Без тормозов

–При-и-иве-е-ет!.. Потянуло завыть в диванный подлокотник, но я стоически сдержалась и только резко, сквозь зубы, выдохнула, прикрыв глаза. Слушая непрерывную болтовню Мико, поерзала на диване, ища удобную позу и замечая шумные шаги по лестнице. В моём направлении. –...и короче, Джек, А-А-А!–Мико взвизгнула и дёрнулась, показывая на меня пальцем. Я же внутренне закатила глаза и с истинным похер-фейсом продолжила лежать, покачивая ногой в цветном носке. Ботинки, дабы не запачкать диван, стояли рядышком на полу. –Господи, Чарли! Как же ты меня напугала!–я смотрела на свою ногу, стараясь сконцентрироваться на большом пальце. Из-за мягкой обивки дивана нога, согнутая в колене, шаталась, а вторая — лежащая на согнутой — дрыгалась не только вверх-вниз, но и, кажется, по своей оси, так что слежка за красным пятнышком носочка мне позволила совершенно абстрагироваться от монолога японки.–Когда ты успела приехать? А мы только со школы! Я скосила взгляд на руку, свисающую с дивана. –Вообще, тут такое случилось! Я тебе такое расскажу, ты просто будешь в шо...–Мико заметила, что я сосредоточенно рассматриваю свою руку, повернула голову и увидела известную комбинацию с выпрямленным средним пальцем. Японка закатила глаза и цокнула языком.–Ха-ха, очень смешно, очень. Так ты слушаешь?! Я обречённо кивнула и приготовилась слушать бесполезную информацию, воспроизводя в голове Куплинова. Джек сочувствующе переглянулся с Рафом. –...бежал, теряя тапки! А Лив, да ещё этот её друг, Марку... Эй, алло! Ты вообще меня слушаешь?!–спустя минут десять наполненного эмоциями рассказа Мико заметила, что я витаю явно не в пределах базы автоботов, и пощелкала пальцами перед моим носом. Потом, поняв, что это не действует, хлопнула в ладоши. Хлопок отозвался в и так больной голове напряжённой пульсацией и я рыкнула, замахнувшись на девочку. –Ты меня вообще не слушала, да?!–Мико фыркнула, скрестив руки на груди. –Слушала, там, бежал, с тапками, и лифчик Маркуса...–я выдохнула и посмотрела на обиженную японку.–Ну у меня голова болит, че я тебе сделаю? –Какую ещё отмазку придумаешь?–девочка слезла с дивана, "случайно" пнув меня по ноге, и отправилась куда-то вниз. Немного охеренев от такой наглости, я привстала и возмущённо посмотрела на отдаляющуюся спину японки. Почувствовав на себе серьёзный взгляд, я обернулась и столкнулась глазами с окулярами Ретчета. Тот многозначительно провентилировал, прикрыв оптозатворы и я подумала, что впервые согласна с этим ворчуном. Я улеглась обратно на диван, подвинувшись и чуть освободив место пацанам, которым резко забожилось поиграть в машинки. Би радостно пристроился за перилами, поощряя поединок довольным жужжанием. Правда, они втроём стали чуть потише, когда я схватилась за голову после очередного дикого возгласа Рафа. Вскоре всем гонщикам наскучило противостояние и все разбрелись кто куда: Би крутился вокруг Ретчета, который опять что-то ковырял в компьютере, Джек уселся за учебники (что весьма удивительно), а Раф разложил карандаши и блокнот на полу рядом с диваном и зачиркал грифелем по бумаге. Минут через пять бесполезных мыслей вроде "почему слово "называется" называется "называется" или "каким голосом думают у себя в голове глухонемые" меня задрало лежание на диване без дела и я перевернулась на спину, наблюдая за Рафом. Тот старательно вырисовывал какого-то человека, не соблюдая пропорции вообще. –Кого рисуешь?–я наклонилась над Рафом, чуть поморщившись от резкого болевого толчка в голову. –Не знаю. Просто человека, только он не получается.–Раф с опаской покосился на меня, словно боясь, что такое его дружелюбие могут осудить автоботы. Или это просто был страх, что я могу осудить его рисунок. –Да, особого таланта у тебя не наблюдается. Давай помогу?–я улыбнулась и протянула руку к стерке, стараясь не свалиться с дивана.–Дай ластик, ну, или сам сотри. –Прям всё?–Раф вздохнул: ему явно было жаль проделанной работы.–Ладно... Сейчас, минутку. –Ну, можешь страничку просто перевернуть, я же тебя не заставляю.–я ловким движением руки выбила из пальцев мальчика резинку и поймала её на лету.–Так даже лучше будет, переворачивай. Подросток послушно перевернул страницу, а я стала диктовать инструкции: –Смотри, сначала рисуем голову, это проще простого. Сначала круг...–я начертила почти ровный круг и, как обычно, несколько раз обвела его, несильно надавливая на карандаш.–Потом намечаем подбородок и скулы простыми линиями, понял?–Раф кивнул, внимательно изучая, как я делаю набросок.–Всё это плавно соединяем, желательно одним движением руки, чтобы лицо получилось не угловатое, а овальной формы. Можно, конечно, сделать и круглую форму, и подбородок пошире, но пока ограничимся этим.–я ещё раз обвела всю голову, а после передала карандаш в руки мальчика.–А теперь, если рисуешь взрослого человека, нарисуй ниже ещё семь таких штук, только не сильно дави на карандаш. Семь голов — это длина тела. Понял? –А-ага.–Раф дрожащими пальцами перехватил у меня карандаш и сглотнул.–А если не получится? –Не получится — перерисуем, велика проблема.–я обратно улеглась на диван, прикрыв глаза.–Давай, ещё семь, как дорисуешь — позовешь. Подумав, что Раф, в принципе, неплохой малый, я усмехнулась и заложила руки за голову, ибо подлокотник жёсткий. С ним ещё можно поладить, но он скучный. Так сказать, законопослушный гражданин. Была бы Мико не такой обидчивой и... как бы это сказать... "Слишком докопчивой", что ли — если прицепится, то всё, пиши пропало — с ней бы ещё можно было стать хорошими подругами. Но она должна уважать личное пространство человека, скажем так. А за Джека я вообще молчу — взрослого из себя корчит, видите ли. Сам ещё на мотоцикле с мамкиного разрешения ездит, а уже. Хотя, возможно, кто-то маму свою и слушает. Я тоже слушала, когда она у меня была. А ту женщину, которая себя назвала моей мамой, я на дух не переносила. Так что её слова для меня ничего не значили. Пустое место, ха! –Я, вроде, закончил. Посмотришь? Я привстала с дивана и оглядела кривоватые головы, стараясь не выказать своего отношения. –Ладно, первый блин комом, для новичка нормально! –Правда?–Раф просиял. Аж жаль было расстраивать такое солнышко.–Круто! А что дальше? –Смотри, сейчас мы будем делить... как бы это сказать... части тела.–Раф прыснул в кулачок.–Так, не ржать! Вот, это голова, вот здесь будет шея, примерно две головы — туловище, типа грудь, примерно одна голова — таз, остальное — ноги...–начала вещать я, отмечая линиями части.–А дальше, наверное, самое сложное. Нужно нарисовать ведущие формы и обрисовать, собственно, тело. Этим я займусь сама, вернее, попробую, я давно не рисовала, а ты смотри. Хорошо? –По рукам.–Раф кивнул и я, сдув со лба синюю прядь, начала рисовать. Шея, кружочки для плеч, овал груди с выемкой, из-за чего он напоминает лёгкие, форма таза, кружки и линии для ног, потом то же самое — для рук. –Это будет женщина или мужчина?–не отрываясь от процесса, скосила я на Рафа взгляд. –Ммм... Ну, давай это будет женщина. Ты же рисуешь. –Окей. Тогда ещё пририсуем титяндры.–я наметила кружочки для си... груди, взяла ластик и, не сильно надавливая, начала стирать нарисованное. –Эй-эй-эй, зачем!?–Раф попытался отвести мою руку, но я гневно шикнула на него, замахнувшись карандашом: –Тронешь, всажу грифель в глаз. Знаю же, что делаю! На бумаге теперь был виден только контур, по которому я и стала рисовать тело, добавляя свои каких-то деталей — более округлые бёдра, длинные пальцы, как у пианиста, широкие ступни и выделяющиеся скулы, допустим. –В чем будет одета?–я повернулась к Рафу. Тот, как завороженный, следил за моей рукой, так что даже не сразу ответил на мой вопрос. –Ра-аф!..–я хмыкнула и пощелкала пальцами перед мальчиком. Тот встрепенулся и хихикнул сам себя. –Ну, можно ру... Тут относительную тишину базы пронзил жутко-визжащий звук электрогитары. Я, как и Ретчет за аудиосенсоры, схватилась за уши. В голове сей прелестной красоты звук отозвался жутким воем, распространившимся по всему затылку и правой части лба. Казалось, череп сейчас расколется на несколько частей. Мико с упоением взяла ещё несколько высоких нот, добивая меня окончательно, и я, уже не выдержав, заорала: –Мико, у меня голова болит! Прекрати эту бесоебину, прошу тебя!!! –Потерпишь, ничего!–весело отозвалась Накадаи с низа, а Оптимус с выражением лицевой а-ля "Зря ты эт сказал..." приложил пальцы к тому месту, где у людей обычно бывает переносица. Я, превозмогая головную боль, поднялась на ноги, почувствовав, как мир плывёт перед глазами, а ступни заплетаются. Оперлась на подлокотник дивана и крайне стойко перенесла ещё несколько нот, сложившихся в очень мудреный пассаж. –Мико, прекрати, пожалуйста, играть, иначе я перейду на более решительные меры.–понадеявшись, что пассивной агрессии в голове достаточно, я выпрямилась, ощутив, как с затиханием адового инструмента голову вроде отпускает. Я прошла к лестнице, разглядев рядом с колонками пучки Накадаи. –Не будь такой занудой! Чем бы ребёнок не тешился, лишь бы не плакал!–крайне легкомысленно отозвалась та, подергав рычажок на гитаре. Звук заскакал вверх-вниз и я присела на верхней ступеньке, завывая от боли. Затошнило, появилось такое ощущение, что я сейчас потеряю сознание. –Чарли...–Оптимус протянул манипулятор ко мне, но реплика японки стала последней каплей. Я через силу поднялась с корточек, держась за перила дрожащей рукой и, шатаясь, поплелась вниз, стараясь не обращать внимания на дикие звуки, которые издавала нещадно насиловавшаяся гитара. Гнев захлестывал волнами, от него темнело в глазах, а в ногах и руках появлялось чувство какой-то эфемерной свободы. Дыхание перехватывало от того, что сознание хотело сделать с Накадаи. Гитаристка воздела руку над головой, собираясь взять ещё один сокрушающий аккорд, но я ловким движением ударила по девчоночьим пальцам и выбила у неё из рук медиатор, перехватив его двумя пальцами. Следом наступила на провод, выдирая его из гнезда чуть ли не с мясом. Намотала провод на медиатор и, тяжело дыша от ярости и боли, посмотрела в растерянные глаза японки. –Ещё одна нота, и я порву этот провод. Мне не будет стыдно. Ни капли. Ты просто ещё не знаешь, что бывает, когда меня разозлить. Собственно, это знают только три человека. Два унесли эту тайну с собой. –Чарли, успокойся!.. Ты ч... Я швырнула в Мико медиатор с проводом и пошла в коридоры базы, чуть ли не выпуская пар из ушей и провожаемая трагичным молчанием всей базы. Злость никак не утихала. Я ударила кулаком по стене и с силой провезла им по шершавой поверхности, понадеявшись, что боль поможет отрезветь. Нихрена. От этого стало ещё хуже — боли было мало, хотелось свезти костяшки до мяса, резануть по коже, наблюдать, как вытекает кровь из медленно раскрывающейся раны... ХОТЕЛОСЬ ПРОБИТЬ ЕЙ ЧЕРЕП ЕЁ ЖЕ ГИТАРОЙ. Я рыкнула и сжала кулак, до кровоподтёков вдавливая бугристые обрубки ногтей в кожу. ХОТЕЛОСЬ СЛОМАТЬ ЕЙ РУКИ И ВЫКРУТИТЬ ПАЛЬЦЫ. Провела рукой по лицу, оставляя на щеках красные полосы. ХОТЕЛОСЬ НАСЛАЖДАТЬСЯ ЕЁ КРИКАМИ СТОЛЬКО, СКОЛЬКО ПОНАДОБИЛОСЬ БЫ ЕЙ, ЧТОБЫ ПОНЯТЬ МОЮ ЗЛОСТЬ И БОЛЬ. С отчаянным полувскриком-полурыком я ударила кулаком в стену со всей молодецкой дури. По тёмно-серой поверхности поползли кровавые потеки. Разбила-таки. Замечательно. Я выдохнула. Ну, хоть теперь мысли ушли. Отравляющие своей критичностью мысли, которые... Я несколько раз ударила себя по щекам. Нельзя позволять себе срываться. Мое эмоциональное состояние только начало налаживаться, как этот Грант, эта тупая ссора, эта Мико... Как же она меня бесит, как же раздражает! –Тихо, Чарли. Успокойся.–громко сказала я сама себе, закрыв глаза и подняв голову к потолку.–Не нужно злиться, от этого хуже всем. Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Расслабилась и даже улыбнулась. Странно, но вместе с гневом ушла и головная боль. Стало намного легче. Черт, почему я так разозлилась? Что за хрень? Нельзя позволять себе так раскручиваться — в "той" жизни такие срывы обычно являлись предвестниками психоза. Я не хочу возвращаться снова к этому. Не хочу, не хочу, не хочу, не хочу... Я прошла ещё несколько десятков метров вглубь базы, уже поняв, что без посторонней помощи я отсюда не выйду никаких Макаром. Прислонилась к стене и съехала на пол. Почему, почему, почему я так разозлилась? Внезапно меня так осенило, что я аж синей стала. Копила эмоции. Не позволяла себе их выплёскивать, когда нужно. На Немезиде я такой фигнёй не страдала, ибо могла поорать, когда захочу, мне никто и слова не скажет — Мегатрон и сам таким нередко грешил. Но среди людей... Правила, рамки, законы — это всё раздражало до жути. Я откинула голову назад и пропела несколько нот из какой-то знакомой песни. –На-а ветру белое платье, на тебе проклятье... Набрала побольше воздуха и продолжила, но скоро дыхалка померла и я просто улеглась на пол, закрыв глаза. Нужно было передохнуть. Сложив руки на груди, я выдохнула. Тишина и покой. Наконец-то. Завтра мы с ней помиримся. Я надеюсь...