Яркие солнечные лучи освещали узкие улочки утреннего Рима, проникая за прозрачные оконные стекла многочисленных квартир. Пахло свежестью и крепким кофе, а прохладный ветерок, колышущий массивные шторы, обдувал разгоряченные открытые участки кожи, и руки натянули мягкое одеяло на голову, что готова была разорваться на тысячи мелких осколков от гудящей внутри боли.
Прикрытые веки наполнились красными пятнами из-за яркого освещения, за пределами белоснежного укрытия послышались тихие шаги. Девушка медленно подошла к широкой кровати, крепко удерживая в руке высокий стакан с мутной жидкостью, вероятно, пропитанной горьким лекарством, и села на край постели, слегка тормоша мужское тело свободной ладонью.
— Дамиано, уже третий час дня, — протараторила она, откидывая в сторону воздушное одеяло.
Фронтмен скривил недовольную гримасу, резко переворачиваясь на другой бок, и снова натянул тёплую ткань на тело, бурча что-то неразборчивое в подушку. Голова ныла нещадно, каждый шорох эхом отдавался в ушах, беспокоя извилины мозга, а тихий голос продолжал щекотать раскалённые нервы бесконечными уговорами.
— Ещё пару минуточек, Ви, пожалуйста… — жалобно заныл парень, отодвигаясь на расстояние от касающейся его тела через одеяло руки.
— Какие пару минуточек, Дамиано Давид, ты совсем охренел?! — воскликнул женский голос, пробивая разум осознанием происходящего.
Это не та Ви.
Фронтмен резко стянул одеяло до самых ног, приводя корпус тела в сидячее положение. Вокруг — просторная светлая комната, знакомое кресло леопардовой расцветки и висящая на стене гитара. Внутри — безумная жажда и полное беспамятство.
Дамиано оглянулся по сторонам, фокусируя смазанный взгляд на интерьере комнаты, и посмотрел на девушку, чьи светлые волосы были собраны в небрежный пучок, а лицо заливалось кровью от злости. Виктория, раздраженно закатив глаза, протянула другу стакан с жидкостью, и тот залпом опустошил содержимое прозрачного стекла, возвращая активирующий жизнедеятельность организма предмет обратно в чужие руки.
— Я даже спрашивать не буду, по какой причине ты пьяный в хлам завалился ко мне в квартиру в три часа ночи! — строго проговорила басистка, протягивая фронтмену мятую футболку. — тебе крайне повезло, что твое тело я не приняла за неизвестного мне алкоголика, и уложила спать.
Твердость ее голоса заставляла стены комнаты дрожать от страха той ярости, что она выплёвывала из себя с каждым словом. Это был не первый раз, когда Виктория выручала своего, пожалуй, самого близкого друга в подобной ситуации, и злилась она каждый раз безумно, но…
Огонь в голубых радужках потух, а брови нахмурились в испуге, когда она заглянула в чужие глаза и не увидела там ничего.
Пустой взгляд, направленный в одну точку на собственные руки, что неистово тряслись, будто что-то внутри скребло сердце.
Она видела его во всех возможных состояниях: и в безумной радости, и в пьяном угаре, и в горьких слезах.
Но не видела его
разбитым.
Собственными руками.
— Эй, что случилось?.. — тревожно поинтересовалась светловолосая, нежно касаясь мужского предплечья ладонью. — Дамиано, не молчи… пожалуйста…
Парень прикрыл веки, тяжело выдохнул, будто последние несколько минут пробуждения и вовсе не дышал, и перевёл взгляд в глаза подруги.
И прозрачная слеза обожгла небритую кожу щеки.
— Я все разрушил, Вик…
Своими словами перерезал те тонкие нити, что кое-как служили опорой сложных отношений.
Те долгие полгода мучений нужны были для того, чтобы в один миг сломать крепкую любовь.
А ей всего лишь-то нужна была поддержка. Радость в глазах и безумное счастье за то, что те шестнадцать лет страданий не прошли даром.
А теперь страдает он.
И все эти мысли так неприятно закрутились в черепе, осознание собственной глупости ударило в самое сердце, и Дамиано резко прильнул всем телом к Виктории, оказываясь в ее тёплых объятиях.
Он помнил все, хоть и напивался всю ночь до беспамятства, желая тем самым вытеснить тугую боль из груди. И двадцать минут бесконечный поток речи, перемешанный с глухими всхлипами и грузным рыданием, выливался из мужских уст, пока он без остановки рассказывал каждую деталь в мельчащих подробностях.
Как несколько недель подряд раздумывал о смысле этих отношений, сомневался в возлюбленной и ругал самого себя за подобные мысли, как принял решение навсегда забыть о неоправданных догадках, как предложил продлить бесконечность, а она согласилась.
Как прочитал те три строчки письма, как сложил общую картину в голове, как разбил ее раненное сердце.
— Ты… — запнулась Виктория, прокручивая в голове все сказанные другом слова. — зачем ты так с ней?..
Парень устало помотал головой, чувствуя, как внутри стало будто чуть легче после излитой подруге души, но ком в горле, кажется, наоборот расширился от осознания своего же поступка, неприятно распирая глотку.
— Верь или нет, но я не знаю, Вик… — прошептал Дамиано, печально улыбаясь своему отражению в настенном зеркале. — я испугался, наверное, что она уедет, потому что не хотел ее потерять… Меня выключило, я не понимал, что говорю, а, главное, зачем… Я ведь решил, что это не так, что все по-настоящему. А потом это письмо, и она опять молчала…
— Она сложный человек, Дамиано. Мне кажется, ты и сам это прекрасно понимаешь, — вздохнула басистка, всматриваясь в карие глаза. — но она не способна так поступить с тобой, потому что ты дал ей глоток свежего воздуха.
Она вдохнула свободу.
— Да, она тогда не сказала, что больше не живет дома у Адрианы, потому что пообещала тебе забыть о своём прошлом и хотела сдержать слово, — продолжала девушка. — и она справилась с этой задачей. Ты даже не представляешь, что та дрянь наговорила ей в тот вечер, любой другой сошёл бы с ума без поддержки, но она не хотела снова расстраивать тебя.
Она пережила это сама без слез и истерик, как и обещала.
— Ты не видишь со стороны, как сильно она тебя любит, — и снова электрический разряд в теле. — ты же единственный близкий ей человек, она до сих пор живет, потому что хочет этого ради тебя одного, потому что этого хочешь ты.
Она уже больше, чем просто возлюбленная — она часть тебя.
— И ради тебя одного она приняла решение отказаться от той цели, из-за которой когда-то сломала позвоночник, лежала в коме, да, черт возьми, заново училась ходить, но продолжала безжалостно мучать себя… — закончила Виктория. — а ты все ещё сидишь тут.
Она оказалась сильнее тебя.
И Дамиано резко вскочил с кровати, наспех натягивая на ватное тело мятые после ночных приключений брюки. Было совершенно плевать на внешний вид, желающий оставлять лучшего, на испуганных соседей, провожающих взглядами мчащегося по лестничным пролётам парня, на пожилого водителя такси, что несколько раз пробурчал что-то вроде «я приехал по-другому заказу».
Тело послушно выполняло приказы протрезвевшего мозга, руки тряслись неистово, пальцами набирали вызубренный до костей номер с ее именем и красным сердечком рядом.
Банально, но так плевать.
За тонированными стёклами проносился трепещущий город. Погода играла злую шутку, радуя жителей и туристов яркими лучами солнца, но заполняя мужской организм кромешной тьмой.
И в голове крутилась только она мысль — лишь бы она взяла трубку, нажала на ту кнопку и просто молчала в ответ.
Он бы слышал ее дыхание, действующее сильнее любого успокоительного.
Но тяжелые гудки на другом конце провода эхом отбивались по черепу, и пальцы сдавливали корпус телефона так, что ещё немного, и тот покрылся бы заметными трещинами.
Такси остановилось возле подъезда, Дамиано швырнул пару немалых купюр куда-то вперёд и вылетел из чёрного салона, чуть ли не оглушая весь город хлопком задней двери. Один брошенный взгляд на окно пятого этажа, где плотная штора закрывала происходящее внутри.
Ноги спотыкались, путались между собой, прохожие разбегались в стороны от громких ругательств фронтмена, что нёсся к железной двери подъезда, бешено роясь в карманах в поисках связки ключей.
Нажатие на кнопку, короткая мелодия разблокированной двери, будто бесконечное количество лестничных пролётов с препятствием в виде узких ступенек.
И Дамиано на миг замер перед дверью собственной квартиры, а воспоминания врезались в разум, запрещая телу двигаться дальше.
Когда-то давно он точно также стремительно быстро приехал в дорогой клуб, как только узнал от кого-то из друзей, что Вивьен не спала больше трёх часов уже долгие две недели.
Тогда он встал за дверью небольшой гримерки, боясь коснуться ручки, чтобы не сделать хуже ни себе, ни ей, но истошный женский крик на саму себя заставил его ворваться в помещение в нужный момент.
А сейчас за железной поверхностью слышалась только давящая на виски тишина, дверь распахнулась под влиянием мужских рук, и на тело тяжёлым грузом свалилась глухая пустота.
Тогда она обняла его шею ледяными ладошками, прижалась так, словно он стал опорой во всем — и действиях, и мыслях.
А сейчас в объятия приняло одиночество.
Он сделал шаг вперёд, переступил порог квартиры и вдохнул аромат ее духов.
— Вивьен, ты дома? — крикнул в темный коридор, не получая в ответ ни слова.
Сам ведь знал, что ее там нет, но доказывал себе обратное, снуя из комнаты в комнату, в каждой из которых плотная ткань штор не позволяла лучам солнца проникать внутрь.
Лучам ее солнечных волос, чей золотистый блеск он не видел рядом с собой.
И в полном беспамятстве Дамиано схватил ключи от машины с тумбы, так же быстро выбежал из квартиры, кажется, даже не закрыв входную дверь на замок, и снова оказался на многолюдной улице, несясь в сторону парковки.
Телефон разряжался, автоматический голос в сотый раз повторял одни и те же слова, уверяя Дамиано в том, что абонент недоступен, но он продолжал нажимать на один и тот же номер, до боли вдавливая ногу в педаль.
Сначала добрался до скромной студии, где часто Вивьен занималась балетом сама с собой, но обнаружил дверь в здание закрытой и табличку, гласящую о том, что в выходные проход невозможен.
Она так часто с восторгом в светящихся глазах рассказывала ему о своём любимом занятии, он ни разу не видел ее талант вживую.
Потом квартира Адрианы, где молодая девушка, завернутая в одно лишь полотенце, в испуге отлетела от врывающегося внутрь фронтмена, что пробежался по каждой комнате, заглянул в каждый уголок помещений и покрыл блондинку благим матом, на что та в слезах выгнала его на лестничную клетку.
Она в ту позднюю ночь выслушала болезненные слова в свою сторону, он даже не попытался заглушить ее боль.
Дорогой клуб, где пришедшие пообедать в дневное время суток посетители кричали вслед бесконечные замечания о некультурном поведении взрослого человека, молодые официантки, все, как одна, твердили, что не видели коллегу с прошедшей недели, а рассерженный Марко, выбежавший из своего кабинета на громкие возгласы Дамиано, наконец, получил от него мощный удар кулаком.
Она уничтожала себя работой, мучала и без того искалеченное тело бесконечными танцами, а мысли — строгими указаниями начальства, он так и не смог выдернуть ее из круговорота монотонности, не смог поставить на место того, кто медленно ломал ее жизнь.
И, кажется, тысячи звонков всем имеющимся друзьями, даже тем, кто никогда не слышал ее имени. И столько же виноватых слов о том, что ее местоположение никому не известно.
Она долго страдала, он знал это, но не понимал, а теперь ощутил на себе.
Первый будний день недели отличался заполненностью городских дорог. Подготовка к новогодним праздникам яркими бусинками гирлянд рассыпалась по переполненным прилавкам, восторженными красоткой Рима возгласами туристов лилась, словно музыкой, по воздуху.
Медленно машина подъехала на то же самое свободное парковочное место, уставшие ноги повели Дамиано к подъезду. Солнце уже зашло за горизонт, вечерний ветер усилил своё дуновение. Сколько времени было? Кажется, уже больше восьми вечера.
Четыре часа он искал ее по всему городу, чувствовал, что она где-то рядом, но не знал, где именно.
Телефон разрядился в ноль — единственное, что волновало Дамиано сейчас больше всего. Приехал в свою квартиру, чтобы поставить его на зарядку, дождаться хотя бы одного процента и снова сделать бессмысленный звонок, что останется не принятым, как бы сильно не хотелось уверять самого себя в обратном.
Фронтмен поднялся по лестнице на нужный этаж, повернул ключ в замочной скважине и переступил порог.
Снова та же тишина и пустота окутали тело, но он безразлично ухмыльнулся самому себе и прошёл вглубь длинного коридора, ведущего прямо в спальню.
Телефон оказался на зарядке, отказываясь включаться из-за перегрева за прошедшие несколько часов, тело обессилено упало на мягкую кровать, и глаза уставились в потолок над головой, зрачками вырисовывая события последних часов.
— Черт! — рыкнул парень, почувствовав сильное жжение в районе костяшек руки, что не так давно проехалась по чужой челюсти.
Только спустя два часа заметил физическую боль в теле, потому что раньше было не до этого.
И хотя ни сил, ни желания не было, но Дамиано лениво поднялся с кровати, намереваясь направиться в ванную комнату, дабы смыть засохшую кровь с краснеющей кожи и хотя бы освежить лицо прохладной водой, но тело замерло в проходе, когда звук приходящего на телефон сообщения пробрался в самые недры мозга, разряжая организм высоковольтным током.
Весь день и звонил, и писал, дабы услышать ее голос, хотя бы увидеть пару напечатанных слов, а сейчас завис в пространстве, боясь обернуться и увидеть светящийся экран телефона.
Но сделал шаг навстречу правде.
Виктория:
Пересланное сообщение
Автор: Вивьен
***
Шум за окном раздражает извилины, вынуждая лёгкие шумно выпускать воздух. Яркие огоньки выстраиваются в ровные линии, глаза пересчитывают их снова и снова, отрешая мозг от напряжённых мыслей. И незаметными волнами паника пробирается в тело, а зубы снова дерут нежную кожу губ.
Гул не затихает, женский голос приветливо кружит в ушных раковинах где-то вдалеке, бесконечные разговоры людей вырывают из омута задумчивости.
— Все страхи у тебя в голове… и мозг концентрируется на них именно в тот момент, когда они, с точностью наоборот, должны быть лишними.
Слушает собственное сознание, прикрывая опухшие веки.
Сердце отбивает отрывистый ритм, кровь, кажется, уже хлещет за пределы тела, наполняя каждую клеточку алым цветом. Миловидная девушка, одетая с синий рабочий костюм, лепечет какой-то бессмысленный вопрос, получая в ответ лишь кивок головой, и удаляется в самое начало узкого прохода.
— То, что произошло когда-то давно, не случится снова, Ви… потому что это твоя жизнь, и в ней не существует потерь…только приобретения новых ощущений.
Он был прав, но он ошибся.
Вокруг прохладно, тело согревает только вязаный свитер и теплый плед. Чёрные зрачки оглядываются вокруг, ища успокоение в радостных лицах окружающих людей, но находят только саму себя перед глазами и печальную улыбку искусанных губ.
В отражении круглого иллюминатора.
Там совсем юная девочка сидит на коленях своей матери и нежно обнимает ее за шею.
— А папа скоро вернётся? — поёт детский голосок.
— Не терпится уже поскорее увидеть первые в своей жизни пуанты? — смеётся женщина. — они синие, как ты любишь.
— Хочу кружиться, как птичка, мама!
Кружиться в бездне воспоминаний, что она так и не смогла отпустить.
Одна рука намертво держит кулон в виде синей бабочки, что, кажется, она не снимет с себя уже никогда, другая — телефон с горящим экраном, где сотни сообщений с разных номеров без остановки забивают память.
И только одно она перечитывает в который раз.
«Виктория, я люблю тебя! И Томаса, и Итана! Безумно… Даже не представляете, насколько. Даже Лео, хоть он иногда и бесил меня немного, только ему не рассказывай, договорились?)
За эти полгода я нашла новую семью, вы заменили мне родителей — вы стали ими…
Я верю, что когда-то мы снова встретимся, как раньше, сядем у тебя дома в гостиной и будем выбирать кадры для вашего фильма. Надеюсь, те, что уже имеются, вы вставите в него, и я с радостью посмотрю)
Представляешь, мне пришло предложение вернуться в балет, и я улетаю сегодня в Париж.
Я очень скучаю по твоим объятиям, по шуткам Томаса и замечаниям Итана… Не знаю, как переживу первые дни разлуки, наверное, выкурю несколько десятков пачек сигарет и умру от рака лёгких, смешно, правда?..
Пожалуйста, дай ему знать, что со мной все хорошо, это важно для меня, я прошу…
Я поступаю ужасно, наверное, не могу судить саму себя.
Но я не вижу другого выхода, так будет лучше всем, это стало ясно изначально.
Мне нет прощения, Вик, мне безумно стыдно, что я вот так просто убегаю и бросаю нашу с вами дружбу, но я слишком сильно люблю его и не хочу, чтобы он страдал из-за меня.
Прощай.»
Телефон блокируется, стюардесса заканчивает инструктаж, и железная птица с грохотом отрывается от земли
Вивьен всегда откладывает материальные средства, зная, как сильно они могут понадобиться в один неожиданный момент.
Чтобы начать жизнь с нового листа.
Вивьен знает — не существует проблем, которые невозможно решить, нужно просто верить и шагать.
Навстречу своим желаниям.
Вивьен всегда быстро принимает любые, даже самые трудные решения.
Научилась за несколько сложных лет.
Вивьен никогда не меняет интересы — один раз попавшее в ее сердце навсегда останется там.
Не может просто поставить точку.
Вивьен любит зелёный чай, бордовую помаду и играть с сердцами мужчин, что у неё отлично получается.
Пока не проигрывает в любви.
Вивьен всегда и во всем стремится к идеалу, для неё не существует слова «временно», она всегда борется до конца и получает желанное, даже если для этого требуется жертвовать собой.
Но не знает, что ее
идеал заключается в страдании.
