А луна вышла неплохо...

      В медкабинете душно и неприятно пахнет медикаментами. Медсестра вышла в панике, набирая номер родителя одного из учеников, вернее, не родителя, а опекуна, его номер медсестре и врачу пришлось выучить ещё два месяца назад. Врач перебирает коробки с таблетками из шкафчика, нервно ища нужный препарат. Вся эта суматоха в кабинете школьного врача из-за пятнадцатилетнего мальчика, который сейчас, лёжа на койке, крупно дрожит, с его запястий течёт кровь, и дышит так тяжко, будто бы сейчас задохнётся. Этот мальчик — Дазай Осаму. Два месяца назад его родители попали в автокатастрофу и погибли. С тех пор его воспитанием занимается его дядя — Мори Огай, успешный врач-хирург, благодаря этому может содержать племянника, ни в чём ему не отказывая. Хотя, в этом и нет нужды — после смерти родителей, Дазай почти не разговаривает, на вопросы о том, нужно ли ему что-нибудь купить, он лишь смотрит своими пустыми карими глазами, ничего не отвечая, отворачивается к окну и больше не контактирует. Он, в свои пятнадцать, сидит на тяжёлых антидепрессантах. Но он проявил желание идти в школу. Там был его верный друг — Накаджима Ацуши. Он тихий, скромный паренёк. Дазай и сам не знает, чем тот его зацепил. Накаджима был невероятно доброй булочкой с корицей, он никогда никому не отказывал, когда кто-то просил его помочь с домашней работой или разобраться в новой теме. Он был отличником по всем предметам и отлично разбирался во всем, но не сыскал большой популярности в классе из-за своей скромности, вероятно. До инцидента Дазай тоже был отличником, при этом, он имел огромную популярность. Он был более общительным, чем Накаджима, и более раскрепощенным. Был. Сейчас он стал более замкнутым и скатился на тройки и четвёрки. На все попытки одноклассников разговорить его, он смотрел на них испепеляюще безэмоциональным взглядом, ничего не говоря. Кроме Накаджимы. С ним он мог перекинуться парой слов за обедом и на перемене. Да, это успех, ведь больше он ни с кем так много не говорил, даже с Мори. Прямо сейчас Дазаю пытаются остановить кровь из вен, вскрытых прямо на перемене, и унять его истерику. На вопросы одноклассники отвечали, что Мия Кацуки — задира, что раньше списывал у Осаму и был с ним в «дружеских» по его мнению отношениях, разозлившись на Дазая за игнорирование, покопался у своего отца — следователя ПДД — о родителях Дазая, нашёл отчёты, где говорилось о их смерти. Он подошёл к Осаму на этой блядской перемене и рявкнул: — Осаму, ты такой тощий, будто мертвец, вслед за своими родаками сдохнуть хочешь?! На что Дазай с невозмутимым лицом достал канцелярский нож из своего пенала и резанул наискось по своему запястью, кинув короткое и чёткое «да». На пол медленно начала капать кровь.       Конечно, если бы в классе в то момент находился Ацуши, этого и произойти не могло, он очень тщательно удерживал все суицидальные порывы Дазая. Но как назло в тот момент он вышел в столовую. * * *       Мори примчался сразу же после звонка. Врачи в школе оказались ну очень некомпетентными, даже не знали, что нужно сделать первым делом, если человек вдруг решит покончить с собой, перерезав себе вены. Мори же, хоть и был хирургом, за эти два месяца уже неоднократно зашивал Дазаю вены. Быстро сориентировавшись, он оказал первую помощь, зашил и обмотал бинтами. Высказал желание забрать мальчика от столь необразованных медицинских сотрудников и пожаловаться директору, ведь, что было бы, если он не успел?       Дома Дазай пришёл в себя только через пять часов, проспав всё это время в своей комнате. Она довольно светлая, бежевые обои, мебель в коричнево-белых тонах. Напротив кровати стоит белый стол с открытым стеллажом, того же цвета, что и стол, шириной в одну полку справа. Над столом белая полка со скрытым креплением, на ней стакан с кистями и карандашами, левее стопка упаковок с различными красками — акварель, гуашь и акрил.       Да. Единственное, что осталось в Дазае до и после катастрофы — это рисование. Он всегда, сколько себя помнит, любил рисовать. Он не ходил в художественные школы, говоря «они будут ограничивать меня, я хочу творить, а не рисовать по указке!». Он учился сам и рисовал очень даже хорошо. Он выплёскивал на бумагу свои эмоции и переживания, радость и горе.       Так на следующий день после того, как он узнал о гибели родителей, около стола появился холст с дождливым городом, ни одного яркого элемента, только серый, белый и черный, может где-то и проглядывались тёмно-синий или тёмно-коричневый, но ярче — нет. Это показывало его всемирную печаль и скорбь.       Когда Дазай проснулся, в комнате он был один, дверь закрыта. «Чёрт» — прошипел он, едва слышно, чтобы не привлечь Мори. Он правда думал умереть в столь людном месте? Спустя несколько минут пустого взгляда в пустоту, он понял насколько было опрометчиво то, что он сделал.       Неслышно садясь на край кровати, он думает, а что, если делать сегодня опрометчивые поступки, то на полную, терять то всё равно уже нечего.       Аккуратно встает и подходит к столу. Берёт какую-то пустую баночку, что попалась под руку — на столе полный пиздец и это неудивительно — отодвигает рукой вещи, шикает и жмурится, руки болят, кладёт на стол чистый лист бумаги, достаёт с полки пару кисточек, берёт откуда-то ещё один стакан и бутылку воды из-под стола — подготовился рисовать, видимо. Берёт со стола канцелярский нож и зажимает в ладони, резко дёрнув, жмуриться и закусывает губу, чтобы не издавать лишних звуков. Он подставляет под ладонь с капающей кровью баночку, предварительно капнув туда чуть воды, из-за свойства крови свёртываться на воздухе, пока в стакан наливает воду.       Готово…       Он берёт кисти и начинает рисовать. * * *       Через час Мори слышит глухой удар тела о деревянный пол. Вбегая в комнату, он проклинает себя за то, что опять не уследил за Дазаем. Он правда думал, что он до сих пор спит.             Осаму лежит на полу без сознания, с руки стекает кровь. В этот момент Мори подумал всё, что угодно. Новая попытка суицида? Разрез не там, если бы малец хотел, он бы резал по зашитому. Значит не то. Порезался? Нет. Порез слишком глубокий и точный.       Всё встало на свои места, когда Мори прошёл дальше, подбегая к Дазаю. На столе лежит лист с картиной коричнево-красного цвета: высокое здание, обзор с крыши, человек с развивающимся плащем летит вниз*, не барахтаясь, как если бы упал, смиренно, сам прыгнул.