимо, но он успокаивал себя тем, что это ненадолго. Дорога до аэропорта заняла ровно час, и когда Доминик прибыл на место, погрузка уже шла полным ходом. В фуры загружали деревянные ящики с оружием и, вскрыв пару из них ножом, Кейн убедился в надлежащем качестве упаковки товара — на подушках из вспененного пластика в ряд лежали блестящие от смазки винтовки и оптические прицелы к ним. Чарли суетился тут же, направо и налево раздавая указания. Увидев Дома, он подскочил к парню и хлопнув того по плечу, крепко обнял. — Готов? — Да. — Приземлитесь в Тихуане, чтобы не привлекать лишнего внимания. Оттуда до Сан-Диего тридцать километров по трассе. На автомобильной заправке рядом с аэропортом заберёшь тачку — синий Додж Челленджер. Вот ключи и документы. — А постарее корыта не нашлось? — усмехнулся Доминик. — Извини, друг, лучшее, что было в этой дыре, — пожал плечами Чарли. Доминик вскрыл конверт с документами, внимательно рассматривая его содержимое — новенькие права и паспорт с его фото и не его именем. — Шон Рид? — улыбнулся, пряча документы в карман. — Что по связи с заказчиком, Чес? Чарли достал из заднего кармана брюк старый кнопочный телефон. — Вот, включи его, как только приземлишься в Тихуане. Общение по смс. Будут звонить, не отвечай. Незачем светить свой голос. Доминик кивнул и задал ещё один вопрос: — Где водители? — Сейчас я вас познакомлю, — мужчина свистнул двум стоящим невдалеке гватемальцам, и те подошли к ним, пугливо озираясь по сторонам. — Хорошо вóдите? — Доминик с сомнением оглядел бедолаг, но те молчали, опустив головы вниз. Чарли повторил вопрос на испанском, решив, что мужчины не знают английского, но эффект был тот же. — Что за чёрт! — выругался мужчина, отчего гватемальцы лишь сильнее прижались друг к другу и подняли руки над головой, очевидно, ожидая удара. Кейн нахмурился и, шагнув к младшему, крепко схватил его за челюсть, приказывая открыть рот. Парень нехотя повиновался. В глубине рта, вместо длинного розового языка шевелилась короткая окровавленная культя. Отпустив несчастного, Доминик повернулся к Чарли: — Им отрезали языки. Чарльз разразился отборной нецензурной бранью: — Фрэнк, чёртов ублюдок, так вот какие гарантии он имел в виду, уверяя, что водители будут молчать! Мерзкий извращенец, когда-нибудь я сам отрежу его грязный язык и засуну ему в задницу!!! — Остынь, — голос Доминика был предельно сдержан и холоден. — Ничего уже не изменишь, я пригляжу за ними. Марш по кабинам! — он обратился к мужчинам и те поплелись в сторону загруженных фур. Когда два грузовика скрылись в зияющем провалом чреве грузового самолета и были закреплены страховочными тросами, Доминик ещё раз обнял Чарли. — Пригляди за Кэтрин, — мужчина кивнул, безмолвно обещая выполнить просьбу приятеля. — А ты будь осторожен, Дом! — Буду. Отсалютовав Чарли, он поднялся по пандусу в грузовой отсек и махнул механикам, давая добро поднимать грузовой люк. Те, в свою очередь, с помощью сигнальных флажков передали приказ пилоту. Пандус медленно поднялся, погружая отсек во тьму, и лишь когда заработали двигатели, по бокам кабины загорелись зеленоватые аварийные лампочки. Подхватив сумку, Доминик направился к откидным креслам, расположенным по бокам отсека и первым делом пристегнул перепуганных гватемальцев, далее проверил все страховочные тросы, которыми были закреплены по центру отсека фуры, подергал ручки кабин и, уже почувствовав под ногами вибрацию от того, что самолёт выруливал на взлётно-посадочную полосу, сел и пристегнулся сам.