Последний герой

Было ли в Кузнечике что-то особенное? Выделял ли ты его среди остальных младших? И если да, какие на то были причины? Две мечты да печали стакан мы, воскреснув, допили до дна. Я не знаю зачем тебе дан, правит мною дорога-война. Ты не плачь, если можешь прости, жизнь не сахар, а смерть нам не чай... Мне свою дорогу нести, до свидания, друг, и прощай. Это все, что останется после меня, ДДТ Мальчишка болтает в воздухе ногами, все еще продолжая драться. Было бы смешно, но Черепу скорее грустно: железными руками малек не машет, не пытается, как все поймать ими равновесие. Они — чужие и неживые — бесполезно висят вдоль тела. Железяки эти бережет, не себя. И все же: рвет за своих, хотя ненавидеть совсем не умеет. Молодец?.. «Кузнечик, — думает Череп, — ее любимчик». Ведьма говорит Черепу, что мальчишка напоминает ей самого Черепа. Не сказать, что это радует их обоих. Воевать Кузнечик, наверное, тоже не хочет, но станет… На войне своих не бросают. И бить научится, редко — ногами и головой — но его удары будут помнить. «Смешные и странные они растут, — думает Череп. — Они подсматривают за нами, они попадают в наш мир, запоминаются… Некоторые даже "ходят" уже! Может повезет, они будут лучше нас? Справятся? Или вот сейчас мы смотрим на их раскол, точку невозврата?» Череп оглядывает остальных мальков, он знает не всех, но те, что у всех на слуху, горят ярче других. Череп привык никого не выделять: ни из своих, ни из Мавровых. Кроме нее… Но есть такие люди, их и выделять не нужно — они как-то сами. Череп смотрит на них, сбитых в стаю, взъерошенных, в синяках, ссадинах и рваных футболках: они все на одной стороне. Череп почти улыбается. Кузнечик, наконец, понимает, что все закончилось, замирает, не смея обернуться, и Череп сам поворачивает его к себе. — Ну что, успокоился? Кузнечик, возвращенный на бренный пол, пошатывается, то ли просто, то ли из-за того, что не знает, как уравновесить себя этими безжизненными руками. Череп ловит его за плечо, дает опору. — Я не знал! — лепечет Кузнечик. — Чего ты не знал? — удивляется Череп и смотрит в глаза Кузнечика. Глаза у него зеленые, как лес, странные… глубокие, зовут, тянут в себя, хотят знать все. Череп не отстраняется: малек еще не умеет пользоваться своими силами. Да и, если узнает, что… Пусть бы. Главную тайну Череп уже ему доверил: вырванные из тетрадей листы, испещренные признаниями и нежностью. Ведьма. Ее глаза — та же пропасть… Щепка торопливо, но умело загоняет мальчишек в комнаты. Череп оборачивается, уходя. Мальчишки копошатся, переговариваются. Среди них торчит светло-рыжая голова. «Это вокруг него они идут,» — понимает Череп. Ему бы удивиться, ведь есть же Слепой и Волк. Но "идти за» и "идти вместе" отличаются, Череп знает об этом все. А мальки, хоть и не понимают, уже идут вместе с Кузнечиком. Наверное, виной всему его глаза, хотя нет — не девица. Все же характер. Кузнечику место в старых добрых сказках, а не здесь. И все же здесь он удивительно на своем месте. Рядом с ними. Рядом со странным необыкновенным Слепым. Слепой тонко чувствует… другого любимца Лося? Или друга? В отличии от дикаря Волка, который не верит ни в какие силы и низвергает авторитеты. Но и этот оторванный и неуправляемый пацан неизменно рядом с Кузнечиком. Как и невыносимый во всех смыслах Вонючка. Кузнечик нравится даже Седому. Череп бережет этого малька. Чувствует — для Ведьмы. А дальше предпочитает не думать, потому что его мысли заполняет она.