Чай, сочувствие и волейбол

      К концу строчки буквы съезжали куда-то вниз и становились косыми. Нет, почерк у Харуки и так был косой, но тут буквы совсем пригнулись будто под жизненным гнётом. Харука рассеянно и несколько смятённо подумала, что буквы несут тяжёлые рюкзаки. Вот если бы её рюкзак, в котором она таскала форму для кэндо, был в два раза тяжелее, она бы так же пригибалась к земле. Потом мысли сменились другими, что когда она берёт доспехи на соревнования или экзамен, она примерно так и выглядит. А если взять два доспеха, то можно вообще провалиться под асфальт…       Голова соскользнула с руки и стукнулась об стол. Харука вздрогнула, проснулась и снова уставилась в тетрадь невидящим взглядом. Ей было уже плохо, хотелось есть и спать. Харука потёрла глаза костяшками и зевнула. После тренировки на Бумажной она пришла часам к семи, легла на часик и сначала думала, что это хорошо — она отдохнёт. Но после дневного сна она чувствовала себя убито, ещё и будильник не услышала и проснулась только когда мама позвала на ужин. Плохо соображая, кто она и где, Харука побрела на кухню, её шатало. А потом опять уроки.       «Надо было раньше», — угрюмо думала она, выгребая тетради из рюкзака.       Она злилась, что будильник оказался слишком тихий, что мать не разбудила её, как пришла с работы, что на улице дождливило и такую погоду обещали на завтра, а у неё не было зонтика. Это было в десять часов.       Потом Харука долго не могла собраться с мыслями и бездумно глазела на предложения по английскому. Она несколько раз забывала, что именно задали, доставала дневник, смотрела и кидала его в рюкзак, чтобы потом вновь достать.       Подумав, что сейчас-то она наконец запомнила, Харука уставилась в тетрадь, желая победить английский. Она склонила голову, подставила под неё руку и стала читать. И уснула. Само собой получилось, Харука вообще-то не хотела. Просто в полудрёме задумалась, и всё. Она больно приложилась об стол, сгорбилась и потёрла лоб. Из головы опять вылетело, что там задали по английскому.       Харука снова потянулась за дневником. Наконец она сообразила и оставила его на шаткой стопке тетрадей. Когда стопка эта в очередной раз разъехалась по столу, Харука рассердилась и скинула тетради на футон. Она знала, что раздражаться по мелочам вредно, но очень уж злило всё это, ненадёжное и отвлекающее. Ещё грифель внутри карандаша как назло раскрошился, и Харука бросила его точить, решила, что попросит завтра у Масуми. А потом ручка перестала писать. И от туго собранных на макушке волос голова разболелась, и рукава кофты вдруг стали мешаться. И всё это так выводило из себя, что Харука едва не заскулила. К тому времени уже минул одиннадцатый час.       Будучи не в силах больше видеть иностранные буквы, она вскочила на ноги и походила по маленькой комнате. Рука стянула резинку, волосы тяжело упали на спину. Харука знала, что когда распускаешь хвост, волосы после него, привыкшие к излому, некрасиво топорщатся. Но она была дома, её никто кроме матери не видел. Поэтому она передумала идти в ванную за расчёской. Ей всё равно.       Пальцы помассировали виски, потом затылок и лоб. Голову будто сдавило чем-то тяжёлым, такое отвратительное ощущение. А глаза немного болели. Харука снова потёрла их и снова зевнула. Нет, если она сейчас ляжет спать, завтра уроки уж никак не успеет сделать. Надо было прийти в себя и продолжить.       Складки у повешенной хакамы показались недостаточно ровными, и Харука с раздражённым вздохом стала поправлять их. От закипающего недовольства она скривила губы и потрясла руками, хотелось схватить что-нибудь и разломать. Но ломать вещи — скверная привычка, ведь потом их надо покупать. Поэтому Харука, когда её стало совсем дурно от злости, вытрясла всё из пенала на футон, разгребла его скудный запас и схватила маленький канцелярский ножик, а следом дёрнула с полки старый тетрадный лист и припечатала им по столу. Она вырывала из ненужных старых тетрадей оставшиеся листы и хранила их, потому что лишним не будет. Мать приучила, что ненужных вещей не бывает.       Лист был немного жёлтым и с оборванными краями. Тем лучше, его не жалко. Рваным движением Харука выгнала лезвие канцелярского ножика и полоснула по тетрадному листу. Когда она прижала лист пальцами и свела их вместе, края надреза раскрылись, будто рана. Это выглядело даже немного жалостливо, но Харука не хотела жалеть бумагу. Она не живая, ей всё равно. Её никогда не будет жалко. И Харука раскромсала лист ножом, хмурясь и сердито сопя.       Она перестала, когда остались одни бумажные лохмотья. А под ними белели длинные, едва заметные царапины на столе. Харука угрюмо покосилась на них, но потом махнула рукой. Мать ничего не скажет, ей тоже всё равно.       Харука шумно вдохнула, выдохнула и опустила руки. Спрятав лезвие, она швырнув ножик на футон и пересекла комнату в три шага. Она замерла возле окна. Уже стемнело, было видно, как из-за стены соседнего дома выезжают маленькие машины. Как игрушечные, а фары как два ярких шарика, их-то и получалось разглядеть, а машины были так — тёмные силуэты.       Харука смотрела в окно долго-долго и ни о чём не думала. Потом открыла его. В комнату хлынул свежий воздух, прохладный и пахнущий дождём. Ладно, если не считать того, что зонта у неё не было, Харука была не против завтрашнего ливня. Даже за. Она вообще-то любила дождь. Не сильно, но так, было в нём что-то спокойное и размеренное. Харука бы даже сказала — уверенное. Дождь просто льёт, когда ему вздумается, и ничто его не останавливает.       Подышав холодным солёным ветром, Харука вернулась к урокам. Мать уже, наверное, спала. А время близилось к полночи. Разобраться с английским стоило ещё получаса, а потом начались естественные науки. Помятая и засыпающая Харука забралась на стул с ногами и обняла колени. Она чувствовала себя голодной собакой, но после ужина есть не собиралась — нечего особо было, только если завтрашний завтрак. Но лишать себя завтрака Харука не рискнула бы.       У неё едва-едва получалось читать параграф, а понимать, что здесь главное, и выписывать и вовсе отвратно. Харука постоянно зевала и чувствовала, как сводит живот. Она потянулась к телефону, чтобы узнать, сколько времени. Оказалось — полвторого. И тогда же Харука увидела, что ей писали.       Это было сразу после тренировки, но она так редко заглядывала в телефон, что пропустила. Харука нахмурилась, думая, как это невежливо — отвечать ночью. Но всё же отложила ручку и открыла сообщение.       18:34, 25.09.2011       Привет, Юхи-сан。Я всё-таки прочитал тот рассказ Накаджимы 🙂 Мне понравилось       Чтобы понять, про что Сугавара говорит, Харуке пришлось перечитать пару раз. Уставившись на стену, она моргнула, потом ещё раз, снова посмотрела на сообщение, а потом осознала. И невольно улыбнулась, но тут же погасила улыбку. Она решила ответить сейчас, чтобы не забыть.       01:32, 26.09.2011       Это хорошо。Я рада。       Харука сначала думала, не прибавить ли ещё чего, но уже настолько плохо соображала, что махнула рукой. И она так удивилась через пару минут, решив, что этого не может быть. Харука подумала, что засыпает, когда экран мигнул: ей ответили.       01:34, 26.09.2011       Ого, ты ещё не спишь?       Она проморгалась и стала печатать, долго зевая.       01:36, 26.09.2011       Нет, уроки делаю。       Харука отложила телефон, решив, что доучит этот параграф. Но прочитав пару строк, она скосила взгляд на экран. Тот пока был тёмным.       Она обхватила голову руками и уставилась в учебник. Так просто — прочитать, но так сложно выучить… Ещё и на ночь глядя, ничего не соображая. Харука понимала, что нужно что-то менять, но она не знала, что именно. А ведь другие как-то успевают. Хотя, не все… У Сугавары тоже получалось далеко не всё. И Харука после их разговоры немного думала об этом, но потом решила не думать вовсе, ей хватало и того, что происходило с ней.       Сугавара всё ещё не ответил. Это Харука поняла, потому что взгляд невольно съезжал с параграфа на экран. Ну… Ладно. Наверное, он уже спал, время-то какое. Вообще-то и ей было бы неплохо.       Харука поняла, что если сейчас не уснёт, то умрёт, и отложила учебник с тетрадью. И как она решила, что больше ничего не будет делать, сразу так легко стало. Рука потянулась к телефону. Драгоценную минуту сна Харука пусто глазела на экран, потом напечатала:       Спокойной ночи。</i>       Её охватило напряжение, и Харука замерла, недоверчиво хмурясь. Сугаваре можно так написать или без его сообщения это навязчиво? Харука не знала. Она ничего не знала, а сейчас ещё и соображала хуже морского ежа. Харука даже ни разу не желала ему спокойной ночи. В самолёте не считалось, это была Сокудо. Хотя, может, и считалось, Сугавара ведь не знает, что это не она, Харука…       Голова у неё закружилась, и Харука страдальчески замычала. Всё, спать. Она стёрла всё, выключила телефон и побрела в ванную чистить зубы. Вернувшись, Харука прикрыла окно. Было приятно прохладно, даже немного зябко.       Забравшись в футон, Харука сонно посмотрела на стол и подумала, а вдруг Сугавара всё же написал что-то ещё? Она даже хотела подорваться на ноги и посмотреть, даже если придётся ждать, пока телефон включиться. Но… нет. Она не будет, потому что завтра рано вставать и обкрадывать себя на сон отвратительная идея. Харука знала, что будет ненавидеть себя утром за то, что так поздно легла, а заодно и всё вокруг. Сообщение, если оно есть, не сбежит.       Поэтому Харука свернулась, подтянув ноги к себе, и укрылась с головой. Засыпая, она видела свою школу с бесконечными коридорами и тянущимися по потолку люминисцентными лампами.