Громкие голоса людей обволакивали, погружали в транс бездумного предвкушения уже которого за последние года выхода на сцену. Какой-то очередной фестиваль, без выхода мировых звёзд который уж явно не мог обойтись, зацвёл яркими огнями и бурными овациями переполненного зала. До выхода молодого ведущего оставалось совсем немного — от силы пять-шесть минут. И по одному только виду разодетого в пестрый костюм мужчины, по дрожащим от волнения пальцам и судорожно повторяющим вступительную речь губам было ясно — для Рима это шоу было очень важным.
Все это понимали, кроме привыкших к подобному течению обстоятельств людей.
Лениво тонкие струны перебирались подушечками, глаза то и дело догоняли длинную стрелку, что тяжелыми ударами отбивала каждую новую секунду. Барабанные палочки лежали нетронутыми, будто смысла их существования сейчас в принципе не было. И светлые пряди волос накручивались на пальцы, с каждой минутой все больше и больше норовясь вырваться из кожи головы.
Вокруг творился настоящий хаос. Молодые визажистки щекотали и без того идеальную кожу кисточками, а организаторы бегали из угла в угол, раздражая компанию одними и теми же вопросами, ответ на которые знал только тот, кто сейчас, как ни странно, в компании друзей не находился.
Звонить или хотя бы писать смысла не было, значок «в сети» не появлялся с четырёх утра, да и телефоны остались в гримерке. Лео в принципе затерялся среди длинных коридоров, дожидаясь виновника мировой трагедии недалеко от входа и то и дело успокаивая и без того равнодушных ребят своими взглядами.
За последние пару недель все уже привыкли к резким изменениям режима дня фронтмена. Если раньше репетиции или другие обыденные дела начинались ранним утром, то теперь вытащить не выспавшегося парня из кровати можно было только ближе к обеду. И даже сейчас, когда стрелки отбивали уже шестой час, а огненный шар прятался за бесконечным горизонтом, успокаивающей улыбки мужских губ по близости не наблюдалось, и ребята кривили недовольные гримасы, изредка подбадривая друг друга уверенностью в том, что Дамиано ещё не съехал с катушек.
Но, кажется, уже было поздно. В момент, когда приятный голос ведущего, наконец, начал свою короткую речь, а зал взорвался радостными визгами, взволнованные организаторы разлетелись в стороны, пропуская вперёд стремительно шагающего парня.
Карие радужки издалека казались красными, будто места крови в венах уже не хватало. А оно и не было странным, парочка бутылок крепкого алкоголя сделала своё дело, вытеснив из организма всё, что предыдущим вечером закипало в сосудах вместе с разумом. Дамиано окинул взглядом нервных друзей, хватая в напряжённые пальцы ни в чем не повинный микрофон, и спокойно встал рядом с компанией, будто за его опоздание их кулаки не чесались.
— Я даже не буду спрашивать, — строго произнесла Виктория, закатывая глаза, — спасибо, что хотя бы успел за кулисы, а не выбежал сразу на сцену.
— Пожалуйста, — бросил фронтмен в ответ, встряхивая уставшие ноги, — все для тебя.
Ребята удивленно переглянулись, не роняя ни слова в сторону странного поведения своего друга, ведь по его выражению лица было ясно, что прошедшая ночь, скорее всего, как и всегда, прошла без здорового сна, и теперь Дамиано не был настроен даже на бессмысленный разговор. Запах алкоголя, перемешанного с едким табаком, чувствовался, казалось, на самых последних рядах зала, затуманенный взгляд метался по серым стенам, будто ища точку опоры, а руки предательски дрожали, нагоняя на сознание печаль.
Именно таким он и был последнее время — не выспавшимся, злобным, не готовым активировать каждую клетку своего тела перед серьёзным делом. Но сейчас в зрачках плясала необычная для него потерянность, какая-то даже обида, будто вот-вот и он, как маленький ребенок, надует губки и засядет в самый дальний угол, чтобы никто не видел проблескивающие на глазах слёзы.
Как жаль, что понимал это только один.
Известное всем название группы вырвалось из уст собравшегося ведущего, и тот удалился со сцены, пропуская на своё место четырёх счастливых друзей. Зал взорвался овациями, тонкий пол трещал под радостными прыжками зрителей, пока группа настраивалась к началу, одаривая друг друга взглядами, полными уверенности в своём деле.
Как жаль, что понимали это только трое.
Музыка полилась, струны затрещали, барабаны задали нужный ритм, и вздрогнувший голос пропел первую строчку полюбившейся всеми песни.
«For your love»? Ха, иронично.
Какая к черту любовь, когда сердце разрывается на части от каждого произносимого слова. Хотел поиграть в серьёзные отношения, зная, что со всеми хлещущими в голове чувствами одержит победу, но так неожиданно получил нож в спину, откатываясь на уровень назад.
Сейчас мысли явно были далеко от громадного зала, крутились вокруг женского образа, зарывались в золотые пряди волос, тонули в зелёных радужках хитрых глаз. Её не было здесь, рядом с ним,
физически уже бесконечные сутки, а морально — всю неделю.
Все семь дней, что она плавала в его мыслях, касалась тела во снах и щебетала по телефону, оказались глупой иллюзией, уверенность в которой наглухо засела в самой глубине искалеченной души.
Руки дрожали, чуть ли не ломая стойку для микрофона пополам. Пересохшая кожа губ трещала от того, как истерзанные связки вырывали из организма всю боль. Как будто по ним провели заточенным ножом, отчего голос срывался на крик, а вызубренные до костей слова песни путались между собой, ядовитыми ухмылками крутясь перед глазами.
Всему виной была она — Вивьен О’Доннелл, застрявшая в сердце и колющая его изнутри своими поступками.
Ради ее любви он был готов на всё. Ломать преграды ненависти в общении, разрушать собственные принципы, растаптывать себя и свои желания, лишь бы ощущать её маленькую ладошку в своей руке. Да, черт возьми,
каждый миг его жизни был связан с ней.
И теперь ещё и ее ложью, что так болезненно перерезала всё умиротворённое течение чувств, оставляя на теле заметные только им обоим следы.
Она царапала вину, он заклеивал раны обидой.
И, может, сейчас, будучи окружённым визгами довольных фанатов, что под влиянием любимой группы не обращали внимание на серьёзные запинки и ошибки в исполнение фронтмена, отголоски обиды и пожирали организм изнутри, но ненависть к самому себе истошным воем рвалась наружу.
Послал к черту? Молодец, Дамиано, пробил и так дырявое дно своими словами.
Устал от неё? Да кому ты врешь, парень, все что потребуется готов будешь отдать, лишь бы увидеть ее сейчас в первом ряду мрачного зала.
Там, на узкой дорожке, крутится Лео, щёлкая вспышкой фотоаппарата, грозная охрана следит за порядком в безбашенной толпе, и парочка друзей пританцовывает в такт музыке. А она должна стоять позади всех, в упор смотря в твои глаза, и еле напевать те слова, что сейчас ты посвящаешь ей одной. И по медленным движениям манящих губ пробивать твой разум светлыми воспоминаниями, что превратили каждую строчку твоей песни в реальность.
Но ее там нет, только чужие взгляды молодых девиц, что своими соблазнительными ухмылками желают оказаться на месте той, кто
стал вдохновением для этой песни.
Той, кто сейчас, скорее всего, сидит в крошечном номере неприятной гостиницы, тихо роняя горькие слёзы на трясущиеся колени. Или, может, уже давно едет в аэропорт, желая как можно быстрее покинуть обитель издевательств над собственной жизнью. Так странно исполнять сейчас песню перед огромной аудиторией фанатов, прокручивая в голове неверные предположения.
Так странно чувствовать себя идиотом после всего случившегося.
Три песни, каких-то десять минут пребывания на сцене, пролетели незаметно для каждого находящегося в зале человека. Фанаты уже буквально истерили, будто надеясь услышать ещё парочку треков от своих любимых музыкантов, но все тот же ведущий, быстрыми шагами выйдя на сцену, вежливо поблагодарил группу за выступление и принялся объявлять следующих участников.
Трое друзей, чуть ли не хватаясь за руки, вприпрыжку направились к темному выходу со сцены, радуясь предстоящему вечернему отдыху и прощаясь с многочисленными зрителями. А Дамиано, все ещё пребывая в своих глубоких мыслях, даже не заметил, как его выжатое приключениями тело плюхнулось на мягкий диванчик в гримерной, вытягиваясь во всю длину, пока плавающий в тумане голос Виктории прокалывал мозг острыми замечаниями.
И рука самопроизвольно потянулась за телефоном, открывая такой нужный в этот момент чат, и пальцы уже стало быть приготовились напечатать незамысловатую фразу, что он отправлял ей всегда после возвращения со сцены, но что-то тяжелое в груди буквально заблокировало мозг, и телефон вернулся на прежнее место.
Она не была в сети с вечера. Вероятно, все-таки забыла поставить телефон на зарядку, а, может, просто не хотела обозначать своё присутствие рядом. Впрочем, сейчас сознание и без догадок происходящего больно распирало виски, и Дамиано закрыл глаза, заламывая собственные пальцы.
— …да все и так уже всё прекрасно знают, — фыркнул Томас в дальнем углу комнаты, на что фронтмен приподнял голову, оглядывая друзей, — они узнают о наших перемещениях по миру задолго до того, как об этом узнаём мы, ничего удивительного.
— Ага, сегодня мы вообще должны быть в Майами, — усмехнулась Виктория в ответ, поправляя светлую шевелюру гитариста, — как тебе, Томас, голову не печёт?
— Немного, знаешь, жарковато, конечно, — наигранно задумался парень, прикладывая палец к подбородку, — думаю, следующей точкой нашего пребывания сегодня должен быть
Париж. Туда не так долго лететь, никто не удивится, как мы так быстро перемещаемся.
Ребята продолжили бурные обсуждения, в головах пытаясь вычислить точное время перелёта в разные точки мира, а Дамиано не на шутку напрягся.
Тот город, в которым они с группой бывали уже очень много раз, и даже до всемирной славы, теперь значил для него чуть больше, нежели раньше.
Потому что там он испытал весь спектр эмоций при общении с солнечной, начиная от и так имевшейся ненависти и заканчивая теми чувствами, что сейчас скребли грудную клетку. И как бы по-детски или, может, банально это не звучало, но Париж занял в его сердце отдельное место, потому что именно там, наконец, разрушились все мешающие принципы.
А сейчас нервы снова раздражились, и Дамиано отвернулся лицом к стене, закрывая голову снятым пиджаком. Хотелось провалиться в глубокий сон, чтобы не слышать и не ощущать ничего. Хотелось остаться в одиночестве в этом маленьком помещение, но наедине со своими мыслями было ещё тяжелее.
Просто хотелось к ней.
— Кстати, я ещё вчера наткнулся на один пост, — заговорил Итан, выискивая что-то в телефоне, — все-таки умудрились поймать момент…
— Ты о чем? — напряглась бассистка, стирая с глаз макияж.
Барабанщик прокрутил ленту сохранённых постов, поворачивая телефон к друзьям, и ребята облегченно выдохнули, рассматривая расплывчатый кадр.
— А, ну так, это уже не первый раз, — отмахнулась Вик, — думаю, и по предыдущим фоткам все стало ясно.
— Не знаю, не знаю… — задумался Томас, всматриваясь в экран, — за ручки держатся, голубки…тут даже комментарий такой есть.
— А ручки-то отсохли, походу, — ухмыльнулась Виктория, направляясь в сторону дивана, — Дамиано, ты живой там вообще?..
В ответ на переживания бассистки фронтмен лишь беззвучно промычал, ещё сильнее укутываясь в толстую ткань. Желания получать бесчисленное количество вопросов по поводу его состояния не было, да и, к тому же, вдаваться в подробности случившегося ему тоже не особо хотелось, потому что воспоминания и так мучительно плавно растекались по оргазму, и вырывать их наружу было бы слишком больно.
— Тебе не мешало бы предложить Вивьен переехать к тебе, — заявила Виктория так, словно только что доказала мировую гипотезу, — с таким режимом ты начнёшь считаться алкоголиком на фан-аккаунтах.
— Ага, обязательно предложу, — съязвил парень куда-то в спинку дивана.
Ребята напряглись, переглядываясь друг с другом, но промолчали, смахивая грубость друга на его вселенский недосып. Конечно, судя по тому, как он нёсся по длинному коридору в сторону сцены, как путался в заученных словах песни и оглушительно громко хлопнул дверью, было более чем очевидно, что всю прошедшую ночь он провёл не один. И сколько бы раз они не пытались донести до него и так ясную правду, каждый раз он, как в первый, отмахивался.
— Но фото, кстати, красивым получилось… — встрял рассматривающий кадр Итан, подходя ближе к друзьям, — такие милые и счастливые, а подпись… И многие, между прочим, узнали Вивьен и…
— Покажи! — неожиданно воскликнул недавно умирающий Дамиано, подлетая с дивана и хватая телефон друга в руки.
Затуманенные сном и горем зрачки пробежались по незамысловатой строчке, врезаясь в самый обычный, даже немного размазанный кадр двух держащихся за руки влюблённых. Десятки тысяч лайков, и горло начинает скрестись мыслями. Сотни комментариев, и дрожащие пальцы прокручивают разного рода оценку выбора девушки любимчиком всех фанаток группы.
Такое личное фото, такие обсуждаемые отзывы.
Гнев влюблённых в известного красавчика фронтмена девушек на, оказывается, не самую лучшую для него даму сердца, радость за выглядящую счастливой парочку, нейтральное мнение, пропитанное отвращающей завистью.
Плотным кольцом многочисленные слова сжали мозг, вызывая внутри организма совершенно разные эмоции, что за толстой оболочкой полного равнодушия уже болезненно царапали тело. Дамиано был не из тех, кто прислушивался к чужому мнению в социальных сетях, делая для себя самого какие-либо выводы, но сейчас, как ни странно, после всего пережитого глаза начало неприятно резать.
«Я даже не могу передать словами, что чувствую при виде этого шикарного фото. Я так рада за ребят и за их отношения. Прекрасно знаю эту девушку и восхищаюсь её стойкостью после всего пережитого, она действительно заслуживает этой любви, и я уверена, Дамиано сможет показать ей, что такое настоящее счастье.»
Но ты же устал, да? Устал доказывать ей свою любовь, устал учить её жить, устал тянуть зашедшие в тупик отношения.
«Она так смотрит на него…»
Глазами, полными счастья. Одним своим горящим взглядом незаметно для других благодарит тебя за ту поддержку, что для тебя была самым простым выражением любви, а ей казалось смыслом жить дальше.
«Ох уж эти папарацци, зачем выносить чужую личную жизнь на всеобщее обозрение?»
Затем, чтобы сейчас ты, наконец, дал волю чувствам.
«Да ладно вам, тайное всегда становится явным, но подобные мелочи не разрушат отношения, если в них царит настоящая любовь.»
Тайное всегда становится явным. А явным сейчас стала только ложь.
Как и чувства всплыли на поверхность, как и желание вернуть все на свои места сорвало тело с места.
…
Яркий представитель самой тяжёлой стадии биполярного расстройства медленно шагал по длинной лестнице, крутя в пальцах связку гремящих ключей. А все потому, что обдумывающееся уже второй час решение никак не принималось уставшим мозгом.
После того, как телефон Итана с открытыми под постом комментариями вернулся к хозяину, а напуганная Виктория положила руку на дергающееся плечо, будто через тактильную связь пытаясь понять, что происходит в организме застывшего в пространстве друга, фронтмен буквально вылетел из небольшой гримерной,
смело направляясь навстречу своему счастью.
Только вот теперь уверенность в своих действиях и планах заставляла Дамиано сильно засомневаться, и мысли метались между желанием разорвать в клочья все недавние обиды и попытками наглухо засесть в собственных переживаниях, продолжая мучать самого себя. И если ещё в такси он старался взбодриться, чтобы как можно скорее переодеться в более комфортную одежду и направиться в сторону ненавистной гостиницы, то сейчас тело буквально отказывалось слушаться мозг, мечтая просто провалиться в сон и забывать обо всем.
Ступенька за ступенькой мелькала перед красными глазами, ведя фронтмена к пустой квартире, воздух в которой все ещё удерживал запах её присутствия в ней, но в тоже время нотками крепкого алкоголя и дыма сигарет напоминал, что не было её рядом уже очень давно.
Ключи звякнули, стуча по железной поверхности двери и открывая перед Дамиано обитель его вечного одиночества. Как всегда темно и холодно, не из-за открытого настежь окна, а из-за пустоты внутри, на которую сейчас затуманенный разум даже не обратил внимания.
И чем-то до боли родным повеяло из самой глубины квартиры, и в конце длинного коридора мигнул приглушённый свет.
Дамиано громко фыркнул, ругая самого себя за оставленную включённой лампочку, и скинул с ног тяжелые ботинки, шаркающими шагами направляясь на кухню. Свежая вода не помешала бы разогнать плотные раздумья, все ещё не ставящие жирную точку на принятом решение, и парень завернул за угол, внимательно рассматривая плиточный пол под ногами.
— Привет…
Голос её теперь мерещится, что ли…
Маразм или…
— Твою мать! — испуганно воскликнул, отпрыгивая назад и врезаясь спиной в угол стены, — ты меня напугала…ты как тут оказа…это ты?..
Да-да, она. Сидит за кухонным столом, заламывая собственные пальцы до хруста костей, и смотрит куда-то вперёд, точно не видя ничего перед глазами.
— Да, хотела взломать сейф и убежать с пару-тройкой миллионов долларов, но не успела… — попыталась разрядить обстановку девушка, на что Дамиано удивленно нахмурился, — ладно, прости…
Взгляд тусклых радужек переместился с поверхности стола на стоящего в проходе парня, и он замер на месте, боясь пошевелиться или даже вдохнуть, потому что тело пробило мощной волной электрического разряда.
Её глаза были настолько красными, что, казалось, каждый сосуд она буквально раздирала своими собственными руками. Опухшая, до жути заплаканная, трясущимися пальчиками перебирала маленький кулончик в виде бабочки, будто он наполнял ее тело силами, что так нужны были для этой встречи.
Но парень не хотел видеть этого, потому что было больно, потому что сердце заныло еще сильнее, выпрыгивая за грудную клетку, и он перевёл внимание на фильтр с прохладной водой, разворачиваясь к девушке ушибленной спиной.
— Дамиано, поговори со мной… — жалобно протянула Вивьен, медленно поднимаясь со стула, — я прошу тебя…
Молчал. Взгляд въелся в стену, пока мозг прокручивал любимый голос в голове, а рука зависла в воздухе, благо, вовремя отставляя в сторону фильтр с водой.
— Мне нет оправдания, я знаю… — уже чуть более уверенно заявила солнечная, становясь в шаге от мужской спины, — но я хочу, чтобы ты хотя бы знал, почему я ничего не говорила.
После бессонных суток голос уже совсем осип, ломаясь ещё сильнее от каждого выдавливающегося через силу слова. Вивьен боялась дотронуться до него, будто от одного касания он растворится в тумане перед зрачками, но руки предательски подрагивали каждый раз, когда закрытые тонкой майкой мышцы спины гуляли под кожей.
— Точнее, я хотела сказать, но не знала, как выразиться, чтобы ты не считал… — прервалась, опуская взгляд в пол, где босые ноги уже еле удерживали тело, — не считал меня чересчур проблемной.
В помещении было мрачно, но слёзы на женских глазах искрили разноцветными бликами. А Дамиано все также стоял молча, изредка перекатываясь с одной ноги на другую, и смотрел на стену перед собой, заглушая внутренние ощущения плотно сжатыми кулаками.
— Меня тогда переклинило очень сильно, — тоскливо ухмыльнулась Вивьен, опираясь рукой на столешницу, — даже Адриане ответить не смогла… А потом все как-то закрутилось, и я подумала, что смогу решить вопрос с жильем, пока вас не будет, но не подумала, что ты в любом случае узнаешь правду.
Женские пальчики едва ощутимо дотронулась до мужской руки, что удерживала облокачивающееся на неё тело, но с места он так и не сдвинулся, продолжая ощущать жизненно необходимые касания и тупо смотреть в одну точку.
— А вчера ты был поразговорчивее, — вздохнула Вивьен, резко убирая руку с каменной поверхности, — ладно, значит помолчим, я все равно не уйду.
Послышался скрип стула по плитке и звонкий щелчок зажигалки. За сутки они оба выкурили больше положенного, и сейчас в унисон скривились от едкого запаха табака, плавно вытекающего из женских уст. Тонкая сигарета тлела, яркими огоньками плясала перед уставшими глазами, отчего тяжелые веки прикрылись в блаженстве, пропуская клубок дыма в изнывающие лёгкие.
— Не найдётся лишней сигаретки?..
Ему всегда отдаст последнее.
— Только эта… если не боишься заразиться странным поведением, можешь взять.
Уже заразился.
Дамиано ухмыльнулся, прокручивая в голове их же процитированные слова, после которых, когда-то, и началась кровавая бойня двух отрицающих чувства сердец, и медленными шагами подошёл к небольшому столу, усаживаясь точно напротив девушки.
— Боюсь, что ты снова обведёшь меня вокруг пальца, — принял сигарету из женских рук, зажимая трубочку язвительной улыбкой.
— Я видела сегодняшнее выступление, и ты спел просто отвратительно, — серьезно заявила Вивьен, складывая руки на груди, — позор, Дамиано, так искусно облажаться даже я бы не сумела.
Парень замер, сквозь полумрак кухни всматриваясь в прыгающих по зелёным радужкам чёртиков, и бровь выгнулась в немом вопросе, когда уголки искусанных женских губ поползли вверх.
— Я больше не буду тебе лгать, поверь, — отточила солнечная, склоняясь над поверхностью стола, — честное блядское с шпилькой в твоей морковке.
Это так в их стиле…
Накалённая до предела обстановка вмиг разрядилась, расслабляя два тела. Возможно, со стороны они выглядели более чем странно: до ужаса уставшие, с отёкшими лицами и растрёпанными волосами, все ещё держащиеся поодаль друг от друга и смеющиеся над какой-то совершенно глупой шуткой, смысл которой понимали только они. Но все эти слова, пропитанные ядом взгляды и немой диалог сердец казался таким родным, что смело можно было добавлять в мировой словарь новый язык —
язык любовной ненависти.
— Узнаю свою Вивьен… — ухмыльнулся фронтмен, возвращая сигарету её хозяйке, — тебе до дома такси вызвать или пешочком пройдёшься?
— Да тут не так далеко, в принципе, — улыбнулась девушка, вставая из-за стола и направляясь вглубь длинного коридора, — правда, есть одна проблема…
Дамиано последовал за солнечной, внимательно наблюдая за плавными движениями изгибов женского тела, и зажмурился, когда яркий свет просторной спальни неожиданно обжег глаза.
— Какая? — скривился, еле поднимая спасающие зрачки веки.
— Тебе придётся освободить мне нижнюю полку, — пожала плечами Вивьен, усаживаясь на забитый вещами чемодан, — до верхней я не дотягиваюсь…
Оживленные радужки зелёных глаз стрельнули в стоящего в проходе парня, и, казалось, он практически растаял под влиянием разума своей возлюбленной. Всю прошлую неделю она была не такой, какой он привык видеть её: закрыта в себе, словно забита в угол собственными руками, неприятно молчаливая, будто боящаяся сказать лишнее слово, дабы не вывалить всю правду наружу. А сейчас…
Сейчас такая привычно открытая, по-домашнему лёгкая и соблазнительно закручивающая небольшую прядку золотых волос на тонкий пальчик. Все, что было нужно ему последние сутки.
Наиграно цокнув языком, Дамиано резкими шагами подошёл к девушке, ухватываясь за её запястье и потягивая на себя. И Вивьен, как и всегда, послушно прижалась к желанному телу, носиком утыкаясь в крепкую мужскую грудь.
— А ещё, я давно хотела сказать, что у тебя просто неимоверный бардак, Дамиано, — строго указала девушка, немного отстраняясь от возлюбленного и замечая перемешанное с удивлением раздражение в его глазах, — ладно, согласна, перебор с правдой.
Дамиано снова ухмыльнулся, еще крепче прижимая женское тело к своему, будто закрывая её от всего того ужаса, что ей пришлось переживать даже последние несколько дней. Этих нежных объятий им и не хватало, и они оба отчаянно искали в уединении то самое успокоение, что уже с первой секунды встречи в квартире фронтмена медленно разливалось по дрожащим венам.
— Шутки шутками, Вивьен О’Доннелл, — неожиданно жестко заявил фронтмен, отчего его голос пробил в солнечной лёгкие волнение, — а теперь серьезно.
Что может быть серьезнее той любви, что сейчас переполняла тела? Пожалуй, только тот самый разговор, те замечания и наставления, которые он рано или поздно должен был озвучить. Все то, что она уже не раз слышала от него в свою сторону, и каждый раз и стыдилась, и боялась принять к сведению снова.
— М? — скрывая своё лицо от взгляда карих глаз, незамысловато поинтересовалась Вивьен.
Но Дамиано положил ладони на порозовевшие щеки возлюбленной, приподнимая её голову и пробивая насквозь чужие зрачки своим строгим взглядом.
— Я отдам тебе всего себя и всегда буду рядом только в том случае, если ты пообещаешь мне… — на миг остановился, прищуривая глаза и внимательно следя за девушкой, — показать, как ты
вскрыла замок на этой чёртовой двери.
И на его сердце.
Снова.
