Утро только-только взяло бразды правления в свои руки, улицы стояли пока еще тихими и немноголюдными. Но только в одном из однотипных домов на Тисовой улице настроение уже с самого утра было не столь радужным.
Резкий стук слишком неожиданно прорезал тишину, от которого щуплый мальчик, на вид пяти лет, запутавшись в одеяле, скатился на пол, неловко застряв между стеной и своей кроватью.
— А ну быстро просыпайся! Завтрак еще даже не готов! — послышался визгливый и неприятный голос за дверью. Гарри действительно проспал. Это случалось крайне редко. Просто вчера он снова пролежал совсем допоздна и думал о том, какова действительно нормальная жизнь за стенами этого чулана. Пытался представить, какими были его родители, вытащить из чертогов воспоминаний хоть какие-то образы о том, как они выглядели. Но так ничего и не вышло. Лишь подключая богатую фантазию, он представлял какая была бы у него жизнь в семье. Настоящей семье. В семье, где его любят. С этими мыслями Гарри пролежал очень долго, пока не уснул.
— Иду, тетя Петунья, — буркнул мальчик и завертелся на полу, выбираясь из одеяла. Он закинул его на кровать, быстро нашарил выключатель одинокой лампочки, нашел свои очки на полке и быстро натянул дырявые носки. Прямо в помятой большой — на целых два, а то и три размера — футболке и таких же свисающих мешком серых штанах он вышел из своего маленького чулана под лестницей и быстро шмыгнул на кухню, уже по привычке увернувшись от увесистого подзатыльника тети.
Для четырех — без трех дней пяти лет — Гарри был очень тихим и серьезным ребенком, да и тетка с дядей его не особо баловали, в отличие от своего любимого сынишки Дадлика. Уже в этом возрасте на него было свалено немало домашних обязанностей. К примеру, он уже умел готовить яичницу с беконом, что было достигнуто немалым количеством ожогов, порезов и несколькими десятками разбитых об пол яиц (за каждое из которых он получал хороший втык). Совсем недавно он наконец-то научился готовить кофе
правильно — так, как любит дядя Вернон. После завтрака он, как правило, моет посуду, вытирает столы и идет ухаживать за клумбами. Дергать траву, срезать засохшие листочки с цветов и поливать, слушая порой ворчания дяди Вернона, который в это же время стрижет кусты, о том, что он ждет не дождется, когда Гарри наконец-то подрастет и сможет сам стричь эти чертовы кусты. Когда Дадли уводят играть к другу, он убирает за ним игрушки, разбросанные по дому, и занимается мелкой бытовой уборкой, которую могла доверить ему тетя Петуния. И не дай бог сделать что-нибудь не так, как было велено. А если вся семья дома, и сам дом вымыт до блеска, Гарри был на побегушках у всех его жителей. Принеси-подай-убери. Вечером он помогает тетке на кухне, занимаясь грязной работой — помыть-почистить-«уйди, не мешайся!». И после ужина, разумеется, на нем оставалось мытье посуды. Никаких игр и развлечений. И была для Гарри радость, если его покормят хотя бы два раза за день, от чего с раннего детства был очень худым и слабеньким. Кожа его была неестественно бледной. Злые родственники стыдились отпрыска, подкинутого им под дверь в ночь Хэллоуина 1981 года, потому редко выпускали на улицу. Гарри приходилось довольствоваться лишь ковырянием в клумбах на заднем дворе или поливкой газона из шланга под самым слабым напором. В такие моменты он старался оттянуть неизбежное возвращение в темный чулан и лишних несколько минут понежиться под солнышком и подышать свежим воздухом.
Вот и сейчас его утро началось со сковородки на плите, яиц и бекона. Гарри бегал по кухне, перетаскивая стул то к холодильнику, то к столу, то к плите и уже вполне удачно поставил турку рядом со сковородкой. Тетя Петунья, недовольно косясь на племянника — она все же не оставляла его на кухне одного, и не ради безопасности Гарри, а ради безопасности своей кухонной утвари — поливала цветы на подоконниках. Минут через пять в столовую вошел дядя Вернон и счастливый Дадли, крутя в руках новенький космолет, что отец купил ему вчера, когда он устроил истерику из-за сломанного карандаша. Он глупо смеялся и все норовился толкнуть Гарри.
К слову, Гарри был куда смышленее своего братца. Он всегда усердно занимался в детском саду — ходил он в соседний от престижного садика Дадли сад для среднестатистических и бедных семей — но именно тут он мог вволю общаться с другими ребятами и постоянно донимать воспитателей вопросами. Взрослые любили мальчика и всегда восхищались его смышленостью, даже не злясь на сто тысяч вопросов, в отличие от Дурслей. Они знали, что мальчик приемный, и часто жалели его. Когда однажды дядя Вернон застал отнимающего конфеты Дадли у Гарри, которыми его угостили в саду, он наказал воспитателям, чтобы те не давали ему сладкого, так как у него на них сильная аллергия — что, в общем-то, было неправдой. Зато он уже знал все буквы, слабо, но начинал читать по слогам, считал до тридцати одного — по количеству дней в календаре — и увлеченно собирал пазлы для детей от восьми до десяти лет.
Летом мальчиков в садик не водили, и Дадли целыми днями крушил все, что попадалось под толстенькие ручки, ел сладкое и смотрел телевизор, а Гарри делал все, что было велено, в том числе и убирал все за Дадли.
Он по очереди отнес три тарелки с яичницей и беконом на стол, чуть не упав, когда Дадли пытался подставить ему подножку. Но пухляша тут же подхватили и посадили на высокий стул, поэтому Гарри облегченно выдохнул, ведь ему предстояло еще отнести дяде горячий кофе.
— Пошевелись, паршивец. Время — деньги и, если я опоздаю на работу, ты у меня получишь! — прорычал он, презрительно бросив взгляд на подкидыша. Тетя заварила себе чай — она никому не разрешала касаться своего индийского зеленого чая — и тоже присоединилась к столу. Дадли прямо руками запихивал в рот кусок бекона, и эти же жирные руки вытирал об свою футболку.
— Дадлик, милый, а где твое полотенчико? — проворковала Петуния, — Принеси Диди его полотенце, живо! — как всегда ее голос моментально превратился из мягкого и ласкового в злой и презрительный, когда она обращалась к Гарри. Мальчик быстро кивнул и побежал к кухонной тумбе.
— И кофе давай быстрее! — в спину ему крикнул Вернон.
— Хорошо, дядя! — крикнул Гарри и, схватив чашку с кофе, аккуратно понес ее дяде, поставив на край стола.
— Полотеце! — заверещал Дадли, безуспешно пытаясь схватить жирной от бекона рукой кузена за волосы. Гарри шустро увернулся и поспешил за остальным. Полотенце с каким-то супергероем из комикса он повесил на плечо, а в руки взял кружку с остывшим какао для Диди. Завидев целых две вещи, которые были жизненно необходимые кузену, тот бесцеремонно попытался схватить все и сразу. В этот раз Гарри не успел увернуться, и загребущие ручонки схватили его за кучерявые волосы и дернули с силой на себя. Кружка в руках мальчика вылетела и выпала прямиком на Дадлика, облив теплым какао все ноги.
Крик и визг поднялся тут же. Не то, чтобы какао было горячим, по крайней мере Гарри оно таким не показалось, когда половина пролилась и на него, но Дадли всегда любил преувеличивать степень произошедшей трагедии. Петуния закричала вместе с ним, поспешив поскорее избавить сыночка от мокрой одежды. Дядя Вернон тоже вскочил на ноги, пузом сдвинув стол с места, ножки его — стола — страдальчески заскрипели по полу. Все произошло быстро.
— Ах ты сукин сын! — будто великан взвыл он, хватая не пришедшего в себя Гарри за волосы и чуть ли не отрывая его от пола одним рывком. Мальчик вскрикнул.
— Я не хотел, это все Дадли, — почти плача воскликнул он.
— Ты облил нашего Дадлика и еще смеешь скидывать все на него?! Ах ты гаденыш! — заревел Вернон, он лишь на мгновение отпустил мальчик и тут же залепил ему хорошую затрещину по голове. Гарри закричал, из глаз его прыснули слезы, и он упал на пол, закрыв голову руками.
— Это не я, простите, я не хотел, простите! — захлебываясь собственными слезами, выдавливал он из себя. На фоне по-прежнему орал Дадли, Петуния безуспешно пыталась его успокоить, а Вернон громко сопел, раздувая ноздри.
—
Заткнись! Заткнись, пока я не вышвырнул тебя из этого дома! — пуще прежнего заорал мужчина, схватив сжавшегося в комок ребенка за шкирку. Гарри подавился всхлипом и зажмурился, кажется, даже забыв дышать.
— Вернон, дорогой, тебя могут услышать соседи, — забеспокоилась Петуния. Мистер Дурсль одарил ее негодующим взглядом и потащил мальчика прочь из гостиной. Он буквально швырнул его в каморку и громко хлопнул дверью, заперев ее на щеколду.
— Ты будешь сидеть здесь, пока в твоей тупой голове не уляжется, что ты здесь никто. Еще одна подобная проделка — окажешься на улице быстрее, чем скажешь слово «простите», — злобно прорычал он в маленькое окошко с решеткой вентиляции и после закрыл ее, оставив дрожащего и рыдающего мальчика одного.
Дни шли невыносимо долго, все эти дни Гарри сидел под замком. Петуния приносила ему еду два раза в день, обычно это были остатки после их завтраков и ужинов, пополняла ему бутылку с водой, а стоило ему два раза стукнуть в дверь, тетка отводила его до туалета и обратно. Через пару дней даже Дадли прекратил постоянно кривляться и дразнить его под дверью, будто бы вообще забыв о его существовании, а Вернон облегчено вздохнул, когда под ногами прекратило крутиться "кучерявое бедствие" — как он сам его называл.
— Что ты молчишь, как язык проглотил? — недовольно ворчала Петуния, когда Гарри вновь тихо стучал, просясь в туалет.
Однажды, проходя мимо календаря, Гарри отметил, что в нем зачеркнуты все дни, кроме последних двух. Он хотел бы обрадоваться, что его отделяет от дня рождения всего каких-то пять часов, но не смог. За все дни он не сказал ни слова, целыми днями лежал и смотрел в стенку, либо игрался с единственным солдатиком, которого незаметно смог стащить у Дадли еще полгода назад. Ему нечего ждать от своего дня рождения. Он проведет его, как всегда, в чулане, а дядя с тетей, а тем более уж кузен, точно не вспомнят о нем.
«Как бы я хотел выйти отсюда. — пронеслось в его голове, когда часы забили двенадцать часов. Теперь он стал на год старше, ему теперь было пять. — Как я хочу, чтобы меня отсюда выпустили».
Он сидел на кровати, обняв свои острые колени, облокотившись на стенку, и гипнотизировал дверь. Неожиданно та тихо щелкнула и медленно отворилась. Гарри подскочил и во все глаза уставился в темноту коридора. Но в щели так никто и не появился, ни розовощекий Дадли, ни лошадиное лицо тети Петуньи, ни круглое лицо дяди Вернона. Вокруг было так же бесшумно, только негромкое тиканье часов разбавляло тишину.
Гарри молча подполз к краю кровати и осторожно спустил одну ногу, за ней вторую и боязливо выглянул в коридор. Вокруг оставалось так же тихо. В коридоре было темно. Луна была единственным источником света, что пробивался через оконные стекла. Гарри сделал еще один аккуратный шаг, готовясь услышать гневные вопли опекунов, но его встретила только тишина. Он сделал еще один более смелый шаг и оказался в коридоре. Все оставалось так же спокойно. Со второго этажа раздался громкий храп дяди Вернона. Гарри облегченно выдохнул и на носочках прокрался на кухню. Он даже не задумывался над тем, почему дверь в его чулан сама по себе открылась.
На кухне было так же беззвучно, только холодильник гудел, привлекая к себе внимание. Подойдя к нему, Гарри осторожно открыл дверцу и заглянул внутрь. Желудок скрутило от голода. Последний раз его кормили еще с утра, а вечером он получил полкусочка хлеба и остатки жаренной картошки, чего было мало, чтобы насытиться, к тому же было это несколько часов назад.
От обилия еды разбегались глаза. Гарри пихнул в карман яблоко, достал из контейнера котлетку и тут же стал запихивать ее в рот. Холодной, она в тоже время показалась мальчику самой вкусной на свете. Сгрызя в закуску небольшой огурчик и кусок хлеба, он почувствовал себя, наконец-то, хотя бы немного сытым. Было желание слопать все, что находилось в холодильнике. Гарри помялся, с жадностью смотря на еду, но так и не решился взять. Если есть шанс, что исчезновение одной котлеты не заметят, то исчезновение одного пирожного точно заметят. Поборов себя, Гарри решил стащить лучше пару конфет из вазочки на столе, но уменьшить риск обнаружения его ночной вылазки. Спрятав в карман еще и один небольшой мятный пряник, он вернулся в чулан и закрыл за собой дверь. Включив маленький карманный фонарик, стащенный у того же Дадли, он спрятался под одеяло и устроил небольшой сладкий пир. Это был лучший его день рождения.
***
Проснулся он от топота над головой. Спускающийся Дадли, по своему любимому обычаю, решил немного попрыгать по лестнице, чтобы разбудить своего кузена. Гарри закрыл лицо руками, кашляя от падавшей с нижней части лестницы пыли.
«Опять он за свое. Вот бы он упал, чтоб не повадно было.» — последнее выражение он слышал от дяди Вернона и точно не знал, что это значит, но дядя всегда так говорил, когда Гарри снова получал наказание. Неожиданно, сверху раздался удар и что-то большое прокатилось по лестнице вниз. Раздался громкий вопль и топот.
— Дадлик! — визжала тетя Петунья, пытаясь переголосить вопящего сыночка. Гарри спрыгнул с кровати и осторожно приоткрыл дверь, заглядывая в коридор одним глазком. Дадли лежал на полу, держась за руку, и громко вопил, тетя скакала вокруг него и причитала:
— Диди, сыночек, покажи где болит, ну, сыночек, миленький, не плачь, — умоляла она. Дядя Вернон показался в дверном проеме гостиной.
— Что случилось?
— Он упал с лестницы и сломал руку, Вернон, его нужно срочно в больницу! — истерично паниковала Петуния.
— Быстро неси его в машину, я возьму ключи и едем, — сохраняя удивительное самообладание, скомандовал Вернон и на всех парах, на каких только позволяло его толстое тело, побежал в гостиную за ключами. Уже с ними он выбежал обратно, быстро натянул ботинки и прямо в пижаме и в халате поверх выбежал на улицу. Про Гарри никто и не вспомнил. Все это время он наблюдал за происходящем через маленькую щелку. Когда дверь захлопнулась, а гул машины стих вдалеке, Гарри уже смело выбрался из своего чулана и прошел на кухню. Завтрак они не успели даже начать, на столе стояли тарелки с яичницей и беконом и общая тарелка с горой тостов, намазанных маслом. Мальчик шустро забрался на стул дяди Вернона и стащил пару кусочков бекона из той горы, что обычно ест дядя — он навряд ли заподозрит пропажу пары кусочков — также запихал несколько ломтиков нарезанной яичницы и один тост с маслом.
Насытившись, он пошел в комнату и включил телевизор, сделав звук потише. Уплетая поджаренный хлеб и развалившись на мягком диване, он смотрел мультики и чувствовал себя просто прекрасно.
Под тихое гудение телевизора он не заметил, как уснул, так и не доев кусочек тоста. Полночи без сна дали о себе знать. Гарри даже не услышал, как машина подъехала к дому, а дверь открылась, и разбудили его только гневные вопли дяди Вернона.
— Что ты тут делаешь, паршивец?! — он резко схватил мальчик за руку, стаскивая с дивана.
— Как ты вообще выбрался из кладовой? — он потащил молчавшего, но испуганного до дрожи ребенка обратно к лестнице, мимо удивленной Петунии и Дадли с гипсом на руке и новой машинкой в другой. Он замер перед дверцей, открывая рот, словно рыба на суше.
— Это вообще как? — наконец-то выпалил он. Петуния подошла к супругу, желая узнать причину его столь сильного удивления. Щеколды, которой закрывали чулан под лестницей, просто не было, а на её месте было гладкое лакированное дерево, будто никакого замка никогда там не существовало.
— Боже, Вернон, кажется, началось, — ахнула миссис Дурсль, чуть не падая в обморок.
— Что началось? — не понял сначала он и дернул пускающего слезы Гарри за руку, — Как ты это сделал и куда дел замок? — рявкнул он.
Мальчик только сильней сжался, будто пытался исчезнуть отсюда вовсе.
— Что молчишь, отвечай, как ты это сделал? — продолжал тормошить за его за руку вопил Вернон. В один из таких встряхиваний, Гарри ударился плечом об стенку и сильнее заплакал, не в силах выдавить ни слова. Словно по приказу, все дверцы в доме распахнулись, внутренности шкафов повылетали. Был такой грохот, будто атомная бомба упала с небес прямо на этот дом. Петуния завизжала, бросившись к рыдающему Дадли, Вернон завопил не хуже оперного певца и закрыл руками голову. А Гарри забился в чулан. Дверь за ним захлопнулась. Как бы не старался, открыть ее никто не смог.
— Началось, Вернон, в нем проснулась… м-м-магия! — пискнула перепуганная Петуния, с трудом удерживая на руках извивающегося мальчика.
— Я тебе говорил, что не потерплю в своем доме ненормальных! Ты посмотри, что он натворил! Я вышвырну этого гаденыша из дома! — не унимался Вернон, покраснев от гнева, как помидор.
— Но Дамблдор!
— Плевал я на него. Мы взяли это ничтожество из жалости, и я больше не желаю терпеть его в моем доме! Он разрушит нашу жизнь! — дверь сотрясалась от напора мужчины и наконец-то сдалась. Рыдающий Гарри, забитый в самый угол, пытался забиться в него еще сильнее и увернуться от толстых пальцев дяди. Полностью Дурсль старший не мог пролезть внутрь, поэтому лишь вопил себе под нос проклятия и пытался ухватить мальчика рукой. Его пальцы сцепились вокруг лодыжки Гарри и дернули на себя. Мальчик рыдал и пытался хоть за что-нибудь ухватиться, но дядя, превосходящий его в силе во много раз, продолжал тянуть его на себя. Единственным желанием было исчезнуть, сбежать, укрыться от всего этого и все резко закончилось.
***
Гарри лежал на чем-то холодном и мокром, свернувшись комочком и сотрясаясь в истерике, закрывая руками голову и прижимая колени к груди. Когда он понял, что его уже больше никто не тянет, он с опаской убрал руки от лица и осмотрелся. Он лежал на улице между двумя серыми домами прямо возле зловонной мусорки. Людей кругом не было, а небо заволокли черные тучи, предвещая скорый дождь.
Страх еще больше стиснул его в своих оковах. Где он был — он понятия не имел, и что ему делать — тоже не ясно. Но тут не было злого Вернона. И Петунии. И Дадли. Он был совсем один. Ему было страшно и холодно. Он осторожно поднялся и прошлепал босыми ногами к дороге. Кругом было довольно тихо, одинаковые скудные дома поразительно отличались от домов на Тисовой улицы. Мрачные, темные и безлюдные. Ни о каких садах перед парадным входом и речи быть не могло.
От этого стало еще страшнее, и Гарри тихо всхлипнул. Ему хотелось кричать что есть мочи, позвать на помощь, просить прощения у дяди Вернона и тети Петунии, попроситься обратно в свой чулан под лестницей. Но так и не получилось выдавить из себя ни звука.
Идя по пустым улицам, Гарри пытался высмотреть хоть какие-нибудь знакомые закоулочки, которые подскажут ему, что он дома. Редкие прохожие даже не обращали внимания на одиноко идущего ребенка. Он долго так бродил, пока ноги не стали ужасно болеть от долгой прогулки босиком.
С неба сорвалась первая капля, за ней вторая и третья. Дождь быстро превратился в страшный ливень. Гарри подбежал к ближайшему дому, усевшись на пол у двери и прячась от пронизывающего холодного дождя под небольшим крыльцом. Небо быстро темнело, а время близилось к ночи. Дождь никак не желал заканчиваться, а температура стремительно падала.
Гарри тихо поскуливал, роняя слезы на влажную футболку и пытаясь сильнее укутаться в нее, чтобы хоть немного согреться. Тело его озябло, а живот скручивало от голода. Глаза его слипались против воли. И уже сквозь сон он увидел подошедший силуэт и услышал глубокий мужской голос:
— Что за черт…
