***
Вновь всепоглощающая пустота. Тяжелое дыхание, словно периодически кто-то использует известную древнюю пытку, перерывами перекрывая доступ к кислороду. Прямо сейчас сжимают горло, выворачивают легкие наизнанку, наступают на грудную клетку. Это чувство, когда естественный процесс приема кислорода превращается в игру на выживание: а сможешь ли ты глотнуть воздуха сейчас? Руки из последних сил упираются об край кровати, а колени горят от боли, от долгого нахождения на твердой поверхности ламината. Это все длилось около двух часов, но на данный момент, по его личным ощущениям, прошло минут десять. Всякое восприятие времени вероломно покинуло его, оставляя наедине с собой. Время иронично потеряло свой смысл, как и вся его жизнь в целом. Тогда и ты посмотри мне в глаза и скажи: «Я наконец перестал употреблять» Дазай боялся пошевелиться, чтоб эта «секунда», потраченная на лишнее телодвижение не превратилась в часовую стрелку, что вновь сдвинется так далеко и некрасиво. Да и тело все равно абсолютно его не слушалось, оно было готово рассыпаться на сотни, тысячи, да на миллиарды крупинок, словно горячий песок. Подобные могло случиться от всякого давления, прикосновения, действия, порыва вера. В комнате было холодно из-за забытого кондиционера, потому только очередная порция пробирающего мороза заставила его отвести глаза от одной точки и выйти из непонятного затянутого транса. Ненавижу тебя Я себя тоже. Здесь мы похожи. Соблазн продемонстрировать очередную порцию отвращения к себе вновь появился, когда взгляд потухших глаз падает на рассыпанные антидепрессанты и нейролептики. Хотелось принять все сейчас и сразу, тогда-то точно придет выздоровление, уже точное. Или снова схватиться за лезвие канцелярского ножа, нанося себе новые увечья, но поскольку рассудок начал возвращаться, то жутковатые мысли постепенно сходили на нет. Снова придется перед Огаем оправдываться. Он медленно перевел взгляд на свой лежащий телефон возле кровати, дрожащей рукой разблокировав его. На телефоне время было 23:32. Почти полночь. Отец должен был скоро вернуться в эту мертвую тишь огромного дома, ведь Эйдзи заперся у себя в комнате, Кейдзи снова зарылся в учебники и книги, а мама как всегда заснула еще три часа назад. Иногда Осаму казалось, что он один в этом огромном месте, настолько воздух здесь пропитался гнилым одиночеством. Будто не было никакого рабочего персонала, других членов семьи. Только он и его ожившие ночные кошмары и никак не уходящий мороз. Чувство морального истощения после ссоры с братом не покидало его битый час, дело было не только в Эйдзи, а в этом доме в целом. Слишком многое пришлось здесь пережить и испытать, довелось увидеть и прочувствовать то, чего не хотелось. В детстве Осаму еще пытался как-то утешать себя ночными фантазиями где все хорошо, где все как раньше, до того момента, когда они переехали сюда и отца постепенно начинали повышать год за годом до своего пика. Может тогда он и не был министром, но был человеком. Осаму убирает телефон, садится и спиной упирается о кровать, накрывая лицо рукой. Мысли потихоньку возвращались к нему, как и ощущение присутствия в этой комнате здесь и сейчас, а не где-то за пределами. До дня рождения почти ничего, а в этой жизни хоть что-то так и не поменялось, только превратилось в цикличность. Чертов нескончаемый день сурка. И снова он почему-то возвращается к воспоминаниям о Акайо: его вечно хмурый и туманный от сонливости взгляд, очки с прямоугольной оправой, появляющиеся из-за возраста и накопленного стресса морщины вокруг глаз. Таким был Дазай Акайо в глазах своего двадцатилетнего сына, а каким же он был давно? Наверное, сильным. Акайо пообещал сделать жену и детей счастливыми, клялся много работать, приносил все в дом, находил время на игры и уроки. Что изменилось? Акайо потерялся. Он и раньше был строгим, всегда стремился к учению и старался примкнуть детей к любви образовываться. Неужели все гиперболизовалось? Иногда Дазаю было его жалко, но себя, конечно, он жалел больше. Осаму не заслуживал такого давления, не хотел обесценивание, и тем более не желал идти по стопам родителя. Отец должен был скоро вернуться.***
Дазай не рисковал посмотреть на своего брата, что сидел напротив, так по-отцовски сдвинув брови к переносице, мрачно глядя себе в тарелку. Не хотел смотреть на Кейдзи рядом с близнецом, который вежливо улыбался отцовским коллегам, кивая на каждое их слово. И уж тем более не горел желанием повернуться к самому домашнему «тирану», слушающего неизвестного Осаму мужчину в дорогом вельветовом костюме с безобидным добрым лицом и очень низким голосом. Остальных суицидник даже не замечал в огромном ресторане итальянской кухни, игнорируя хор из голосов, звон посуды и ненавязчивую классическую музыку. Возле их крупного круглого стола ходили официантки, разливая напитки, принося закуски и периодически меняя посуду дести гостям. Чуть позже кто-то обязательно в разговоре подметит хорошее обслуживание, но пока диалог велся о курсе доллара, инвестициях и внешней политике. Довольно утомляющие темы, не приносящие никакого удовольствия. Все это по сто раз обговаривается в университете. Дазай поднимает глаза, откладывая столовый прибор и замечает три места недалеко от отцовского, которые оставались все еще пустыми. По всей видимости, последние гости задерживались и надолго. Отсутствие пунктуальности обычно невыносимо раздражали Акайо, но сейчас данной эмоции не прослеживалось в его жестах и мимике. Отец был спокоен, на что Осаму все же вопросительно взглянул на Кейдзи, когда того оставили в покое, но старший только сделал вид, будто не заметил ничего, повернувшись к мужчине рядом. Суицидник только еле слышно цыкает, возвращаясь ковыряться в тарелке с отбивной, ведь время шло, а стулья все еще оставались стоять пустыми, будто кто-то просто отлучился ненадолго. — Прошу прощения, — Дазай тихо и неторопливо встает, привлекая внимание. Студент очаровательно и скромно улыбается, поправляя пиджак, — Я сейчас подойду, — он выходит из-за стола, не зацикливая внимание на эмоции или слова сидящих, твердым шагом направляясь к выходу из зала, проходя мимо других столов. Осаму остановился в коридоре, встав за колонной недалеко от большой арки, где и ужинали посетители ресторана. Он достал недавно купленный отцом телефон, просматривая уведомления и сообщения, которые не были увидены в течении полутра часа, что Дазай провел в компании семьи и «друзей» Акайо. В первую очередь он снова зашел в общий чат, но не увидев ничего интересного кроме «Дазая снова похитили?» от Гоголя, хотелось убрать смартфон обратно в карман, борясь с желанием достать сигареты и покурить, но их не было, как и ничего отбивающего запах после. Чертовы встречи с шишками. Вернувшись из уборной после подпитки одиночеством, Осаму лениво поплелся обратно к своему месту, с каждым шагом замечая все четче занятые те три загадочных стула. Любопытство, как возрастающая шкала, одолевало студента. С заинтересованной улыбкой на одну сторону он ускорил шаг, быстрее доходя к своему столу и присаживаясь обратно. Акайо оценивающе его оглядел и убедившись в том, что все в порядке, продолжил разговор с опоздавшими. Суицидник принялся оценивать. Грозный полный мужчина средних лет с ярко выраженной носогубной складкой и морщинами на лбу, низковатого роста и небольшим шрамом у губы, сидевший близко к его отцу, ухоженная женщина с крупными серьгами, и, по всей видимости, их дочь, что была ровесницей Осаму, если не чуть помладше. Раньше Осаму никогда не пересекался с ними на предыдущих мероприятиях политиков и бизнесменов, крутившихся возле его отца. На минуту пробежали мысли, что эти люди возможно из ближних стран: Китай, Корея, а может Таиланд, но глава семейства говорил на чистом японском без всякого акцента, что и отмело такие мысли. Заинтересовавшись единственной молодой девушкой в компании, Осаму снова посмотрел на нее, сидящую без всяких эмоций, будто усаженная за стол кукла для декора. Стоило заметить, что весьма красивая кукла с длинными и густыми волосами, крупными глазами и отличительными тремя родинками, что были у ее правого глаза рядом в виском, над веком и под глазом. Девушка с особой и отличительной скромностью практически ничего не наложила себе в тарелку, мелко нарезая небольшое количество овощей и какого-то мяса слабой прожарки. Пришлось не так уж мало подождать, прежде чем наконец-то услышать ее имя из уст самого ее отца — Хирано Усо. Осаму никак не подворачивалась удача подловить момент, дабы заговорить с ней. Это знатно действовало на нервы, как и сидящий с кислой миной Эйдзи, который скоро не только его, но и отца доведет своим недовольным лицом. Наконец-то только посередине вечера Акайо удалились с мистером Хирано, по всей видимости, покурить, давая возможность Осаму подсесть к бесконтрольно кушающему на нервах Кейдзи, заимевшего эту привычку еще в подростковом возрасте. Благо сейчас никто не обращал внимание в ресторане на нелепую попытку освободиться от стресса. — Я их прежде не видел, — начинает разговор младший, полностью стараясь игнорировать рядом сидящего с Кейдзи близнеца, — Очередные инвесторы? — Кейдзи как-то неловко пожимает плечами, — Не может быть, чтоб ты ничего и не знал. Папа ведь всегда делится с тобой всем, чем может. — На этот раз я правда не знаю, Осаму, — полушепотом отвечает старший брат, взяв в руки салфетку, — Новые партнеры или друзья кого-то из его коллег. Тебе-то какая разница? — он быстро «промакивает» салфеткой губы, выкидывая ту. Шумно вздыхает, когда младший не сбивает свой настрой и продолжает загадочно на него смотреть. — А тебе не любопытно? У них дочка такая красивая, — отводит подозрения суицидник, надевая свою привычную маску. Кейдзи цыкнул, а значит прокатило, — Да ну тебя. Совсем скучный, — Осаму подпирает лицо кулаком, поглядывая то на девушку, то на входную арку в ожидании отца. — Не думать о сексе хотя бы пять минут? Да, для тебя это действительно скучно, — вмешивается Эйдзи, резко встав из-за стола. Настроение медика ухудшилось еще больше. — Брат? — его близнец удивлено смотрит на него, но тот молча покидает зал, не сказав ничего в ответ, — Что это с ним? — сначала он спрашивает самого себя, а потом будто осеняет, — Опять поругались из-за всякой чепухи? — Кейдзи поворачивается к Осаму, чье лицо заметно помрачнело. — Не бери в голову, — протяжно вздохнул Дазай, по-свойски взмахнув рукой, — Как и всегда немного поспорили. Ты ведь знаешь, что нам наедине бывает очень трудно держать язык за зубками. — Это уж точно… — промычал первый сын, вызвав нелепую улыбку у младшего брата. К сожалению, допрос пришлось отложить, как только на горизонте показался родитель с собеседником. Осаму вернулся на свое место, принимаясь вновь дожидаться удобного момента. Осаму расслабился только тогда, когда вечер подошел к концу. Быстро. Всего через каких-то сорок минут. Стол стал заметно пустеть, оставляя за ним исключительно семью Дазая. В этот раз они уходили последними, никто из детей не смел возникать или препятствовать такому решению своего отца, ведь если он все еще сидит — нужно покорно ждать. Как бы нудно это не казалось Осаму, но такие негласные правила в их семье. Акайо неторопливо возвращает стакан с недопитым виски на стол, о чем свидетельствовал звякнувший лед и твердый стук стекла об дерево. Отец был чем-то весьма озадачен, молчалив, и как всегда сидел непрочитанной книгой в глазах своего сына. Можно было только догадываться с чем именно связано его столь задумчивое состояние под конец вечера, но спросить являлось бы очень грубой и летальной ошибкой, потому Осаму старался как можно реже смотреть в его сторону, разговаривая с Кейдзи о приземленных вещах. Эйдзи, в состоянии подобно отцу, сидел подальше от братьев, молча глядя на люстру наверху или плитку снизу. Заметив мимолетный взгляд Осаму на брата, Кейдзи вновь вернулся к старой теме. — Может расскажешь, что произошло? — старший привычно поджал губы прежде чем задать неудобный вопрос, — Ну… между вами. Дазай обреченно вскидывает брови и прикрывает глаза, бесшумно набирая воздух. И опять Кейдзи выступает в роли некого спасателя их семьи, словно только ему нужно было сохранить теплое или хотя бы нейтральное отношение братьев друг к другу. Осаму уже даже не удивлялся сколько можно кидать горошинки в стену. Кейдзи был либо безнадежный оптимист или неспособным к исправлению дураком, если так отчаянно пытался выступать посредником между ними год за годом так ничего и не поняв. Даже их святая матушка свыклась к американским горкам в их отношениях, прекращая попытки сблизить их, а вот старший брат… Вероятнее всего только из-за него он с Эйдзи еще не придушили друг друга к чертям собачьим, потому что не хотелось от слова совсем ранить и без того эту чувствительную невинную душу. Кейдзи ведь определенно начнет винить себя в каждых ошибках и каждых скандалах, ненавидя все больше свое отражение. Он ведь старший и это под его ответственностью. — Да я сказал то, что не следовало бы, — прощебетал Осаму, — Извинюсь, как остынет. — Так долго злиться даже для него странно. Что именно ты ему сказал? Опять взъелся из-за папы? Осаму замолчал. Он не знал в курсе ли Кей отношений старшего с какой-то появившейся из ниоткуда полькой, ведь если тот не в курсе, то Дазай сделает лишь хуже, но с другой стороны близнецы были настолько близки, что за этот период времени Эйдзи хоть раз должен был обмолвиться, а потому Осаму решил рискнуть, проверив чужую реакцию. — Почти. Не сдержался в оскорблениях, послал на всех языках, торжественно объявил, что он kurwa, pojebany jedtesz, — суицидник заметил то, чего и хотел: брови медика удивленно поднялись, а глаза нервно забегали, а судя по нервному сглатыванию — Осаму попал в яблочко. Кейдзи всегда было трудно контролировать себя, а потому и врать. По этой причине в детстве Осаму и Эйдзи почти ничего ему не рассказывали, зная, что в случае чего отец первым делом пойдет к первому сыну, а тот будет нервничать, краснеть, изливаться потом, но дрожащим голосом все отрицать во имя братьев, — Ты ведь знаешь про его объект обожания, да? Я тоже. — Ты… — Кейдзи опешил и схватился за стакан воды, — Только не говори, что надавил на это… — старший сделал несколько глотков, высушив все. — Конечно нет, — облегченный вздох Кея прерывает продолжение фразы, — Неудачно пошутил. Медик обреченно смотрит на своего младшего брата, поправляя очки. Он слышал от Эйдзи все его метания и смятения, понимал насколько тяжело влюбленному юноше пойти против отца, которого он так любил и боялся. Осаму, конечно же из-за своих неразборчивых отношений со вторым братом, не упустит возможности ядовито пошутить, никогда не следя за языком и это было фиаско. — Может расскажешь вообще что за девушка? — Осаму приблизился на стуле к брату, — Скрывать уже явно бессмысленно. Кейдзи долго и упрямо молчал, будто бы не замечая пристального взгляда Дазая. Он не знал можно ли будет разглашать хоть кукую-то информацию, чтоб Эйдзи на него еще и не разозлился. Тогда уж совсем плохо все будет. Однако, оптимистичность и какая-никакая вера в человечность Дазая присутствовала, все же уломав старшего повернуть к суициднику голову и замявшись продолжить разговор. — Нора Калиновская, — он сделал паузу, — Они не так давно познакомились с ней, но Эйдзи… он с первого дня о ней и говорит. Он сначала сомневался в доброкачественности своей идеи рассказывать мне о ней, но с тех самых пор, как они начали видеться чаще и их отношения развиваться, то он посчитал оскорбительным не поставить меня в курс дела. Я знаю, что она балерина, жила в Польше, училась в период 2013-2014 в Москве, опять из-за балета. В Японии всего год. Ну, я с ней сам не виделся, но на фото она выглядит доброй. Все же Кейдзи узнал почти сразу. Осаму ни на секунду не сомневался в том, что Эйдзи никогда бы не рассказал ему самому о своей пассии, даже не будь она белой. Осаму не мог представить и предположить исхода, где бы старший ему рассказал, возможно только на знакомстве с родителями. Однако все равно почему-то его преследовали после сказанной Кейдзи информации неприятное щипающее чувство внутри. Он бы тоже хотел быть в курсе? — Послушай, Осаму, Эй-кун меж двух огней. Не подначивай его Норой и ни в коем случае не рассказывай отцу! — забеспокоился самый старший, — Он примет правильный для себя выбор… Нам нельзя в это лезть, ты ведь знаешь, как он отреагирует на помощь, которую не просит. — Конечно, — он улыбнулся в привычной манере, прикрыв глаза, — Я обещаю. — Спасибо. — Но и ты пообещай не врать, — Кейдзи удивленно посмотрел на брата, который решил вернуться к своему допросу, — Ты точно не знаешь этих людей? — Папа только сообщил, что не так давно они начали общаться… И он был инициатором позвать их на привычную встречу с его коллегами. Осаму, тебя так привлекает Хирано-чан?.. Ты из-за нее не можешь успокоиться? — Ну она же такая мила-ашка! — протянул гласный Дазай, обхватив ладонями свои щеки, — Ах, ужасная моя жизнь. Не повезло даже раздобыть номерочка… Ну ладненько! Кей не зло усмехнулся, прекращая «любование» братом, начавшего вновь паясничать.***
Столь привычный уже гул в университете звучал по-особенному радостно в последнее время, и скорее всего в связи со скорым окончанием первого семестра и наступившим летним временем. Как про такие дни обычно романтизировано пишут многие писатели: и солнце сияло ярче, и ветер дул по-особенному, да смех звучал слаще, стоило проникнуться теплым днем. Отчасти это было правдой. Студенты не теряли времени и наслаждения погодой, устраиваясь в обеденное время на улице, готовясь к экзаменам, обедая или просто расслабленно общаясь. Именно там же, не отличаясь, остановились первокурсники международных отношений. Чьи пары даже не начинались, а будут только после. И то всего две. Поэтому с весьма мрачным видом и ожиданием кого-то сидел Кэн, пока его брат проверял почту в телефоне, а Осаму устроился в лежачем положении, подставив руки под голову, закрыв глаза. И внешне он всегда был на раздражающем всех релаксе, только он сам знал, что никогда не перестает тонуть в различных мыслях — касательно себя, других, расследования. Не суть. Хотелось бы, чтоб он хотя бы иногда отдыхал от этой мысленной чечётки. Кэн недовольно морщится от внезапного визга перед ухом какой-то пробежавшей девушки, в которую друзья брызнули водой. Пошутить, судя по всему, но именно это действие окончательно вывело его терпение из строя. Сато ударяет ладонью по траве, с нервным вздохом поворачиваясь к приоткрывшему глазу Дазаю. — Они скоро подойдут, нет? — он недовольно и сам того не замечая вытянул губы трубочкой, — Еще немного и я сам пойду в аудиторию к старшекам. — Да успокойся, — спокойно ответил Такеши, не отвлекаясь от телефона, — С каких пор тебе так хочется обсудить поход в казино? Или ты просто соскучился по Пералатти, которая как всегда с Гоголем? — Иди к черту, — съязвил брат, снимая круглые очки, недовольно морщась, — негативная эмоция пропадает только тогда, когда он наконец видит желаемое, — Да неужели! Святая Мария, вы тут! — обреченно воскликнул Кэн, заметив приближающиеся силуэты Эдогавы, Гоголя, Пералатти и Куникиды. Дазай тоже неспешно возвращается в настоящее, выпрямляясь, начиная из бумажных пакетов раскладывать долгожданный обед на постеленную ткань, пока остальные наконец не дошли до них, рассиживаясь рядом, обмениваясь приветствиями. — Все купил? — нетерпеливый Николай принялся разглядывать контейнеры с едой, оценивая все взятое из фуд-зоны университета. Оставшись доволен, тот сразу взял два своих, притягивая к себе, — Спасибочки. — Сильвия не присоединиться? — спросил Осаму, поднимая голову. Эдогава отвлекся от поиска своей доли еды, недовольно приподняв бровь, — Это нет? — Да подойдет, но чуть позже. Сказала начинать без нее, чем мы сейчас и займемся, — Рампо забрал свой цезарь, но тут же изменился в лице, будто что-то вспомнив, — А! Твой блокнот, Дазай. Я сделал некоторые важные пометки и изменения. Сын министра тут же поднял голову на старшего студента, вопросительно на него глядя. Еще в тот вечер дома у Николая он передал свои заметки Рампо, дабы тот все изучил и мог оказать какую-то помощь, ведь не смотря на ребяческое поведение, дедукция молодого парня могла только поражать, как и его бестактность, если уж совсем откровенно говорить. Осаму было интересно услышать его мнение, поскольку оно явно не могло бы быть лишним. — Мне не очень нравится то, как вы легко подошли к делу, — начал детектив-самоучка, — И я начну с того, что вы забыли самом главном — защите. Изначально, как запасной вариант, нужно было учесть и просмотреть вариант криминальной семьи, это ведь могла быть самой верной зацепкой с вероятностью более 60%. У вас изначально отсутствует страховка. Вы лезете в этот Роппонги каждый кто как и когда хочет, спрашиваете непонятно кого, отсутствуют планы отступления. После похода в казино всем нужно будет залечь на дно на какое-то время, удачно подворачивается твой день рождения, — Рампо кивает в сторону Дазая. — Я соглашусь, — честно признается Осаму, слабо кивнув, продолжая слушать новоиспеченного члена команды. — Осаму, судя по последнему разговору твое решение было, что в казино должны будут пойти Николай, Дазай, Сато и два твоих товарища, Коля. Почему Сато? А я сейчас объясню! Ты решил, что если если каждый будет бегать туда сам по себе, то это будет подозрительно. Неплохо, признаю. — Якобы вместе нет? Не подозрительно? — не глядя на друзей спрашивает Лила, перекладывая свое мясо в тарелку к Коле, оставляя исключительно гарнир и салат. — Конечно подозрительно! Но хотя бы будет видимость того, что братья ходили туда на разведку самого места, а потом привели сюда друзей. Было бы славно примкнуть вам к какой-то компании, что не имеет связи с Ромео. Трудности появляются с вип-зоной. Но тут уже я позаботился за вас всех дураков! Я считаю, что подняться должен не Дазай, а Николай! — Рампо по-умному поднял указательный палец, поерзав, чтоб принять более важную позу. — А это еще почему?! — искренне и громко удивляется Гоголь, чуть не забыв про сок в своей руке. — Элементарно же, идиот… — недовольно пробубнил приемный сын директора, — У тебя больше привилегий в Роппонги, потому что твой отчим построил там свой бизнес. Смекаешь? Ты должен подняться туда с Судзуки-сан! — И каким же образом я привлеку туда родителей?! — на эмоциях воскликнул украинец, театрально заныв и закрыв лицо руками, — Сложно-о. — Сложно — когда ты дебил, а при верном подходе нет. Все, надоели! — делает внезапное заявление Эдогава, переводя все внимание на еду, — Устал один думать, теперь уже ваша очередь прочистить свои шестеренки в голове, коль там не одна пустота. Никто ничего не сказал в ответ. Доппо и Осаму переглянулись, задавая друг другу немой вопрос: «Придумал что-нибудь?». Такие же переглядки были и с Колей, и с Лилой, и с двойняшками Сато, но каждый пока помалкивал. В голове что-то щелкает. Дазай Осаму выходит из своего задумчивого положения с подпертой щекой, расплываясь в недоброй улыбке. Он звучно один раз щелкает пальцами, привлекая внимание. Сейчас будет игра в его стиле. — Думаю, никто не пострадает от маленькой лжи? — Осаму хитро прищурился, чем вызвал у самой эмоциональной Пералатти порцию непонимания. Та вскидывает бровь, кидая на друга взгляд снизу-вверх, сразу скрестив руки на груди. — O Mio Dio! Что ты задумал? — Да, Осаму, что? — Куникида, молчавший все это время, наслаждаясь едой, наконец подал голос, — Скажи мне! Скажи это безопасно и никто не пострадает, а в особенности ты. Не собираешься опять лезть на рожон или чего похуже, как ты умеешь? М? — голос Доппо был более серьезен, чем обычно. — Что ты! Мы лишь чуточку соврем, — Дазай взмахнул руками, — Устроим спектакль. Гоголь всего-то объявит о своих отношениях! Тогда не нужно будет звать целую ораву с собой, всего-то междусобойчик. — Звучит так себе. Но из того, что мы имеем… — кивнул Рампо, — Николай приглашает родителей на знакомство со своей «девушкой», а поскольку Гоголь личность экстравагантная — родители не сочтут выбор места каким-то странным со стороны сына. — Ага! Но у меня же нет девушки! — Коля не выглядел впечатленным, а возмущение выросло настолько, что его подруге пришлось слегка постучать ему по плечу, намекая вести себя потише. — Да тебе и не нужно заводить ни с кем роман, можно взять кого угодно на вечер, — согласился с планом Рампо Такеши, — Да хоть Лилу! — Лильку?! — вскрикнул Гоголь, ища у Рампо отрицание этого кошмара, но тот не съязвил никому в своей манере. — Пока это единственный план. Только я могу сомневаться в его адекватности — раз, ну и разве родители, уверенные в дружеских ваших отношениях не будут видеть подвох? Вы буквально смахиваете на брата и сестру. Но пока оставляем план, как план С. — Вас головой вниз роняли? — Пералатти возмущенно постучала себе по виску, — Ты же понимаешь, что мы оба друзья, а подобную ложь нам на следующий день расхлебывать. — Вот именно! Как я потом оправдаюсь? — недовольно спросил украинец. — Выбор не такой большой, пупсик, — пожал плечами Осаму, — Либо Лила, либо Куникида. Доппо не оценил шутку, привстав для подзатыльника другу. Дазай шуточно отмахивался, пока справедливость Куникиды не восторжествовала. Осаму потер «ушибленное» место, искусственно обижаясь, но потом снова возвращаясь тыкать в близкого друга нетронутой палочкой для еды. — При всем уважении, — Кэн убрал столовые приборы, — Девушки в нашей компании только Лила и Сильвия, не считая Наоми. Сильвию не пустит в это дело наш многоуважаемый Куникида, да и будут проблемы отпросить ее. А Наоми вообще не в состоянии для драмкружка внеклассным занятием. Можно было бы попросить кого-нибудь, но как вы собираетесь объяснять ситуацию? — Вариантом может быть Хигучи, — внезапно предложила Лила, — Дазай неплохо общается с Накахарой, так что ты можешь там что-то придумать. Это будет более реалистично. — О! Во! — Коля показал большой палец, одобрив идею. — Хигучи в принципе не самый любопытный человек, из проверенной компании пофигистов. Осталось только ее уговорить через Чую, — продолжила итальянка, — Ичиё можно либо соврать, что Николо гей и прикрыться этим, — девушка не обратила внимание на возмущенное лицо Гоголя, — Хотя твои родители поддержат тебя в любом выборе! Знаю! Не возмущайся этим! Ведь Хигучи это знать не обязательно. Скажем, что у тебя гомофобная семья, нужно помочь… — Отлетает, — качает головой Осаму, — У Хигучи есть девушка, а я не думаю, что она будет поддерживать гомофобную семью. Она скорее пойдет к Гоголю и проведет лекцию о том, как нужно принимать себя и любящие родители поддержат тебя в любом случае. Все такое, — на слова Дазая Рампо одобрительно кивнул. — Есть еще вариант, — Лила щелкнула пальцами, — Лермонтова Ольга! Вообще не задает лишних вопросов, согласится помочь всегда. — Кто такая Лер.Мо.това? — спросил в недоумении Такеши, хмурясь и оглядываясь. — Твоя однокурсница, гений, — хором произнесли Пералатти и Эдогава, даже удивившись такой синхронизации и одинаковой разочарованной в человечестве интонацией. — Лермонтова? Она что, тоже из постсоветских стран? Почему я все узнаю последний? Особенно о таких студентах, — высказался Коля, — А фамилия какая знакомая… Случайно не родственница убитого в 2014 оппозиционера Михаила Лермонтова? — Да, — коротко ответила девушка, смахнув волосы с ключицы, которые так ей мешали сейчас, — Опять же, да, она прикинется кем угодно, если попросить на один вечер. — Не будь я авантюристом, то отказался, но… Ладно, это лучше Куникиды! — отмахнулся Николай, получив грозный взгляд-предупреждение Доппо, но успешно его проигнорировал, — Так… Это получается, пойдем только вчетвером? Я, мама, папа и Оля? — Ну, если ты считаешь табор адекватным решением, — съязвил Рампо, — То мы можем пойти все вместе! О, как раз Сильвия идет. И ее позовем, — Сильвия в качестве приветствия кланяется всем, присаживаясь рядом с Доппо, непонимающе оглядев всех, услышав до свое имя, — Дайте мне немного времени и я подумаю какой вариант будет лучше. С Сильвией или с Лермонтовой. В первом случае возникнуть трудности с отцом, так как отпросить ее ночью без допроса будет трудно, но и второй не панацея от всего, — он замолчал, наконец заметив свою сводную сестру, которая пропустила все самое интересное и теперь была в ожидании объяснений. — Я что-то пропустила?.. — Фукудзава хлопнула ресницами. — Только горячую еду, — Куникида любезно подвинул к ней остывший обед, — Но не думаю, что это стало менее вкусно. — Ты сейчас ешь и не обращай внимания на разговоры, тебе брат потом все перескажет, — улыбнулась подруге Лила, — Continuiamo ! Я беру в случае чего Лермонтову на себя, а Рампо и Сильвию добавьте в чат, там ты напишешь к чему пришла твоя светлая головушка. — Договорились! Дазай выразил согласие кивком, хотя и не был доволен тем, что в казино он не попадет. Гораздо лучше и удобнее было бы сделать все самому на месте, но с другой стороны Николай далеко не дурак и сможет справиться, когда подойдет к делу весьма серьезно. Поэтому он не стал возражать, принимая со всеми единогласное решение. В случае провала плана, конечно, разберется сам Дазай, но уже как пойдет, а пока он принял решение спокойно доесть обед под отвлеченные рассказы своей компании, пока среди толпы он не встретил Достоевского с бумажным стаканчиком кофе, который шел из курилки, по всей видимости. В голове сразу пронеслось, что тот явно разговаривал с Накахарой, с которым они встретились еще у входа. К такому заключению пришел Дазай, вставая с места. Он спешно сообщил друзьям о скором возвращении, а сам легким бегом направился прямиком к Федору, хватая того за локоть, вызывая легкое недовольство русского, но не удивление. — Испугался? — с смешком спросил Осаму, когда тот к нему повернулся. — Ничуть, — флегматично ответил Достоевский, отпив кофе, — Я понял, что это ты, так как другой бы так не стал делать, ну и я боковым зрением видел, как ты несся. — Ах, сладкий, ты снова портишь эффект неожиданности! — отшутился японец, улыбаясь, — Чего такой злобный? Снова не выспался? — Осаму, ты меня разочаровываешь, — Федор вновь убирает за ухо выбившийся локон вороньего цвета волос, — Я-то думал, что за все время общения ты уже понял о моих абьюзивных отношениях со сном. Так себе ты друг, конечно. — Ах! — он хватается за сердце, всем видом показывая, как не верит своим ушам, — Федор, ты что, сейчас сострил?! Пошутил?! Ты умираешь?! — со всем актерским беспокойством спросил Дазай. — Морально? Да, — вновь с привычным флегматизмом отвечает Достоевский, тяжело выдохнув. — Да ты сегодня прям в ударе! — А ты что-то хотел или просто поздороваться? Если первое, то пошли в здание хотя бы, — Федя развернулся, собираясь пойти ко входу в кампус, но его останавливает Осаму, схватив за руку. — Мы сейчас обедаем, так что пошли к нам! — сын министра не стал дожидаться ответа, по-свойски дернув однокурсника за руку, утаскивая сквозь людей к месту его компании. Достоевский из вежливости не стал сопротивляться, что обязательно бы сделал в такой ситуации, а потому молча дошел до места компании своего однокурсника, начавшую обсуждать романтизацию наркотиков в сериалах и кино. Немного еле заметно напрягшись, Осаму все же поборол внутреннее чувство, усаживаясь с Достоевским, — А мы туточки! Смотрите с кем. — О, Достоевский, — приветственно кивнул Николай, а тот ответил тем же, — Как делишки? Не голоден? Угощайся шоколадом и чипсами, у нас перекусик, — он договорил и снова вернулся к разговору с остальными. — Благодарю, — Федор принимает в качестве угощения сладость, принимаясь слушать о чем ведется разговор. А беседа велась весьма занимательная. Достоевский, если это можно применить к нему, слегка удивился выбору щепетильной темы. Лишь юноша с черными волосами и прищуренными зелеными глазами молчал, не участвуя. Федор вспомнил его. Видел несколько раз, а вблизи не так давно, когда он о чем-то говорил с компанией Дазая, по всей видимости удачно вписался. Сам же Осаму тоже предпочитал отмалчиваться, не смотря на свою привычную говорливость. — Ужас, вот нечего вам обсуждать, — прервал друзей Дазай шуточным тоном, опрокинувшись назад, держа опору на руках, — А как же темы о любви и погоде? Хотя бы о небесных пирожках. — Не, ну о любви ты уже со своим Достоевским говори, — шутит Кэн, хлопая себя по карманам в поиске желанных сигарет. — Или с Накахарой, — протягивает гласные Такеши, получая упакованной влажной салфеткой в лицо, — Ауч, Дазай! Не ржи так злобно, а то я кину ответку, — Сато пригрозил пальцем, пока Осаму состряпал театральную недовольную эмоцию на лице. Лила слегка кривит губы, закатывая глаза, чем привлекает внимание заинтересовавшегося этой эмоцией Рампо, но тот не успевает ничего сказать, отвлекшись на дискуссию Доппо и Николая о последних новостях. — Тебе некомфортно? — под шум разговора, Осаму тихо наклоняется к Федору, заметив на его лице отрешенность. — Нет, — он покачал головой, — Все хорошо, я просто почти не спал. Вернулся с работы к утру и не смог заснуть. — Думал обо мне? Федор прикрыл глаза, чтоб выпустить с воздухом саркастичный комментарий, вместо этого повернувшись к нему лицом, одаривая столь понятным без слов взглядом полного осуждения. Дазай поднимает руки, якобы сдаваясь. Очередное баловство своего передруга он игнорирует, допивая свой кофе. — А как там Накахара? Ты ведь был с ним в курилке? — любопытство Осаму моментально зацепило всех остальных и студенты навострили уши. Им было интересно как же такой флегматик и холерик нашли общий язык и что пришлось для этого сделать. Федор не торопился отвечать из-за количества внимания, но все же кивнул, — О чем говорили? О чем? — Дазай, ну ты уже определись кого ты выбираешь. Они уже продумывают этапы плана уйти друг к другу, — вновь шутит на эту щепетильную тему Кэн, вставая, чтоб позвать друзей покурить, но продолжение фразы прерывает внезапно вскочившая Пералатти, которая никому ничего не сказав, забирая сумочку, удаляясь своей отточенной походкой, подняв голову, оставив Николая, да и остальных, в неком недоумении от этого противоречивого жеста девушки. Рампо делает для себя замечание, неожиданно для себя его не комментируя.***
Лила Пералатти: Она согласна (21:29) Сообщение итальянки, отправленное в общий чат после того, как Эдогава Рампо все-таки сделал свой выбор, посоветовавшись с Дазаем. Тому оставалось только принять его, отпустив Николая туда без себя или еще кого-то, надеясь на лучший исход событий и информацию, которую там можно будет раздобыть. Николай прекрасный актер, он должен справиться, вот только мастерство девушки осталось под вопросом, так что приходилось только надеяться и уповать на потаенную актрису внутри Ольги Михайловны Лермонтовы, о которой мало что было известно самому студенту. Он, конечно, запомнил ее именитого отца, найдя о нем статью в интернете. Наверное, он был бы рад, что дочь пошла по его стопам, поступив на международные отношения, но лучше бы она брала курсы актерского мастерства. Это было бы кстати. Но касательно дела, как позже рассказала Лила, то Лермонтова была слегка ошарашена такой странной просьбой своей однокурсницы, без логически обоснованной цепи, подробностей, всем прочим. Однако, отказать единственному человеку, с которым здесь общалась она тоже не могла, а потому совсем недолго ломалась, согласившись пойти с условием присутствием там самой Лилы. Итальянка объяснила ее задачу — просто кивать головой и улыбаться, а причину она расскажет ей позже, поскольку нет времени на разговоры. Пятница же. Родители Николая восприняли эту новость сначала весьма скептично, но когда их сын предложил встретиться хоть сегодня, то у отчима взял интерес вверх, особенно когда пасынок заявил о том, что место встречи будет сюрпризом и он сам повезет их, а Ольга и Лила подключаться сами, у них там подготовка из разряда «между нами девочками», но когда третьекурсник приближался к назначенному месту, у Ясуши глаза становились все шире и шире, не смог он сдержать своего удивления и недовольства, когда машина припарковалась у казино, а довольный Коля молча вышел из машины, приглашая сделать так и родителей. Судя по эмоциям мужчины он прекрасно понимал особенность этого места и о чем-то знал, дело было далеко не в том казино сын выбрал или ресторан. Разумеется, такие мысли начались у него как только те пересекли район Роппонги, но тот, зная популярность этой местности, как-то еще укладывал в уме иные места, даже беря в голову свои помещения, но никак не это. — У меня есть пару вопросов, — начал Судзуки. — Ты уверен, что хочешь знать на них ответ? — с натянутой улыбкой спросил студент, вскинув брови. От расспросов отчима его спасла мама. Случайно, конечно. Выйдя из машины она с неким опасением посмотрела на сына, будто не была уверена в правильности его выбора, считая это максимально странным. — Микола, это ужасное место для свидания, — покачала головой взволнованная Мария, поправляя прическу, осматривая местность, — Почему нельзя было выбрать ресторан или посидеть дома? Ты бы еще в клуб ее позвал… — А я хотел! — Микола… — грозно сверкнула голубыми глазами женщина, останавливая этот бред сына, — Никаких клубов для знакомства с девочкой. Это как минимум не романтично и не по-семейному. Да и стара я для таких мест. — Мама, тебе всегда 18, — восклицательным тоном сделал комплимент парень, — Ах, ладно-ладно! Идемте, они уже там, а я не хочу заставлять свою девушку ждать, — бодро махнул рукой юноша, заблокировав машину и убрав ключи в карман, направившись туда. Уже с первым шагом туда волной накрывает ненавязчивая джазовая музыка, приглушенный свет, но не его полное отсутствие, и приятный легкий запах каких-то пряностей, выделялся лучше всего запах корицы. Ясуши осмотрелся, недовольно вздохнув. Не сказать, что он принял факт нахождения сейчас в этом месте, но и не возмущался вслух, а это уже хорошо, потому они продолжили путь до места, где сидели на кожаных красных диванах не так давно приехавшие девушки, оказавшиеся тут раньше семьи на минут пять. Присутствием Лилы никто не был озадачен или имел на этот счет вопросов, поскольку итальянка была уже полноправным членом их семьи, столько лет общаясь с их сыном. Именно этим Коля и Лила воспользовались, когда Лермонтова отказалась участвовать в спектакле без моральной поддержи Пералатти. Да и ей не составило труда поехать, ведь Ольга уезжала именно по счастливому стечению обстоятельств из ее дома, не найдя у себя ничего подходящего для визита в подобного рода места, а потому студентка щедро поделилась своим длинным синем платьем от очередного бренда, что на высокой Ольге село просто прекрасно, в связи с заметной разницей их с однокурсницей роста. Мария здоровается и присаживается ближе к «девушке» своего сына, принимаясь тут же ее изучать взглядом. Она улыбнулась ей, когда студентка вежливо и привычно для Японии кланяется родителям Николая. Пералатти же встает, чтоб приблизиться к Марии, обмениваясь поцелуями в щеки. — Это мои родители Мария и Ясуши, а это моя девушка Оля, — представил их друг другу Гоголь, садясь рядом с пепельноволосой для правдоподобности приобняв ее, — Лиле тебя представлять не надо, так как вы однокурсницы! — Солнце, так это ты их познакомила? — спрашивает женщина Лилу, получая кивок, — Тогда я могу не беспокоиться ни о чем. На каком языке тебе удобнее разговаривать? На английском или на японском? Мы поймем любой. — На английском будет лучше, — первый перешел на него сам Николай, вмешиваясь в разговор. А дальше началась весьма повседневная болтовня: вопросы об учебе, интересах, друзьях. Мария похвалила девушку за ее успешную учебу, намекнув сыну о том, какой правильный выбор для себя тот сделал и ему стоит брать пример с его девушки, хотя бы в плане постоянного посещения учебного заведения, воспринимая модельную карьеру скорее как хобби. Ясуши, не смотря на некий дискомфорт от места, тоже улыбался, участвуя в знакомстве, смахивая тихие и неуверенные где-то ответы Ольги на излишнюю скромность девушки. По такому же принципу прошел целый час, за который ничего не происходило. Лила уже была готова сдаться, сидя с понурым лицом, ковыряясь в куске запеченной рыбы, подаваемой в казино-ресторане, пока остальные переговаривались под шутки Николо. Пералатти была расстроена отсутствием какого-либо результата, ради которого она даже подключила однокурсницу, у которой могли быть дела и планы, помимо вранья тут взрослым людям, но попытаться стоило. Жаль только придется перед остальными оправдываться. Хотя она могла пессимистично себя настроить и забыть, что времени могло пройти не так и много. — Интересно, конечно, а твои родители? Коля сказал, что ты выросла в Киеве, — улыбнулась женщина, отставляя столовые приборы после первого блюда. — Да, я жила в Киеве, но родилась в Москве, — с опаской произнесла девушка, но не увидев на их лицах осуждения продолжила, — После того, как опекунство взяла тетя я переехала в Украину. — О, Киев очень красивый город, — кивнул Ясуши, — Но я больше полюбил Днепр за жемчужину, рожденную в этом городе, — он посмотрел на свою жену, обращаясь к ней, на что та смущенно отмахнулась, не скрывая улыбки. — Фу, ну имейте совесть, — в шутку сказал Николай, фальшиво скривившись, — Мы с же с Ольгой при вас не флиртуем, — для убеждения он положил руку девушке выше талии, пока та мастерски натянула улыбку, какая была у самого парня, а Пералатти, глядя на это, закатила глаза, подперев висок двумя пальцами. Актеры, не получившие Оскар. — Тут должны быть очень вкусные десерты, — вмешалась итальянка, чтоб те ставить под угрозу все выполнение задачи и это помогает, так как они отвлекаются на ее комментарий, заинтересовавшись сладким. — Тогда их непременно стоит попробовать и продолжить знакомство в другом месте, —Ясуши хотел было найти свободного официанта среди людей в зале, но напряженно встал при виде другого человека, который тоже его заметил. Важный мужчина твердым шагом направился в сторону семьи, остановившись возле бизнесмена, протягивая тому руку с полуулыбкой. — Судзуки-сан, польщен видеть тебя, — начинает он, а Ясуши обхватывает его руку двумя руками, пожимая ее с улыбкой, — Я уже подумал, что ты кроме своих мест никуда больше не ходишь. — Как видите, я выбрался, — отчим Николая незлобно посмеялся, а Коля с Лилой мимолетно переглянулись, стараясь придать себе как можно более неподозрительный вид, — Мою супругу вы видели, а это мой сын Николай и друзья нашей семьи Ольга и Лила. Лила дочь Диего. — А-а, — протянул мужчина, останавливая свой взгляд на шикарно одетой итальянке, — Вся в мать, сеньорита Пералатти, вы такая же красивая, — девушка с улыбкой согнулась в легком поклоне, — Я не общался лично с вашими родителями и мачехой, но слышал о них. В Японии весьма мало иностранцев, которые так успешно доставили сюда свои бизнес-точки, гордитесь вашим отцом, его имя у всех на слуху, не все белые могут тут ужиться. — Обязательно передам ему ваши теплые слова. — Вы один здесь? — спрашивает Ясуши, не найдя рядом с ним никого. Даже охраны. — Разумеется нет, друг мой, я пришел сюда с семьей, — он повернулся назад, указывая на нескольких мужчин в черной одежде и татуировках. — О, а ваша супруга и дочь тоже тут, Хирано-сан? — Разумеется. Моя дочь с недавнего времени постоянно со мной, а моя жена решила составить мне компанию в играх с моими товарищами. Надеюсь, вы тоже сможете уделить мне минуту своего времени в игре. Ваша семья может продолжить трапезу выше. Глаза Николая засияли. Все начало получаться. Осталось только помолиться, чтоб отчим не дай Бог не отказал ему и они не уехали домой на половине пути, поскольку он себя не простит, да и все его тоже не простят. Поэтому он замер с вилкой в руках, ожидая ответ Ясуши, который немного замялся от такого предложения. — Давно я не играл, но отказать не могу. Хочется вспомнить молодость, — он делает голос бодрее, а ожидающее лицо собеседника сменяется одобряющей улыбкой. Судзуки поворачивается к своей семье, кивая головой в сторону, намекая о смене зала на вип выше. Все послушно встали, направляясь за мужчиной, что шел за человеком по фамилии Хирано, поднявшись на тот самый долгожданный последний этаж, который будто был какой-то городской легендой, настолько недосягаем и обсуждаем он был в кругу украинца. Когда двери лифта открылись, то их встретил еще один портье, который открыл им двери в зал, забирая еще и пиджак мужчины. Ничего необычного в зале не было, все как и внизу, за исключением всего восемнадцати человек внутри, которые тут же встали, приветствуя вошедшего. — Судзуки-сан сегодня с нами, — радушно объявляет тот, похлопав знакомого по спине, — Идем, сейчас всем принесут выпить и еще чего, что закажете. А дети и твоя супруга могут присесть вон там. Николай и Пералатти повернулись в сторону указанного рукой мужчины места, заметив сидящую девушку. Девушку в медицинской черной маске с тремя отличительными родинками у глаза.