Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

- Яков... Платонович, вы? - Я... не мог не прийти. - Но как же вы угадали, что я дома? - Следовало бы сказать, что методом дедукции, но это было бы неправдой. ...Я только что был в больнице, но там вас не оказалось. Доктор в курсе ваших вчерашних ...приключений, посему пребывал в полной уверенности, что вы сегодня не придёте. Это и подтвердила ваша записка, что принёс ему посыльный. - Но как же ваша работа? Я думала, что вы сегодня будете заняты делом Анфисы Лужиной. - Лужиной вполне успешно занимается Антон Андреич. У меня же есть иное дело. Поважнее. - Важнее вашей работы? Что я слышу? Да, Яков Платоныч, вы весьма переменились. - ...Вы меня дразните, Анна Викторовна? - Что вы, разве я могу? - По-моему, да. Но это неважно. Просто мне столько нужно вам сказать. Я и так слишком затянул с визитом к вам. - Это правда. Я ждала вас несколькими днями ранее. - Но вы ведь знаете, что... - Знаю. И да, я вас немного... дразню. Не обижайтесь, пожалуйста. Хотите чаю? - Чаю... а, чаю! Да. Нет. ...Мне всё равно. Я пришел к вам, чтобы... Чтобы, наконец, объясниться. Ежели ваши родные не будут против. - Вы застали меня нынче одну, Яков Платонович. - Вот как... Если это ...непозволительно, я... - Вы что, смогли бы уйти сейчас? - Вы не дали мне договорить. Я бы пригласил вас на прогулку. - А я бы не пошла. - ...? - Мне сегодня, в самом деле, немного нездоровится. - Простите, не подумал. Может, мне зайти завтра? - Хотите уйти? - Нет! Я - нет. Но если вы... - Я? А я вас не отпускаю. Извольте же следовать за мной.

***

Пока они вели этот лёгкий, с шутливыми нотками разговор , в передней появилась Домна, помогла Штольману освободиться от пальто и забрала котелок и трость. Анна распорядилась, чтобы та подала им чаю в маленькую угловую гостиную, куда и проводила своего гостя. Экономка совсем скоро принесла всё необходимое и накрыла на стол, после этого Анна показала ей глазами на выход. Домна сдвинула брови. Анна нахмурилась в ответ. Домна вздохнула и вышла прочь, притворив за собою дверь. Анна повернулась к столику, переставила вазочку с вареньем в середину стола, перенесла с буфета фрукты. После налила чаю в изящную чашку, придвинула её к Якову и замерла: на её пальцы легла его рука. - Оставьте это, Аня. Он потянул её присесть, и она опустилась на стоящий рядом с ним стул. Руку её он не отпустил. - Тогда, четыре года назад… Она выпрямилась и тихо произнесла, глядя ему прямо в глаза: - Четыре года и три месяца. Он запнулся, потом прижался губами к её запястью и глухо произнес: - Как же я мечтал об этом. Все эти годы. Чтобы вы, …я. Чтобы мы, наконец, свиделись. Чтобы держать вот так вашу руку, чтобы просто смотреть на вас… Осязать. - Я тоже, - едва слышным эхом откликнулась она. Он поднял голову: - Я должен рассказать вам... В ту ночь я… мне не стоило уходить от вас. Я должен был дождаться вашего пробуждения, а не оставлять вас одну. Я бы понял, ежели бы вы не захотели более видеть меня. Но случилось так, как случилось. Он чуть помолчал, весь как-то подобрался и, отпустив её руку, начал - глаза его, глядящие куда-то мимо неё, немедленно сделались больными, а черты лица заострились, закаменели. - Вы тогда задремали, мне же было не до сна. Чтобы вас не побеспокоить, поднялся, принялся ходить по комнате. Столько мыслей было в голове. Возле двери номера заметил записку. Мой филёр, - да вы виделись с ним в тот вечер, - предупреждал в ней, что только что инкогнито в городок прибыл господин Варфоломеев. Мне необходимо явиться сей же час на конспиративную квартиру, где меня ожидают. Я быстро оделся. Хотел, было, оставить вам записку, но передумал. В конце концов, я не знал, зачем меня вызвал Владимир Николаевич. В зашифрованном донесении, отосланном по телеграфу другим моим сотрудником, я передал почти всю информацию, что я собрал за этот год. Кроме… - Папки? – тихо спросила Анна. Он перевел на неё взгляд – глаза его загорелись тёмным огнем: - Вы… сохранили её? - Ну, конечно, - кивнула Анна. – Я принесу её... Она сделала движение встать, но Штольман жестом остановил её: - Чуть позже. Сначала я расскажу вам всё…, что смогу. Анна осталась на месте, а он, вновь отведя глаза, продолжал, вспоминая. - Так вот. Как вы знаете, я выполнял здесь особое поручение полковника Варфоломеева. Была большая вероятность, что моя тайная миссия в Затонске завершится здесь и сейчас. Я освобожусь не только от данного мне задания, но и от опалы, а, значит, получу возможность вернуть мою прежнюю жизнь. Хотя я всерьёз собирался оставаться здесь, когда ордер на мой арест аннулируют, в чём я нисколько не сомневался. Дальнейшую же свою жизнь собирался связать с вами, поскольку..., - он перевел на неё вновь потеплевшие глаза, - поскольку после той нашей ночи почел за честь считать вас своею женою перед богом, а впоследствии собирался объявить таковою и перед людьми. Я не собирался исчезать так надолго, Аня. Верьте мне. Вместо ответа она ласкающим жестом положила ладошку на его напряженно сжатую кисть. Пальцы его расслабились от этой короткой ласки. Он помедлил минуту, наслаждаясь теплом её ладони, потом вновь выпрямился и сцепил руки в замок на скатерти. - Я выскользнул незамеченным из гостиницы. На углу меня ждал филёр. Спустя четверть часа мы, пройдя темными проулками, вошли в конспиративную квартиру. Владимир Николаич выслушал мой доклад, после сообщил, что тот человек, которого я здесь негласно охранял, английский учёный Браун, по имеющимся у Варфоломеева сведениям, отправляется нынче ранним поездом из Твери. От меня требовалось проследить, чтобы он непременно сел на этот поезд. За Брауном будет послан один из сотрудников службы охраны. Описание этого человека мне предоставили. Я должен был отследить и этого сотрудника, после доложить, что Браун и его соглядатай отправились в дорогу. На этом миссия моя должна была быть окончена. После выполнения этого задания мне предписано было вернуться в Затонск, где вся операция была бы завершена в тот же день. Но на случай, ежели что-то из этих пунктов плана нарушилось бы, мне были даны определенные инструкции. Я наскоро изучил материалы операции: поезд из Твери отходил рано утром, и времени оставалось совсем мало. У дверей я распрощался с филером. Тот должен был отправиться в гостиницу в моей одежде и отвлечь внимание слежки, ежели таковая случится. Сам же я встретился со вторым филером, который исполнял только мои указания, не ставя в известность ни первого филера, действующего строго в интересах господина Варфоломеева, ни самого полковника. Я не был уверен, что всё в Твери пройдет по плану, потому наскоро набросал вам записку, чтобы вы не волновались, вложил её в ту злосчастную папку и передал своему филёру, уведомив, что ежели я не явлюсь в наше условленное место, чтобы он шел прямо к вам и отдал вам папку с письмом. Искать эту папку у вас не стали бы. Я подстраховался, подготовив копию этой опасной папки, вложив туда часть бумаг, совершенно бесполезных без материалов первой папки, что передал вам филёр. Копию папки он должен был подбросить... заинтересованным лицам. Он опустил голову, потом вновь поднял глаза на Анну, которая сидела, замерев, волнение выдавали лишь судорожно сцепленные на коленях кисти рук. - Я должен был вернуться к вам тем же утром. Но... всё пошло не так. Браун с его помощником к поезду не явились. Зато тот человек, тайный соглядатай, в вагон сел, причем заскочил перед самым отправлением. Предупреждать его я не имел полномочий, да и не успел бы: поезд немедля тронулся. Потому я сразу же отправился на телеграф, чтобы отправить донесение господину полковнику. Я срезал путь, чтобы пройти короткой дорогой и вдруг в проулке между пакгаузами заметил быстро удаляющуюся троицу. И всё бы ничего, - мало ли какие люди слоняются возле железной дороги. Вот только господин, что был едва ли не зажат двумя дюжими молодцами с двух сторон и двигался странной заплетающейся походкой, был мне слишком хорошо знаком. Это был не кто иной, как тот самый господин Браун, что должен был сейчас мчаться в поезде в сторону Москвы. Мне ничего не оставалось, как проследить за ними. Яков потер лицо ладонями и, откашлявшись, продолжал краткими рублеными фразами, всё убыстряя повествование, словно пытаясь избавиться побыстрее от неприятных воспоминаний. - Я отправился за ними следом. Они сели в закрытую карету. Брауна втолкнули, сами сели с двух сторон. Нашел извозчика. Следовал за ними. Потом, когда меняли лошадей на станции, отправил телеграмму полковнику. В общем, погоня длилась довольно долгое время. Проследил за ними до Ревеля. Там, наконец, появился связной от Варфоломеева, привез инструкции. Я должен был продолжать слежку определенное время, пока за ним не явятся мои сменщики. Тем же вечером в доме, где находился Браун, возникла подозрительная суета. Я подождал некоторое время, потом, подобравшись ближе, заглянул в окна первого этажа. Там было тихо и темно. Я проник в дом. Там обнаружил только задушенного Брауна. Наскоро обыскал комнату. Никаких бумаг, никаких документов, - ничего. - Штольман замолчал, потом потер ладонью затылок. - Уйти я не успел. Ворвалась полиция, и меня задержали возле трупа. Предъявили обвинение в убийстве. Препроводили в тюрьму. В ней я провел долгие три с половиной года. Потом меня разыскал Варфоломеев и сумел вызволить. Уже позже я узнал, что тот человек, - связной, - был предателем. Получив всю информацию от меня о местонахождении Брауна, убрал обоих: и его, и ...меня. Штольман поднялся и прошел к окну, сцепив руки за спиной. Потом глухо проговорил: - Если бы... если бы только знать, к чему всё это приведет, я... я бежал бы прочь и ... Чушь! - перебил он сам себя. Анна вздрогнула от резкого возгласа. Видно было, что этот спор сам с собой он ведет не в первый раз. И не приходит к единому мнению. А ещё она поняла, как же ему больно, невероятно больно от этих раздирающих его надвое сомнений. Анна поднялась и, приблизившись к нему, положила тёплые ладони на сведенные судорогой плечи. Яков, вздрогнув, немедленно развернулся к ней и притянул к себе с такою силою, что она сдавленно охнула. Он же словно и не заметил этого, сжал её затылок в ладони, прижался к её лицу, вдыхая её запах, потом нашел губами её губы и поцеловал с неутолимою жадностью. Она же, не замечая своих слез, отвечала ему с тою же страстью. Жар, исходивший от него, проник внутрь, туда, в самую серединку сердца, где когда-то был кусок льда. Боже мой, мимолетно удивилась она: ведь она почти забыла об этом проклятом, вечно сопровождавшем её холодном кристалле с острыми краями, что так ранил её все эти годы. И вдруг оказалось, что никакого льда там нет. А она даже не заметила, когда же, когда он растаял, исчез. Может быть, когда Яков поцеловал её тогда, в первый раз после столь долгой разлуки в её крошечном кабинетике, отшвырнув свою неизменную трость, от которой на углу деревянного шкапчика оказалась кривоватая вмятина, и она, обнаружив её после, с тихим смехом погладила кончиками пальцев. А, может быть, тогда, в лесу, когда он шептал её имя с таким чувством, что ей хотелось вечно лежать в его объятиях, даже пусть под боком была холодная земля. Господи, как же истосковалась она по нему, как же ей хотелось взъерошить его всегда аккуратно причесанные волосы, которые так щекочут сейчас ладошку. Как же хотелось ей испытать... тот восторг, что она ощутила тогда, в их единственную ночь, как же ей его не хватало! Яков вдруг остановился и, тяжело дыша, прижался лбом к её виску и вдруг проговорил те же слова: - Аня, как же мне вас не хватало. Они ещё постояли долгую томительную минуту, нежно прижимаясь друг к другу, после Анна высвободилась из его объятий и пригладила волосы. - А что про других …наших общих знакомых? Вы расскажете? Что стало с Элис? - Она рассказала всё, что знала о работе отца, а после вернулась в Англию. - А князь Разумовский? Вы узнали, кто его убил? - По данным следствия - Жан Лассаль. У меня есть сомнения в этой версии, но это уже не важно. Тем более что Лассаль исчез после той истории. Анна отвела глаза и тихо выговорила то самое имя: - А …Нежинская? - Ей предъявили обвинения в шпионаже в пользу Англии, - тихо и без эмоций начал он. – Приговорили к смертной казни через повешенье. В последнюю минуту казнь заменили каторгой. Но она потеряла рассудок. Была помещена в тюремную больницу, …там повесилась. В голове возник тонкий звук. Захотелось зажать уши, и Анна потрясла головой. Потом подняла глаза на него и проговорила безжизненным тоном: - Вы …любили её? Яков ответил ей серьезным пристальным взглядом: - Думал, что любил. До встречи с вами… с тобой. Поэтому я выжил …там. Поэтому я здесь. Поэтому я хочу спросить… Что он хочет спросить, Яков сказать не успел. В доме послышался шум, голоса: высокий – мамин и низкий – Домны. Анна развернулась к двери, которая распахнулась: на пороге стояла Мария Тимофеевна. Выражение её лица не сулило ничего хорошего.