You can see that i hurts, but you don't care, right?

Все вокруг что-то говорят, я едва улавливаю, будто играю за персонажа от 3 лица. Как выйти в главное меню? Это не я слышу, а кто-то другой, лишний в моëм теле. Или, может я и есть лишняя? Меня тошнит, мне кажется, я теряю сознание. Но это не боль, а просто глюки в матрице. Я сама в матрице и, подобно человечку из видеоигры, должна не обращать внимание и идти вперёд. А ведь я могу быть сошедшей с ума, чей мозг просто придумал этот мир, чтобы не вредить сознанию ещё больше, но в этом нельзя убедиться, ведь ты не знаешь, что происходит в головах окружающих и существуют ли вообще вообще эти окружающие и это не глюки. Или я чей-то глюк. Я не понимаю, где я и как сюда попала. Я не знаю, кто все эти люди, сидящие на полу вокруг меня со странными выражениями лиц. Они молчат. Я тоже молчу. Но я не хочу молчать. Пытаюсь сказать что-то, но не могу. Пытаюсь разжать губы, но те будто склеены суперклеем, сшиты золотыми нитями. Боюсь. Страшно. Страшно. Не могу себя контролировать. Не могу говорить. Но говорить – это всё, что у меня есть. Это единственный навык, которым я владею, которым я могу привлекать людей. За всю жизнь я научилась красиво говорить и хорошо шутить. Это очень полезно, особенно когда пытаешься расположить к себе нужных людей. Это был навык, который я оттачивала всю свою жизнь. Придавала мастерство огранке, приближая его к идеалу с каждым днём. Читала много книг, говорила с людьми, составляла в голове монологи перед сном. И сейчас я это утратила. А что, если больше никогда не смогу говорить? Как я буду жить? Как нравиться людям? Перед моим лицом чужие губы. Они двигаются, их владелец что-то говорит. Повезло ему, он может это делать. Я плохо слышу, будто нахожусь под водой или воспринимаю звук через хреновые дешёвые наушники. Губы двигаются всё быстрее с каждой секундой, с каждым новым словом. Красивые губы. Пухлые, с опущенными вниз угольками, накрашенные светло-коралловой помадой. Очень, невероятно красивые и изящные. Знакомые. Очень знакомые. Я видела их так много раз. Но где? Скольжу взглядом по лицу выше. Нос. Аккуратный, аристократичный, можно сказать. Длинный и прямой. А выше глаза. Большие, блестящие, цвета зелёного чая, обрамлённые длинными светлыми ресницами. Пытаюсь сфокусировать взгляд. Лицо. Идеальной овальной формы, идеально-симметричное, идеально-белое. Я узнаю его. Это Клэр. Клэр, моя Клэр, красивая до ужаса. Изящная, благолепная, богоподобная. Моя Клэр. Смотрю ей в глаза. Глубокие, как два прозрачных чистых озера, полупустые и опьянелые, только-только начавшие трезветь. Шепчу зачарованно: — Клэр. Но что-то не так. Тонкие брови сердито опускаются, глаза медленно звереют, словно дикие собаки, на чью територию нагло посягнули. Клэр злится. Говорит что-то. Не слышу. Плохо. Больно. Хочу услышать её голос. Сейчас. Почему не могу? Что со мной? Кто я? Зачем я здесь? Что это за место? И как я сюда попала? Внезапный звон в ушах разрубает мою частичную глухоту в миг. Звон пронзительный, громкий, острый. Чувство, будто заточенная спица вонзается в правое ухо и выходит из левого. Но постепенно звон утихает и на смену ему приходят другие звуки. Гул кондиционера. Дыхание людей. Жужжание мух, заполоняющих комнату. И голос. Высокий, хрустальный и чистый, чуть-чуть сердитый, но от того не менее прекрасный. Голос Клэр. У меня уходит немного времени, прежде чем из общего гудения я успеваю уловить её слова и их смысл. Она тараторит что-то вроде: "Господи, наконец-то". Не сдерживаюсь и улыбаюсь во весь рот. Прикрываю глаза и позволяю её голосу окутать меня. Пару мгновений сижу молча и без движений, наслаждаясь любимыми сладкими звуками. Открываю глаза и осматриваю комнату. Пустые пакетики из-под кокаина на полу, другие, ещё полные рядом с ними, куча пустых бутылок из-под коньяка. Ободранные котом обои, облезлый чайник у розетки на табуретке, открытая коробка конфет. Люди – донельзя худая длиноволосая девушка в гигантском свитере в углу жмется к стене, двое очень похожих друг на друга мужчин лет сорока лежат на полу, женщина средних лет топлес в кресле, молодой полный парень в позе лотоса почти что под столом, и девчонка лет шестнадцати в чёрном с готическим мрачным макияжем. Ох. Это зеркало. А девчонка – это я. Клэр треплет меня за плечо, что-то торопливо шипит. Вроде: "Лидия! Лидия! Лидия!" Что это? Такое красивое изящное сочетание звуков, тягучее и аппетитное, словно густой прозрачный поблескивающий на солнце мёд, словно вкусная сладкая бледно-золотистая карамель. А, точно. Это моё имя. У меня красивое имя. Я вспоминаю, я всегда гордилась им. "Лидия! Лидия! Лидия!" – продолжает Клэр. Торопливо реагирую, чтобы остановить её, выдаю единственное слово, которое пока могу выговорить: — Да... Клэр заметно успокаивается, расслабленно отстраняется, автоматизированным движением поправляет съехавший с плеча полупрозрачный белый кардиган, открывающий тоненькую бретельку облегающего короткого платья. — Что, пришла в себя? — спрашивает она немного резко, пусть по ней и видно, что она волновалась. Выдавливаю первое, что приходит в голову: — А ты? Она некоторое время молчит, глядя мне в глаза, а после отвечает: — Я да. А вот они, — она указывает глазами на других людей, — нет. И нам это на руку. Клэр вскакивает на ноги резко и резво, грубо и сильно хватает меня за запястье и тянет за собой вверх, рывком ставя на ноги. Я покачиваюсь, но тут же срываюсь с места вслед за ней. Она шепчет: — Надо линять, пока близнецы не проснулись, я не хочу платить за наркоту натурой опять, — и тащит меня к двери, по пути хватая сумку. Беспрекословно следую за ней, пусть рука немного болит. Скоро я окончательно приду в себя и мне станет невероятно стыдно за то, как я позволяла с собой обходиться и что за мысли были у меня в голове после трипа, но это потом. Сейчас Клэр права, надо валить, пока братья не оклемались. В прошлый раз было не очень приятно. Дверь захлопывается за нами. Мы выходим на улицу.