«Молчание — самый громкий крик, потому что он рвет не души, а сердце…»
Поздно вечером, после столь трудного и тяжелого дня как для кицунэ, так и для синоби, ёкая и ронина, друзья окружили ложе ниндзя, что спал крепким сном, оправляясь после двадцати ударов бамбуковой палкой. «Двадцать ударов… — Мэй судорожно вздыхала, вспоминая лицо Наито, полное сдерживаемой боли и досады. По телу прошла дрожь, заставляя обхватить себя руками. — Я должна была быть вместо него. Глупая. Не подумала ни о чем и чуть не потеряла его…» Ронин прикрыл глаза, глядя на дрожащую кицунэ, и положил грубую ладонь на ее нежное девичье плечо, чуть сжимая, заставляя посмотреть на него. Она медленно вышла из своих раздумий и обернула свой взор на Масамунэ. Мужчина плотно поджал губы и отрицательно покачал головой. — Не вини себя, Мэй. Ты не знала, что так случится. Кицунэ смотрела в глаза ронина дольше положенного, но не потому, что загляделась, а потому, что перед глазами снова проносились страшные картины. Удар за ударом. Палка, что с каждым новым разом отпускалась на спину синоби с глухим стуком. Кровь на его спине, рваные раны, серое лицо Кадзу, его плотно сжатые губы и глаза. Мэй отпустила взгляд в пол, сминая рукав зеленого кимоно пальцами. Ей не хотелось, чтобы друзья видели ее слез, ее настоящих эмоций, ведь это будет считаться слабостью. Она вдохнула и выдохнула несколько раз, прежде чем подняла полный безразличия взгляд на своих спутников, закапывая свои эмоции куда подальше. Сейчас она нужна Кадзу, потому что чувствовала это. Несколько часов они пытались найти лекарства для синоби, но все, как назло, отказывали, зная, кому должны были преподнести целебные травы. «Гнусные стервятники! — Мэй нервно ходила по комнате, часто оглядываясь на тело синоби, лежащего на соломенных циновках. Он тяжело дышал, и, когда Мэй казалось, что его грудь прекращала вздыматься, она горько падала рядом, беря в свои нежные женские ладони его большую, прощупывая пульс на запястье и шее. С каждым разом ее собственное сердце громким стуком отдавалось по ушам, а дыхание напрочь сбивалось, не давая прислушаться к ниндзя. Она нервно передергивала плечами и снова возвращалась к Кадзу, который тревожно спал, прерывисто дыша из-за пульсирующей боли. — Только не прекращай дышать…» Сино-Одори так же вернулась ни с чем, но Мэй не сдавалась. По наказанию Сатоши она нашла зеленый фонарь и уже два дня сподряд ставила его на окно, ожидая скорой помощи клана. Наито появились на второй вечер. Бесшумно залезли в окна, натыкаясь на самурайский меч ронина, что встревоженно вглядывался в лица пришедших. Ронин с шумом выдохнул воздух и отпустил оружие, отступая на два шага назад, коротко кланясь. — Дзёнин, синоби. — Он уважительно посмотрел на обоих, легонько кивая в сторону лежащего Кадзу. Такао и Сатоши немедля подошли к ниндзя, присев около него. Мэй, до этого не замечавшая пришедших, распахнула глаза и глубоко поклонилась, срываясь на шепот из-за осипшего голоса. — Такао, Сатоши, простите за такую встречу. — Дзёнин остановил девушку, быстро поднимая ладонь вперед, и наклонился над Кадзу, открывая какие-то баночки с насыщенным запахом трав. Сатоши быстро взглянул на Мэй, поджал губы, и которко кивнул, устремляя свой взор на лежащего друга. — Что это? — до этого стоявшая в стороне Сино-Одори сделала пару шагов вперед, разглядывая движения пепельноволосого. — Чонган передал целебные зелья для Кадзу. Они должны помочь ему оправиться чуть быстрее и менее болезненно. Мэй, подай, пожалуйста, бинты. — Дзёнин протянул руку к кицунэ, не отрывая взгляда от безобразно изуродованной спины. Гейша послушно передала в руки колдуна пару плотных бинтов, следя за тем, чтобы он точно их забрал. — Спасибо. — Он быстро намазал густую мазь болотного цвета с едким запахом на раны синоби и поспешно стал перебинтовывать его спину, начиная с нижней части поясницы и поднимаясь выше, накладывая на каждый предыдущий оборот минимум треть самого бинта. Закрепив на животе синоби начало и конец, дзёнин тяжело поднялся на ноги, сложив руки вместе и молча поклонившись другу. Сатоши последовал его примеру и так же молча стал кланяться. За ними Сино-Одори, Масамунэ и Мэй. Друзья в полной тишине склонились над спящим Кадзу, при этом каждый думал о своем. Такао выпрямился, дожидаясь других, и подошел к Масамунэ, о чем-то тихо беседовав с ним. К кицунэ и ёкаю подошел Сатоши, учтиво поклонившись второй, заглядывая в глаза Мэй. — Идем, прогуляемся. — Его голос был до безобразия спокоен, но Мэй уже довольно давно знала этих синоби. Они умели скрывать свои эмоции, даже когда было очень больно. Она коротко кивнула, и, не дожидаясь ниндзя, открыла сёдзи*, выходя на улицу. Холодный воздух обдул лицо девушки, опаляя морозным дыханием щеки и нос. Непроизвольно облизав губы и ругая себя за неподобающий гейшам жест, Мэй прошла вперед, скрываясь от дворовой стражи, патрулирующей поздним вечером. Она прошла к конюшне, где находилась Кирин, и смерила ее грустным взглядом. «Совсем не успеваю навещать тебя, моя хорошая. — Кицунэ приблизилась к лошади и осторожно провела рукой по ее мокрому носу, ласково поглаживая Кирин. Та настороженно принюхалась, но спустя пару секунд сама начала ластиться к знакомой ладони, радостно фыркая. Мэй улыбнулась одним уголком рта, уже почесывая гриву Кирин, прислушиваясь к невесомым шагам позади нее. — Не потерял. Хорошо.» Мэй на носочках, совсем аккуратно обернулась к Сатоши, что стоял в нескольких метрах от нее. — Не заметили? — Кицунэ прищурилась, вглядываясь в темноту позади синоби. — Нет. Обошел быстро и тихо, как всегда. Поговорить нужно. — Сатоши продолжал стоять на месте, крутя на среднем пальце какутэ*, то пряча внутрь ладони острые шипы, то доставая их на тыльную сторону. Мэй прикинула, куда точно можно нанести удар таким оружием, подмечая про себя, что сама бы целилась либо в лицо, либо в горло. «Вот, что значит: жить с кланом синоби. — про себя улыбнулась кицунэ, складывая руки на груди. — Но убивать…страшное дело» — О чем же ты хотел поговорить, Сатоши? — Мэй серьезно взглянула на ниндзя, ловя в его глазах некоторую растерянность, но лишь на секунду, после чего он снова безразлично глянул на нее. — Кадзу сильный синоби. Он выкарабкается, но дело в том, что мы — ниндзя — очень ответственно подходим к своей работе. У нашего клана с тобой есть контракт, и мы следуем ему, ты это знаешь. Если ниндзя как-то нарушает контракт, он казнит сам себя. — Сатоши глубоко втянул воздух, на мгновение отводя проницательный взгляд в сторону, замолчав. — Но ведь никто не нарушал контракт. Это из-за меня произошла ужасная ситуация. — Подожди, лиса. Я еще не все рассказал. — Сатоши присел около стока сена, нервно вглядываясь в темную улицу. От напряжения жевалки на его скулах заметно заиграли. — Кадзу попытался разрешить ситуацию, выдав себя, рассчитывая на смерть. Но ты дала ему шанс на жизнь, тем самым подвергнув себя опасности, что по договору не должно было происходить. Теперь Кадзу просто обязан…- синоби замолчал, пытаясь подобрать подходящее слово, но никак не мог. Лишь спустя время ему удалось сформулировать предложение. — Он обязан перед тобой своей жизнью и своим голосом. Внезапная тишина заставила Мэй поежиться. Она шокировано смотрела на Сатоши, переосмысливая для себя его брошенную фразу. В горле встал неприятный ком, который с трудом удалось сглотнуть. — Сатоши, прости за бестактность, — Она быстро поклонилась синоби и снова посмотрела ему в глаза. — Но что означает «обязан»? Ниндзя удивленно глянул на кицунэ, заставляя ту стыдливо отпустить глаза в пол, смущаясь за свой вопрос. «Лучше постыжусь пару минут из-за заданного вопроса, чем потом буду стыдиться всю жизнь, что не задала его. — Мэй вновь взяла себя в руки, надевая на лицо прежнюю холодную маску. — Расскажи мне, Сатоши, чего же я еще не знаю?» — Значит, не все рассказал тебе. В духе Кадзу… — Он хлопнул себя по коленям и поднялся с места, отряхивая одежду от сена. — До окончания контракта и после него, при встрече с тобой, синоби будет обязан хранить молчание. Сколько бы ты с ним не разговаривала, он будет молчать. Сколько бы ты не умоляла, не плакала, не ругалась на него, он будет сохранять молчание. До тех самых пор он так же будет обязан охранять твою жизнь, и, если прикинется случай, отдаст свою взамен на твою. Ты никогда больше не услышишь его голос, лиса. Таково одно из правил клана синоби. Таковы наши устои. Мэй пошатнулась на месте, едва удерживая себя на ногах. Сатоши в два шага оказался рядом, придерживая кицунэ за руку и выводя ее на свежий воздух. В глазах гейши резко потемнело, а к горлу поступил неконтролируемый кашель. Она упала на колени, подавляя резкий порыв ярости, нарастающий в своей груди к самой себе. Несколько соленых капель скатились по ее щекам, падая на землю и впитываясь в нее. Она не заметила, как Сатоши умчал в сторону дома, где лежал Кадзу. Мэй встала с колен, до сих пор не видя ничего вокруг, и поплелась туда, куда ее вели ноги. Руку непреодолимо начинало жечь, а мир постепенно становился больше. Она превратилась в лису. Ей вспомнились болезненные слова Азуми, режущие слух. — Ты приносишь только боль и опасность окружающим. Кицунэ зажмурилась и рванула вперед еще быстрее. Как бы ей не хотелось делать больно дорогим людям, она всегда подводила. И даже сейчас ей казалось, что неудача преследует ее. И чем дальше кицунэ от дорогих людей, тем лучше будет им. «Ненавижу…проклятая лиса! — Гейша ругала себя, кричала на себя, не замечая, как некогда коричневые глаза становились темными. — Всех подвела. Его подвела!»***
Сатоши в пару мгновений оказался около дома с горящим зеленым фонарем. Он влетел в дом, заставив всех вздрогнуть и напрячься. Масамунэ загородил собой шевелящегося Кадзу, обнажая меч. Колдун выставил руки вперед, готовый выпускать очередную иллюзию, а Сино-Одори резко потянула руку к гребню на затылке. Увидев синоби, они едва заметно расслабились, но тут же насторожились вновь. Сатоши шокировано глядел на Такао, пытаясь отдышаться. — Что случилось? — Дзёнин подошел к другу и положил руки на его плечи, заставляя посмотреть на себя. — Где Мэй? — Я рассказал ей про Кадзу, как ты и велел. Ей стало плохо, вывел ее на улицу и тут началось самое странное. На деревьях начали плясать жемчужные тени, иногда поблескивая огнем. Она совсем не слышит меня. — Такао уже не слушал синоби, выбегая на улицу в сторону конюшни. Сатоши обернулся на Кадзу, который зло смотрел на всех. Впрочем, как и всегда. Но было в этом взгляде еще больше злобы, чем обычно. В глазах раненого ниндзя плясали недобрые огни. — Напуганный, — Он прохрипел одно слово, глядя в глаза стоящего напротив синоби, затем тихо кашлянул и зажмурился от боли в районе лопаток. — Веди к ней. Срочно. Ронин подскочил к ниндзя и аккуратно поднял его, на что второй лишь отмахнулся. Он вновь посмотрел на, когда-то не затыкающегося от возмущений, синоби, который сейчас бегло терял все свое достоинство, пытаясь взять себя в руки. — Нельзя, Кадзу. Ей же хуже будет. — Он осмелился посмотреть на раненного ниндзя, который повел щекой и ,с еще более злобными глазами, уставился на друга. Сатоши понимал на что шел, когда рассказывал Мэй про правила, но видеть товарища таким ему еще никогда не доводилось. Полный решимости, перемешанной с агрессией, он готов был найти свою лису, лишь бы знать, что с ней все в порядке. — Тебя это не волновало, когда рассказывал, непутевый. — Кадзу сделал шаг вперед и тут же остановился, зажмуриваясь от боли, но через секунду, тряхнув головой, уже увереннее двинулся дальше. Раненый синоби вышел из дома, не задерживая ни на ком взгляда, пока Сатоши, поджимая губы, провожал его одними лишь глазами. Они остановились у порога, глядя на полную луну, возвышавшуюся над их головами. Нервно натягивая на себя черное кимоно, перевязывая его поясом, Кадзу смерил рядом стоящего парня грозным взглядом. — Куда? — Вышло чуть резко, чем он планировал. Сатоши молча указал рукой в сторону конюшни. В следующую секунду Кадзу уже сорвался с места. В мыслях вертелась всего одна фраза: она винит себя во всем и будет винить, пока сама для себя не решит, что пора остановиться. Его упертая и храбрая кицунэ, которой он снова не может помочь. Которой он снова сделал больно. Он помнит ее храбро смотрящие в него глаза во время наказания. Помнит в этих же глазах поддержку и стремление прекратить пытки синоби. Помнит, как она в порывах несколько раз хотела подбежать к нему и загородить собой от бамбуковой палки, перехватывая внимание на себя, но ронин и ёкай крепко удерживали ее, не давая совершить глупость. Его храбрая Мэй, готовая рискнуть всем ради жалкого синоби. Он твердил ей, что однажды может не вернуться, но она все равно была рядом. И, когда казалось, что смерть уже близка, стоит руку протянуть, она вновь спасает его. Рискует, но спасает. И он не может выразить и половину того, что чувствует, но сейчас бежит к ней, понимая, что молчанием сделает хуже. Надеется, что она его толкнет и как следует ударит, чтобы возненавидеть его и забыть о той боли, которая придет. Но Кадзу понимает: она не откажется от него. Сделает все, что угодно, но не откажется. И из-за этой мысли душа синоби потихоньку разрывается на части, обнажая давно заледеневшее сердце, которое смогла растопить лишь она. Его маленькая неведьма.