А луна вышла неплохо...

Дазай зашёл в свою квартиру. Однокомнатная, но та единственная комната, не считая кухни и санузла, была довольно большой, в неё вел небольшой коридор, там у Осаму стояли две единственные пары обуви и висела куртка. Бедненько? Возможно. Но Дазая устраивает. К нему никто не приходит, собственно, он никого и не звал. Ну разве что Ацуши. Накаджима отдельно считается как член семьи, поэтому его и звать не надо — сам приходит. Звонит перед этим конечно, чтобы не отвлекать своим приходом Дазая если тот вдруг занят. Главная комната была по-совместительству и спальней, и мастерской, иногда кухней совмещённой с зоной отдыха. В основном Осаму спал на футоне, который в обычное время был скатан в рулетик и стоял в углу — чтобы не мешал. Сегодня Дазай измотан. В никакую, в смятку. Утром было много людей на набережной. Всем нужно мило улыбаться и разговаривать с ними (как по-другому то продать картины?), делать вид что тебе не наплевать. Осаму садиться на пол у стены. Он мог бы посмотреть сериал на ноутбуке, подаренном год назад, или приготовить себе что-нибудь, как нормальные люди. Но он просто закажет доставку. Ну а зачем напрягаться если всё равно не почувствуешь никакого удовольствия от еды? Сериал? Глупая, пустая трата времени. Хотя иногда здорово помогает это самое время убить. Он в принципе не чувствует ничего. Просто поддерживает своё существование едой и сном (иногда нет), он может и забывал бы поесть, но у него есть Накаджима, который каждый вечер интересуется поел ли он. Соврать? Не прокатит. Он просит фотоотчёт. Иногда Ацуши волнуется что может быть слишком навязчивым и приставучим, но он успокаивает себя мыслями о том что это ради Дазая. Осаму не считает это навязчивым, если бы не Накаджима он бы, вероятно, уже умер от того что «ой, как же так, я опять забыл про еду». А если он умрёт, то Огай его и с того света достанет, наругает, проведёт лекцию и упечёт в больницу на пожизненно. Нет, такого счастья Дазаю не нужно, а он уверен что именно так и будет. Так что он вполне благодарен Ацуши, правда искренне не понимает зачем он ему нужен. Мори, кстати, ещё не упёк Осаму в больницу (или же просто к психотерапевту, с коеми у Дазая был не самый лучший опыт общения), только потому что Дазай часами вытягивал из себя более-менее реалистичную улыбку стоя перед зеркалом. Приходя домой Дазай также садиться на пол и собирает остатки хоть каких то сил, чтобы поесть и расстелить футон. Он может сидеть час, два, может, пока Ацуши не пришлёт смс, тогда Осаму отвечает что-то вроде «Как раз собирался, курьер задерживается. Всё хорошо.». Ацуши конечно же понимал что этого «Всё хорошо» и в помине не было, но что ему ещё было делать? Дазай в то время поднимался стелил футон и заказывал еду. Фотоотчёт для Ацу, пару ложек еды и в холодильник, нет аппетита, может чай нальёт. И вот сейчас он также сидит на полу. Нужно вставать, хоть в душ сходить. Дазай с тяжестью, упираясь на стенку, кое-как встаёт и идёт в ванную. Зеркало показывает его бледное, не здорового цвета лицо, под глазами давно полегли темные круги, но благо есть консилер (который спрятан в самом дальнем углу шкафчика под раковиной, далеко и надёжно). Осаму ненавидит это лицо. Он скалиться отражению и опускает лицо в руки наполненные водой. Ледяной водой. Холод отрезвляет, хоть и совсем чуть-чуть. Бинты снова перепачканы в краске и, вот черт, чистые кончаются, а ведь Дазай закупался недели две назад… Нужно будет сходить в аптеку или может заказать доставку? Неважно, точнее, позже, сейчас нужно принять душ и сменить запачканную ткань. Рубашки Осаму наоборот, любил пачкать кляксами краски, особенно белые. Разматывая слой за слоем бинтов, взору открывались многочисленные шрамы, заживающие порезы и на некоторых даже осталась запёкшаяся кровавая корочка и они неприятно побаливали при напряжении руки. Осаму было плевать на эту боль — привык. А горячая вода душа заставляла порезы жечь и краснеть, кожу пекло, но Дазай продолжал стоять под парящими струями воды. Говорят мыться в горячей воде тоже селфхарм, да? Осаму это не волнует. Его волнует что завтра нужно идти на набережную, а он устал, и сон не особо ему поможет, тем более и спит то он беспокойно и мало. Но идти нужно, иначе Дазаю не на что будет есть и платить за комуналку, а если об этом узнает Огай… Ох этот взгляд говорящий что-то вроде «Давай дам денег ты найдешь подработку и всё будет хорошо» или «Я просто помогу один раз, мир не рухнет.». Нет. Дазай не возьмёт «подачек», он сам, сам со всем справиться, даже если придётся посидеть немного без света или горячей воды. Шум текущей воды всегда нагоняет эти мозговыедающие мысли или так только у Дазая? Некоторые слышат в этом шуме голоса, Осаму же слышит только голос в своей голове говорящий ему о том что он ничтожен, что общаются с ним только из жалости или о том что ему лучше будет умереть, чтобы не доставлять другим забот и неприятностей. Голоса изнуряюще повторяют это каждый раз когда Дазай остаётся с мыслями наедине, обычно он заглушает это разговором с кем-то, шутками или музыкой, но сейчас это неважно. Хотя для Осаму вся его жизнь олицетворение «Неважно» и «Похуй», но только для него, поэтому нужно заказать доставку и написать Накаджиме-куну что «всё хорошо» и скоро он поест, ведь наверняка тот уже писал. Поесть и спать, завтра снова тащиться к людям. *** Примерно 11 утра. Солнечно. Дует лёгкий чуть прохладный ветерок, который оставляет во рту чуть заметный привкус соли и морской травы. Осаму притащил около 14ти картин на набережную. Сам он сидит перед пятнадцатой на каком-то стуле раскладушке, который как-то Гоголь притащил в студию и отдал на общее пользование. У Дазая нет особо ни идей, ни настроения, ни вдохновения уже давно, поэтому он рисует просто пейзаж этой самой набережной. Вон там на горизонте плывёт парусник, обычно он стоит у пристани и изредка возит туристов, ведь все уже перешли на двигатели. Сегодня как раз тот день когда туристов набралось достаточно для плавания и теперь, как специально для художественной натуры, он красиво плывёт почти у линии горизонта. Портовые судна и контейнеры с каким-то товаром чуть дальше по набережной. Йокогама — портовый город, поэтому множество портовых судов для жителей уже обыденность. Вообще, если кто-то упоминает «порт», многие могут подумать немного не то, точнее о Портовой Мафии. Она владеет почти половиной города, преступная организация, что переправляет оружие, наркотики и прочую запрещёнку. Мори работает в одной из больниц что находятся под попечительством Мафии, как-то раз, на одном из совместных ужинов, он говорил что-то о том что поднялся в кругах портовых и как-то в шутку ляпнул что задумывался взять лидерство в организации, Осаму конечно посмеялся, но посоветовал дяде быть осторожней, мало-ли что. Огай тогда тоже посмеялся и сказал что, если он станет главой Портой Мафии то Осаму уже будет от «подачек» не отвертеться, и в кафе тогда раздался смех. Весело было на том ужине, что сказать. Сейчас Дазай сидит и скучно малюет воду на холсте акрилом. Людей не особо много, по сравнению со вчерашним днём, поэтому Осаму не особо отвлекается от картины. Завтра ему ещё предстоит идти на ужин с Мори, он довольно рад этому — хоть что-то разбавляет его серые деньки. День довольно солнечный, но хорошо что Осаму сидит к нему спиной, в глаза не светит, но вот только жарко как-то. — А луна тут вышла неплохо… — чей-то (очень даже приятный, как подметил Осаму) голос прервал Дазая от его раздумий. — Да, спасибо — Осаму медленно развернулся к посетителю доделывая последний мазок кисти, он уже натянул миловидную приветливую улыбку, но ещё не успел посмотреть на собеседника. Пришедший стоял около картины с пейзажем со спокойным океаном и крупной белой светящейся луной, что горделиво возвышается над массивом воды. Но когда Осаму обернулся и всё же посмотрел на потенциального покупателя, он оцепенел, конечно выдавать эмоций на лице он не стал, но в душе и голове приохерел он значительно. Человек стоящий перед картиной оказался парнем, причём довольно низким, невероятно ярким и при этом невырвиглазным, пальто цвета капучино, тёмно-коричневая шляпа с лентой чуть светлее, и ярко рыжие волосы, которые пылали на солнце как самый настоящий огонь. На руках были надеты короткие черные перчатки с резинкой, подчёркивающих невероятно тонкие запястья. В одной руке он держал бумажный стаканчик с каким-то напитком, другой рукой слегка придерживал подбородок и внимательно разглядывал картину чуть склонившись, так как та стояла очень низко. Дазай разглядывал парня и немного сомневался что он настоящий и это не художественная галлюцинация от недосыпа, а думал он так от того чо «Как можно быть настолько эстетичным и фотогеничным?!», яркий рыжий просто идеально сочетался с «кофейным» пальто и шляпой. И Осаму не имел в виду ничего более, чем невероятное, но просто эстетическое восхищение. — Сколько она стоит? — незнакомец выпрямился и повернулся к Осаму, и того это просто добило, у парня большие голубые глаза, и не того блёклого голубого как у всех, а насыщенного глубокого голубого, и это невероятно сочеталось с его волосами, одеждой и перчатками. При этом взору открылось то, чо под пальто был надет коричневый свитер, чуть светлее цвета шляпы, но темнее пальто, чёрные брюки. и чёрные мужские туфли, и, о боже, его тонкую элегантную шею подчёркивал тонкий чёрный чокер. Всё вместо смотрелось до смерти эстетично и лаконично. Парень заметил около Дазая его сумку, на которой был изображено лого «Крыс», у него на лице появилось лёгкое удивление. Кстати, его лицо тоже просто идеально подходило под его образ, а то бывает вырядиться кто-то в шикарный костюм, всё сочетается кроме лица, но в данном случае всё просто прекрасно. — Вы состоите в «Крысах мёртвого дома»? — Да, вы что-то имеете против? — Дазай очень надеется что ни его голос, ни выражение лица не выдало того что он смотрит на незнакомца с восхищением таким, как будто он Мона Лиза в парижском Лувре. — Нет, что вы, наоборот, как раз ими интересуюсь. — Рыжий улыбнулся и достал из внутреннего кармана пальто небольшой чёрный кошелёк. — Так сколько стоит эта картина? — 5500 йен. — Дазай не отрывает взгляд от парня, прикидывая как нужно было бы смешивать краски чтобы получить такие цвета. Сам же рыжий роется в кошельке видимо пытаясь найти купюры поменьше номиналом, но в какой то момент он краем глаза замечает на себе взгляд художника. — Да, я знаю что хорошо выгляжу, спасибо. — Он говорит это с несколько самодовольной ухмылкой, что, конечно же, Дазай не может оставить просто так. — Да я просто хотел сказать что у вас шнурки развязались). — Лицо парня нужно было видеть, видимо он не ожидал такого подкола, он посмотрел на свои ноги — и правда, шнурки развязаны, он бросил подозрительно-презрительный взгляд на Осаму и встал на колено чтобы эти самые шнурки завязать. Дазай же давно привык шутить без особой эмоциональной, для него, привязки, но эта шутка была неожиданной для него самого, поэтому она смогла вызвать победную полуулыбку — шляпник проиграл в этом словесном поединке. После того как рыжий завязал эти злосчастные шнурки, он наконец достал из кошелька несколько купюр и передав их Дазаю, взял картину и уже собирался уходить. Но Дазай посмотрел на данные ему банкноты и окрикнул его — две банкноты в 5000 и 2000 йен, он хотел отдать сдачу ведь 1,5 тысячи сверху как то и не чаевые даже. Но рыжий продолжил отдаляться крикнув: — За остроумие индивидам! Осаму ахуел. Шутка принесла ему полторы тысячи йен. *** После ухода рыжего парня Осаму подумав что нужно продать ещё несколько картин. Он пытался дорисовать тот холст что начал, но в голове роились мысли лишь о том огненно-рыжем зазнайке с, по-видимому, идеальным чувством стиля. Сука, ну вот как можно быть настолько эстетичным?! Черт а как бы прекрасно он смотрелся с книгой или на чёрном фоне… Дазай просто сходит с ума или что? Он говорил с ним от силы минут 7, а этот зазнавшийся уже засел своим образом в голове! Прошло около получаса до того, как Дазай не психанул и не начал собираться, потому что видимо порисовать ему здесь сегодня уже не удастся. Но пока он собирался к картинам подошла девушка с молодым человеком и заинтересовались одной картиной. Осаму же это с одной стороны и было на руку — купят и у него будут деньги, но он сейчас раздражён и его занята немного не продажей, а маленьким эстетичным рыжим уёбком. Но ничего не поделать, не прогонять же потенциальных покупателей. Дазай быстро постарался приглушить эмоции и гул мыслей внутри черепной коробки и натянуть очень добродушно-доброжелательную улыбку. Он очень даже быстро уговорил пару купить эту картину и получил свои заслуженные 6000 йен за картину, это возможно чуть улучшило его настроение. Он заработал сегодня довольно много, 13 000 йен, этого хватит на оплату коммунальных услуг и даже на пару ужинов останется, это несомненно здорово. Но оставаться на набережной уже точно не хотелось. В голову Дазая постоянно лезли мысли по типу: «О, а тот рыжий парень классно смотрелся бы, если его нарисовать на фоне моря, оно будет прекрасно сочетается с его цветом глаз» и продолжалось чем-то вроде «… к его цвету глаз подошло бы сапфировое колье, и определённо из настоящих сапфиров, стекло будет блестеть не так!», после того как Осаму ловил себя на таких мыслях, точнее цеплялся за кончик невероятно быстро ускользающей мысли, он останавливался и замирал на пару секунд обдумывая то « Как я мог подумать такую херню?! «, и как только Дазай приходил в чувства он ускорялся и собирал вещи быстрее. К черту. Мысли не уйдут пока их не выскажешь, а кому можно высказывать всякую херню что у тебя на уме? Правильно друзья, и Дазаю сейчас просто жизненно необходимо кофе, поэтому он решает направиться в кофейню к Накаджиме и пожаловаться ему на жизнь и на того аля супер-эстетичного-мистер-я-знаю-что-я-лучше-всех. Кофейня находилась не так далеко от набережной, точнее от той части набережной где Осаму проводил большую часть своего дня и работы. Помещение внутри было очень даже уютным, оформление в коричневых и бежевых тонах очень хороший выбор для кофейни, как считал Дазай. И кстати именно тут Крысы собирались на ежемесячные посиделки, и обычно они были уже после закрытия кофейни, за что доплачивали, но это было для того чтобы другие люди им не мешали, так как в группе есть очень явные интроверты и удивительно что они общаются с теми кто и в их «общине» состоит. Когда они так собирались с ними оставался Ацуши, чтобы после окончания этого «подпольного» мероприятия закрыть кафе. Сейчас Дазай уже подходит к кофейне, но уже у стеклянной двери входа раздаётся печальный тяжкий вздох. Ну почему ему так не везёт? Сегодня же смена не Ацуши. Ааа. Окей, окей, вдох выдох, кофе всё же хочется. Что удивительно Осаму покупает латте с мятным сиропом, хотя обычно пьёт не сладкий и покрепче. Видимо нервы, ох эти нервы. Так, ладно, Ацуши-куна нет сегодня, значит он избежал доёбывания, но у Осаму же есть Достоевский! И другие члены КМД, у которых нервы ещё в порядке. Поэтому путь Дазая лежит именно туда. Смотря на содержимое своего бумажного стакана, Осаму вспоминает, что и у того шляпника тоже был стаканчик в руке. Интересно что он пил? Подходил ли напиток под его эстетичный внешний вид? Хотя, если подумать, боже, да ему идёт любой напиток! Хоть сок, хоть ликёр! Стоп. Если ему идёт любой напиток, то что если… Но в каких бы нарядах Дазай не представлял того парня, он в любом виде смотрелся прекрасно и эстетично. Осаму снова поймал себя на том что думает о нём, он накрыл лицо свободной рукой и чуть зарылся в волосы у линии их роста. — Какого чёрта… — он произнёс это тихо, но с надрывом, будто готовый закричать, обычно ему надоедал лишь голос его подсознания говорящий что он ничтожен, что ему лучше не жить, а теперь ещё и этот образ идеального сочетания цветов, одежды и человека с невероятной внешностью, Дазай же художник, он обращает внимание на всё приятное глазу, анализирует цвет с теоретической части искусства, а тот парень… Да что с ним не так?! Вроде обычный хорошо одетый человек, но есть в нём что-то необычное, своеобразная изюминка, то что может увидеть только тот кто рисует. — Фёдор! — Дазай уже зашел в самопровозглашённое логово крыс и закрыл дверь, опять тут никого кроме Достоевского, но в этот раз это Дазаю только на руку, хотелось поговорить с одним человеком, а в компании это довольно проблематично. — У меня к тебе разговор! — А? Дазай-кун, ты рано. Воу, выглядишь удивительно взволнованно, на тебя не похоже, видимо что-то серьёзное. — Фёдор сидел на небольшом стуле рядом с журнальным столиком, что был весь перепачкан уже засохшей краской, и в руках у него была кружка, с чаем видимо, которую во время небольшой паузы он поставил на столик и сведя пальцы в замок, продолжил, — Слушаю, я весь во внимании. — Ты когда-нибудь встречал человека, который был бы настолько эстетичным, что хочется его рисовать и постоянно о нём думаешь, даже если этого не хочешь? — Дазай говорил это уставившись в случайную кляксу на полу, скрестив руки в замок и поставив локти на колени, ногой он отстукивал резвый ритм, что сильно нервировало Достоевского. — Да, было, но только не говори что ты влюбился. И не делай так! — Дазай оборачивается на Фёдора, нога остановилась. — Тем моим человеком, был Коля, и как видишь, мы теперь встречаемся. — Нет! Что ты, нет я не влюблён! Он заносчивый и самодовольный! И мы говорили то минут 7 от силы! И чувствую я вовсе не любовь… Скорее. ээ. Эстетическое удовлетворение при взгляде на него? — Дазай понимал, что звучит это так, будто он пытается отговорить от этой мысли, и даже не Достоевского, а скорее самого себя, ведь любовь с первого взгляда — полный абсурд, да и любовью это не назовёшь, мы же не испытываем любовь к картинам в музее, так? Спору нет, тот парень — человек, а не картина, но суть же та же. — Я понял, но может ты расскажешь полностью? — Достоевский уселся поудобнее и Осаму ему поведал о том, что было на набережной. — Значит тебе в голову лезут идеи для картин с ним? — Фёдор потёр переносицу, он вероятно хотел спать, ведь прошлую ночь он не смыкал глаз работая над картиной, но сейчас это не важно. — Именно, постоянно, не прекращающимся потоком! Меня это с ума сведёт! — Осаму посмотрел на Фёдора, в надежде, что тот знает как заткнуть этот ебучий голос мысли в его голове, чтобы он уже оставил Дазая в тишине, но ответа который Осаму получил, он вероятно не ожидал. — Ну так рисуй. Чтобы успокоиться нужно воплотить, ты это вроде говорил? — Фёдор встал со стула, на котором сидел и пошёл к вешалке, где висел его плащ. — Я пойду домой, просто умираю как хочу спать, кстати завтра дождь обещают, не советую идти завтра на набережную. Потом закроешь. Пока. Дверь захлопнулась. Дазай остался наедине со своими мыслями. Рисовать? Его? Стоп, дождь? В голове будто молнией пронёсся образ картины, он подскочил и начал искать нужные цвета красок. Рисовать? Хорошо. Будет. И Дазай надеется, что это поможет заглушить тот голос. Холст. Кисти. Вода. Краски. Вроде бы всё есть. Образ стоит перед глазами, значит, можно и начинать? Серые здания, неоновые вывески, что из-за потока дождя кажутся бледными, изредка проходящие люди, ведь кто захочет выходить в такую погоду? И в центре, прямо по дороге, которая из-за воды схоже с зеркалом отражает свет вывесок, идет под черным зонтом парень в коричневом пальто, шляпе и огненно-рыжими волосами. Теперь эта картина красуется у одной из стен логова сообщества художников. Дазай не покажет её тому, кто на ней изображён, он даже не знает его имени, и он не признает самому себе то, что ему и вправду понравилось рисовать того парня.