«— Молчание иногда сближает людей больше, чем разговоры.»
Под ночным ветром неслась уставшая кицунэ, которой открылась жуткая правда, воплотившая в реальность свои кошмары. Лисица бежала до такой степени, что лапы начинало ломить от боли, а сердце пропускало бешеное количество ударов. Куда и от кого она убегает? Неизвестно. Возможно, от самой себя. Возможно от тех бед, что следуют за ней. Жутко уставшая лиса остановилась уже за множество метров от места своего побега, переводя дыхание и высовывая язык от нахлынувшей жажды. Мэй легла под высоким деревом криптомерии, свернувшись калачиком, чтобы хоть как-то успокоить тревожное сердце. «Что будет теперь? — Она зажмурила свои темные глаза, еще не замечая, как эта тьма обволакивает ее пушистое маленькое тельце. — Он будет рядом всегда, пока не выполнит долг, но при этом будет так далеко… Ведь Кадзу и раньше мало разговаривал, а теперь совсем не слышать его голоса? Рискнет собой, не думая. Из-за меня. Лучше самой погибнуть, чтобы не мучать его. Не рискну им. Никогда.» В чаще леса, в которой она оказалась, было до тошноты спокойно, что никак не вписывалось с внутренним состоянием бывшей гейши. Из далека доносились птичьи щебетания, а листья деревьев шелестели над ухом, призывая смотреть на них. Мэй грубо поджимала уши и зажмуривала глаза, не желая успокаиваться. В далеке послышались маленькие прыжки, которые невозможно было уловить человеческим ухом, но лисица с легкостью это определила. Она привстала на передние лапы, щурясь и заглядывая в темную часть леса, выявляя хоть какое-то движение. Спустя мгновенье среди деревьев отчетливо был увиден силуэт, что быстро перепрыгнул за куст луизеании, скрываясь в нем. «Кто здесь? — лисица попыталась что-то сказать, но изо рта вышел только писк и фырканье. — Великие ёкаи, я до сих пор лиса! И как же вернуться обратно?» Пятясь назад, стараясь не издавать ни звука, Мэй не сводила глаз от растения, за которым кто-то скрывался. Кицунэ напрочь забыла о своей магии, которая могла бы скрыть ее, ведя себя как обычная лиса. Лишь ее жемчужный окрас шерсти, совсем не вписывающийся в весеннюю пору, выдавал необычность девушки. За кустом кто-то пошевелился, а затем, совсем нежным и женским голосом, рассмеялся. На секунду Мэй опешила и снова прислушалась. В этот раз было тихо. Кицунэ встала на лапы и медленно стала подходить к растению, цепляясь боками за низкие ветки кустарников. Страх окутывал тело, но любопытство было сильнее любой другой эмоции. Не успела она сделать всего пару шагов до растения, как кто-то шумно начал трепать листья, низко рыча, предупреждая о том, что дальше идти не следует. Мэй замерла, вглядываясь в куст, а точнее в то, что было позади него. В одно мгновенье на кицунэ выскочил большой белый волк. От неожиданности лисица закричала, издавая противный тонкий визг и сразу же зажмурилась, лапами прикрывая морду. Но, вопреки ожиданиям лисы, волк не затоптал ее, а лишь пробежал по невесомости, едва задевая вставшую жемчужную шерсть, скача в воздухе, будто там есть невидимая дорога, которая видна только ему. Существо обернулось на лису и протяженно завыло, поднимая морду к небу, затем коротко глянуло на нее своими темными, словно омут, глазами, медленно моргнув несколько раз, и убежало в гущу леса. Медленно развернувшись, Мэй устремила свой взор на волка, и догадка, вспыхнувшая в ее голове, начала проявляться. Она резко поднялась на лапы, озираясь вокруг, но лишь секундой спустя мчала вслед за мистическим существом. «Оками! * — Девушка побежала в след за существом, пытаясь не упустить его из виду. Волк петлял из стороны в сторону, редко оборачиваясь на кицунэ, проверяя, идет ли та следом. — Куда же ты ведешь меня?» Прыгая по невесомости, оставляя позади себя белые длинные искры с бордовыми концами, существо начало приобретать свой естественный вид. Красные узоры на лбу, лапах и теле проступили сквозь белый, как снег, мех, разгораясь в беглом цветении. Конец хвоста преобразился в черный цвет, покрытый крошечными жемчужными точками, словно звезды в ночи. Оборачиваясь на лисицу, Мэй видела в его глазах смятение и тревогу, и вскоре волк уже не просто бежал, а летел к какому-то месту, а на местах белых бликов, оставленных Оками, прорастали цветы, и вытоптанная трава вновь приобретала свой прежний вид. Существо завернула за очередное дерево, не дожидаясь лисы, и тут же пропало из виду. Кицунэ прибавила скорости, следя лишь за еле видным свечением, готовым вот-вот пропасть. «Совсем немного и догоню. — Не обращая внимания на ноющий от бега бок, Мэй продолжала бежать. Её лапы едва не цеплялись друг за друга, чуть ли не заставляя девушку лететь кубарем вперед, но она держалась. — Где же ты, ёкай?» Лисица прыгнула вперед и тут же завернула за дерево, где пару секунд назад скрылся Оками. Она резко остановилась на месте, еще метр проехав вперед, не успевая тормозить, и замерла прямо у ног женщины, лежащей перед ней. Кицунэ медленно подняла морду выше, сталкиваясь со знакомым кимоно темно-синего цвета, покрытое темными пятнами. Лиса принюхалась и тут же отскочила назад, глубоко задышав. «Кровь?! — Мэй затряслась и подняла глаза выше, боясь столкнуться со знакомым лицом. Но ее догадки подтвердились. Перед ней лежал никто иной, как Эри Хатакэяма. — Святой ёкай… Госпожа Эри…»***
Такао оказался около конюшни спустя пару минут после последней встречи с Сатоши. Колдун явно недооценил способность кицунэ, и теперь, стояв в центре выжженной травы, деревьев и кустов, колдуну лишь оставалось водить взглядом на чуть не случившуюся глобальную катастрофу. Ему с трудом верилось, что Мэй раскрыла в себе новую, помимо иллюзий, силу. И сила эта не предвещала ничего хорошего, ведь путь янтарной лисы означал лишь то, что кицунэ поглощает тьма. Такао всеми силами сдерживал в себе порывы закричать, ведь когда-то ему удалось встретить такую лису, и, к сожалению, быстро потерять ее. На заснеженной поляне расцвел первый цветок, раскрывая свои невинные бутоны. Девушка с длинными золотыми волосам и в ярко-красном кимоно с цветочной вышивкой склонилась над этим первый солнечным ростком, невесомо проводя по нему кончиками пальцев, едва касаясь растение, будто не хотела тревожить его ранний подъем. Ее звали Мива Акияма, добрейшая девушка, с такой же чистой, как цветок, душой. Легкая улыбка дрогнула на ее губах, а спокойные глаза, что были слегка прикрыты из-за садящегося солнца, томно смотрели боком на человека позади нее. — Такао, подойди, пожалуйста, ко мне. — она грациозно и почти нежно протянула хрупкую бледную ладонь в сторону колдуна, что смотрел на ее с нескрываемой нежностью. Дзёнин сделал неспешный шаг в ее сторону, кончиками пальцев проходя по ее ладони, чуть щекоча девушку, из-за чего она шире улыбнулась и сплела их мизинцы воедино, а второй рукой, тыльной стороной ладони, медленно провела по щеке колдуна. — Я хочу, чтобы ты увидел это. — едва ли не одними губами произнесла Мива, склоняя голову вперед, аккуратно дотрагиваясь до подбородка Такао лбом. Отойдя на полшага в бок, девушка прислонила свою голову к сильному плечу колдуна, прикрывая глаза и не отпуская его руки. Такао неохотно перевел взгляд с Акиямы в сторону цветка, позади которого садилось красное солнце, выпуская после себя нежный малиновый закат. Прерывисто выдохнув чуть громче, чем положено в такой умиротворяющей тишине, колдун обхватил девушку руками и притянул к себе, зарываясь носом в ее волосы и глубоко вдыхая ее привычный кедровый запах. Девушка едва слышно рассмеялась и обняла дзёнина двумя руками за талию, наслаждаясь моментом. Мчав на гончей лошади темного цвета, придерживая одной рукой хрупкое тельце любимой, Такао несся сквозь леса к единственному лекарю, который мог ему помочь. Девушка позади тяжело дышала, едва ли не падая с животного, но крепкая рука дзёнина не давала этого сделать. — Такао, мне больно, оно вырывается. — Девушка ладонью держалась за живот, морщась от неприятного спазма и жжения. — Потерпи, родная, мы уже почти добрались. Чонган поможет тебе и завтра будешь снова бегать и собирать свои любимые камелии, как и хотела. — Было не ясно: утешал колдун девушку или самого себя. Но то, что они почти прибыли к цели — являлось правдой. Сегодняшним вечером Мива узнала какую-то важную и страшную новость от ее семейства, не желая делиться с Такао своими переживаниями. Девушка весь вечер провела в глуши леса, попросив колдуна не следовать за ней и дать время прийти в себя. Конечно, дзёнин переживал за спутницу, но уважал ее предпочтения, поэтому около трех часов, дожидаясь ее, сидел на иголках. Когда на пороге их совместного дома появилась Мива, он мигом оказался рядом. Лицо девушки было в слезах, а руки бешено тряслись. Волосы спутаны, но даже так Такао смог отличить несколько янтарных прядей, которых раньше точно не было. Он заглянул в глаза девушки и остолбенел. Вместо привычных голубых глаз на него смотрел один темно-карий. Он крепко схватил ее за лицо, вынуждая посмотреть на себя. — Мива, что произошло? — дзёнин был не на шутку перепуган внезапным изменением во внешности девушки, хотя до конца надеялся, что это нормально для кицунэ. — Такао, оно жжет. Не моя обычная магия. — Девушка хрипло говорила и только сейчас колдун заметил, что она держится правой рукой за нижнюю часть живота. Он аккуратно положил свою ладонь поверх той, что лежала на животе, несильно сжимая. — Расскажешь, что произошло, позже. Поехали. Они уже около сорока минут скакали к дому единственного знакомого и сильного лекаря, которого знал Такао. Впереди виднелся его хорошо обустроенный дом, и Такао молился всем ёкаям, чтобы фонари горели, а сам хозяин еще не спал. Остановившись у дома старейшина, колдун взял спутницу на руки и быстрым шагом направился к двери дома. Чонган уже ждал их у входа. — Дядюшка Чонган…- лекарь остановил его, поднимая ладонь, и взглядом указал в дом. Они молча прошли внутрь, и, когда Такао положил Миву на татами, Чонган попросил колдуна оставить их и подождать на улице. Нервно ходя из стороны в сторону, дзёнин сводил брови к переносице, сдерживая себя в порыве вбежать в дом после того, как в третий раз оттуда был слышен крик его любимой женщины. Еще больше Такао насторожился, когда абсолютно все звуки утихли, оставляя за собой лишь тревожную тишину. Чонган тихо вышел из дома и закрыл за собой сёдзи, смотря куда-то сквозь колдуна. — Дядюшка, не молчи… Что с ней? — Такао с мольбой смотрел на лекаря, но тот словно не видел его. Лишь спустя пару минут молчания старейшина смог заговорить. — Есть страшная легенда о сильнейших кицунэ, которых постигла тьма в разных ситуациях. Если лиса идет по одному пути, как шла твоя, это не принесет ей вреда. Но если она каким-то образом раскрыла в себе второй путь, беды не миновать. Ты знаешь, что есть на свете жемчужные лисы, и свел свою жизнь с одной из таких, но знаешь ли ты, мой дорогой дзёнин, что существуют янтарные? И если жемчужные лисы являют этому миру иллюзии, не вредя никому, то янтарные сжигают все на своем пути. Огонь — одна из самых опасных стихий, и в неправильных руках эта стихия может разрушить все самое ценное, что существует в этом мире. Немного янтарных кицунэ я встречал, а если и встречал, то открывались они мне только с темной стороны. Как сейчас помню: увидел одну из таких в лесу, стояла в центре выжженных деревьев, морда и живот с лапами были черного цвета, а все остальное рыжее. Думал, может, просто лиса такая, но нет. Выдали ее глаза, что цвета ночи стали при виде меня. Вспыхнула она ярким огнем и исчезла, словно не было ее никогда, но сгоревшая часть леса доказывала, что была там янтарная кицунэ. И тьма поглотила эту кицунэ так же, как твою поглощает сейчас. Пусть медленно, но ее настигнет темная сторона ёкая-кицунэ, и не сможешь ты ничего сделать, кроме как отпустить ее навсегда, дзёнин. Все, что от тебя сейчас требуется — быть с ней рядом. Охранять, не отпускать на чей-то зов, потому что уйдет и пропадет, а когда сам решишь, что пора — отпустишь. — Нет…нет, Чонган. Как же я ее отпущу? — Взглянешь в ее глаза и все сразу поймешь. И Такао понял. В один из таких дней, когда на небе возвышался месяц, его лиса вновь просилась на волю. Прежде золотые волосы теперь были рыжими, а оба глаза поменяли оттенок на карий. Колдун лишь на миг взглянул в эти глаза и увидел в них всю боль и жажду свободы. Увидел сожаление вперемешку со страхом. Увидел грусть и угасший прежде блеск в глазах. Увидел то, чего всегда боялся — ненависть и неузнаваемость. Поэтому, не глядя на, уже не его, кицунэ, широко раскрыл сёдзи, отводя взгляд в сторону и зажмуривая глаза. Миг, и никакой лисы не оказалось в его доме, из-за чего соленая влага побежала по щекам. Он напоследок, будто бы мысленно себя утешая, услышал тихое «Спасибо» и навсегда закрыл свое сердце на замок. Когда-то в его душу попала жемчужная лиса, ставшая для колдуна всем смыслом жизни, но, разбив ее на осколки, вылетела из нее уже будучи янтарной лисой, которую он не смог уберечь от роковой судьбы. Дзёнин упал на колени и посмотрел на сожженные деревья, не веря, что снова допустил появление новой янтарной лисы. А тем временем Кадзу, тихо стоявший в стороне, первый раз увидел то, как его непоколебимый друг невидящим взглядом смотрел на остатки пепла, летевшие по воздуху, и сокрушенно качал головой.