Безумству храбрых поем мы песню!..

— Но тебе нельзя много говорить! — Да похуй. — Я серьёзно. — Если мы не обсудим это прямо сейчас, будешь жить в роли ковра Инуи. Казутора решил унять своë раздражение из-за халатного отношения Чифую к собственному здоровью. Только что вышедшему из тюрьмы Ханемии конечно было некуда идти, но он не собирался никого притеснять своим присутствием и тем более доставлять проблемы. В общем угроза Чифую получилась вовсе не угрожающей. Для таких как он конечно предлагалось социальное жильë в какой-нибудь общаге, и он уже хотел было согласиться на этот вариант, но Доракен написал в письме, что куда нибудь Свастоны его и сами пристроят. Казутора не возражал. Он правда думал, что будет жить в гараже Доракена, но решил не отстаивать позицию того, что ему плевать где и как жить, дабы не злить Чифую. Час они шли от больницы и наконец то вышли к набережной. — Воспоминания нагрянули. — Чифую улыбнулся самой доброй улыбкой, которую Казутора видел за всю свою жизнь. — Прости… Это всë из-за меня. Я нашëл нож в дверце машины и когда испугался… Я правда не хотел тебе вредить. Просто… Прости. Казуторе очень нелегко давались эти слова, отчасти из-за того что он и сам не понял что произошло и как они к этому пришли. Но в любом случае то что он говорил было правдой. — Хватит извиняться. — хрип а голосе Чифую зазвучал ещё угрожающе — виноват не только ты. Казутора опять ничего не понял. Слава богу Чифую начал объяснять. — То есть… Я сам себя порезал. Я знаю что ты хотел убрать нож, но из-за меня, тебя обвинили в нападении. Да ещё и Нахоя избил. Как рука? Казутора выходил из больницы с гипсом на руке, перебинтованой головой и заплывшим глазом. Чифую чувствовал свою вину. Будто лично бил Казутору. — Нормально… Тебе… Я думаю не стоит из-за меня переживать. Но в любом случае спасибо. Чифую думал о том чтобы помочь Ханемии после выхода из тюрьмы, но стоило ему совершить ошибку и Мацуно его жестоко проучил. Он же видел неготовность Казуторы нанести существенный вред. И всë равно порезал себя из-за какой то глупой гордости жившей глубоко в душе и всплывающей наружу в таких ситуациях. Хотя думал и главное чувствовал он совсем другое. — И вот это отсутствие четкой позиции и твердых, принципиальных убеждений во мне самом меня иногда очень и очень пугает… Казутора уже сбился со счëта сколько раз он чего то не понимал за сегодняшний день, но ему показалось, что Чифую сейчас сказал что-то очень важное для себя самого. До этого момента Мацуно опирался руками о хлипкий железный заборчик и смотрел на водоëм, который являлся речкой или «морем» с большой натяжкой. Но теперь он решил спуститься прямо к воде. Случайно отломал железяку от забора, пытаясь понять как его перепрыгнуть и не свалиться с выступа. Всë таки он аккуратно перелез заборчик и оказался на крутом бетонном склоне, конец которого упирался в песок на пляже. Сначала Чифую аккуратно спускался на корточках, но ему это быстро надоело и со всех сил оттолкнувшись от бетона он плашмя приземлился на песок. Не стал даже отряхиваться. Казутора естественно последовал за ним, но из-за сломанной руки возникли сложности. Здоровой рукой он держался за хлипкий забор и пытался аккуратно сползти, но ржавая сталь покачнулась и обломилась. Ханемия полетел вниз вместе с куском забора. Кувырком скатился вниз и начал проклинать свою жизнь. Спина по ощущениям отмерла. — Аккуратнее надо быть! — сквозь лëгкий смех сказал Чифую и подбежал к Казуторе. — У тебя сегодня несчастливый день. Где болит? — Да нигде, всë нормально. Болело везде. Голова, рука, теперь ещё и спина. Отчего-то ноги тоже болели. Чифую упал рядом с Казуторой. — Ты уже не тот. Это высказывание застало больного врасплох. — Ты тоже… — всë что он смог ответить. Хотя совершенно не помнил Мацуно до того как попал в тюрьму. Тогда он совершенно им не интересовался и теперь сильно об этом жалел. Раньше он конечно же знал о его существовании, но образ представлял очень размыто и когда думал об этом находясь в тюрьме, становилось не по себе. Казутора знал лишь что Чифую везде таскался за Баджи и был его хорошим другом. Из этого он сделал вывод что должен этому человеку очень и очень много. Сейчас по сути было их первое настоящее знакомство. Казутора протянул Чифую здоровую руку. — Позаботься обо мне… Ладно? Мацуно весело рассмеялся, но руку в ответ пожал. — Конечно. Отчего то боль Ханемии резко стихла. В теле остался только покой. Кажется он никогда не чувствовал себя так спокойно. Вдвоëм они продолжали лежать на песке. Уже сильно стемнело и небо стало усеяно звëздами на которые парни и пялились, кажется, целую вечность. — Чифую? — Ась? — Почему ты начал кричать на меня в машине? Я… То есть… Я не обвиняю тебя… Прости. Забудь. — Ты думаешь, в моей машине каждый день кто-то грозится сдохнуть от паники? Я испугался. И хватит постоянно за всë извиняться, заебал. — Ладно. Прости. — Тц. — Ой, прости, я по привычке. — Ты невыносим. — Мацуно опять начал смеяться. — сколько ложек сахара нужно чтобы добраться до Луны? — Много наверное… — А мне кажется три. Чифую как всегда улыбался. На самом деле Ханемия ещё не видел человека каждый раз улыбающегося настолько искренно. Они продолжали лежать на песке. Мацуно выудил из кармана сигареты и предложил Ханемии. Тот не отказался. Чифую начал искать по карманам зажигалку. — Пиздец. В машине забыл. Казутора подогнул ногу, чтобы поправить кроссовок, и когда Чифую разочаровано вздохнул, вытащил из ниоткуда спички. В ответ на вопросительный взгляд, он пояснил. — Это с тюрьмы. Обувь- одно из самых удобных мест для сигарет и спичек. Подогнув штанину он продемонстрировал пачку красного Мальборо, наполовину засунутую в кроссовок. — Точно… Ты же только сегодня вышел. — А? Правда чтоли? По ощущениям этот день длился неделю. — Согласен. Они прикурили и продолжили смотреть на небо. Казутора встал с земли и начал смотреть на волны прибивающиеся к берегу. Чифую снял обувь в сел, оперевшись руками о песок. Дышать было легко как никогда до этого. — Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях… С коротким криком он пал на землю и бился грудью в бессильном гневе о твердый камень…*- голос Чифую не переставал быть ужасно хриплым и из-за этого фрагмен прозвучал угрожающе. — Не нравится? — Чифую решил осведомиться из-за очень странного взгляда Казуторы. — Нравится… Продолжи пожалуйста. Чифую откашлялся, выплюнул приличный сгусток крови и, как было велено, продолжил. — Уж испугался, отполз проворно, но скоро понял, что жизни птицы две-три минуты… Подполз он ближе к разбитой птице, и прошипел он ей прямо в очи: *- Чифую резко остановился. — А сейчас только не смейся. Казуторе стало весело только от одной этой фразы. — Что, умираешь? — Да, умираю! — ответил Сокол, вздохнув глубоко. Казутора начал смеятся во весь оборот, а за ним и Чифую. Ханемия не мог сказать, что произошло что то из-за чего стоит так смеятся, но ему просто было весело. Чифую вдруг закашлялся и выплюнул приличное количество крови. — Тебе же нельзя много говорить! Прости! Вот чëрт… — Казутора начал было беспокоится. — Завали ебальник. Волнение тут же отпустило Казутору, не успев толком даже нахлынуть. Им обоим было весело.