Исполнение желаний

Пока Лиза находилась в больнице, похоронами занимался только Борис. От Зои не отходил Глеб, ухаживая за матерью, то и дело делая успокоительные уколы. Ждали приезда Кирилла и Киры, успев «окрестить» по-семейному Кирами. К ним приехала Светлана, чтобы найти для Лизы подходящее платье. Осматривая наряды подруги, докладывала Глебу: - Я с врачом договорилась, он подержит ее до похорон. На кладбище привезем из больницы. Ее с утра наколят всем, чем можно, чтобы не было очередного срыва. – Как она? Борис ходил к ней в больницу, врач не пустил. – Она со мной тоже сквозь зубы разговаривает. Не обижайтесь на нее. Такое пережить - в один день потерять двоих детей - любой свихнется. - Платье подобрали, вместо платка нашли кружевную темно-синюю шаль. Взяла сменное белье, - Лиза мерзнет все время, я ей что-нибудь теплое возьму. Перед уходом зашла к Зои. Та лежала маленьким комочком, поднеся руки к губам. Увидев Светлану, втянула в себя воздух и сразу заплакала. – Света, как же так? Ришенька, девочка моя, маленькая, единственная. Кто теперь меня назовет «ба», кто будет просить мои бусы и серьги? Риша, как чувствовала, говорила: «Ба, ты меня переживешь». А я ей пироженку с грибочком и розочкой не дала. Некому меня утешить, Лизы рядом нет… Лиза плачет? - Нет. Она на уколах, не понимает ничего, как в бреду лежит. Врач говорит, ей покой нужен. Я даже не знаю, как о похоронах сказать. Она ничего не спрашивает. В назначенный день Светлана приехала в больницу. Зашла в палату к Лизе, отдала ей вещи, спросила, помочь одеться, или Лиза справится сама. Та ответила что-то невразумительное, медленно разворачивая одежду, рассматривая задумчиво. – Я сейчас к врачу схожу, - предупредила Лизу. Врач, подавая выписку, напутствовал: - Смотрите по ее состоянию. Если что, везите сразу в больницу, подобные стрессы так просто не проходят. Вы не знаете, у нее в роду подобных больных родственников не было? - Не думаю. Она из такой семьи! - Светлана покачала головой. Мысль врача показалась ей абсурдной. - Лиза внучка самой Софьи Гамусовой! Дочь Виталия Гамусова! Врач похлопал задумчиво глазами – эти имена ему ни о чем не говорили. Светлана оскорбилась за подругу и пошла в палату за ней. Времени, чтобы переодеться, было достаточно, но Лиза сидела над платьем еще более задумчивая. Казалось, она забыла, что хотела сделать. – Лиза, ну что же ты не переоделась? - упрекнула мягко. - Давай помогу. – Света, - подняла на нее глаза, полные слез, - я боюсь ехать. Я не хочу видеть Ришу умершей. Я боюсь, что Риши больше нет. - Смотрела умоляюще. – Лиза, надо ехать. Борис ее уже забрал из морга, звонил, предупреждал, что будет на месте через полчаса. Лиза покорно и обреченно поднялась. Она уже не сопротивлялась, понимая, что как себя ни обманывай, как ни оттягивай время, этого не избежать. В машине расслабленно откинула голову на подголовник и закрыла глаза. У нее не было сил разговаривать. Со стороны казалось, что она вновь спит, но, когда машина тормозила на светофорах, приоткрывала глаза, проверяя, где находятся. Светлана тоже молчала, сосредоточенно глядя на дорогу. Перед ней стояла задача - после похорон уговорить Лизу поехать к Асташовым. Об этом не раз говорила Зои и Борис, подсказав нужные слова: «В трудную для всех минуту, мы все должны быть вместе». Хорошие слова, верные… только не для Лизы. Она слышать ничего не хотела об этой семье. Даже приезд Кира не изменил ее состояния. Когда он пришел в больницу, Лиза отказалась с ним встречаться, сославшись, что плохо себя чувствует и нет сил принимать гостей.       Подъехали к кладбищу, Светлана попросила охранника пропустить машину, упирая на то, что Лиза не сможет дойти до места. Чем ближе подъезжали к месту захоронения, тем напряженнее становилось. Лиза смотрела в окно не отрываясь, увидела столпившихся людей, земляной холм от вырытой ямы, сбоку открытый бордовый гроб. Перед ним сидела Зои, держа за руки сыновей, за спиной стоял Кир, положа на ее плечи ладони. Но Лиза, как увидела гроб, больше ни на кого внимания не обращала, вышла из машины, медленно пошла к нему, не отрывая глаз, стараясь издалека рассмотреть лежащего в нем. Люди оглядывались и отступали назад, давая дорогу. Зои подняла голову, смотрела жалобно, потянулась телом, ожидая ласки и сострадания. Лиза ее не видела, она шла к намеченной цели, с трудом переставляя ноги, отдирая их от вязкой земли, чтобы сделать очередной шаг. В гробу лежало тело, накрытое белым кружевом, с вуалью на лице. Лиза осторожно приподняла вуаль - даже сквозь толстый слой грима, лицо было синюшним, с грубыми швами. Зои вскрикнула, стала заваливаться на бок, голова безвольно свесилась на грудь. – Мама! Воды дайте, ей плохо! Сбрызните ее водой! Лиза даже головы не повернула на суету вокруг. Тихо опустившись на колени в сырую и холодную землю. Положила руку на скрещенные руки дочери, как бы обнимая, и склонила на нее голову. Тихо-тихо, не издавая звука, плакала, дрожа, вздрагивая всем телом. Кто-то стал предусмотрительно рядом... Ей хотелось стоять так долго, не отпуская, не отдавая дочь никому. Зашептала иступлено, тонко постанывая, издавая скулеж тоски: - Прости меня, доченька. Не защитила я тебя. Единственное желание, которое надо было загадать, а я не сделала. Моя вина - моя беда. – Лиза, - позвал Борис, попытался ее поднять. Она дернула плечом, сбрасывая его руку. Крепче сжала тело дочери, через покрывало чувствуя его ледяной холод. Кругом было тихо, только слышалось редкое всхлипывание и шумное астматическое дыхание Зои. Ветерок ласково прикоснулся к щеке Лизы, словно невидимая рука нежно погладила и пощекотала шутливо. Так всегда гладила Риша, когда была маленькая. Лиза замерла, ожидая нового прикосновения, оно не последовало. Ветерок все так же дул, но как-то мимо, по низу, обдувая и холодя ноги. – Мама, пожалуйста, - склонился к ней Кир, пытаясь поднять с колен. Ему разрешила к себе прикоснуться, встала. Он прижал ее к своей груди, шепнул, - Мама, я всегда буду с тобой. У него на груди было уютно и тепло, как–то покойно, словно Кир оградил ее собой, как большая надежная стена. Ему доверилась и позволила отвести себя в сторону. За спиной ударили молотки, она сжалась от боли, впилась пальцами в куртку Кира, ломая ногти, зарываясь в нее лицом, вздрагивая, словно удары приходились по ней. Крик застревал в горле, болью сжимая его в кулак. – Лиза, брось землю, - тихо подсказал Борис. Она, притихшая, обернулась на могилу, не понимая, о чем тот говорит. Взглянула в сторону могилы – Борис бросил в нее комок земли. Откачнувшись от Кира, подошла к краю, заглянула вниз, потом процарапала землю ногтями, сжала в комок и осторожно опустила в яму. Сразу же отошла в сторону, уступая другим место. Ее подхватила Света, держа за талию, прижала к себе. Могильщики торопливо закапывали, словно куда-то спешили. Рядом встал Борис, Лиза покосилась на него недобро, отвернулась. К ним подходили люди, выражали свои соболезнования. Оказывается, на похоронах была Алина, которая стояла неподалеку, плача, боялась подойти к подруге, не находя нужных слов. Лиза их не слушала, неотрывно смотрела на выросший холм над могилой, усыпанный венками. Когда прошел последний человек, попросили тихо: - Света, отвези меня домой. Я очень устала. – Лиза, мы столы заказали в ресторане. Поминать решили там. - Сказал Борис. Ее лицо исказилось судорогой - она голос его слышать не могла безболезненно. - Отойди от меня, если не хочешь, чтобы я сейчас здесь не устроила скандал. - Еще тише предупредила его. Пошла к машине, Светлана за ней, шепча в спину смущенно: – Лиза, нельзя так! Сегодня не только у тебя горе. Пожалей его. Лиза молчала. Возле машины стояла Алина. - Лиза, я с тобой поеду, не хочу ни в какой ресторан. Мы дома помянем. Лиза молча кивнула. Легла на задних сидениях, настолько ослабевшая, что не было сил сидеть. Закрыла глаза и не открывала их до самого дома, время от времени глубоко вздыхая и закусывая губы, чтобы вновь не зарыдать. Все было кончено. Только теперь она приняла реальность, ее Аришы нет и больше не будет. Сколько бы лет ни прошло, она так и останется 17-летней девушкой… И вдруг Лиза увидела луг, залитый солнцем, и Арину, бегущую по нему, в белом платье и платке с кистями, набросив его на плечи, свободную и радостную. Она что-то кричала, смеялась, кружилась, раскинув руки, в своем импровизированном танце… Видение длилось одно мгновение, а потом исчезло. Что это было? Лиза видела плод своего воображения, или умудрилась на короткий миг оказаться там, где теперь Арина? Ее девочка не выглядела печально, наоборот, была счастлива. – Я хочу к Рише, - тихо сказала Лиза, - Я хочу к Рише на луг. Светлана с Алиной переглянулись, Алина, перегнувшись, посмотрела на подругу - та, как и прежде, делала вид, что спит. Жизнь словно остановилась. Час за часом, день за днем - все похоже одно на другое – никаких перемен. Ложилась только лицом к стене, чтобы не видеть никого, перед глазами шов обоев. Мыслей и воспоминаний не было. Внутри все отупело - ощущение такое, словно тело - это оболочка, внутри которой полная пустота, все органы вынули, ничего не положили взамен. Могла часами не шевелиться, сутками не есть и не пить, не реагируя на голоса и движение за спиной. Светлана на цыпочках подходила к ней, низко склонялась, прислушиваясь к ее дыханию. Глаза всегда закрыты, иногда из-под ресниц скатывалась одинокая слеза, растворялась в наволочке подушки. Как-то раз увидела, что губы дрожали, словно не смея растянуться в улыбке, так и замерли, обессилено в скорби. Светлана отходила, звонила Алине, шепотом докладывала: - Мне все время кажется, что она того, ну ты поняла. Иной раз по зеркалу только понимаю, что еще живая. Я боюсь с ней ночевать, вдруг я усну, а она в это время… - Свет, ей нужна встряска, - советовала деловито. - Отвлеки ее чем-нибудь. – Приезжай, отвлекать будешь, - обиделась на пустой совет, - Она не реагирует ни на что. У тебя знакомого психолога нет на примете? Может, его подключить? - Поговорю, поищу, - пообещала неуверенно (психолог есть, но вряд ли Лиза пойдет в таком состоянии на контакт). - Ладно, позже перезвоню. Днем приезжал Кир, привозил продукты. Светлана, раскладывая их в холодильнике, жаловалась ему: - Что ты возишь, уже класть некуда. Она не ест ничего. Бульон две ложки съела и опять отвернулась к стенке. Кир, она так похудела! Она такая слабая! - Я всегда думал, что общее горе сближает людей. А здесь, наоборот, все дальше друг от друга. Попросил дядю Борю: поехали со мной. Отказался, говорит, что так будет только хуже. Бабушка хочет увидеть маму, но боится. Я не могу понять, что между ними всеми произошло, каждый закрылся в своей скорлупе и живет в своих мыслях и ощущениях. У мамы с отцом всегда были теплые отношения, но сейчас отец и слышать не хочет, чтобы приехать сюда. В Москве у них произошел какой-то разговор, который, как он говорит, его потряс. О чем они говорили? - Я не знаю, Кир. Лиза ничего не рассказывала. Светлана жила в доме Лизы, пока в ее новой квартире шел ремонт. Уезжая в офис, уходя на курсы, оставляла вместо себя Алину, часто ее меняла Кира. Девушка садилась напротив кровати, где лежала Лиза, в широкое, глубокое кресло, боялась лишний раз шевельнуться, чтобы не потревожить ее покой. При малейшем движении со стороны кровати, спрашивала издалека, вытянув шею, стараясь увидеть лицо: - Елизавета Витальевна, вам что-нибудь нужно? Может, вы пить хотите? Алина, проработав столько лет судьей, привыкшая действовать решительно, порой жестко, без сантиментов, была менее тактичной. Она входила в комнату, распахивала шторы, открывала форточку, командовала: - Лиза, я сейчас сделаю тебе ванную. Если хочешь, с пеной. Пока ты будешь отмокать, поменяю постельное белье. Смотри, не засыпай, а то можешь утонуть, спасай тебя потом. Вставай. Не можешь дойти до ванны сама, позову на помощь соседа. Он мужик сильный, на руках отнесет. - Доводила до ванной. - Сама разденешься, или помочь? Алина была хорошей хозяйкой. Пока Светлана была на занятиях, успевала приготовить поесть из несколько блюд, пропылесосить ковры, протереть полы и даже постирать белье. А еще она была немножко жестковата, не признающая сантименты. Расчесав Лизе волосы, заплетя косу, уложив ее опять в кровать, начинала давить на психику: - Лиза, ты давай, выходи из этого состояния, иначе буду действовать на свое усмотрение. Даю срок два дня, если есть не начнешь, вызову врачей и будем кормить через зонд. А потом отправим в психушку и будем тебя лечить транквилизаторами. Через год ты себя в зеркале не узнаешь… Лиза вспомнила, какой увидела маму, когда приехала в клинику. Представила себя такой же: толстой, стриженую под «ноль», чтобы не завелись вши. За Витой ухаживала Анна Максимовна, за Лизой ухаживать будет некому. Ей никто не привезет вишневого пирога. Через год Лиза уже перестанет не только себя узнавать, но и знать, кто она такая. Из нее сделают «овощ», предоставив самой себе - подыхай. Но «сдохнуть» сразу не удастся, это будет тянуться годами, десятилетиями. Если попытается уйти из жизни добровольно, ее свяжут и засунут в одиночку, как буйную. Ее будут мучить, издеваться. За что? Я не хочу быть такой, как мама! Из глаз текли слезы, Лиза запрокидывала голову, стараясь их остановить. Алина продолжала давить, приближая своё лицо к ее, шипела зловеще: - Ну что, ты хочешь в психушку? - Лиза плакала сильнее, мотала головой - нет. - А что ты хочешь? Скажи мне, что ты хочешь? - Умереть хочу, сейчас… Загадываю желание: "не хочу просыпаться", и опять просыпаюсь. Почему мои желания перестали сбываться? Во сне разговариваю с кем-то, мне хорошо, светло там, а просыпаюсь, и опять ничего не помню. И Арина не снится. Я ее зову-зову, а она не приходит. Алина смотрела напряженно. Потом, что-то решив для себя, кивнула головой. - Что, легко отделаться хочешь? Думаешь, померла, и вся боль на этом закончится? Я тебя понимаю. Не знаю, как бы поступила на твоем месте, но… Если хочешь умереть, то назначь себе точную дату. Только обязательно надо дождаться, когда Арине будет сорок дней. Обязательно сходи в церковь и выстой всю службу. – Зачем? - поморщилась Лиза. Ждать 40 дней - это так тяжело, долго. Лишняя мука. - Ты что! На сороковой день душа покидает землю. Арина придет прощаться со всем, что ее на земле держало. Она с тобой рядом в церкви стоять будет. Представь: она пришла, а тебя уже нигде на земле нет. Ей одиноко будет, обидно, что ты от нее ушла раньше времени. Не проводила… Лиза взглянула на подругу и тихо заплакала - ей стало жалко дочь, «многострадальную», одинокую, несчастную, которую на сороковой день никто не помянет в церкви. Отец? Борису доверия уже нет. Зои? Доживет ли она до сорокового дня родной внучки? Кир говорит, что бабушку положили в больницу - плохо с сердцем. – Еще лучше, если полгода подождать, - продолжала задумчиво Алина, - У меня свекровь в этих делах дока. Она всегда говорила, что самые главные даты: три дня, сорок дней, полгода и год. В эти дни всегда надо поминать покойного, с него грехи снимаются. Особенно если мать за ребенка молится. Отец - это так, - махнула небрежно рукой, - самая сильная молитва - материнская. Лиза плакать перестала и недоуменно взглянула на подругу, возразила: - Откуда же у Риши грехи? Она же чистая душа, светлый ангел, невинная… - И осеклась, вспомнив Максима Качалова. Получается, что из-за этого мерзавца ее дочь умерла в грехе, не исповедовавшись, не сняв с себя такой груз. Алина уловила заметные перемены, на это и решила давить дальше, но тут пришла Светлана с курсов, и она пошла накрывать стол для ужина. Перекинулись парой фраз шепотом, чтобы Лиза не услышала: - Алина, как тебе удалось Лизу оживить? - Ой, кого только мне в суде видеть не приходилось! Умирать она собралась! Нет, дорогая, ты еще поживи, испей свою чашу до дна. Ты в этот мир для чего-то пришла, значит, выполни свою миссию до конца. А если честно, я бы не выдержала ее креста. Единственная дочь! - Алина тихо всхлипнула, - Девчонку жалко, всего семнадцать лет… С этого дня Лиза стала подниматься. Может быть, подействовали угрозы Алины насчет психиатрического диспансера, но скорее всего, ждала определенного дня, дав слово, что дождется «сороковин». Часто выходила на балкон и смотрела во двор, на ворота, словно ждала кого-то. Светлана звонила Зои: - Может, она Бориса ждет? Признаться не может, а он сам не догадывается… - Вряд ли. Он ей сколько раз звонил, она его номер заблокировала. Если даже с Киром попрощаться как следует не захотела, только потому, что он из рода Асташовых... Мальчик уехал обиженный: "меня-то за что? Я же не виноват ни в чем". Сколько раз Светлана видела, как Лиза что-то пишет в тетрадь, и эту тетрадь тщательно прятала, или прикрывала рукой, застывая над ней, если видела поблизости подругу. Разобрало любопытство – что ж там такое? Воспользовавшись моментом, когда Лиза спала, осторожно подошла к столу, делая вид, что вытирает пыль, стала перебирать бумаги, и ей в руки из кипы выскользнул исписанный лист. Оглянувшись, не проснулась ли подруга, лихорадочно пробежала глазами по строчкам: «Борис, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет, я ушла к Арине. Можешь брезгливо морщиться сколько хочешь и говорить, что я смалодушничала и выбрала легкий путь, знаю твое мнение насчет самоубийц. Но я больше не могу ждать, когда станет легче и боль уйдет. Она не уходит. Ни о чем не могу думать, только жду, ищу признаки присутствия Арины. Говорят, что покойные рядом с нами 40 дней, а потом они уходят. Не хочу отпускать ее от себя, потому что теряется весь смысл моей жизни. Только не надо говорить: пока помнят - живут. Кто так говорит, никогда не терял детей... Не надейся, что, если пишу, то простила тебя, в особенности твои последние слова, сказанные в больнице. Я этот свет с миром не покину, мое отношение прежнее – хочу мстить и придумываю для тебя все новые условия бытия. Ты от меня никогда не освободишься, вольной жизни ты не дождешься. Нет! Условия для тебя и этой мерзавки остаются прежними. Как только она переступит порог вокзала, ей будет предъявлено обвинение в покушении на убийство. Плюс к этому, я написала заявление адвокату, как вы оба довели меня до нервного срыва, и поэтому я покончила с собой. Предсмертная записка будет приложена к моему телу. Проведут следствие, не знаю, чем кончится дело, но нервы вам обоим потрепят. Тебе особенно достанется, чего я и добиваюсь. Насчет того, что приведешь своего ребенка в наш дом, на следующий день после моих похорон - не сомневаюсь. Ты это сделаешь в пику мне. Хотелось бы засечь время, насколько тебя хватит. Не думаю, что спокойный вечер с лупой на лбу ты променяешь на воспитание своего ребенка. Ты это никогда не делал, ты не умеешь это делать, во всяком случае, с Ариной. Считал, что воспитание ребенка - дело женское. А сколько выдержит Зои, когда мальчик начнет бегать по дому и этажам с дикими криками раненого индейца? Не думаю, что он пай-мальчик с задатками аристократа. Глеб ребенка не заметит, куда ему, если родного сына не замечал - он всегда был равнодушен к детям. Так что этому дитяти теплый прием в семье не светит. А вот его мамочке и подавно не следует появляться. Глеб ее встретит холодным пренебрежением - из-за нее он потерял свою Музу, а это не прощается. Зои даже пытаться не станет скрывать свою ненависть – ведь именно из-за этой женщины она лишилась комфортной старости. Ни ты, ни Глеб не догадаетесь расщедриться, чтобы побаловать мать путевкой в дом отдыха или билетом на концерт. А ее пенсии не хватит даже на кафе, в которое она ходит каждый день со своими подружками. Меня нет, а мать твоего ребенка вряд ли будет спонсировать свекровь из своего кармана. Так что поздравляю тебя, остаток твоей жизни будет окрашен скандалами, разборками и упреками. Гнезда Асташовых больше нет, ты своими руками его разворошил и скинул с дерева. Глядя на вас оттуда, я еще посмеюсь над твоими потугами навести порядок в доме. Не надейся, не получится. Твоя спокойная жизнь закончилась с моим уходом. Все, встретимся там. Я буду тебя ждать.» Светлана рассказала о письме Алине. В заключении сделала вывод: - Лиза не собирается оставлять мысль о смерти. Она ею упивается, как спасением. Алина в это время наглаживая белье, по старинке брызгая его водой изо рта в паузах между предложениями, сказала: - И что ты предлагаешь? Пфф! Не будешь же ты всю оставшеюся жизнь ходить за ней нянькой? Если псих задумал повеситься, он это сделает, даже если его посадят в камеру, пфф, в камеру с голыми стенами. - Лиза не псих, - возразила Светлана слабо, сама сомневаясь в своих словах. - Ну так станет, по ней уже это видно, - ответила беспечно, - По-хорошему, ее бы сейчас врачу показать. Но ведь не пойдет. Пфф, потому что упертая! А насильно не повезешь. - Помолчала, сказала нехотя. - Разговаривала с психиатром по ее поводу. Он подсказал: надо давить через шантаж и ее слабости. Если она говорит, что хочет умереть, нельзя отговаривать, а надо расписать, как обрадуется муж, что наконец-то освободился от нее. Главное, выиграть время, а потом она смириться с Аринкиной гибелью. Пфф. Я не понимаю, как можно смириться с гибелью ребенка. У меня сердце останавливается, едва представлю, что с сыном что-то произошло. Ночью сон приснился, что он утонул, я в поту проснулась, охрипшая от крика. Пфф, пфф. План шантажа Лизы был разработан, приступили к его реализации. Наступил решающий день. Утром Лиза сама поднялась, завтракать не стала (где-то услышала, что в церковь надо приходить голодной), спустилась во двор. За ней должна приехать Алина, с которой договорилась накануне. В церкви ходила за Алиной по пятам, послушно выполняя все указания подруги. Где надо, ставила свечи, когда надо, крестилась и кланялась в сторону алтаря, не совсем понимая, зачем это надо делать. Ей сказали: стань здесь – она стала. Ей сказали: слушай, что говорит священник - она слушала, не понимая ни слова. Но, когда запели певчие, слезы брызнули из глаз, и она никак не могла успокоиться, понимая, что сегодня ее последний день и никакого «завтра» уже не будет. После службы Алина подвела ее к священнику, попросила посоветовать, что делать, коротко рассказав про гибель Арины и теперешнее состояние Лизы. Священник нахмурился, дуя важно щеки, строго вразумляя, отчитал Лизу за греховные мысли, приказал читать свод правил и каяться в грехах как можно чаще через пожертвование храму. Не такие слова сейчас были нужны Лизе, не строгой отповеди ждала, а доброго совета, чтобы пожалели, как маленькую, поглаживая по головке, нашептывая утешение, давая надежду… Священник все еще говорил строго, а она развернулась и пошла, не желая находиться рядом с ним, теряя веру в помощь церкви. - Отвези меня к Арине, - попросила Алину, когда сели в машину. Мрачно смотрела перед собой, - Никогда больше не приду в церковь. Мне простой совет нужен был, а не нравоучения… Шла сюда, думала, что-то полезное для себя услышу… - Лиза, нельзя по одному священнику судить о всей церкви. Знаешь, кто-то служит Богу, а кто-то работает священником. На каждой должности таких найти можно. Молча стояли у осевшего холма с венками. Сквозь притоптанную землю, к солнцу, упрямо пробивалась трава. Природа оживала с приходом весны, и только здесь была какая-то застывшая тишина. - Когда умру, похорони меня рядом с Ришей, - попросила Лиза. Она показала с какой стороны должна находиться ее могила, на каком расстоянии от дочери. – Прежде чем умирать, ты бы памятник поставила. Кроме тебя это сделать будет некому. Борису не до того, он сейчас с делами фирмы разбирается. – Помолчала, пересиливая свое неуместное любопытство, но не утерпела, - Правда, что его Перцев нагрел на кругленькую сумму? Вот тебе и лучший друг! Вовремя Светка от Сереги свинтила, позорища-то сколько. Детей жалко, за отца отдуваться будут… Но Лиза не слышала подругу, думая о своем, подсчитывая что-то в уме, хмурясь. – Пока сделают заказ, пока поставят памятник - это сколько же времени понадобился? И памятник не сразу же ставят, надо подождать хотя бы до первого дождя, чтобы земля основательно осела. Это самое малое месяца два. – А ты куда-то спешишь? - не замедлила съязвить Алина, – На тот свет еще успеешь. – Я Арине обещала, что после сороковин приду к ней. - Заупрямилась Лиза, обижаясь, что ее желания и слова вызывают у других сарказм. - Не думаю, что Арине так уж сильно нужна твоя смерть. Она была хоть и взбалмошной, но доброй девочкой. – Обняла за талию, прилагая небольшую силу, повела в сторону центральной дороги, где стояла машина. - Лиз, я понимаю твое состояние, но надо прийти в себя, найти силы… - Нет! - оттолкнула ее от себя раздраженно. - Ты не понимаешь! Ты не хоронила единственного ребенка. Риша все время у меня перед глазами. Я даже с телефона ее номер стереть не могу, потому что жду: а вдруг она позвонит и скажет, что произошла ошибка? Просто сбежала из дома с другом-байкером, а теперь вернулась. Выхожу на балкон, смотрю на ворота и мечтаю, как она сейчас на своем байке въедет и бабки опять будут ругаться из-за треска мотора. Ночами представляю, как стоит передо мной, и тогда воздух глажу, целую и обнимаю ее крепко-крепко, не желая отпускать… У меня зубы стучат от страха при одной мысли, что не увижу ее больше, не прикоснусь к ней… Дай Бог, чтобы ты никогда не поняла мою боль. - Слезы заливали ее лицо, голос дрожал и срывался. Алина рывком притянула ее к себе, обняла крепко, поглаживая по голове, нашептывая нежности: - Лизавета, прости меня. Я такую глупость сказала! - Легонечко отстранила, заглянула в глаза, - Пойдем. Света дома стол поминальный накрыла. Помянем девочку, пусть простятся ей ее грехи по глупости и молодости совершенные. - Медленно побрели к машине, вдруг по стволу одного дерева к ним спустилась серая белка, подбежала к Лизе и села возле ног. Смотрела черными бусинками, а потом, взметнувшись, тут же исчезла в кроне близстоящего дерева. Женщины от неожиданности вскрикнули, почему-то испугавшись. Лиза первая нашла объяснение странному явлению. Она с жаром заговорила, цепляясь за подругу, заглядывая ей в лицо, желая найти своим словам подтверждение: - Ты видела, видела? Она ко мне подбежала, у моих ног села. Это Ариша была, ее душа! Она меня с собой позвала! Мы вдвоем шли, а она именно ко мне подбежала! - Да, да, это правда! Это Арина с тобой прощалась. Сегодня сорок дней! - Подхватила Алина восторженно. Переубеждать подругу, что здесь этих белок полным полно, не стала. Пусть думает, если в этом для себя находит утешение. Дома Светлана постаралась на славу, такую сервировку сделала, что любой дорогой ресторан позавидовал бы. Лиза подняла вопросительно брови - откуда деньги взялись на такой стол? Последнее время им экономить приходилось, потому что не знали, когда будет очередное поступление денег из-за кризиса на фирме. – Настуся спонсировала, - Пояснила Алина. - Она ж тебя любит и к Арине твоей хорошо относилась, Ритке своей всегда в пример ставила. Обещала подъехать сейчас. Только проговорила, звонок в дверь - Настуся на пороге, с цветами, в траурной вуальке в волосах. Лизу обняла, всплакнула, доложила: - Я на службе была, за Аришку сорокоуст заказала, потом к ней на кладбище поехала, смотрю, цветочки свежие лежат, ну, думаю, кто-то из своих был. Лиза опять расплакалась - как же ее девочку, оказывается, все любили! Да и как ее не любить - Ариночка чиста, как ангел, никому ничего плохого никогда не делала. А какая умница, отрада и гордость, утешение матери, другой такой не найти. Настуся при последних словах с сомнением подергала губами, но спорить не стала. Алина вспомнила кое-какие проделки за девочкой, которые удалось замять ее стараниями, пока не узнал Борис. А Светлана, добрая душа, полностью была согласна с подругой - Аришка хорошая девочка, маму свою любила и жалела, заботилась о ней всегда. А как переживала, когда Лиза в больницу попала…. Сидели за столом, вспоминали Арину. Лиза вдруг взялась за голову, тихо простонала: - Ну вот и все. Посидели, попрощались… Пойду, прилягу, что-то мне не хорошо. - Поднялась, Светлана помогла ей дойти до кровати, уложила, накрыла одеялом. - Ты иди, я одна хочу побыть, - попросила тихо, закрывая глаза, и сразу же проваливаясь в вязкую дремоту. Успела только шепнуть, - Хочу уснуть и больше не просыпаться. Самое мое заветное желание. Спать. Светлана вернулась за поминальный стол, озабоченно насупившись - последние слова подруги не давали покоя. Что-то было в них (тон, само желание?) странным и тревожно-настораживающим. - Смотрю на Лизу и думаю: как нас беды ломают. - Задумчиво произнесла Алина, - В Лизе сколько сил было, я ею восхищалась всегда. Одна беда круче другой и все, нет больше Елизаветы Асташовой, сломалась, в толпе растворилась. - Ты за Лизавету голыми руками не берись, - усмехнулась Настуся, - Я таких как она навидалась. Погоди, сейчас время пройдет, она голову поднимет, она еще себя проявит… А я ей помогу. Такие люди, как Лиза, мне в команде нужны, - Поднялась, - Пора ехать, а то мой козлик козлиться начнет, что задержалась. - На прощание выпила лихо коньячку, кусочком ананаса закусила. Козликом Настуся звала своего мужа, с которым прожила больше двадцати лет, и за эти годы по пальцам могла бы пересчитать, когда не пожалела о своем выборе. Быть Первой Леди в губернии не всегда значит быть счастливой… Ночью Светлана проснулась от того, что из комнаты, где спала Лиза, слышались стоны и неясные крики. Она, сбросив одеяло, побежала туда и остановилась на пороге, напуганная увиденным. Лиза, как обезумившая, рвала пододеяльник руками и зубами, рыча и выкрикивая что-то невнятное, похожее на ругательство. Светлана бросилась к ней, с трудом вырвала одеяло из рук, отшвырнула его в сторону. – Лиза, опомнись! - закричала ей в лицо и тряхнула, что было силы, за плечи. - Ты с ума сходишь. Не замолчишь, вызову врачей, отправлю в дурку! Ты поняла?! Лиза смотрела на нее безумными глазами, тяжело дыша, мотала головой - нет, не надо. – Вот так мама моя, когда Сережу из окна, - проговорила сквозь слезы невнятно, - Я не могла представить, что она чувствовала, теперь знаю. Я думала: что чувствовала бабушка моя, когда подняли машину с телами сына и внучки со снохой - теперь знаю. За что мне это через себя пропускать и их боль на себя примеривать? Каждый раз ложусь и заклинаю: умереть хочу. Сдохнуть! Чтобы не просыпаться уже никогда. Я Ришу каждую ночь хороню, под вуаль заглядываю, чтобы убедиться - не она! Риша другой была, а та, в гробу, вся изрезанная, личико сшито толстыми швами… Срок себе поставила: живу до сорока дней, а потом все, конец. И опять проснулась и не засыпаю. Я же со всеми попрощалась! - Значит, не со всеми, - сказала Светлана. – Ложись давай, холодная вся, как ледышка... - Накрыла одеялом, прилегла рядом, вкрадчиво продолжила, - Ты не подумала, почему не получается то, что загадываешь? А мне кажется, не случайно тебя на земле держит что-то. Ты, видимо, какую-то миссию, на тебя возложенную, не выполнила. Надо просто понять, что именно. Давай пофантазируем: вот, предположим, ты умерла, кому от этого прямая выгода? Борьке с Ленкой. Совесть спокойна и руки чистые - не пришлось конкурента с дороги убирать, сама дорогу к ЗАГСу проложила. - Лиза тихо с мукой застонала, - Ленка хозяйкой в дом придет, на твоей кухне каши варить будет, в столовой на твое место сядет, а ночью к Борьке в твою кровать залезет. - Лиза заскрипела зубами. - Все твои украшения себе заберет. - Из кокона одеяла ни звука. Светлана удивилась, что это Лизу не проняло, она думала, подруга разозлится. - А сынка своего в Аришкину комнату поселит… - Лиза взметнулась над кроватью, одеяло сбросила, смотрела чуть ли ни с ненавистью. Светлана с кровати соскочила, в угол вжалась, понимая, что переборщила в своих фантазиях. -Зачем ты мне делаешь больно? По живому полосы бритвой нарезаешь! - Хочу, чтобы в следующий раз, когда пододеяльники зубами рвать будешь, подумала и вспомнила: кто главный и единственный наследник всего твоего состояния! Еще остыть не успеешь, а Ленка на мусорку вынесет то, что тебе было дорого. Твои ноты, Аришкины зарисовки, ее записи. Лиза застыла с открытым ртом - Аринин дневник в письменном столе! Ленка, дрянь, взломает ящик, найдет дневник и прочитает его. А потом покажет Борису, и они будут обсуждать Арину. Ленка будет смеяться, а Борис устыдиться своей дочери. Как же она об этом не подумала?! - Иди к себе, - сказала Светлане тоном, не терпящем возражений. - Мне надо побыть одной. Да, это была другая Лиза, наконец-то и Светлана увидела ее второе «я». Такую Лизу лучше не раздражать и не стоять на ее пути, когда та наметила план действий. Вот, оказывается, какие качества в ней разглядела Настуся, а они-то с Алиной удивленно рассуждали - чем так ее могла привлечь «наша тихоня»? Весь следующий день Лиза находилась в каком-то взбудораженном состоянии. То надолго затихала, то вновь ходила нервно по квартире. Сосредоточенно что-то писала, раздражалась и бормотала угрозы в адрес недругов: «Ну, я вам устрою! Вы меня надолго запомните». Светлана посматривала в сторону подруги напряженно. Ее разбирало любопытство, что же Лиза пишет и кого ругает, но спросить не осмеливалась, боясь попасть под горячую руку. Утром Лиза поднялась вместе с Светланой. Пока подруга принимала душ, приготовила завтрак, накрыла на стол по всем правилам, как привыкла за восемнадцать лет супружеской жизни. Светлана села за стол в халате - она давно махнула рукой на всякие там условности, предпочитая простоту и свободу. - Хотела тебя спросить, - осторожно начала Светлана, доедая второй бутерброд, - Ты как себя чувствуешь? Со мной в офис не хочешь съездить? Там дел накопилось – вагон и маленькая тележка. Вика уехала с сыном в Тамбов, мне одной не справиться с бухгалтерией, с доставками и приемом, - смотрела выжидающе-просяще. – В Тамбов? - подняла на нее взгляд и только потом вспомнил , что велись переговоры с тамбовской глазной клиникой по поводу операции сына Терешовой. - Пришло приглашение? У Вики, кажется, еще один ребенок, куда же она его дела? - Возможно, няньку наняла, - пожала Светлана плечами, ее это как-то не заботило. - Давай так сделаем, сегодня мне надо будет утрясти свои личные дела, а завтра я в твоем полном распоряжении, - предложила Лиза. - Мне надо к Асташовым съездить, кое-какие вещи забрать. Ты, случайно, не в курсе, Кир уехал в Москву? - Уехал. Он звонил тебе перед отъездом, хотел попрощаться, но ты трубку не брала, - Смотрела осуждающе, - Мальчишку за что обидела? Он-то не виноват ни в чем. Когда ехала в автобусе в сторону загородного дома, думала над словами Светланы: почему Кира, светлую чистую душу, который ее ничем никогда не обижал, причислила в стан врага? Только потому, что он из рода Асташовых? Но Ариша из этого рода, она же для нее не враг, а, как и прежде, любимая доченька. Неужели все эти годы притворялась перед собой, что любила Кира, как родного? Получается, сколько бы ты ребенка чужого ни воспитывал, родным он все равно не станет. Дочери не стало, и нить с Асташовыми оборвалась. От автобусной остановки идти, если напрямик, вдоль заборов чужих садов, минут пять, а ей показалось, что полчаса шла. Тело свое насильно несла, в когда-то любимый дом. Подойдя к калитке, стояла, не решаясь набрать код, боясь себе признаться, что не хочет видеть никого из домашних. Надеялась, что Борис в офисе, Глеб в магазине, а Зои не изменила привычке и все так же отправилась с подружками в кафе, несмотря на траур. Наконец, решительно набрала код, шагнула во двор. К ней навстречу неторопливо шел Рустам, усмехаясь неопределенно, словно ждал ее только для того, чтобы выставить из дома с вещами. - Дома нет никого, все разъехались, - сказал издалека, становясь посреди дороги, закрывая собой проход к дому. - Вечером будут, после шести. Лиза от его слов опешила! Ох, не знал Рустам, что хозяйка с недавних пор переменилась, и уже не та кроткая Лизавета, прощающая его высокомерие к себе. Ее такое раздражение охватило на его слова, что в лице переменилась. Окинула оценивающим взглядом, недобро сощурилась, чуть слышно спросила: - Ты не пускаешь МЕНЯ в МОЙ дом?! – Решительно шагнула вперед, сталкивая с дорожки небрежным движением, - Найди большие коробки и принеси в мою комнату. Да поторопись, не заставляй меня ждать! На пороге своего дома остановилась. Сердце сжалось нахлынувшей острой тоской. Медленно обвела взглядом светлый, залитый солнцем холл, мысленно прикасаясь к каждому предмету, здороваясь с ним, внутренне улыбаясь, как лучшим друзьям. Двери комнат были закрыты, в каждую хотелось заглянуть, вдохнуть только этой комнате присущий запах. Тяжелым шагом пошла к лестнице, невольно поворачивая голову в сторону столовой, где слышалось движение. Но кто там был, не поняла - не до того было. Словно вор, на цыпочках, поднялась на второй этаж, к себе в комнату шмыгнула с колотящимся сердцем. Первым делом бросила взгляд на кровать, ревностно выискивая признаки измены, но тут же забыла об этом, вспомнив, зачем пришла. Бросилась к сейфу, на кровать аккуратными стопками выгружала нотные тетради, фотоальбомы и записи, тетради и еженедельники. Отдельной стопой складывала бумаги из стола… Открыла шкаф, из недр выудила большой чемодан. В него аккуратно сложила две шубы, сверху платья, стоимостью в автомобиль, манто из голубой норки. На них платья попроще, нижнее белье. В этот момент в комнату вошел Рустам с коробками, бросил их на пол. - Бери этот чемодан, положи в мою машину. И возвращайся за коробками. Машину из гаража выгони, я на ней уеду. - Застегнула чемодан на все замки. Пока Рустам ходил в гараж, сложила в коробки все, что было разложено на кровати стопками. - Рустам, эту коробку в машину, эту в столовую, к камину. Взяла еще две коробки, пустые, медленно вышла из комнаты. Предстояло сделать то, самое главное, ради чего пришла. Подошла к двери Аришкиной комнаты, стояла, склонив голову, тяжело дыша, молясь, набираясь сил. Наконец, толкнула дверь вперед, зажмурилась, закусывая губы… Слышала, как дверь тихо ударилась ручкой о стену, и еще раз… стихло… Открыла глаза - комната залита светом, и от ковра на полу тянет жарким теплом. Возле кровати небрежно сброшены тапочки, и подушка смята, уголок покрывала зацепился за невидимую ворсу пододеяльника. На столе разложены тетради и книги, раскрытые, словно хозяйка комнаты сидела за столом, а теперь на минуту отошла. Перед окном стоял мольберт с начатым рисунком, рядом на столике лежали высохшие краски, затвердевшая кисть и заскорузлая тряпка, запачканная разноцветными пятнами широких мазков. Комната еще жила душой хозяйки, нетронутые, брошенные вещи ждали терпеливо ее прихода, своего часа. Лиза прошла в комнату, осмотрелась, подошла к шкафу, распахнула дверцы. От платьев и блузок на нее пахнуло духами дочери. С тихим стоном качнулась вперед, загребая в охапку одежду, зарываясь в нее лицом, ртом глотая запах. «Быть бы мошкой, поселиться жить в шкафу и дышать запахами Арины» - промелькнула в голове шальная мысль. Ей и правда захотелось забраться вовнутрь шкафа и закрыть за собой дверцы… Наконец, нашла в себе силы, оторвалась от платьев, сняла несколько с вешалок, аккуратно свернув, положила в коробку. Открыла сейф, не просматривая, сгребла бумаги (дома разберусь, что в них). На нижней полке валялись пустые футляры и коробочки, украшений в них не было – все были отданы на выкуп Качалову. На верхней полке шкафа стояла ваза с бижутерией, не раздумывая, положила ее в коробку. Открыла один за другим ящики стола, складывала без разбору все, чем дорожила Арина. Дневник отложила в сторону. Альбомы с рисунками и эскизами сложила в другую коробку, очень скоро набив ее до самого верха. Подхватила коробки в обе руки, озадаченно крякнув - тяжеловато будет. Но тут послышались шаги Рустама. С удовольствием передала ему вещи, приказав отнести в машину, выхватив дневник дочери, оставив его при себе. На пороге задержалась, еще раз оглядела комнату, словно хотела получше ее запомнить, и тихо прикрыла за собой дверь… Рустам, впихивая в салон машины очередную коробку, тихо ругался: он всегда подозревал, что хозяйка не так хороша, какой хотела казаться столько лет. Где это видано, чтобы вещи выносить втихаря, словно воровала, когда дома мужа нет. По-честному хочешь, дождись мужа и дели с ним пополам, как полагается. По дорожке шел неторопливо Глеб. Рустам поспешил к нему навстречу, сказал: – Лизавета приехала. Вещи ворует, пока дома никого нет. – Всматривался в лицо хозяина, ожидая приказа к решительному действию. Но Глеб задумчиво рассматривал коробки через стекло машины и молчал. - Может, полицию вызвать? - С ума сошел? - уставил Глеб на него один глаз, другой скосился к носу. - Она хозяйка в доме, имеет право возить вещи с одной квартиры на другую. - Пошел дальше, чем очень разочаровал Рустама. Ему хотелось драки. Глеб вошел в дом, прислушался к движению. В холле никого, в столовой тишина. И тут со стороны библиотеки раздались звуки рояля: «Блямм. Бляммм! Блюмм!» Брались одни басовые аккорды через равный интервал. Он заглянул в библиотеку - Лиза, сидя перед роялем, опустив голову на согнутую руку, другой брала аккорды, словно хотела начать что-то играть и никак не решалась. В этом однообразном «блюм» слышалась такая тоска и обреченность, что захотелось спрятаться, чтобы и его не задели своим крылом, летая по дому в поисках очередной жертвы. Глеб отошел в сторону, решив переждать и дать возможность Лизе побыть наедине с собой. Наконец, был взят главный аккорд, и от него полилась неуверенная мелодия, заставляющая с первых нот замереть, чтобы не вспугнуть робкие нотки откровения… Это была мелодия прощания… Прощание с прошлой с жизнью. В которой, как яркий луч солнца прорезает серое небо, были свои мгновения счастья. В музыке слышались звуки скрипок, знакомые интонации и голоса, а главное, детский озорной смех. Через мелодию Лиза рассказывала историю дома, к которому относилась как к другу, с которым прошла через жизненные испытания. Музыка, переливаясь хрустальным перезвоном, поднималась все выше, переходя из спокойного состояния в трепетно-нежное кружение, бросая воспоминания, от которых сердце вздрагивало прошлым счастьем. Она скользила, закручиваясь по спирали, пока не достигла самого пика наслаждения… И вдруг резко оборвалась на самой основе, упала вниз и затихла, замерла. Казалось, что уже не сможет возродиться, но вот прозвучала одна нотка, другая, и полилась вновь, увлекая за собой в какой-то круговорот звуков, не оставляя надежды на возврат. Хотелось склонить голову, попросить прощение и проститься с тем, что потеряли из-за своих нелепых ошибок…Последние звуки стихли, и дом погрузился в тишину, и даже свет поблек, уступая место теням… Глеб с грустью смотрел перед собой, он понял ЧТО играла Лиза и зачем «воровала» вещи, пока никого не было дома. Глеб поднялся и пошел в свою комнату, тихо щелкнув замком. В раздумье постоял несколько минут посреди комнаты, а потом решительно достал телефон и набрал номер. Лиза осторожно опустила крышку рояля, закрыла его на ключ и пошла в столовую. Из кухни выглянула незнакомая женщина, с удивлением уставилась на нее. - Здравствуйте, - растерялась Лиза, - Вы кто? - Я повариха. Вместо Антонины буду. Вторую неделю работаю - А Антонина где? - Уволилась. И Женька тоже ушла. Я одна по дому хозяйничаю, за всех сразу. – Хорошо, - согласилась с чем-то Лиза, - Идите, занимайтесь там... - кивнула в сторону кухни. Придвинула к камину коробку и кресло, перебирая бумаги, бросала ненужное в огонь. В камине тяжело ухнуло и листы, лениво желтея жаром, сворачиваясь чернотой, стали разваливаться серым пеплом. То, что не попало в топку, вновь сложила в коробку и задвинула за диван. Наконец, Лиза открыла дневник дочери. Прочитав первый лист, выдрала его и бросила в камин. И так, пока от дневника не осталась одна корочка… Глеб больше не мог делать вид, что не замечает присутствие Лизы. Отсиживаться в комнате было почему-то стыдно, получалось, что он прячется от нее. Решительно направился в столовую, принюхиваясь, прислушиваясь - что она там жжет? Лиза стояла к нему боком, держала в руках каминные часы с ангелочками, задумчиво рассматривая их, брезгливо кривя губы. И вдруг размахнулась, с силой швырнула их к себе под ноги и принялась яростно топтать осколки. Из кухни выглянула испуганная повариха, вскрикнула и поспешно спряталась назад, захлопнув дверь. Глеб подскочил к Лизе, схватил в охапку и рывком бросил на диван. - Ты что творишь?! - заорал на нее, - Опомнись, Лиза! - С них все началось! - ткнула пальцем в сторону осколков, - Не будь их, моя бы жизнь пошла бы по-другому. С них все началось, на них пусть все заканчивается. - Лиз, я понимаю твое состояние, но потерпи, дай время боли утихнуть. Она не уйдет насовсем, но притупится, не будет такой острой. - Да что ж такие все понятливые вокруг меня! - засмеялась зло, - Сами детей не теряли, но учат стойкости и терпению. Боль утихнет только тогда, когда я уйду следом за дочерью. - Лиз, пожалуйста, не сходи с ума! Опомнись! Ришу не вернешь, осознай это! Оттуда еще никто не возвращался… Я не знаю, какие слова найти для тебя, но сейчас мы должны быть вместе… - Что? - перебила его, дернувшись телом, - Вместе? Два дня назад Рише было сорок дней, вы даже на ее могилу не приехали, потому что были заняты своими делами. Борис, отец, забыл о такой дате, в офисе новый шедевр проектирует. Ты продажу в магазине повышаешь за счет старья. Зои, родная бабушка, где она была в этот день? Почему ее не было на кладбище? Мне с кем из вас надо быть? Арины нет, для меня жизнь остановилась, смысл потерялся, я дышать разучилась! - Дышать разучилась? - смотрел жестко, желваки ходили на скулах, - А мозги работают четко - жгла что-то, что для других глаз не предназначено, что другим знать не полагается. Что жгла?! - заорал ей в лицо, - Какие бумаги? - Книжки записные, тетради нотные старые, которые интереса не вызывают. Дневник Арины. Кроме меня его больше никто не прочитает. - Что в нем написано такого, что ты огласки боишься? - спросил ехидненько. - А вот это уже не твое дело! - резко оттолкнула его, поднялась. - Я шубы свои забрала и платья, что подороже, так что не ищите. Ключ от Арининой комнаты у меня, дверь не ломайте. Туда никого не пущу. Из моих вещей никому ничего не раздавайте, на этот счет особое распоряжение дам. - Пошла к выходу. - Лиза, что ты задумала?! - заорал Глеб, истеря и паникуя - не для красного словца распоряжения давала, задумала что-то недоброе. На пороге столовой появился Борис, молча смотрел на жену. Она, как его увидела, так и замерла на месте, задышала тяжело, на щеках выступил лихорадочный румянец. Вот кого видеть не хотела, боялась что не справиться с собой. - У-у-у! - протянула через зубы со стоном. Прохрипела с ненавистью, - Пожаловал? Я тебе тут сюрпризец приготовила, - кивнула в сторону стола, на котором лежала тетрадь, - почитай на досуге. Ты столько лет со мной прожил, так гордился, что единственный из своего окружения имеешь жену с настоящим аристократическим происхождением, перед всеми друзьями при любом удобном моменте хвастаешь, что жена голубых кровей: «Я бы никогда не женился на поварихе». Столько раз мне твердил: «Мы с тобой равные, на одной ступени стоим». - Торжественно, словно сбрасывая покрывало с мраморной доски, заявила, - А вот и нет! А вот и не угадал! Представляю, как будут ржать твои друзья, когда узнают, что твоя жена незаконнорожденная, внучка бывшей зечки и дочь сумасшедшей. Что, не ожидал? Борис смотрел на нее с недоумением - он не верил тому, что слышал. Зачем ей надо наговаривать на себя? Взглянул на брата, ища поддержки, Глеб опустил голову, словно стыдился, что оказался свидетелем разборок. Борис понял, что тот был в курсе того, о чем говорит Лиза. Значит, ее слова - правда?! - Если бы ты знал, сколько раз я порывалась рассказать тебе правду. - Продолжила Лиза, - Ты с таким высокомерием отзывался о тех, кто ниже тебя по социальной лестнице, в Арише с детства взращивал надменность к тем, кто ниже по статусу, не зная, что каждый вечер сам ложишься в одну постель с бывшей детдомовкой. - Перевела дыхание и продолжила, - Но это еще не все. Я подаю на развод. И, согласно брачному договору, отниму у тебя все, что ты имеешь. - Но ты сама отказалась от развода! - Вот чего он никак не ожидал от жены. Он искренне считал, что Лиза простит ему любую обиду и никогда никуда от него не уйдет. - Я не виноват, что Арина погибла! - Вот именно, что только ты виноват! Ты купил ей этот чертов байк, ты его не сломал, когда я об этом просила. Ты разрешал дочери на нем гонять, уверяя, что с ней ничего не случится… Я готова была драться и отстаивать интересы семьи ради Арины, но теперь, когда… Арина, Арины… не вижу смысл держаться за тебя. Об одном жалею, что сразу так не сделала, когда твоего отца в Москве после операции поднимала, а ты здесь няньку обхаживал. Еще раз убеждаюсь, как права была бабушка, говоря, что мужчины никогда не бывают благодарны. Теперь и я не буду проявлять благородство, я разделю этот дом. Как только решение суда будет у меня на руках, я возведу стену из кирпичей и отделю столовую от холла. - Не посмеешь! - взорвался Борис, Глеб толкнул его - молчи, не спорь, но тот на предостережения брата не обратил внимание. - Как только у нас будет решение суда, ты порога этого дома не переступишь без моего разрешения. Так что можешь сегодня собирать свои вещи, пока есть возможность. - Я сюда с приставами приду и грузчиками! А потом разделю участок бетонной стеной и колючую проволоку пущу под током. И свою часть отдам под склады, или цыганам в аренду сдам, чтобы под твоими окнами вечерами табор собирался с песнями у костра. - На короткий миг задумалась, что бы еще такое сказать, чтобы задеть побольнее, - И луг разделю пополам! - Как только ты разделишь участки, у тебя не будет выхода на луг. Калитка находится на моем участке, ты не имеешь право к ней даже прикасаться. - Неужели ты думаешь, что меня остановит какая-то калитка?! Да я свою, в своем заборе прорублю! И ступени мраморные сделаю. - Я понял! - Воскликнул торжественно, - Ты это из-за элементарной зависти! Мстишь за то, что у меня сын, за то, что в горе я не один! - Подскочил к ней, зашипел в лицо, - Кровушки напиться хочешь?! Смотри только не захлебнись ею. Лиза стояла белая от ненависти к нему. У нее тряслись губы. Хотела что-то сказать, но, кроме невнятных звуков, не могла ничего вымолвить. Глеб кинулся к брату: - Борис, остановись! Ты чтоЮ не понимаешь, что убиваешь ее сейчас! - Не встревай! - гаркнул на него раздраженно, - Это наши с ней разборки! Она меня заткнуть хотела брачным договором. Только попробуй что-нибудь сделать мне во вред - размажу! Знай свое место. И запомни: ни одна баба не может мне указывать, что делать. Разводиться хочешь? Давай, давно жду этого! Лиза подхватила коробку, проходя мимо мужа, двинула его плечом: - Сойди с дороги, когда женщина идет. - В дверях обернулась, - Я добьюсь, чтобы ни одна дверь города не открылась для тебя, чтобы никто руки не подал при встрече. Она ехала, сжимая руль так, что казалось, он сейчас треснет в ее руках.мВ ней все клокотало от ненависти к Борису. Да как он посмел разговаривать с ней подобным тоном!? Решил, что ему терять больше нечего? «Думаешь, я остановлюсь на брачном контракте и пожалею напоследок? У меня акции есть. Ты на меня еще поработаешь». Возле адвокатской конторы остановила машину, чудом вписавшись между двумя «мерсами». Стремительно, словно боялась опоздать, взнеслась по ступеням, никого не замечая пронеслась по коридору. В приемной только секретарша. Увидев Лизу, торопливо поднялась, улыбнулась печально: - Добрый день, Елизавета Витальевна, Давид Самуилович вас уже ждет. - Распахнула перед ней дверь кабинета. Лиза, едва порог переступила, сразу принялась излагать: - Давид, в связи с последними событиями, я хочу переписать завещание. - Достала из сумочки заготовленные листы, разложила их по порядку. - Значит, так: мою трехкомнатную квартиру на Проспекте и акции фирмы «Домстройинвест» завещаю своей подруге Перцевой Светлане Олеговне. Картины, вот список, которые находятся по этому адресу, передать в музей. Портрет моей бабушки передать туда же. Картины, что находятся в загородном доме, продать через магазин Асташова Глеба Петровича. Деньги с продажи перевести вот на этот счет. Продажу Светлана должна проконтролировать. Я ее назначаю распорядителем. Рояли «Беккер» и «Блютнер» передать в дар музыкальному колледжу. Всю мебель, которую сочтет нужным, Светлана должна продать опять же через магазин Глеба. Все деньги, которые лежат на этом счету, и которые будут поступать, перевести в благотворитель фонд - вот его реквизиты. - Взглянула на адвоката, тот сосредоточенно записывал ее слова, - Не знаю как лучше сделать - доверить Перцевой самостоятельно, или конкретно указать на что должны пойти средства. - Лучше конкретно. Легче будет отследить трату. - Тогда пусть эти деньги идут на единовременное ежегодное спонсорство талантливого выпускника музыкального колледжа. При условии, что тот будет поступать в высшее учебное заведение по этому профилю. Светлана должна будет проконтролировать, чтобы деньги не попали случайному ученику. Ты там подкорректируй, чтобы коряво не звучало. - Подкорректирую, - пообещал охотно и сделал несколько пометок. - Теперь по золоту. Вот список и оценка. Продать не ниже проставленной суммы. Деньги опять же на этот счет. - Давай уточним: деньги со счета переводим полностью в благотворительный фонд, или только проценты? - Подсказал, - Проценты выгоднее, на дольше хватит. И фонд можно назначить твоим именем: Асташова Елиза… - Гамусовых. - Перебила веско, - Фонд имени Гамусовых… Пиши дальше, - задумчиво подняла взгляд вверх, - Вот здесь надо подумать, как половчее сделать. Хочу свою часть дома и участка завещать Киру, но при условии, что он не имеет право передарить, продать или завещать другому лицу, кроме своего прямого потомка - сына или дочери. - Ты все же решила насолить Борису, - усмехнулся Давид Самуилович. - Насолить и подперчить. – Лиза сложила несколько бумаг, подала ему через стол. - Теперь мне надо грамотно составить заявление в суд. Завтра я подаю на развод. - Как?! Ты же не хотела этого развода... - Что с меня взять - женщина! Сегодня утром я передумала. – Без тени на шутку сказала в ответ, - Заявление к завтрашнему дню будет готово? Приеду утром. - Я постараюсь сегодня все сделать. Завещание составлю, завтра подпишешь. – Отложил ручку, смотрел на нее пристально, - Лиз, скажи честно, что ты задумала? Такие завещания, - показал на листы, - пишутся смертельно больными, за несколько дней до смерти. Но ты совершенно здорова, полна энергии, тебе жить еще лет тридцать, а может быть и больше. Ты же не собираешься заканчивать жизнь добровольно? - Он внимательно всматривался в ее лицо, стараясь по нему узнать, в чем оказался прав. При последних словах Лиза упрямо сжала губы и поднялась. - Лиза! Не дури! Да, у тебя погибла дочь, но ты еще молода, ты можешь родить. Бабы в пятьдесят рожают. Лиза посмотрела на него, молча, с осуждением. На глаза навернулись привычно слезы, покачала головой - нет, ты меня не понимаешь.