Death Note Another Note: The Los Angeles BB Murder Cases

Косная и вместе с тем гибкая по натуре, женщина находится между двух огней: между слабостью своей плоти и бременем закона. — Гюстав Флобер, «Госпожа Бовари»

Самые незаметные и тихие люди, как правило, расплетают сети из самых вязких и назойливых в мире слухов. Года, что утопили в вечности тысячи фактов, оставив иную тысячу этих прилипчивых вездесущих слухов. Клевета, ложь, хаос, беззаконие в голосах и речах людей, что так отчаянно боролись за правду. История величайшего человека второго тысячелетия, Киры, переписана сотни раз. Рассказ о низшем существе, что интеллектом своим не блестало, не будь у него оружия, Кире разлетелся по всему миру мгновенно. Шум о деле пресловутого идеалиста-любителя Киры не утихает и по сей день. Мелочные недалёкие обыватели наверняка и представить не смогут, до каких глубин моей осквернённой души эта вездесущая история может дотянуть свои острые, словно у чёртового Шинигами, когти. Истинную историю Киры не смогу поведать даже я — своего рода великий детектив, гордость жалкой нации, не имеющей на деле и малейшего значения. Я, положивший конец шестилетней череде убийств лже-бога мировой известности. Я, устранивший проблему максимального существующего масштаба, которую ни один в мире детектив закончить не мог. Под конец жизни — неожиданно — первый, всё ещё не имеет возможности поведать настоящую историю. Поэтому сегодня, в коем то счастливом веке и до поры здравом уме, я собираюсь очертить Вам совершенно иную историю. Дело, что ранее принято было называть «Делом лос-анджелесского серийного убийцы ББ». Без минуты идеальное преступление, история которого оказалась маленьким пятном — да таким, что и стереть зазорно — на подошве другой, более значимой истории. Дело, что было утеряно в годах, и которое я собираюсь медленно восстановить в мельчайших подробностях, усердно подбирая пазл за пазлом. История, которая стала началом — не простым разрезом на праздничной ленте, а эпохальным, фундаментальным началом. Случай, подаривший L нового союзника и псевдоним впридачу. Дело, которое, вероятно, изменит ваше представление о Шинигами, ежели вы обладаете хоть какими-нибудь знаниями о них и их до смерти интересных тетрадях, мой поразительно легко находящий чужие вещи читатель. Если же вы не желаете принимать таковую ответственность на свои перегруженные плечи, советую передать эти записи человеку, что для публики зовёт себя L, если эта традиция ещё не устареет к тому моменту. Прошу заметить, что изначально я планировал передать это большеголовой ошибке природы по кличке Ниа, но так уж сложилось, что он — чёртов второй номер — уже никогда не сможет это прочесть. Зная дату своего последнего вздоха, я также не могу рассчитать кто, как и где найдёт эту к тому моменту уже предположительно потрёпанную рукопись. Не исключаю вероятности, что Вы, читающий данный материал — мой союзник из недалёкого будущего. Благо, если это так. Но, единственная константа, как я уже смел заявить и как бы не парадоксально это звучало — лишь время, дорогой читатель. Волей судьбы эта история может быть как уничтожена без единого воспоминания после моей кончины, так и предана всеобщей огласке — уж не знаю, вызовет ли она столь громогласный фурор, как уже упомянутое ранее противостояние, но внимания точно будет стоить. И, тем не менее, смею заверить, что дело, о котором идёт речь, не стоило ни миллиона долларов, ни десяти жизней, но столь занятой детектив предпочёл решить эту незначительную головоломку. Почему? Ведь это дело вызывало своего рода личный интерес у господина величайшего в мире детектива. Это не моё откровение, эпизод далеко не из моей жизни и не письмо, что мне адресовано старинным другом. Не моя прощальная записка, начирканная из последних потуг на жалком клочке тетради смерти из верно служащих наручных часов. Я действительно понятия не имею, кто сможет найти однажды эти записи, но чувствую необходимость изложить их на бумаге. Температура возгорания этой истории — как и, впрочем, любой другой — четыреста пятьдесят один градус по, будь он не ладен, старику Фаренгейту. Если вы вдруг держите сейчас её в руках — знайте, ей суждено было осыпаться пеплом, как и той девушке в пропитанном бензином номере отеля. Не уверен, стоит ли дополнительно предупреждать, но данная история не должна быть воспроизведена повторно в каком-либо из возможных времён, ни в одной форме. Я не желаю, чтобы хоть один человек после L повторил его путь, а из моего жражайшего знакомого сделали очередного злодея в маленькой общественной сказке о Кире. Я не веду рассказ, не придерживаюсь определённого литературного стиля — это лишь мои заметки, очертания былой истории, которую поведать могут лишь давно почившие участники событий. От того и прошу поместить эту историю в руки единственного, кто в состоянии её полноправно прочесть, полностью понять и достоверно осознать. Вера в лучшее или худшее — абсолютно не детективная стезя, но, признаю лишь здесь, в личных рукописях — я всегда был недостаточно детективом. Не осталось людей, от которых был бы прок скрывать данный факт. Слишком эмоциональный ребёнок, слишком импульсивный юноша. Для справедливости общей картины я должен был остаться вторым, а не проживать ту жизнь, что заимствовал у близкого противника. Я далеко не сентиментальный человек — агрессивный, вспыльчивый, с увесистым характером, а ныне и ношей прошлого за плечами — но годы берут своё. До такой степени, что я сомневаюсь, имел ли смелость вообще когда-либо знать исходную личность сэра Ватари. И победа, что досталась мне в моём величайшем противостоянии — вовсе не та, что обитала в моих мечтах: именно это и сближает нас с главным героем сегодняшней истории. Что таить: и конкуренция, что однажды шла бок о бок с нами, и схожесть интересов для досуга, и столь редкие встречи — всё играло ключевую роль во взращивании наших взаимоотношениях, что есть резон величать дружбой. Перед началом основного действия, имею смелость вкратце поведать о деле, дабы скрасить интерес людей, читающих краткое описание рассказа перед занятием по литературе. Это для некой Линды, если вам быть может знакомо это далёкое имя. Две тысячи второй год, Лос-Анджелес, август. Действующие лица: Женщина-детектив неизвестной рациональности, что зовёт себя Наоми Мисорой. Известный псевдоним — Маки Сёко. Безымянный мужчина-детектив, японец. Работник ФБР. Не обманывайтесь отсутствием у него имени — оно, как и весь бессмысленный лепет, затонуло задолго до окончания дела Киры — детектив играет ключевую роль в сегодняшней истории. Бейонд Бёрздей — убийца, чьим именем так благочестиво нарекли это забытое дело. Детектив, что был так популярен в моё время — маленькая легендарная загадка нашего века, в котором невозможно скрыть и малейшей тайны — L. Он же некогда Эральд Койл и Денёв. Он же в скором времени Маки Сёко. Победитель генетической лотереи и величественная икона детективов всех времён. Белив Брайдсмэйд, Квортер Квин и Бэкъярд Боттомслэш — главные герои истории, жертвы серийного убийцы Бейонда Бёрздея. Без лишних слов, дамы и господа, занавес медленно приоткрывается. Ваш непокорный слуга, чуть не кончивший жизнь как загнанный в угол дворовой пёс, величайший в мире детектив L, выскребший счастливую старость из надгробия собственных товарищей — Михаэль Кель. Те люди, что могли знать меня как Мэлло, давно отданы земле, а из тех, что величали меня по имени, остался лишь я один. Мой личный сборник счастливых воспоминаний прошлого. И связка наистрашнейших кошмаров.