Созвездие

      Солнце только показалось из-за горизонта, наполнило мир золотым сиянием и теплом. Лучи скользили по зеленеющей траве, распускающимся после зимней спячки цветным лепесткам, играли на дрожащих – пляшущих с ветром листьях роскошных деревьев, почти одевшихся в зеленое. Свет преломляться, отражался от пластинок и умножался, обращая растения в кусочки осязаемого света, до которого можно дотянуться, который можно схватить и сохранить в сердце. На фоне ясного, почти безоблачного неба они напоминали вышитый на ткани узор, сочетающий в себе столь много оттенков и цветов, что смотришь не насмотришься, ведь каждое мгновение картина раскрывает новые детали, которые не были заметны прежде. Весеннее тепло пощипывало обнаженную кожу, но нежный ветер задорно вертелся вокруг и не давал солнцу навредить, не позволял его любви сжечь людей под его лучами.       Вокруг запутанными коридорами раскинулся зеленый лабиринт. Через его невысокие стены легко можно было заглянуть в соседний пролет, только встав на носочки и имея в себе неукротимое желание. Но где заканчивались кустовые стены, там начинались объемные кусты с бутонами, которым еще только предстояло проклюнуться, показав миру свою красоту. Белые камушки под сандалиями тихо щелкали, скользя друг по другу, пока выложенная из них широкая тропинка извилистым течением реки уводила в богатый, неотразимый сад. По правую руку к гостю тянулись остроконечные лепестки на колючих ветках, но с приятными, пышными сиреневыми цветами, усаженными по нескольку десятков на одну палочку, точно кисточки, опущенные в краску. Длинные пальцы скользнули по крохотным лепесткам и задержались у основания кисточки, точно вознамерились обломить её, причинить боль нежному растению, но в следующее мгновение они соскользнули и продолжили свой мерный путь по декоративным насаждениям.       Совсем недалеко – всего в нескольких поворотах зеленого лабиринта, окружившего сад с цветами и кустами, – журчал небольшой фонтан с прозрачной голубоватой водой, на которой блики создавали картину иной реальности, где рябью разбивалось отражение небольшого, но просторного особняка, выходящего сюда своим торцом. Стены выложены из камня кремового цвета, который в сочетании с серо-голубой черепицей и белыми ставнями арочных окон первого и второго этажа, создавали прелестную, очаровательную картину, точно взятую из старых книг, в которых уже давно пожелтели страницы, буквы истерлись, но запах прошлого приятно будоражил воображение.       Гость остановился и обернулся на донесшийся со стороны дома шум. Он был удивлен, встревожен и восхищен тем, как изменилось это место. Как сухой, безжизненный дом стал столь теплым, шумным и успокаивающем душу местом. Две из четырех широких башни, лишь немного выше основных стен, выходили к саду двумя окнами по одному на каждом этаже. Солнце скользнуло по светлому камню, скрывая интерьер за стеклами, но вырисовывая витиеватые узоры балкона и тимпана. На первом этаже промелькнула тень в раскрытых арочных окнах, но гость уже пошел дальше, ведомый сладкими, пробуждающими ото сна ароматами природы, раскинувшейся вокруг.       Белая дорожка привела его к заветному фонтану из мрамора. Он журчал, и этот звук возвращался мурашками, когда гость опустился на одну из трех скамей и вслушивался в живую мелодию, точно узнавал её заново. Свежий воздух менялся, превращаясь теплым, липким танцем на коже и под одеждой, но это было какое-то новое тепло, способное отогреть самые глубокие частичку тела и души. Оно касалось кожи, забиралось к мышцам и целовало кости, пока не дотянется до притихших в груди чувств. Легкие одежды, под стать разгару весны, мягко щекотали в порывах ветра. Весь мир был нежен и осторожен. Безмерен. Жив. Радостен. – Так вот ты куда сбежал! – неожиданный, громкий голос ворвался в воцарившуюся идиллию и почти разрушил её, но возникший за ним человек, освещенный широкой улыбкой, вновь восстановил её. – Люмин обещала мне поломать каждую косточку в теле, если я тебя не найду, а ты знаешь, я почти не мог отказаться от такого соблазнительного предложения, но она права, нам нужно быстрее закончить начатое четыре года назад.       Молодой человек непринужденно плюхнулся рядом с гостем и вытянул длинные ноги, обтянутые в белые льняные штаны, странным образом сочетающиеся с оранжевой жилеткой, на которой алыми нитями вышиты узоры. Он барабанил пальцами по колену, оглядывая фонтан и окружившие его зеленные стены, а золотой луч отражался о его кольцо на безымянном пальце. Гость скользнул по нему взглядом и вернулся к созерцанию безмерной глади воды, так по странному успокаивающей нервы и мысли. – Невероятно представить, что когда-то здесь были руины и запустение, а теперь такой огромный сад. Сайера постаралась на славу после нашего отбытия, – он склонил голову. Рыжие волосы собраны в высокий хвост, но в полуденном свете они казались почти медными. На угловатом лице, ставшем грубее, прибавившем серьезности, обозначились складочки в уголке единственного голубого глаза и на кончиках губ, так часто растягивающихся в улыбках. – Жаль мы не можем задержаться здесь подольше. Я бы снова посетил какой-нибудь из их хваленных представлений на площади. Музыка, спиртное и танцы, что может быть более непредсказуемым и неистовым?       Он повернулся к молчаливому собеседнику и подмигнул ему, совершенно не смущенный тем, что гость не ответил ни на одну из его реплик, а только смотрел на него, на мир вокруг – на самого себя в отражениях воды, окон и зеркал. Не только его компаньон, разразившийся сейчас неуместной болтовней, заглушающий звуки падающей воды и поющих птиц, изменился. Гость тоже совершенно не узнавал себя.       Болтун сжал его напряженное плечо. – Брось, мы прошли весь этот путь не для того, чтобы повернуть, – гость неуверенно качнул головой и раскрыл ладонь, украшенную перчаткой из золотого узора, напоминающего созвездие. Замерцали синий, зеленый и фиолетовый огоньки, принявшие форму шахматных фигур. Он взял фиолетовую фигурку и покрутил между пальцев, а потом бросил в цветную кучку. – За четыре года многое изменилось. Томоко и Калли удивительным образом пережили поездку в Инадзуму, а мы стоптали все ноги в поисках брата Люмин и сборе Сердец. И ты, кстати, на моей памяти единственный, кто смог пробудить своё. Ну и что? Разве это что-то значит для вас? Если ты разлюбил её, я не стану тебя винить, Скар. – Не говори ерунды, – негромко ответил он, играясь с фигурками богов так, точно они были безделушками, но молодой человек чувствовал, как заключенная в них мощь касается его души. – Даже через сотню лет я буду любить Мону, но я не уверен, что после всего, она вспомнит обо мне. – Напоминает мне кое-что из прошлого, – рыжеволосый мужчина провел ладонью по собранным волосам и устремил взгляд в голубые небесные просторы. – Я не рассказывал тебе, как тяжело мне было смириться с твоей смертью и оставить тебя, чтобы уехать в бесконечное путешествие. Целый год я скорбел по тем, кого потерял, сожалел из-за ужасов, на которые обрек своих братьев и сестру – это был чертовски длинный год.       Мы с Люмин были то там, то сям, но оба не в лучшем состоянии, чтобы продолжать путешествие, поэтому вернулись в Натланту. И знаешь, когда Сайера сообщила, что ты очнулся, что благодаря древнему огню твоя жизнь не оборвалась, мне было откровенно плевать на весь тот год, на то, как я изменился, каким ошарашенным и подавленным был ты, потому что… – он неловко пожал плечами, – ты был жив – и это всё, что имело значение. – Не было ни дня, что бы я не вспоминал ту ночь. Тот ночной кошмар, – признался хмурый парень, громко вздыхая. Он взмахнул рукой, и фигурки развеялись цветными бликами. – Но порой мне казалось, что она рядом. Иногда я слышал, как Мона зовет меня, иногда – как касается руки, и очень редко я видел её. – Думаешь, это было волшебство? – Не уверен в том, что это было, но знаю: всё это настоящее, – потому что она тоже изменилась. Не только внешне, но и внутренне. – Ну да, четыре года в обществе древнего божества может сказаться, – его собеседник поднялся, стряхивая несуществующую грязь с колен и повернулся. – Но, Скар, такая любовь, как у вас, бывает лишь однажды и никакие боги и расстояния её не разрушат. Так что хватит сидеть и хандрить, нам пора напомнить Великой Колдунье Севера, кто её друзья и что пора вернуться домой. Ты согласен?       Мгновение молодой человек, черты лица которого возмужали, потеряв былую нежную и осторожную очаровательность, но сохранившие изящность востока и величие божества, создавшего его, и обретенного в сердце, наблюдал за эмоциями своего товарища, за искрами в голубизне глаза и неугасимой верой в него, в них всех, а затем ударил своей ладонью его ладонь и поднялся. Темные молнии скользнули между пальцев, встретившись в крупицами воды. – А ты-то не боишься вернуться на Родину? – Моя Родина там, где моя семья, – мужчина похлопал его по спине и отправился по направлению к особняку, из которого уже слышался женский голос, полный угроз, вызывавшие у него только веселье.       Скарамучча шагнул было следом, но подметил под ногами белую каплю. Он отпрянул, а сквозь камень дорожки пробился цветок, раскрывший свой острый бутон и показавший солнцу мерцающие серебром светлые лепестки с желтым ядрышком. Раскрыв ладонь, путник узнал в золотых узорах на коже очертания цветка. И тихий, суровый женский голос скромно коснулся разума – легко, точно треск ветвей:       «Знаешь ли ты, что значат белые альстромерии, мальчик? Это цветы, прорастающие из самих артерий земли. Они расцветают, лишь когда мир признает равенство двух душ, соединенных звездами». – Скар, ты идешь? – Да-да, прекращай орать. Всех птиц перепугал!       Он перешагнул цветок, оглянулся на него, чтобы увидеть, как ветер качает его стебель, и побежал за неугомонным, кричащим на весь сад товарищем. Шум стих, а сад снова погрузился в идиллию весеннего, рожденного из пепла зимы дня.       «Будь рядом с ней, раз я не смогла...»       Точно картина на небесном покрывале, вышитая золотыми нитями и умелыми, нежными женскими пальцами в ожидании времен, когда пути их снова пересекутся.       И где-то белому цветку среди снегов кто-то улыбнулся, с любовью проронив: – Я жду, когда ты вновь найдешь меня, мой шторм и вечные звезды.

Конец.