Потери не ранят так, как надежда

Гладь Волги блестела, словно отполированная поверхность медного таза. С ее покатых, будто вливающихся в темную воду, песчаных берегов на девушку строго взирали высокие, стройные сосны. В их надменно задранных пушистых ветвях играл легкий ветер, перебирая хвою и заставляя могучие стволы слегка накреняться то влево, то вправо. Одуряюще пахло смолой и солнечным жаром, немного илом и соляркой, особенно здесь, на корме. Рядом, что странно, не было ни души, хотя вообще-то на теплоходике было не протолкнуться. Видимо, все собрались на носу. Сновали туда-сюда и шушукались дети, юные вожатые перемигивались с напускной загадочностью, предвкушая сладкие летние ночи: сладкие от спелых, тающих во рту ягод, сладкие от поцелуев украдкой, сладкие от ощущения нахлынувшей свободы, такой, что в висках начинает шуметь. «Юные вожатые», - фыркнула про себя девушка. – «Рассуждаешь так, словно уже старая дева, хотя ты старше этих ребят на три-четыре года, не больше». Теплоходик качнуло, и в речной глади отразилась бело-серая полоска транспаранта с гордо выведенной надписью: «Олимпиада-80!». Девушка хмыкнула, понаблюдала некоторое время, как искажаются буквы, вспениваясь мелкими барашками от расходящихся от бортов судна волн, и снова подняла глаза вверх. Она всегда очень нервничала, находясь вдалеке от дома. Собираясь же в эту поездку, она нервничала так сильно, что всерьез думала отказаться от удачно выпавшей возможности отправиться на практику в союзную страну. Но взяла себя в руки, успокоилась, трезво оценила ситуацию. Она всегда гордилась тем, что умела взглянуть на ситуацию с разных сторон, взвесить все «за» и «против», а также докопаться до самых глубин своей нервозности и выяснить наконец, откуда же исходит страх. В этот раз она не смогла этого сделать. Страх шел откуда-то оттуда, куда было не добраться даже специалисту. И поэтому девушка попросту проигнорировала свои ощущения… На берег сходили по дощатому помосту. Девушка, стараясь сохранять равновесие – тяжелый чемодан оттягивал правую руку – левой вцепилась в заново выкрашенные перила и ступила на зыбкий песок. Тот немедленно засыпался в босоножки, начав неистово колоть ступни. Босоножки, между прочим, были загляденье: с открытыми носами, на небольшом каблучке, из мягкой, светлой кожи. Отец каким-то непостижимым образом отхватил их – последнюю, чуть ли не единственную пару! – и где?! – даже не на «толкучке», а в обычном магазине. С торжественной улыбкой вручил дочери в честь окончания медицинского и вымолвил едва слышным шепотом: «Из самой Югославии!» Девушка поспешным движением вытряхнула большую часть песка из обуви и ступила на деревянные мостки, сколоченные для удобства передвижения по берегу. Дети кучковались вокруг покрикивающих, размахивающих красными флажками вожатых. Один из них, высокий худощавый парень, которому, как и девушке, здесь все было явно в новинку, поводил из стороны в сторону несколько стеклянным взглядом. Флажок в его руке горестно обвис. Девушка усмехнулась, глядя на неостриженные русые волосы, густой челкой падающие на лоб, и неубедительную щетину усов над верхней губой, и, пропустив мимо себя возбужденно гудящую гурьбу пионеров, пошла следом. Если бы лес, как человека, можно было разделить на системы органов, то пионерский лагерь «Буревестник» находился бы где-то в районе корня языка – то есть на неубедительной границе с настоящей чащей – сердцем. Позади поблескивала река – эмаль зубов – а впереди чернела островерхая стена – глотка. Девушка с наслаждением наблюдала, как проникает сквозь сосновые шапки солнечный свет, становясь бледно-желтым с прозеленью, как он играет на алых флажках, вывешенных на ниточках над главной дорогой. Ее несильно толкнули в бок, и девушка, словно очнувшись, поняла, что перед ней извиняется какой-то мальчик. Довольно высокий, как ей показалось, для своего возраста, смолистоволосый, со взрослыми голубыми глазами, скрытыми за стеклами очков в тонкой оправе. -Ничего-ничего, - пробормотала она, наповал сраженная недетским выражением этих глаз. Что же произошло с этим ребенком? В какой момент детство утекло из этих небесных радужек, как дым от костра утекает сквозь протянутые к огню пальцы. –Догоняй… отряд. Бойкая, крепкая женщина, рьяно размахивающая флажком, как захваченным вражеским стягом, оказалась старшей вожатой Натальей Свистуновой. «Свистуха!» - как громогласно шепнул какой-то парнишка другому, видимо на вопрос о личности дамы. Эта кличка, по-видимому, объясняла многое, потому что дальнейших пояснений не последовало. Выслушав девушку, как самой выпускнице медицинского показалось, вполуха, «Свистуха» рассеянно покивала, выразила вроде как искреннюю, но какую-то расплывчатую радость от встречи и на ходу, подбадривая отстающих ребят и раздавая легкие затрещины неугомонным, проинструктировала новоприбывшую. -Вот тут и там у нас корпуса непосредственно для ребят. Каждый корпус делится на четыре звена… Ее голос звенел в голове, сливаясь с шумом детских голосов, с громоподобным хохотом парней-вожатых, с трелями птиц и шорохом иглицы. Очнулась девушка только тогда, когда вожатая указала ей на непримечательное строение чуть поодаль от главной аллеи. -Там у нас, собственно, медпункт, где заседает наш доктор Айболит – Носатов Валентин Сергеевич, - Свистунова на секунду сбилась с тона, каким полагалось вещать со сцены, и уже нормальным, несколько смущенным голосом продолжила: - Вам, полагаю, в первую очередь следует познакомиться с ним, поскольку в этом году места в дирекции для вас не нашлось и… -Как не нашлось? – недоуменно переспросила девушка, перехватывая чемодан из руки в руку. –Мне казалось, что… -Не беспокойтесь… Так, дорогой мой, а ты куда побежал?! Ну-ка марш к остальным!... У Валентина Сергеевича найдется для вас отдельная комната в отдельном крыле здания. «За отдельной стеной с отдельной дверью с отдельным засовом», - почему-то подумалось девушке, но спорить она не стала. Может, это даже к лучшему. От лазарета рукой подать до прохладной лесной глуши, а лес, особенно сосновый, девушка обожала страстной любовью. Сосновый лес влюбляет в себя на закате, когда солнце окрашивает верхнюю треть стволов в красное текучее золото, а смола сверкает, словно в нее покрошили бриллианты, и так медленно стекает по коре, что время вокруг янтарного шарика застывает, прекращая свой ход. -Бумаги все не забудьте мне до вечера занести! – крикнула ей вслед Наталья, кинувшись поучать очередного хулигана. -Обязательно! Спасибо! – девушка уже отделилась от основного потока и направилась к указанной вожаткой обители доктора Айболита. «Надеюсь, крокодилы и мартышки у него не обретаются», - усмехнулась про себя девушка. Стены здания медпункта, некогда выкрашенные в веселенький голубой цвет, теперь лупились, как обгоревший на солнце детский нос. Очень хотелось подойти и отодрать кусочек сухой корки – один за одним. Рамы в сеточке потрескавшейся белой краски тихонько поскрипывали, словно жалуясь кому-то на старость, которая, как известно, никому не в радость. Девушка, постучав каблучками друг о друга, стряхнула с босоножек налипшие травинки и иголки, снова переложила чемодан из руки в руку, потом раздраженно плюхнула его на крыльцо. В горле пересохло и стучать в дверь, такую же потрепанную жизнью, как и само здание, не хотелось. Девушка оглянулась на нескончаемый поток посмуглевших от загара пионеров, восторженных и полных надежд, и только успела услышать, как заскрипела петлями, отворяясь, дверь и ее тяжеленный багаж грузно перекатывается по ступеням прямо ей под ноги, гремя так, словно был набит исключительно металлоломом. Взвизгнув, девушка отскочила в сторону, не давая чемодану размозжить ей ступню, и, разумеется, подвернула ногу. Проклятые югославские босоножки! На пороге, скорбно наблюдая за происходящим, стоял мужчина. Девушке не сразу удалось разглядеть его лицо за клубами сигаретного дыма, да ей и не особенно было до этого дело. Шипя от боли, девушка уперлась рукой в каменную ступеньку и подтянула к себе ставшее тяжелым тело, уселась поудобнее и стала разминать лодыжку, отзывающуюся болью на каждое прикосновение. Мужчина, все это время глазевший на ее с нескрываемым интересом, сунул сигарету в угол рта, спешно сошел по ступеням и, присев на корточки перед ней, грубо отстранил девичьи руки. -Так больно? – невнятно спросил он, дымя ей прямо в лицо и ощупывая ее ногу. Девушка пискнула от неожиданности, но потом, подумав, рассудила, что боль уже потихоньку отступает и отрицательно помотала головой. -Лед приложи́те и ногу не нагружайте, - мужчина выпрямился, кинул взгляд на сверзнувшийся с крыльца чемодан и сделал глубокую затяжку, будто раздумывая над следующими словами. – Вам... э-э-эм… помочь?... Вы вообще кто? Девушка, не отвечая, взглянула на него снизу-вверх: на забранное щетиной узкое лицо, на серые виски и глубоко залегшие под глазами тени. Мужчина все курил и не торопил ее с ответом. Бледно-голубая рубашка в мелкий непонятный узор под застиранным медицинским халатом производила странное впечатление. «Этот лагерь словно вобрал в себя все оттенки голубого», - мимоходом подумалось девушке. – «Глаза того мальчика, домики, теперь вот рубашка этого типа». -Вас должны были предупредить обо мне. Валерия Сергеевна Озёрова, выпускница МГМУ. Меня направили к вам на практику как молодого специалиста. Он посмотрел на нее так, будто она сообщила ему, что она Алиса Селезнева и собирается забрать его с собой, покорять просторы галактики. Космический корабль припаркован за углом, милости просим! -Выпускница… ах да. Было что-то такое… - он проговорил все это совершенно тускло и без выражения. Даже интерес в глазах погас. В черных, бездонных, похожих на спинки жуков, глазах. На вид Валентину Сергеевичу можно было дать сорок - сорок пять, но этим цыганским глазам могло быть как двадцать, так и сто двадцать лет. -Мне Наталья Борисовна сказала, что у вас комната есть. Отдельная. Для меня, - Лера еще раз покрутила щиколоткой, поморщилась, но опираясь на ступени и стены, смогла подняться. -Ну раз Наталья Борисовна сказала… - доктор стряхнул пепел в траву и поднял многострадальный чемодан. –Тогда пройдемте. *** На волейбольной площадке, звавшейся Дружинной, они с доктором стояли бок о бок у основания помоста, на котором трудилась Свистунова: ее голос, усиленный микрофоном, волнами разносился от одного края поляны до другого. Все ее естество призывало заражаться энтузиазмом и бившей, как ключевая вода, энергией. Лица взрослых присутствующих, как показалось Лере, выражали одобрение и легкую скуку, свидетельствующую ровно о том, что они, разумеется, любят этих славных детишек и все такое прочее, но из года в год повторять подобную процедуру им слегка надоело. -…и, конечно же, доктор Айболит нашего «Буревестника», Носатов Валентин Сергеевич! Вежливые аплодисменты как по команде звучали после каждого объявления имени-звания. -Также просим любить и жаловать его юную помощницу, новое лицо в нашем лагере, Валентину Сергеевну Озёрову! Лера, не удержавшись, оглянулась на Свистуху. Та, не заметив ошибки и вопросительного взгляда девушки, продолжала трещать, как заведенная. -Теперь мы с вами почти полные тёзки, - вдруг ожил справа от нее доктор, до этого лишь хмуро обводящий тяжелым взглядом стройные ряды пионеров. Лера улыбнулась его левому уху (Носатов не соизволил к ней повернуться) и покладисто ответила: -Вы правы. Не так уж это принципиально.