Коллекция сокровищ

День был самым обычным, если не сказать скучным. Йогурт, как всегда, лёжа на животе валялся на своей широкой кровати с балдахином, окружённый множеством подушек всех цветов и размеров. Шёлковая простынь приятно холодила кожу, пока жара и духота пытались завладеть не только шумными улицами Йогурки, но и покоями Йогурта. Сам же Йогурт небрежно просматривал записи о сокровищах, которые получил от подчинённых: здесь нашли золотую лампу (неинтересно — у него таких уже полно), там обнаружили песочные часы с дорогой инкрустацией, а также ещё много чего, что не представляло из себя какой-либо ценности. Всё было совершенно не то, и, полный негодования, Йогурт небрежно отбросил бумаги, перевернулся на спину и с раздражением уставился в потолок. Взгляд его заскользил по стенам, украшенным многочисленными картинами — конечно же, оригиналами, всё остальное было ниже его достоинства, — по полкам с пузатыми вазами и декоративными тарелками, пока не остановился на притаившемся в углу комнаты Лилаке. Не то чтобы тот скрывался намерено — просто он сам по себе не любил выделяться, да и работа телохранителем подразумевала необходимость быть тенью своего хозяина — незаметной и опасной, готовой к любым непредвиденным обстоятельствам. От Лилака будто веяло неприступным холодом, и эти спокойствие и недоступность временами злили Йогурта, который был полной противоположностью своего телохранителя. Так почему бы его немного не расшевелить?.. — Лилак, — нараспев позвал Йогурт, снова переворачиваясь на живот. Внимание Лилака мгновенно переключилось на хозяина, и глаза его смотрели теперь изучающе, а не напряжённо и настороженно, как в ожидании какой-либо опасности. Йогурт на этот взгляд ответил хитрым прищуром, выдающим его очевидно недобрые мысли. — Подойди сюда. Лилак неслышными шагами послушно переместился по комнате, даже вуаль на лице не колыхнулась, будто он сам воздух убедил не беспокоить его понапрасну. Йогурт взволнованно подхватил свой веер, раскрыл и начал обмахиваться, скрывая расплывшуюся по лицу улыбку, но глаза всё ещё не могли скрыть его любопытства и нетерпения. — Станцуй для меня, — это звучало даже не как приказ, а как просьба, и Йогурт сделал это намеренно, чтобы предоставить Лилаку иллюзию возможности выбора. Казалось, в глазах того на мгновение промелькнуло изумление, но он быстро взял себя в руки, не высказывая больше никаких комментариев и не показывая какого-либо неудовольствия. «Капризный ребёнок», — наверняка бы сказал Йогурту брат, но таким он и был — и всегда получал то, чего хотел. Ответом послужило молчание — Йогурт уже хотел повторить фразу, хотя прекрасно знал, что его услышали, — но тут Лилак всё же начал первые движения. Сначала поднял руку, повернув кисть, плавно качнул бедром, затем — медленно выгнулся и отклонил голову назад. Сделал широкий шаг в сторону, взмахнул руками, словно играя на каком-то только ему видимом инструменте, и снова непринуждённо качнул бедром. Не ожидавший такого исхода событий Йогурт не мог оторвать от Лилака глаз. Как завороженный, он следил за каждым движением, которое из одного так естественно перетекало в другое, складываясь в чарующую сказку. Сложно было поверить, что тело наёмного убийцы могло быть таким гибким и изящным, что оно могло не только отбирать жизни, но и быть настолько привлекательным. Такую черту Лилака Йогурт видел впервые. Чем дольше тот продолжал свой танец, тем меньше Йогурту хотелось, чтобы он когда-либо заканчивался. Йогурт будто слышал, как в такт движениям подпевают птицы, как ветер играет в чужих волосах, обволакивает загорелое тело, словно направляя, поддерживая каждый шаг и жест. Позвякивали браслеты на руках, ткань одежд вздрагивала, подчёркивая мягкие изгибы, — зрелище настолько притягательное, что Йогурт забыл, как дышать, спрятавшись за своим веером. Наверное, его восторг можно было пощупать пальцами и именно поэтому, заканчивая свой танец, Лилак остановился в шаге от Йогурта и бросил на него из-под полуприкрытых ресниц томный взгляд, который пронзил и навсегда отпечатался в сердце Йогурта. Дыхание Лилака совсем не сбилось, но юное тело разогрелось и как никогда дышало жизнью, такое сильное и в то же время лёгкое, неповторимое в своей естественности. Йогурт был рад, что этот момент, словно таинство, принадлежал только ему.